Яренский уезд

Половники.
В северной России так назывался класс крестьян, всегда сохранивший право перехода. В пределах
северной и частью средней полосы России половничество, как особый вид аренды пахотных земель и угодий, был в XIV—XVI вв. явлением очень распространенным. С конца XVI в. половники встречаются только в области поморских городов(в губерниях Архангельской, Олонецкой, Вологодской, Вятской и Пермской), в середине XVIII в. — лишь в провинциях Вятской и Велико-Устюжской да несколько человек на землях города Архангельска, а в первой половине XIX столетия — уже только в четырех уездах Вологодской губернии (Устюжском, Сольвычегодском, Никольском и Яренском). Сколько-нибудь обстоятельные данные сохранились лишь о половниках Поморской области, где они были многочисленны. Из переписной книги 1678 г. по Усольскому (Сольвычегодскому) уезду видно, что из 3916 дворов этого уезда половников было 1064 двора. Поморские половники были мелкими срочными арендаторами, сидевшими на монастырских, церковных и частновладельческих землях. Условия половничества, поскольку они выясняются из порядных допетровской эпохи, сводились к следующему. Двор с пристройками давал землевладелец, орудия и скот принадлежали половникам, семена доставлялись или сполна половниками, или половина — ими, другая половина — землевладельцем. Хлеб делится мерой на гумне: половина (иногда 1/3 , иногда 2/5) поступает в пользу половника (третчика) "на семена и на работу", половина (2/3, 3/5) — в пользу землевладельца "на землю и на разрубы". Также пополам делится, кучами, и сено. Для дележа хлеба и сена половники обязан были приглашать владельца, который имел право выбирать лучшую половину. Половник обязывался ничего вновь построенного им не сносить с земли и не увозить, когда он станет сходить. Внося арендную плату натурой, в виде части урожая, половник от землевладельца получал денежную плату за "приряд", т. е. за целый ряд условленных хозяйственных работ. Таким образом, в половниках мелкий арендатор-землепашец нередко смешивался с наемным рабочим. Выполнение обязательств со стороны половника обеспечивалось неустойкой (заряд, застава), или поручительством, или же тем и другим совместно. "Всякие государевы подати" обычно уплачивались за половника землевладельцем. К отбыванию тягла половники привлекались частью наравне с крестьянами черных волостей, частью особо, "кроме волостей". В последних случаях земли, населенные половниками, выделялись в особый податной округ, что нередко обусловливалось или сопровождалось различными податными льготами, предоставленными владельцам (монастырям, церквам). На севере России большинство более или менее крупных хозяйств сложилось постепенно, путем медленного сосредоточения в одних руках мелких крестьянских участков. Непомерная тяжесть государственных налогов и повинностей вынуждала черносошных крестьян закладывать свои земли, и дело кончалось тем, что они окончательно переходили в руки заимодавцев, а крестьянин из самостоятельного хозяина превращался в срочного арендатора и поступал в порядчики или половники, нередко на свой же прежний участок. Различие между этими двумя типами арендаторов сводилось к тому, что порядчики сами платили государственные подати и вносили в пользу землевладельца не часть урожая, а денежный оброк, или празгу. Половники большей частью заключали договоры с "подмогою", которая выдавалась им от землевладельца хлебом и деньгами, в размере от полтины до 20 руб. К выходному сроку подмога эта подлежала возврату; при несостоятельности заключалась новая порядная на новый срок. Такая отсрочка еще более связывала половника с хозяином и делала для него выход все более и более трудным. К концу XVII в. в поморских уездах была подготовлена та почва, на которой в центральных уездах Московского государства сложилось крепостное право. Препятствием к распространению крепостного права на половников явились петровские меры против их закрепощения, стоявшие в связи с особенностями землевладения в поморских уездах. Когда при производстве первой ревизии оказалось, что многие половники не попали в перепись, то велено было условиться с местными обывателями, "каким бы образом лучший способ учинить, чтобы оные, переходя с места на место, подушного сбору не избывали". Владельцы на вопросы переписчиков объявили, "чтобы тех половников укрепить за ними, как за помещиками". Ходатайство это не было удовлетворено только потому, что владельцы поморских уездов не могли быть приравнены к помещикам. Только архиерейские кафедры да немногие монастыри находились здесь в положении привилегированных землевладельцев, владевших имениями в силу пожалования. Громадное большинство владельцев, на землях которых сидели половники, состояло из посадских, приказных, даже черносошных крестьян-мироедов, которые овладевали черносошными землями обезземеленных крестьян по закладными купчим крепостям и иным актам. Землями этими они беспрепятственно пользовались, даже отчуждали их, но правительство (до 1845 г.) не признавало за ними права полной собственности на эти земли, так как черносошные (государственные) земли могли быть приобретены лишь пожалованием, и неоднократно делало даже попытки отписать эти земли в казну. Не находя поэтому возможным прикрепить половников, сидевших на землях таких владельцев, которые и сами были людьми черными, правительство ограничилось тем, что указом 1725 г. ограничило право перехода половников пределами одного уезда и сам переход половников от одного владельца к другому обставило формальностями. Половник мог жить сколько хотел за тем владельцем, на земле которого его застала перепись; о переходе его от одного владельца к другому оба последние должны были доносить земскому и полковому комиссарам, причем новый владелец обязывался платить за переходящего к нему половника подушную подать. При переходе половника с владельческой земли в черносошную подписка, обеспечивавшая исправный платеж податей, давалась волостным старостой. За прием половника из одного уезда в другой взимался штраф в размере 50 руб. с человека. Черносошным (государственным) крестьянам не запрещалось становиться половниками, но с тем, чтобы в порядной записи был обозначен срок, на какой крестьянин идет в половничество, и чтобы документ этот был заявлен у комиссаров. Если половники уходили от владельцев, за которыми они записаны, без отпуска и заявления, то владельцы, продолжая платить за них подати, могли их разыскивать, а убытки свои и 20 руб. штрафу взыскать с тех, кто тайно их содержал. Материалами, собранными екатерининской комиссией уложения, обрисовывается безотрадное положение половников, мало чем отличавшихся от крепостных. Половниками владели купцы, посадские, подьячие, а также крестьяне. Значительная часть купцов в поморских уездах совершенно покинула города и поселилась в деревнях; особенно отличалось этим купечество города Яренска, да и в самом этом городе купцы занимались хлебопашеством. Обычно у купцов было по 20—30 половников. Право перехода половников., ограниченное пределами одного уезда, встречало и другие препятствия: владельцы сговаривались между собой не принимать друг от друга половников; черносошные крестьяне также не пускали их в свои волости, опасаясь неисправности с их стороны в податях. Владельцы земель, на которых сидели половники, обязаны были платить за них подати в размере, равном с государственными крестьянами, и давать им семена для посева. От разных мирских служб, от дорожной и подводной повинности половники не освобождались; они отправляли и рекрутскую повинность, и владельцы, присвоив себе право отдавать в рекруты кого пожелают, сделали из этого выгодный промысел. Отдавая землевладельцам часть урожая, половники производили в их пользу и различные работы безвозмездно, тогда как раньше они за "приряд" получали денежное жалованье. Половники работали на хозяев и летом, и зимой, косили и убирали сено, "рубили новины" под лен, пряли, ткали и белили холст, рубили и свозили лес и дрова, строили дома и прочие постройки, даже собирали ягоды, грибы и т. п. Иногда половники вносили владельцам и денежный сбор, так называемые "пожилые деньги". Некоторых половников купцы и другие "деревенские владельцы" превращали в своих дворовых, иногда служивших у купцов приказчиками. Хозяева подвергали половников даже телесным наказаниям. Примыкая к мнению крестьянских депутатов комиссии, архангельский губернатор Головцын находил нужным для облегчения участи половников отобрать от купцов земли и приписать их к волостям. В 1787 г. императрица приказала генерал-губернатору Мельгунову прислать в Сенат представление о половнических землях и о платеже с них податей по количеству земли. В 1810 г. Сенат решил оставить земли, занятые половниками, за владельцами на прежнем основании. Решение это было подтверждено в 1827 г. Государственным Советом, при чем были урегулированы законом отношения между половниками и их хозяевами. Указом от 31 декабря 1827 г. содержание договоров ("записей"), заключаемых половниками и владельцами, было определено, согласно с содержанием древних порядных, как срочный договор, по которому половники исполняет все земледельческие работы со своими орудиями и скотом и получает готовый двор, но чинит его сам. Право перехода по окончании срока договора, который заключался на время от 6 до 20 лет, было сохранено за половниками, но с тем, чтобы они за год предупреждали о своем желании перейти на новое место; хозяин также был обязан за год предупредить половника, если намеревался иначе распорядиться землей. В 1840 г. было установлено, что половники, не заключившие с землевладельцами установленных записей, переселяются на казенные земли, при чем им назначалось от казны и обществ пособие. В государственные крестьяне половники обращались также путем присоединения к казенным волостям вместе с землей, на которой они сидели. Самое значительное присоединение этого рода имело место при секуляризации церковных имуществ. Конец особому классу половников был положен законом 27 апреля 1876 г., которым половникам указано три исхода: или переселиться на казенные земли с получением от правительства пособия на постройку новых жилищ и обзаведение (всего до 55 рублей на семью) и с льготою на пять лет от податей, или войти в соглашение с землевладельцами о выкупе земли, при чем правительство обещало заимообразное пособие, или остаться безземельными, с правом арендовать земли на основании общих гражданских законов

http://www.gazeta-respublika.ru/article.php/70499
Печорушка - золотое донышко

/ В XIX веке главными поставщиками товаров в северные уезды Коми края были чердынские купцы


Склады чердынских купцов на Печоре.

Для отдаленного Печорского края всегда оставался жизненно важным вопрос завоза хлеба, а также других продуктов и товаров первой необходимости. Начиная со второй половины XVIII века важные связи установились между этим краем и городом Чердынь, основанным на Каме в 1472 году и ставшим крупным торговым центром Прикамья. Чердынские купцы везли на Печору муку, крупы, соль, кожу, обувь, шерстяные и ситцевые ткани, пряжу, коноплю, пеньку, посуду, различные металлические изделия, сахар, чай, пряники, кедровые орехи, пряности. Обменивали их на рыбу, сало и шкуры зверя, моржовые клыки, пушнину, дичь, различные продукты оленеводства и животноводства. Об особенностях этой торговли, процветавшей в XIX веке и приносившей многотысячную прибыль чердынским купцам, богатый материал собрал архангелогородский краевед Николай Окладников. Предлагаем читателям ознакомиться с главой его книги «Пустозерск и Пустозерье», где подробно описывается торговля чердынцев на Печоре.

Из Пинеги в Кулой, по Кулою в Мезень, из Мезени в Печору. http://ukhtoma.ru/chud9.html

"...Бассейн реки Мезени входил в состав Биармии..."

Моя бабушка уехала из Кадникова в Сибирь на новое место службы священника прадеда, когда ей было всего 4 года. Но она довольно уверенно рассказывала про Пинегу.
Когда бабушка была жива, я не придавал значения её воспоминаниям. Очевидно, она передавала то, что ей стало известно от родителей. Поэтому не исключаю, что предки каким-то образом связаны с Кулоем и Пинегой.

По приведённой ссылке открывается богатый материал по истории, географии, этнологии обширного района рек Пинега, Кулой, Мезень, Печора.

Промыслы зырян Устьсысольского и Яренского уездов Вологодской губернии

М. И. Михайлов

(в сокращении)

Промыслы звериные

Служа главным способом пропитания для жителей мест, где природа скудно вознаграждает труды земледельца, промыслы звериные в сих то местах и производятся в наибольших размерах. Таковы в описываемых уездах, по преимуществу, обширные края Удорский и Печорский, где вследствие климатических влияний урожай хлебов постоянно бывает ничтожен. Но если природа лишила здесь селянина выгод земледелия, то зато, с другой стороны, она окружила жилище его такою плодовитостию зверей, которой едва слабые признаки заметны в местах хлебородных. Довольствуясь этими дарами края, зырянин не сетует, что у него хлеб мало или вовсе не родится, зная, что пока есть у него ружье, винтовка, свинец и порох, он будет не только сыт, но и богат. Беспрерывно преследуя зверей, крупных бьет он из ружья или ловит капканами, а малых стреляет из винтовки, или же сами они попадают к нему в силки и кляпцы. Роды ловимых зверей многоразличны: медведи, волки, росомахи, выдры, куницы, соболи, лисицы чернобурые и красные, лоси, олени, горностаи и белки. Прежде в Устьсысольском уезде водились и бобры, но ныне они совершенно вывелись, уйдя, как говорят зыряне, «за Камень», то есть за Уральские Горы[1].

Медведей стреляют более около 17 февраля, когда они поднимаются и бегают стаями. Тогда несколько звероловов, сговорясь, идут на лыжах в лес отыскивать зверя по следам, вооруженные ружьями, рогатинами и кольями. Ходят они все вместе, очень мало удаляясь один от другого, чтобы можно было защитить неосторожного, который, не подав условного знака, выстрелил бы в стадо, или нечаянно подвергся нападению страшного зверя. Добыча общая, кто бы сколько ни настрелял; только тот не получает доли, кто, видев в опасности товарища, не помог ему справиться с зверем, или, как трус, сделав промах по зверю, не поспешил зарядить ружья и сделать второй выстрел, а удалился, оставив товарища в жертву разъяренному зверю: такой зверолов бывает в презрении у крестьян, и ни одна партия промышленников не принимает его к себе в пай. Стреляя медведей, зыряне не опускают также случая пользоваться их неосторожностию и прожорливостию: немало ловят их искусственными капканами, самострелами, настороженными деревьями и бревнами, которые от легкого прикосновения зверя, падая вдруг, давят его своею тяжестью. Недавно стали ловить не только медведей, но и других, жадных до лакомого куска зверей «удами», наживленными куском дохлой скотины[2]: если медведь повадится ходить на выгонную землю и таскать коров, то, приметя след его и дойдя до логовища, приносят туда остатки задранной им скотины, строят на верху дерев лабазы и, подкарауля зверя, стреляют по нем. Впрочем, все эти роды ловли, основанные на хитрости, не очень нравятся зырянам: по врожденному бесстрашию, они не любят скрываться от зверя, а идут прямо на него, надеясь на ловкость свою и силу, которые и выказывают действительно в рукопашной борьбе с медведем, когда находят его в берлоге: выманив его оттуда поддразниванием рогатинами, которыми впрочем никогда не колют зверя, чтобы не испортить шкуры, они убивают его потом, наповал, длинным острым ножом, метко воткнутым в пах зверю. Чтобы достать медвежат, охотники идут к логовищу втроем, вооруженные копьями и рогатинами; двое прячутся вблизи, искусно забрасывая себя хворостом, между тем как третий, дразня матку, вызывает ее рогатиной: рассерженный зверь выскакивает из берлоги и бросается за смельчаком, дерзнувшим его обеспокоить; тот обращается в бегство с тем намерением, чтобы отвести матку от детей, а товарищи его в это время кидаются в берлогу и похищают щенков. Лучшие медвежьи шкуры продаются от 6 до 7 р. сер. за штуку.

[...] Скажем теперь несколько слов о звериных промыслах в отношении к характеру зырян и в связи с домашним их бытом.

Составляя после хлебопашества важнейшую статью народного продовольствия, необходимое условие существования туземцев, звериные промыслы служат вместе и верным средством к их обогащению. Зырянин, в поте лица обрабатывая пашню, имеет много причин сомневаться в успешной жатве: или поздние морозы в начале лета губят хлеб на корню, уничтожая растительную силу земли, или ранние инеи в конце лета нередко целыми десятинами валят хлеб готовый уже к зрелости; в том и другом случае с пашни не возвращаются даже и семена. Вследствие того зырянин не столько надеется на почву, сколько на ружье или винтовку: вместе с собакою - это друзья его, к которым он страстно привязан, и которые никогда ему не изменяют. Собака следует за ним всюду, куда бы он ни пошел, да и дома всегда увидишь ее подле хозяина: обедает он - она сидит у его ног; спит - она ложится у его изголовья. Что касается до искусства владеть ружьем, то зыряне не напрасно слывут ловкими стрелками; едва ли есть деревня в краю, где бы нашлись молодые парни, не умеющие обращаться с ружьем метко и с толком. По врожденной, можно сказать, склонности к охоте, дети не требуют у отцов ни кафтанов праздничных, ни рубах красных, ни шапок городских, а со слезами просят купить им «громкую игрушку», то есть винтовку, получив которую и начинают бродить в летнее время по окрестным лесам, забывая про обед и ужин, когда охота оказывается удачною[3]. Без ружья или винтовки зырянин выходит только к соседям или, по праздникам, в ближайшие деревни; на пашне же и пожне винтовка есть первая вещь, которую он позаботится взять с собою. Уставши косить или жать (работа эта всегда не по сердцу зырянину), он идет отдохнуть в лес; то есть - окружит с винтовкою верст двадцать по трущобам и трясинам, пробираясь сквозь чащу деревьев, где скачком, где ползком, с кочки на кочку, с пенька на пенек, и - возвращается к прежней работе бодрый и свежий. Лес - это для зырянина место прогулки, место отдохновения, куда уходит он наслаждаться жизнью; стужа и непогода ему нипочем - он привык к ним с детства; темных ночей не боится, вой лесных обитателей не пугает его, а покажется злой зверь поближе - всегда готово ему меткое свинцовое приветствие. Отнимите у зырянина лес, ружье и винтовку, он проклянет судьбу и умрет от лености и бездействия. Зыряне, так сказать, породнились с лесом и его угрюмостью...



Известия Императорского общества любителей естествознания,

антропологии и этнографии. Том XIII, вып. 2-й.

Труды Этнографического отдела. - Кн. 3. - Вып. 2.

http://genealogia.ru/archives/329
Генеалогия священников Коми края