РУССКИЙ ХАРБИН (Harbin Russians...To remember)

>> Ответ на сообщение пользователя Harubin от 20 октября 2020 21:23

Спасибо большое!


Очень лиричный и трогательный текст, несмотря на двойной перевод

>> Ответ на сообщение пользователя Gul от 18 октября 2020 20:00

Поездка в Харбин

https://youtu.be/rKhF_hP6dec

Слова Соносукэ Сато, музыка Ицуро Хаттори, исполняет Таро Шоджи

***
Вечерние танцы в кабаре,
Одинокая девушка,
Это фиалка или цветок акации?

Саке сияет, пылает плита
Серебряный самовар весело пыхтит
Я стану петь, играя на балалайке
Найму извозчика и поеду домой

«Хорошо», «хорошо», мы мчимся по ночной Китайской, усыпанной снегом.
Завтра мне предстоит расставание с северным небом.
Но сегодня – снег за окном,
Давайте слушать баркаролу (песню гондольеров) Волги.

«Харбин — город белогвардейский»

В продолжение темы образа Харбина в русской советской литературе. Город появляется на страницах книги Владислава Гравишкиса «Гвардии Красной сын» https://biography.wikireading.ru/286106

Собственно, с Харбина повесть и начинается:

«Еще в детстве Сережа приставал к матери, Анне Михайловне, с расспросами:
— Мам, а куда все буржуи подевались? Где теперь живут?
— А поразбежались. Много, слышь, в Китай ушло. В Харбине живут.
— Харбин… Это далеко?
— Далеконько, сынок. Не скоро дойдешь.
— Они не вернутся, мам?
— Где уж теперь вернуться! Да и кто пустит…»

Вот что пишет о книге Гравишкиса О. М. Давыдов, сотрудник информационно-издательского отдела Челябинской епархии Русской Православной Церкви, в статье «Урал – Харбин: перекресток «геопоэтических» фронтиров», вошедшей в сборник «Любимый Харбин – город дружбы России и Китая»:

«На Южном Урале молчание о Харбине в официальной печати нарушила книга Владислава Гравишкиса «Гвардии Красной сын», увидевшая свет в 1950-х гг.

Детская повесть, мало соответствовавшая канонам соцреализма, пробилась в московскую печать во времена хрущевской оттепели, сделалась на время культовым явлением, однако затем была прочно забыта (ибо не содержала антисоветской крамолы, но лишь имела новаторскую форму). Автор её, скромный библиотекарь, писал о себе: «из-за плохого зрения не смог работать плотником, устроился избачом, так и привык к книгам».

Главный герой повести Витя Дунаев, прообразом которого послужил Федя Горелов – молодой житель города Миасса, всю жизнь одержимый местью местному золотопромышленнику Шмарину за гибель в шахте отца, но сам казнённый колчаковцами как террорист. Почти банальная, хотя и трагическая история превращается под пером Гравишкиса в квазирелигиозный эпос: герой проходит инициацию, готовящую его к будущей мести, невесть откуда взявшийся балтийский матрос учит его творить чудеса во имя строительства нового мира, наконец, герой погибает за коммунистическую идею.

Однако справедливость должна восторжествовать. И в повести Гравишкиса появляется «апокалиптический финал»: младший брат Виктора – Сергей Дунаев в звании лейтенанта попадает в 1940-х гг. в Харбин и встречает там сына главного антагониста – Николая Шмарина. Сын буржуя называет себя «китайским» именем Нико Шмари. На самом деле китайского значения у этого звукового набора нет, зато возникает масса русских омофонических ассоциаций (со словом «кошмар» и т.д.).

Нико Шмари оставлен белогвардейцами, отчалившими на корабле прямо в Америку, в качестве шпиона против советских войск. Одет он типично для суперагента (серый плащ макинтош и так далее), однако ведёт себя достаточно странно. Взяв в лавке пачку сигарет, он расплачивается не монетами, а пулей, выстрелив в стоявшего за прилавком мальчишку – сына хозяина Ван Цоя. Ребёнок погибает, но злодея настигает русский лейтенант Дунаев, олицетворяющий «историческую справедливость».

Автор повести Владислав Гравишкис в Китае не бывал, однако, с большой вероятностью, пользовался рассказами эмигрантов, вернувшихся из Харбина. В его наивной книге впервые появляются образы и схемы, которые впоследствии лягут в основу «харбинского советского мифа». Это детали пейзажа – бедные китайские фанзы и одновременно русские вывески с ятями. Это известная дихотомия: трудящийся китаец – бродячий хунхуз. (…) Наконец, это советская вера в то, что свободу от социальных противоречий традиционного общества, компас прогресса китайскому народу принесёт именно победа социализма. «Советские врачи вылечат твоего сына», – говорит безутешному отцу через переводчика лейтенант. Но старик Ван Цой не верит в чудеса. Главное, чтобы не ушел от возмездия Нико Шмари: «Пусть его судит китайский народ». Суд выносит расстрельный приговор».

Ища образ Харбина на страницах русских советских книг, встретил одно любопытное упоминание.

Речь идёт о книге не художественной, но документально-исторической – военных мемуарах советского генерала Афанасия Белобородова «Прорыв на Харбин».

«Летом 1945 дважды Герой Советского Союза, генерал А. П. Белобородов был назначен командующим 1-й Краснознаменной армией 1-го Дальневосточного фронта, с которой участвовал в Маньчжурской Стратегической наступательной операции», – сообщают биографы.

«Прорыв на Харбин» содержит главу «В городе Харбине». О художественных достоинствах текста Белобородова предоставлю судить читателям, однако хочу обратить внимание на следующий пассаж (Белобородов рассказывает о том, как вступил в должность военного коменданта Харбина):

«Генерала Г. А. Шелахова я застал на рабочем месте. Один гостиничный номер превратился в приемную, другой – в кабинет. Народу тьма. Проводив очередную делегацию – каких-то священнослужителей в коричневых балахонах (не православных – это ясно), Шелахов сказал мне с облегчением:

– Принимай хозяйство, Афанасий Павлантьевич. Третью ночь не сплю, голова кругом идет. Кто только не побывал тут: буддисты, мусульмане, бывшие белогвардейцы, делегация харбинских парикмахеров, делегаты от универсального магазина Чурина, врачи, рикши, вагоновожатые, владелец игорного дома на Пристани, какой-то нервный субъект, отрекомендовавшийся дядей знаменитой гадалки Веры Грозиной, делец, сообщивший шепотом, что он может за сходную цену поставить бумагу с водяными знаками для печатания китайских юаней, и прочая, и прочая. Устал я. Вот нужные тебе документы, а я хоть сосну часок. Если надо, разбудишь».

Ба! «Знаменитая гадалка Вера Грозина»? Ведь это же та самая «Вера-хиромантка» из стихотворения Петра Комарова, которое я цитировал в одном из предыдущих постов:

Еще вчера она по ресторанам
Пустые коротала вечера,
Кляла чужбину хором полупьяным
И слушала Вертинского вчера,
Голодная, кидалась на приманку —
Не снизойдет ли божья благодать? —
Потом просила Веру-хиромантку
О будущем России погадать.

Белобородов каким-то чудом запомнил фамилию Веры – Грозина. Возможно, я недостаточно усердно искал, но Интернет «гадалку/хиромантку Веру Грозину из Харбина» не знает. В архиве БРЭМ фигурирует некая Пак-Грозина В. А., сведения онлайн отсутствуют (?).

Помимо Белобородова и Комарова, реальное существование в Харбине прорицательницы Веры косвенно подтверждает харбинка Лариса Кравченко в книге «Земля за холмом». Описывая события 1953 года, когда харбинские русские решали, куда уезжать из Китая – в СССР или в Австралию, Уругвай и т. д. – Кравченко отмечает:

«Опять пошли в ход знаменитые харбинские гадалки, о которых еще поэт Комаров писал, будучи в Харбине в сорок пятом: «…просила Веру-хиромантку О будущем России погадать…». Теперь Вера-хиромантка выясняет точно, что ожидает вас: дорога морская или дорога сухопутная? Причем делаются прогнозы на каждый вариант, и вы можете выбирать – куда ехать».

Впрочем, «Вера-хиромантка» в данном случае может быть собирательным образом, Кравченко выражается смутно.

Эти скупые сведения – всё, что мне удалось найти.

>> Ответ на сообщение пользователя Gul от 24 октября 2020 22:14

Благодарю Вас, Гюльнара.

С большим интересом прочитал статью. Мне кажется, Вы публиковали и другие снимки газетных объявлений с рекламой оккультных услуг; боюсь, что быстро не найду.

Вы правы – высока вероятность того, что Пак-Грозина В. А. и есть «Вера-хиромантка».

О деятельности Теософского общества в Харбине рассказывает автор книги «О судьбе изгнанников печальной» Владимир Александрович Слободчиков – «родился в 1913 г. в России, в дворянской семье и прошел через испытания 20-летней эмиграции в Харбине и Шанхае. Путь на Родину оказался для него своеобразным. Похищение в Китае, нелегальная доставка в Москву. Лубянка, Бутырка. А впереди были Чита, Саратов, Москва».

Прошу прощения за огромную цитату, возможно, она того стоит (описываемые события происходят в Харбине в середине 20-х гг.):

ТЕОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО

Один раз в две недели — по четвергам — у нас на квартире собиралось теософское общество. Оно не имело официального статуса и регистрации, да, по-видимому, такая организация в те времена в регистрации и не нуждалась.

В четверг собирались у мамы ее друзья (как в других домах собираются гости на журфикс: кто декламирует стихи, кто поет и играет на рояле, а кто играет в карты. Кстати сказать, у нас тоже в другие дни собирались мамины и папины друзья для игры в винт или преферанс). Теософов было немного — человек пятнадцать. Они в основном обсуждали произведения Елены Петровны Блаватской, создательницы теософского движения во всем мире, и последователей Блаватской англичан Анни Безант и Ледбиттера. Две книги Блаватской, «Тайная доктрина» и «Эзотерическое христианство», изучались и обсуждались на моей памяти в течение полутора лет. Эти книги тогда еще не были переведены на русский язык, и все присутствующие читали их в подлинниках, а затем обсуждали содержание по-русски. Я несколько раз при­ сутствовал на этих обсуждениях, но, признаюсь, ничего не понимал, и все же, странное дело, мне нравилось слушать сообщения о единстве религии, науки и философии, обдумывать мысли, которые волновали меня своей таинственной непонятностью. Тайны, раскрываемые Блаватской в христианской религии, были более понятны, но волновали еще сильнее мое формирующееся сознание.

Много времени уделяли теософы изучению произведений русских философов — Владимира Соловьева и Николая Федорова. Маме удалось приобрести десятитомное Полное собрание сочинений Владимира Соловьева. В это полное собрание не входили, к сожалению, стихотворения философа, которые меня особенно интересовали и которые были изданы отдельной книгой, но ни маме, ни мне так никогда и не удалось ее найти. Мама всегда
принимала активное участие в обсуждении вопросов, волновавших членов общества, а я, со своей стороны, удивлялся многогранности и широте маминых подходов. Обсуждения, как правило, вел Григорий Алексеевич Акимов. Удивительной была его способность читать сразу по-русски сочинения философов, написанные на французском языке.

Папа никогда не присутствовал на заседаниях теософского общества, так как был занят своими делами, а бабушка иногда приходила, но вопросы теософии ее не интересовали. У нее были другие интересы. Она рассказывала, что в ее молодые годы почти вся русская интеллигенция увлекалась спиритизмом, и она не избежала этого увлечения. Это увлечение она привезла и в Харбин. По ее просьбе папа купил круглый столик на трех ножках, и она привлекала кого-нибудь из гостей или соседей, а иногда и нас, детей, для участия в сеансах с вызовом духов. Мы не очень увлекались этой забавой, но, признаюсь, все это было довольно интересно.

По указанию бабушки мы клали на столик руки, создавая из них непрерывную цепь, и столик одной из своих трех ног начинал выстукивать слова, которые присутствующие составляли из букв, произнося их в алфавитном порядке (на какой букве столик останавливался, значит, эта буква входила в состав сло­ва). Духи в совершенстве владели русским языком и хорошо знали русский алфавит.

Забава забавой, но иногда происходило нечто, что заставляло задумываться. Так, бабушка рассказала, как во время сеанса у них в Александровке перед довольно большим числом людей столик поведал кое-что странное.

Среди гостей присутствовал мамин крестный, сосед по имению Александр Михайлович Михайлов. Он не был участником сеаанса, но, говорит бабушка, неожиданно подошел и положил свою большую ладонь на столик, сказав: «Посмотрим, кто из вас тут качает стол». Столик вдруг выстукал: «Безухий к тебе привел». Александр Михайлович отдернул руку, как будто обжегся, а участники сеанса стали обсуждать непонятную фразу, предполагая, что это был дух Пьера Безухова из романа Толстого «Война и мир». Михайлов не стал ни с кем говорить, а попросил позвать его кучера и тут же уехал домой.

Долгое время этот случай был объектом пересудов и оставался непонятным до тех пор, пока не узнали, как всегда бывало в барских домах, через прислугу, ужасную вещь: Михайлов не был женат, он жил со своей родной сестрой Верой, которая трижды родила ему ребенка без ушей. Александр Михайлович, этот милый и хорошо воспитанный человек, собственноручно душил родившихся уродов, а трупики выбрасывал в Волгу. Никто из участников спиритического сеанса, по уверениям бабушки, не мог этого знать. Михайлов на следующий день после того, что случилось в Александровке, уехал неизвестно куда. Мама рассказывает, что во время ее поездки в Европу она на Лионском вокзале в Париже в толпе ожидавших поезда вдруг увидела своего крестного. Она бросилась к нему, но тот, явно заметив пробивавшуюся к нему крестницу, надвинул на лицо широкополую шляпу и, замешавшись в толпе, исчез. С тех пор никто ничего не знал о нем. В имении осталась доживать свою жизнь одна Вера.

***

Рекомендую книгу Слободчикова – содержит богатый харбинский материал.