Подписанные фотографии с барахолок

4131 продолжение

Николай Антонов

тут

alexgrin написал:

[q]

4132
Яков Антонов
1893
фотограф Сабин-Гусс, Петербург
тут

[/q]

Он же 3933 https://forum.vgd.ru/post/86/84759/p3507833.htm#pp3507833Там ещё 2 стр Гарднеров-Векстернов-Пистолькорсов.

alexgrin написал:

[q]

К номеру №4001
все-таки Надежда Антонова
тут
и тут
тут
тут
тут

[/q]

https://forum.vgd.ru/post/86/84759/p3549726.htm#pp3549726

"Со старшим братом мамы Яковом учился Леонид Андреев. Они были очень дружны, и Андреев часто бывал у них в доме. Андреев и мама полюбили друг друга, и Андреев сделал маме предложение, но бабушка категорически отказала. Маме было всего 16 лет, да не только мамин возраст играл тут роль, бабушку пугал характер Андреева, его выходки, любовь его выпить. Например, был такой случай: на пари он лег на шпалы между рельсами под проходящий поезд. В “Орловском вестнике” от 9-го сентября 1895 г. появился рассказ Андреева “Он, она и водка”, где без указания имени героиней рассказа была выведена мама, а тема — неудачная любовь, родные девушки не позволяли ей даже встречаться с героем рассказа. Прочтя этот рассказ, мама спрятала газету, чтобы она не попалась в руки матери, а бабушка, прочитав газету, спрятала ее, чтобы она не попала в руки дочери.
По окончании мамой гимназии семья Антоновых переехала в Москву, где в это время Леонид Андреев учился в Московском университете. Андреев повторил свое предложение и вторично получил отказ. Отказ очень огорчил Л. Андреева, но не мог заглушить в его душе любовь к Надежде Александровне.
В дневнике Л. Андреева, начатом 27 марта 1897 г., много страниц посвящено Надежде Александровне Антоновой. “Четвертый дневник начинаю я во имя Надежды Александровны, — писал Л. Андреев. — Значение этой любви для меня громадное. Она — единственный смысл моей жизни” (дневник № 4 хранится у И. С. Зильберштейна).
В 1899 г. мама вышла замуж за моего отца Алексея Николаевича Фохта, но любовь к Андрееву не угасала. После развода матери с отцом была попытка к сближению с Л. Андреевым. Мама с овдовевшим Леонидом Николаевичем в начале 1907 г. уехала в Италию на Капри, куда его пригласил Горький. Но недолго она с ним прожила, он страдал запоем, она не могла с этим смириться и ночью, когда он спал, ушла от него. По окончании запоя они вместе вернулись в Москву. Эти запои у Л. Андреева вызывались мучительной душевной тоской, которая периодически им овладевала, он называл это состояние “г-жой Т.” В его письмах к маме (а они переписывались до самой его смерти)* часто повторяется фраза: “Я был болен, опять меня посетила г-жа Т.” Одно из писем Л. Н.: “Наденька! Я потому молчу, что отношение мое к тебе все утыкано противоречиями. То я совсем не думаю о тебе, то чувствую дружбу — а то очень много думаю, больше, чем полагается для истинного христианина, злюсь от глупого желания тебя обнять. Всю жизнь мы живем с тобой в какой-то неправде. Когда прежде мы жили отдельно, и ты отвратительно вышла замуж — это была неправда. Потом, очень недолго, мы пробовали жить вместе и близко — опять вышла неправда. Говоря по правде, мы ужасно сглупили: поторопились увидеться и все прочее. Получился диссонанс и кривизна, сон отравил действительность — хотя и не убил ее. Теперь мы опять живем отдельно и друг другу чужды — и опять неправда. Да, я хочу увидеться с тобою, и это ничего не стоит сделать... но увидеться? Скажи мне, Надя, когда мы виделись с тобой в Орле, — ты любила меня немного? И вообще любишь ты меня (о, Господи, немного!) или это я один чувствую неправду, а ты великолепно насладилась, стала равнодушна, спокойна, ничего антихристианского не хочешь?
Меня взлохматило то, что ты тогда в августе не приехала сюда — я обозлился. Потом ты написала два кислых дружеских письма — очень мне нужна твоя дружба! И вот что скажу тебе, Надя: или лучше нам с тобой совсем не видеться, или...!?!
Вот ты и ответь мне, Надюшенька, беленькие зубки, которые мне отчаянно хочется поцеловать — ответь, а я подожду ответа. У тебя умная и хитрая голова: ты можешь пока ответить мне только принципиально . Тогда я приеду — тоже принципиально. А пока буду молчать, злиться и ждать, и думать о жестокой бессмыслице наших отношений.
Подумай, Надя: наступит время и мы оба умрем и из нас вырастет лопух, и никому не будет дела до этих двух покойников под крестами: падали они или не падали. А еще до смерти наступит худшее: старость, холод, бесплодное и одинокое сожаление.
Вот тебе сказочка, сочинил сейчас для нас с тобою. Была белочка с беленькими зубками, смеялась потешно, и послал Бог белочке орешек — кушай, белочка! А белочка была благоразумна и говорит: сейчас скушаю, а что потом будет? — Нет, лучше спрячу я орешек до черного дня.
Спрятала орешек и только любуется им по воскресеньям. Но вот наступил и черный день, вынула белочка орешек с упованием — а разгрызть-то и нечем!
Если это и не мудро, то достаточно выразительно. До свидания, Надечка моя милая — целую тебя принципиально, очень крепко, очень безнравственно, очень мудро и очень, очень безнадежно. Ответь мне по совести. Твой Л.”.
Удивительно, что в эти периоды тоски написаны Андреевым лучшие его рассказы, например: “Рассказ о семи повешенных”.

Фохт-Ларионова Т. Воспоминания Т. Фохт-Ларионовой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2001. — [Т. XI]. — С. 643—661.

4134

Елизавета Степановна Лукьянова

тут

4136

не разберу
фотограф Бабиков, Чистополь

тут



30041965 написал:

[q]

"На добрую память дорогой племяннице Александре Фёдоровне Васильевой от В.Огаркиной"

[/q]