Имена географические

Лёна написал:

[q]

Деревня, где жили мои предки, называлась Маланьина. На ПГМ 1780-х годов
отмечена речка с таким названием. Название речки перешло и на сам
населённый пункт. Хочется узнать версии, почему так названа речка?
То, что там жила какая-то женщина с именем Маланья - это исключено.
Деревня основана в 1640/41 годах служилыми людьми.

[/q]

В.Л. Васильев. Славянские топонимические древности Новгородской земли
......Экспрессивно-образная апеллятивизация личного имени с его дальнейшей
метафорической топонимизацией — еще один путь появления бесформантных
деантропонимных названий, обычно микрогидронимов. Эта возможность доказывается связью отдельных названий с календарными личными именами, развившими оценочные коннотации. Превращение имени в апеллятив позволяет
квалифицировать и коррелирующий с ним топоним как экспрессивно-образное
наименование. Приведу пару примеров. В гор. Старая Русса бывшее русло р. По
русьи примерно с XVIII в. называется Малашкой. Гипокористическое личн. Малашка (< Маланья) приобрело в русской народной культуре негативно оценочное значение: Малашкой обозначают глуповатую, бестолковую, беспутнюю женщину или неряху, растяпу [Кондратьева 1983: 70], и данный экспрессив оказался метафорически закреплен за ненужной, заросшей («бестолковой») протокой Порусьи.
Близкими коннотациями бестолковости, праздности, неопрятности окрашено имя
Акулина [Там же: 20; Отин 1997: 172—173], ставшее добродушно-насмешливым
наименованием песчаных кос на р. Мсте, не представлявших большой опасности
для судоходства, — Акулина Большая, Акулина Малая, вместе с ними значится еще коса Добрая Жена......

valcha написал:

[q]

В гор. Старая Русса бывшее русло р. По
русьи примерно с XVIII в. называется Малашкой. Гипокористическое личн. Малашка (< Маланья) приобрело в русской народной культуре негативно оценочное значение: Малашкой обозначают глуповатую, бестолковую, беспутнюю женщину или неряху, растяпу [Кондратьева 1983: 70], и данный экспрессив оказался метафорически закреплен за ненужной, заросшей («бестолковой») протокой Порусьи.

[/q]

Вот-вот! Возможно и речку Маланьину считали "глупой, бестолковой", неизвестно откуда начавшуюся (про исток), а впадала в Дон. Версий может быть очень много.
Спасибо всем большое за отклики!

Может быть по очертанию бывшей речки можно понять, почему её так назвали?

>> Ответ на сообщение пользователя valcha от 5 августа 2025 17:39

Да, липа действительно не причем, видимо просто была легенда местных))

Спасибо за информацию про суффикс, почитаю. А на счет деревни Нагариха тоже согласен, однако нашел ее другое написание: Назариха, может от имени Назар?

Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М. 1984.

https://www.academia.edu/59177...view-paper

Из Введения
Я стою на краю леса и вижу только его опушку...
Академик И. И. Лепехин (1740 - 1802). Дневные записки путешествия... СПб., 1805, с. 66.
Будучи результатом многовековых наблюдений постоянного местного населения и продуктом творчества такого гениального коллектива, каким является народ, народные термины заслуживаютсамого внимательного отношения как филологов, так и в особенности географов... Распространениенародных терминов и те видоизменения смысла, которые они претерпевают в различных местностях, дают немало указаний на ход колонизаций, перемещения народных масс и взаимные влияния соседних народностей.
Академик Л. С. Берг (1876-1950). О русской географической терминологии. Землеведение, т. 22,
1915, кн. 4, с. 99.
Идея составления словаря народной географической терминологии имеет свою историю. Впервые она была высказана известным географом Я. В. Ханыковым, который внес такое предложение в совет Русского географического общества в 1847 г. По его проекту содержанием словаря должна быть не географическая номенклатура, не имена собственные, а лишь нарицательные слова: "гора", "хребет", "долина", "лощина", "степь", "тундра"*. Составление"Русского словаря географической терминологии", куда, по мнению инициатора, должны были войти и некоторые этнографические и статистические термины, предлагалось возложить наГеографическое общество, с тем чтобы народная географическая лексика стала "достоянием науки".
* (Б. А. Вольская. Дискуссия в Географическом обществе о русском словаре географической терминологии (1847 г.).-В кн.: Страны и народы Востока. М., 1976, вып. 18, с. 243.)
По предложению Я. В. Ханыкова было высказано много соображений "за" и "против". Его поддержали крупные ученые того времени, среди них Н. И. Надеждин, Н. А. Милютин. В том жегоду при Обществе была создана терминологическая комиссия под руководством Н. И. Надеждина - человека, по выражению Н. Г. Чернышевского, "необычайного ума и громадной учености". 7 июня1847 г. в "Санкт-Петербургских ведомостях" была напечатана статья Н. И. Надеждина "От Географического Общества", в которой он писал: "В простом обыкновенном употреблении во всех краях и у всех народов находится много слов для означения географических объектов, т. е. вида,объема, состава, качества и вообще всех свойств местностей, коих исследованием занимается
география"*. Среди таких слов автор упомянул: "дол", "суходол", "буерак", "гора", "угор", "холм", "высь", "курган", "предместье", "местечко", "посад". Вслед за публикацией этой статьи в Общество стали поступать списки географических терминов из Ярославской губернии, Сибири, Архангельской губернии. Списки представили Н. С. Щукин, П. Ф. Кузьмищев, академик А. И. Шренк, В. И. Даль.
* (Б. А. Вольская. Дискуссия в Географическом обществе о русском словаре географической терминологии (1847 г.).- В кн.: Страны и народы Востока. М., 1976, вып. 18, с. 256.)
Идея Я. В. Ханыкова тогда так и не была реализована. Однако собрание слов частично использовалось при составлении "Словаря русского языка..." (СПб., 1891). Немало местных географических терминов вошло и в академическое издание "Опыт областного великорусского языка" (СПб., 1852) и "Дополнение..." к нему (СПб., 1858). Географическое общество приступило к составлению и изданию другого капитального "Географическо-статистического словаря Российской империи", первый том которого вышел в 1863 г., а последний, пятый, спустя 22 года, в 1885 г. Это ныне редкое издание не имело повторений. Мысль о составлении словаря народных терминов не покидала географическую общественность.Большое их количество собрал Е. И. Лaманский. Его картотека хранится в архиве Географического общества в Ленинграде (ф. 262, разд. 48). Ими занимался и В. В. Ламанский.
В 1915 г. Л. С. Берг обратил внимание на ценность сборов диалектной географической лексики и указал на исключительное ее богатство в России. Местную географическую терминологию Л. С. Берг назвал "народной кустарной наукой"*.....
........Народная географическая терминология закономерно и активно участвует в формировании имен собственных - топонимов. Кажется, во всем мире нельзя обнаружить топонимические системы, которые строились бы без таких терминов. В местной терминологии сохранились многие архаичные слова, присущие только отдельнымдиалектам, позволяющие судить об истории языка, языковых контактах, ареалах термина, о смысловых сдвигах, что важно не только для лингвистов, но и для географов. И понятно, что не случайно в Советском Союзе в последние годы опубликованы монографические исследования народной географической лексики. Вспомним книги: Н. И. Толстого
"Славянская географическая терминология" [М., 1969]; М. Ф. Розена "Словарь географических терминов Западной Сибири" [Л., 1970]; И. Я. Яшкина "Беларускiя геаграфiчныя назвы" [Минск, 1971]; Э. А. Григоряна "Словарь местных географических терминов болгарского и македонских
языков" [Ереван, 1975]; Л. Г. Невской "Балтийская географическая терминология" [М., 1977]. и....

продолжение (копирую здесь, т.к. адрес ссылки может измениться)

Левые притоки Москвы от Рузы до Пехорки.

Нудаль (Нудоль, Нудыль) – ср. эрз. нудей ‘камыш’ [Э-РС 1993: 420] (мокш. нюди ‘тростник’ [см. Вершинин 2004-: III 298]).
Велога – ср. эрз., мокш. веле ‘село’ [Э-РС 1949: 48; М-РС 1993: 26] или к эрз. велия ‘вихрь, смерч’ (ср. фин. диал. vilo, vileä ‘косой, с перекосом’
(= vino) [Вершинин 2004-: I 46]).

Левые притоки Москвы от Пехорки (включительно) до устья.

Шувоя – ср. мокш. шову ‘пенистый’ М-РС 1993 173 (эрз. човов ‘то же’
[ОФ-УЯ 1976: II 262], мар. шовын, горн. шавынь ‘мыло’ [СлМЯ 1990-2005: IX 162]).
Лушата – ср. эрз. луш ‘беспросыпно ’ (в выражении весе луш удыть ‘все спят беспросыпно’) [Э-РС 1949: 127].
Нятынка (Нетынка) – ср. эрз. нетьке ‘ветка, ствол, стебель, ботва, ягодный куст’ [Э-РС 1949: 148; Вершинин 2004-: III 288], мокш. нетьке ‘ботва, стебель’ [М-РС 1993: 101].
Левые притоки Оки от Москвы до Солотчи (включительно).
Мадров, овраг – ср. эрз. мадемс ‘ложиться (спать и т.п.)’, мадамо‘1) помост (на речке для стирки белья), 2) переход (из жердей или досок через ручей или речку )’ [Э-РС 1949: 127], мокш. мадомс ‘лечь’ [М-РС 1993: 84]; суффикс -р-, как в мордовском топониме Пичаркужа [см. Цыганкин. Топонимическая система... www]. Конечное -ов может быть суффиксом на русской почве.
Кондырка – ср. мокш. канда ‘запруда’ или кандо ‘занос’ (только в то-понимии) [Цыганкин 2004: 137].
Пещур – ср. эрз. пеште ‘орех’ [Э-РС 1949: 165], мокш. пяште ‘то же’ [Вершинин 2004-: III 350].
Вадры, озеро – ср. эрз. вадря ‘1) хороший, красивый; 2) добрый’ [Э-РС 1949: 38], мокш. вадряв ‘приглаженный’ [Вершинин 2004-: I 36].
Палтамское, озеро – ср. Палт, название оврага в сгоревшем лесу и лесной возвышенности в Мордовии [Цыганкин 2004: 267 (без объяснения)]. См. ниже.
Кельца (Кильца) – ср. эрз. келей, kelev, keleŋ ‘широкий’ [Э-РС 1949: 95; Вершинин 2004-: II 127], мокш. кели ‘то же’ [М-РС 1993: 49].
Маценец, озеро – ср. эрз. мацей ‘гусь’ [Э-РС 1949: 132], мокш. маци ‘то же’, мациень ‘гусиный’ [М-РС 1993: 88] или мокш. маця ‘мелкий, неглубокий (о водоеме)’ [там же: 89].

Левые притоки Оки от Солотчи (исключая) до Пры (исключая).

Шумошка (Шумуш, Шумокша; с. Шумашь, Шумошь) – ср. эрз. шуморқс ‘здоровый, крепкий’ [Э-РС 1949: 254].
Сщерок (Щерок) – ср. эрз. штердемс ‘прясть’ [Э-РС 1949: 253], штере ‘веретено’, в топонимии ‘круговорот реки’ [см. Цыганкин 2004: 418].
Сядрина, Сердина – ср. эрз. сярдо ‘лось’ [Э-РС 1949: 206].
Ибердь (Иберда), река; Ибердус, озеро – ср. эрз. ибардемс ‘быстро и много есть’, в котором выделяется корень иб-, сопоставляемый с тюрк.-тат. убу ‘глотать’ [см. Вершинин 2004-: I 81] (в номинационном отношении ср., например, Гълта/ Гълтъ/ Голтва (левый приток Псла) < праслав. *glъt-/ *gъlt- [см. Трубачев 1968: 73]); во второй части названия рефлекс фин.-угор. *ertä ‘сторона’ [см. UEW 1988: 625].
Сан (Санское), озеро – ср. эрз. сан ‘жила’, саньямс ‘сделаться вязким, клейким’ [Э-РС 1949: 190], мокш. сан ‘жила’, сану ‘1) глинистый; 2) вязкий, тягучий (о растворе и т.п.)’ [М-РС 1993: 137].
Покша, озеро – ср. эрз. покш ‘большой’ [Э-РС 1949: 170].
Лушмен, озеро – ср. эрз. лушмо ‘низина, отлогий овраг’ [Э-РС 1949:127].
Пешека, озеро – ср. эрз. пешкс ‘орешник’ [Э-РС 1949: 165] (см. выше Пещур).
Штыра – ср. реку Штырма в Мордовии, название которой связывается с эрз. штере. см. выше Сщерок (Щерок).
Лушмадь (Лушнадь, Лушнань?) (см. выше Лушмен).

Левые притоки Оки от Пры (включительно) до Гуся (исключая).

Ошник – ср. эрз., мокш. ош ‘город’ [Э-РС 1949: 158; М-РС 1993: 107] (урал. *woča: ‘забор, затон’ [см. ОФ-УЯ 1974: I 408]).
Чада – ср. эрз. чадомс ‘уйти через край (о жидкости при кипении)’, чадо : чадоведь ‘половодье’ [Э-РС 1949: 244] (мокш. шада ‘то же’ [М-РС 1993: 168]).
Тюкогор, озеро – ср. эрз. тюқ ‘тупик’ [Э-РС 1949: 228].
Лакаша – ср. эрз. лакамс ‘кипеть’ [Э-РС 1949: 118], мокш. лаксемс ‘то же’ [М-РС 1993: 75].
Лашма – ср. эрз. лашмо ‘долина’ [Э-РС 1949: 120], мокш. лашма ‘лощина, долина’ [М-РС 1993: 77].
Пымлос – ср. мокш. пимс ‘вариться’ [М-РС 1993: 119].
Тылма, озеро – ср. эрз. тилим ‘болото (заросшее тростником)’ [Э-РС
1993: 662].
Перхи, озеро – ср мокш. перф ‘вокруг, около’, откуда топоним Перхляй [см. Цыганкин 2004: 274].
Пандусар – ср. эрз. пандо ‘гора’ [Э-РС 1949: 159], мокш. панда ‘то же’ [М-РС 1993: 112] и эрз. сара ‘развилка, ответвление’ (в топонимии) [Цыганкин 2004: 125].

Левые притоки Клязьмы от Шерны (Серой) до Киржача (исключая).

Наличие гидронимов мордовского типа в бассейне Клязьмы отметил А.И.Попов [1974: 27 и сл.]; предложенные им этимологии обладают разной степенью убедительности: некоторые из них не вызывают сомнений (Киржач, Пекша), принадлежность других названий к языку, близкому к мордовскому, представляется проблематичной (Липня, Пола, Нерль).
Печкура (Пешкура, Кечкура?)- ср. эрз. пешкс ‘орешник’ [ЭРС 1949: 165] или печқемс ‘перейти реку вброд’ [там же] (ср. аналогичное объяснение эрзянского топонима Печкема [см. Цыганкин 2004: 276]).
Морыза – ср. эрз. морамс ‘петь’, морыця ‘поющий’ [Э-РС 1949: 141], мокш. морсемс ‘петь’ [М-РС 1993: 93].
Ликоуша, озеро – ср. эрз. лиқша ‘греча, гречиха’ [Э-РС 1949: 123] (?).

Левые притоки Клязьмы от Киржача (включительно) до Пекши (исключая).

Киржач (Кержач) – ср. мокш. кержи ‘левый’ [М-РС 1993: 52] (А.И.Попов).
Киленка – ср. эрз. kil'ej, kil'eŋ ‘береза’ [Э-РС 1949: 99; UEW 1988: 169] (мокш. келу ‘то же’ [М-РС 1993: 49]).

Левые притоки Клязьмы от Пекши (включительно) до Колокши (исключая).

Пекша – ср. эрз. пекше ‘липа’ [Э-РС 1949: 163] (П.Равила [Никонов 1966: 323]), (мокш. päšе, päšks ‘то же’ [UEW 1988: 726]).
Селекша – ср. эрз. selej, seleng ‘вяз’ [Э-РС 1949: 192; ОФ-УЯ 1974: I 414], мокш. säli ‘то же’ (ср. многочисленные мордовские топонимы с этой основой [см. Цыганкин 2004: 325]).
Мурмога – ср. эрз. мурнемс ‘ругать’, мурномс ‘мурлыкать’ [Э-РС 1949: 142] (звукоподр.).
Ильма, Ильмахта, Ильмохта – ср. эрз. ильмештямс ‘ударить’ [Э-РС 1993: 209]. Напрашивающееся сопоставление с фин.-угор. *jilmä ‘небо’, во многих языках ‘погода’, представляется менее вероятным, так как это слово отмечено только в языках народов, никогда не проживавших на данной территории (прибалтийско-финских, саамском, пермских и обско-угорских) [см. ОФ-УЯ 1974: I 414]. Вторая часть связана с термином ах,
ахт, образующим в Западной Сибири гидронимы, обозначающие протоку, соединяющую озеро с рекой, небольшую реку [Мурзаев 1984: 60]. Эта основа отмечена в мордовских топонимах Ахтаб, Ахток [см. Цыганкин 2004: 31].
Тувка – ср. эрз. туво ‘свинья’ [Э-РС 1949: 225], мокш. тува ‘то же’ [М-РС 1993: 156] (учитывая соотнесенность с мордовскими словами и ряда соседних гидронимов, это объяснение представляется более вероятным, чем связь с мар. диал. тува ‘омут’ [СлМЯ 1990-2005: VII 228]).
Шуверка (Шуберка) – ср. мокш. шувару ‘песчаный’ [М-РС 1993: 174].

Левые притоки Клязьмы от Колокши (включительно) до Нерли (исключая).

Пещура – ср. эрз. пеште ‘орех’ [Э-РС 1949: 165] (ср. выше аналогичное название).
Сорокша (Серокша) – ср. эрз. соракадомс ‘1) вздрогнуть, 2) задрожать’ [Э-РС 1993: 602], сорк, наречно-изобразительное слово, передающее дрожь, вздрагивание, соркс ‘дрожь’ [там же: 603], мокш. сорнамс ‘дрожать (о голосе)’ [М-РС 1993: 144].
Выремша – ср. эрз., мокш. вирь ‘лес’ [Э-РС 1949: 54; М-РС 1993: 29].
Кувтига – ср. эрз. кувтолдомс ‘блестеть, сиять’ [Э-РС 1949: 113] (мокш. кфчядомс ‘сверкнуть, мелькнуть’ [Вершинин 2004-: II 176]).
Кукорша – ср. эрз. қукорьгадомс ‘съежиться, сжаться, скорчиться’ [Э-РС 1949: 114].
Тоярша (Стоярша) – ср. эрз. тояра ‘куст’ [Э-РС 1949: 224].
Кижтома, Кихтома – ср. эрз. кижнемс ‘хрипеть, осипнуть’ [Э-РС 1949: 99].
Мурмож (см. выше Мурмога).

Притоки Нерли.

Печуга – ср. эрз. печтямс ‘переправить, переправиться (через реку и т.п.)’ [Э-РС 1949: 165], печкемс ‘перейти вброд, переправиться’ [Вершинин 2004-: III 349].
Нилка, с. Нила – ср. эрз. нилемс ‘проглотить’ [Э-РС 1949: 148] (с номинационной точки зрения ср. выше Ибердь).
Теза, Пеза, Пежа – ср. эрз., мокш. пиземс ‘идти (о дожде), моросить’ [Вершинин 2004-: III 352]) или пиже ‘зеленый’ [М-РС 1993: 118], эрз. пиже ‘медь’.
Рокша, Ропта – ср. эрз. рокамс ‘хрюкать’ [Э-РС 1949: 187], мокш. рохамс ‘то же’ [М-РС 1993: 136].
Селекша – ср. эрз. селей ‘вяз’ [Э-РС 1949: 192] (ср. выше тождественное название).
Симинка, с. Сима – ср. эрз. симемс ‘пить’ [Э-РС 1949: 195], мокш. симомс ‘то же’ [М-РС 1993: 142]; в номинационном отношении ср. названия рек Питомша, бассейн Оки [Смолицкая 1976: 179, 183]; Питьба, левый приток Волхова, или см. ниже.
Кустирица – ср. эрз. кустемс ‘поднять’ [Э-РС 1949: 116].
Пиногорь – ср. эрз. пине ‘собакаʼ [Э-РС 1949: 167].
Урад – ср. эрз. урадомс ‘1) разматывать; 2) очищать, промывать (кишки животного); 3) дохнуть’ [Э-РС 1949: 233; Э-РС 1993: 696], мокш. урадомс ‘пасть (о скоте)’ [М-РС 1993: 161].
Тума (Тумка) – эрз. тумо ‘дуб’ [Э-РС 1949: 227], мокш. тума ‘то же’ [М-РС 1993: 156] (? также мар. горн. тумо ‘то же’ [СлМЯ 1990-2005: VII 254]).
Вышехро – ср. эрз., мокш. виш ‘полба’ [Э-РС 1949: 54; М-РС 1993: 30].

Левые притоки Клязьмы от Нерли (исключая) до Тезы (включительно).

Калдомка – ср. эрз. кальдердемс ‘дребезжать, звенеть, бряцать’, калдордомс ‘издавать звуки, подобные звукам погремушки, колотушки и т.п.’ [Э-РС 1949: 87, 89], мокш. калдордомс ‘стучать, греметь, грохотать, громыхать (о телеге, посуде)’ [М-РС 1993: 42] или эрз. кальдяв ‘плохой’ [Э-РС 1949: 89].
Скамоба (Скалюба?) – ср. эрз. скал ‘корова’ [Э-РС 1949: 196], мокш. скал ‘телка’ [М-РС 1993: 143].
Исколяшка (Искаляшка). Аналогично предыдущему; начальное И- на
русской почве, ср. Идолга, Иструга и др.
Пежа (см. выше Теза, Пеза, Пежа).
Шерша, Ширеша – ср. эрз. шержев ‘седой’ [Э-РС 1949: 250] (?).
Янкань – ср. эрз. ёнкс ‘сторона, направление’ [Э-РС 1949: 70], мокш. ян ‘тропа’ [М-РС 1993: 184].
Наромша (Нарамша) – ср. эрз. нар ‘трава, луг’ [Вершинин 2004-: III 276], мокш. нар ‘трава-мурава’ [М-РС 1993: 99].
Смехро, Селехра – ср. эрз. селей ‘вяз’ [Э-РС 1949: 192] (см. выше Селекша).
Сезехра – ср. эрз. сеземс ‘перейти, переехать (в т.ч. реку)’ [Э-РС 1949:192].
Ламо, озеро – ср. эрз. ламо ‘много’ [Э-РС 1949: 119], мокш. лама ‘то
же’ [М-РС 1993: 75].
Печехра, озеро (см. выше Печуга).
Пешек – ср. эрз. пешкс ‘орешник’ [Э-РС 1949: 165] (ср. выше Пешека).
Теза (см. выше Теза, Пеза, Пежа).
Лисва – ср. эрз. лисьма ‘колодец’, лись (лиссь, лисемс) ‘выйти, прорас-
ти’ [Э-РС 1949: 124], эрз., мокш. лисьмапря ‘родник’, мокш. лихтибря ‘то
же’ [Вершинин 2004-: II 214].
Ванчель – ср. эрз. ванькс ‘чистый’ [Э-РС 1949: 43], мокш. диал. ванькс
‘целиком’ [Вершинин 2004-: I 40].
Палешка, с. Палех – ср. эрз. палакс, название растений (крапивы и других обжигающих кожу) [Э-РС 1949: 158], мокш. палокс ‘крапива’ [М-РС 1993: 111] (? есть и мар. пал ‘дальний, далекий’ [СлМЯ 1990-2005: V 20]).
Сердуг, Серзух – ср. эрз. сярдо ‘лось’ [Э-РС 1949: 206].
Сало (Салоль?), озеро – ср. эрз., мокш. сал ‘соль’ [Э-РС 1949: 189; М-РС 1993: 137].
Понехра, озеро – ср эрз., мокш. понамс ‘вить’ [Э-РС 1949: 172; М-РС
1993: 123].
Нозоха, Нозага – ср. мокш. нозомс ‘сосать’ [М-РС 1993: 102]; в номинационном отношении ср. гидронимы Сосонка, Сосулька в бассейне Оки [Смолицкая 1976: 116, 153].
Мурма (см. выше Мурмога, Мурмож).

Левые притоки Клязьмы от Тезы (исключая) до устья.

Пузехра, озеро – ср. эрз. поза ‘квас’, позаня ‘1) кислый (о лице), 2) мутный (о глазах)’ [Э-РС 1949: 170]. Мордовский топоним Пуза лей сопоставляется с коми пузга, пузым ‘нанос, песчаное дно реки’ [Цыганкин 2004: 295].
Вичехра (Витехра?), овраг – ср. эрз. вить ‘правый’ [Э-РС 1949: 54].
Селихра, озеро – ср. эрз. селей ‘вяз’ [Э-РС 1949: 192] (ср. выше Селекша, Селехра).
Ламхра, озеро (см. выше Ламо).
Кощела – ср. эрз. кошт ‘воздух, пар’ [Э-РС 1949: 111]; с точки зрения номинации ср. этимологию названия озера Ильмень [см. Фасмер 1996: II 128].
Ландех (Ландих) – ср. эрз., мокш. ландямс ‘присесть на корточки’ [Э-РС 1949: 119; М-РС 1993: 76] (ср. русские гидронимы типа Нича : никнуть).
Пурех – ср. эрз. пор ‘мел’ [Э-РС 1949: 172], мокш. пур ‘то же’ [М-РС 1993: 130] (? также в мар. [см. СлМЯ 1990-2005: V 185]).
Вельевамиха – ср. эрз., мокш. вель-, корень слов с общим значением ‘верхний’: эрз. вельга, вельдерьма, велькс, мокш. вельф, вельхкс и др. [см. Э-РС 1949: 48; М-РС 1993: 26].
Пурех (см. выше).
Кельмань – ср. эрз. кельме ‘холодный’ [Э-РС 1949: 96]; многочисленные мордовские топонимы с этой основой приводит Д.В.Цыганкин [см. 2004: 229].
Ламех (см. Ламо, Ламхра).
Уварех, озеро – ср. эрз. увардомс ‘перемотать’ [Э-РС 1949: 229].
Печкур (см. выше Печкура).
Печура (см. выше Печуга, Печехра, Печихра).
Пекша (см. выше аналогичное название).
Парсух, Пардух – ср. мокш. парсемс ‘мычать, блеять’ [М-РС 1993: 113].
Покша (см. выше аналогичное название).
Пурхомской, источник – ср. эрз. пургамс ‘брызнуть’ [Э-РС 1949: 180] (? также мар. пургалаш ‘то же’ [СлМЯ 1990-2005: V 415]).
Пуряма, озеро (ср. выше Пурех).

Правые притоки Клязьмы с верховья до Судогды (исключая).

Сеньга – ср. эрз. сэней, мокш. сени ‘род рыбы’ [ОФ-УЯ 1974: I 417; см. Ююкин 2013: 286].
Таймыга – ср. эрз. таймаскадомс ‘1) оцепенеть, стать неподвижным, 2) перен. присмиреть, утихнуть’ [Э-РС 1993: 641], таймаза ‘смирный’ [Э-РС 1949: 207], мокш. таймаза ‘оторопевший’ [М-РС 1993: 151].
Как свидетельствуют результаты проведенного исследования (количество и близость выявленных соответствий), мещерский язык находился в отношениях близкого родства с мордовскими языками, особенно с эрзянским; его связи с мокшанским языком являлись гораздо более отдаленными.
из 84 рассмотренных выше гидронимов 43 (51,1%) находят соответствия в эрзянском языке (по крайней мере в форме, соответствующей фонетическому облику гидронима), 33 (39,3%) обнаруживают близкие параллели как в эрзянском, так и в мокшанском языках, и лишь 8 (9,5%) названий соотносятся с мокшанскими лексемами, не имеющими близких форм в эрзянском.
В семантическом отношении среди основ гидронимов преобладают названия растений и животных, основы с процессуальными значениями, характеризующими те или иные свойства водоемов (по издаваемому звуку, движению воды, форме русла), географические термины.
Важно отметить, что только 6 гидронимов (Ландех, Палех, Пурех, Пурхомской, Тувка, Тума, Шувоя) могут быть соотнесены как с мордовскими, так и с марийскими словами; таким образом, возможность наличия в рассмотренном материале мерянских элементов незначительна.
При всей близости мещерского языка к мордовскому, гидронимия свидетельствует о наличии в нем ряда особенностей, отличающих его от последнего и, соответственно, создающих своеобразие языка мещеры.
В области фонетики обращают на себя внимание следующие черты (разумеется, о полноценной фонологической реконструкции речь идти не может; мы оперируем лишь наиболее обобщенными звукотипами, на которые условно распространены фонологические характеристики фонем мордовских языков).
1. Более широкое распространение зубных согласных, наличие их во многих случаях в соответствие мордовским консонантам другого места образования:

а) зубной (твердый) ~ морд. зубно-небный (мягкий): Вадры, Велога,
Вышехро (изменение возможно и на русской почве), Тылма;
б) зубной ц ~ морд. средненебный j: Кельца, Келецкое;
в) зубной т ~ морд. губной п: Теза ~ Пеза, Пежа;
г) зубной л ~ морд. средненебный j: Нудаль (смягчение конечного со-
гласного могло произойти на русской почве).

2. Отличия в употреблении фрикативных согласных, которые отразились в следующих явлениях: неразличение зубных и небных фрикативных (Пеза, Теза ~ Пежа), неразличение переднеязычных смычных и фрикативных (Морыза, Сердуг ~ Серзух, Пардух ~ Парсух), глухой фрикативный χ (отсутствующий в исконно мордовских словах [см. ОФ-УЯ 1974: I 284]) в соответствие мордовскому смычному (Пурхомской, названия с формантом -ех (см. ниже)).
3. Cохранение η в тех случаях, когда в мордовском он перешел в j: Киленка, Маценец.
4. у ~ эрз. о: Пандусар, Пузехра, Пурех, Пуряма, Шувоя. Переход о в у присущ и удмуртскому языку.
5. Палатальный гласный е в соответствие мокшанским велярным а, и: Шуверка, Пеза (Пежа). Переход а > е (правда, лишь в конце слова) известен и в северных диалектах саамского языка [см. ОФ-УЯ 1974: I 193].
В области словообразования гидронимия мещерского происхождения почти не обнаруживает специфических черт по сравнению с мордовскими языками по составу словообразовательных средств: почти все финалы названий (кроме (-л)-ос/ -ус и -юб-) могут быть возведены к финно-угорским именным суффиксам, известным и на мордовской почве, в т.ч. в качестве топонимических формантов [см. ОФ-УЯ 1974: I 337-359; ОФ-УЯ 1976: II 299-304; Цыганкин 1981: 34-56; Цыганкин.

Топонимическая -юб- : Скалюба; -адь : Лушмадь/ Лушнадь, -ата : Лушата – *-t-, морд. -да/ -до (непродуктивный); -ел- : Ванчель, Кощела – *-l-, морд. -ла (топоним Тумала); -ма : Сотьма, Шартма, -ам- : Палтамское, -ом- : Калдомка, Кижтома/ Кихтома, Пурхомской, -ям- : Пуряма – *-m-, морд. -ма/ -мо (непродуктивный); -ань : Кельмань, -ен- : Лушмен, Сегдено, Товден/ Тогден, -ын- : Нятынка – *-n- (*-ń-?), морд. -нь; -р- : Кондырка, Мадров, Тынорец (ср. Тынус) – *-r-, морд. -р, -рь/ -ра, -ре (непродуктивный); (-л)-ос : Пымлос, Уколос, -ус : Тынус (Тунус); -кша : Селекша, Сорокша –морд. -кш (топоним Потякш) или из фин.-угор. *икса/ *икша ‘залив, заводь’, ср. мар. икса; -ш- : Шумошка, -ша : Выремша, Кукорша, Рокша, Тоярша, Наромша – *-ś-, морд. -ш (топоним Каргаш); сложение основ: Вельевамиха, Пандусар. Относительно происхождения форманта [-ас-/] -ос/ -ус, встречающегося на широкой территории распространения финно-угорских языков, существуют различные мнения.

Интересные наблюдения могут быть сделаны относительно некоторых гидронимических формантов, восходящих к полнозначным словам.
Формант -ех, встречающийся в нескольких гидронимах в низовье Клязьмы (Варех, Ламех, Ландех, Люлех, Палех, Пурех, Уварех) и, несомненно, восходящий к рефлексу урал. *joke̮ ‘река’ [ОФ-УЯ 1974: I 403] (подобно -ега/-ога в топонимах прибалтийско-финского происхождения, перм. -юг и др.), ввиду своей ареальной ограниченности, носит, очевидно, диалектный характер. Несмотря на то, что три гидронима этой группы имеют также близкие параллели в марийском, нет оснований предполагать его мерянское происхождение, поскольку мерянский рефлекс этого слова (*juk < *joGǝ [Ткаченко 2007: 117]) значительно отличается от форманта -ех в фонетическом отношении; кроме того, основа названия Ламех, повторяющаяся в ряде других названий, не имеет соответствия в марийском.
О названии Люлех см. ниже. Этот детерминатив представлен в мещерской гидронимии во многих вариантах русской адаптации, значительно облегченной его созвучием с распространенными суффиксами русского языка: ср. Серзух, Пардух (Парсух); Велога, Мурмога; Нозоха; Кувтига; Таймыга.
Наличие рефлекса урал. *joke̮ ‘река’ ‒ очень яркая черта, отличающая мещерские диалекты от мордовских, в которых река обозначается древним заимствованием из балтийских языков (эрз. лей, мокш. ляй).
Формант V + хра, V + хро (Вышехро, Селехра (Смехро), Сезехра, Печехра, Понехра, Пузехра, Вичехра (Витехра?), Селихра, Ламхра; из фин.-волж. *jähre (-ǝ ‘озеро’ [см. SKES 1955-1978: I 132]) считают мерянским [Альквист 2000: 25 и сл.].
Однако тот же автор отмечает то обстоятельство, что этот формант крайне редок в топонимии Ярославского края (т.е. на центральной мерянской территории) и распространен в основном в среднем и нижнем течении Оки и нижнем течении Клязьмы, в бассейне Пры и Гуся и восточнее (в наших материалах гидронимы этого типа представлены только в среднем и нижнем течении Клязьмы от Нерли до устья), т.е. соотносится скорее с территорией расселения мещеры, а не мери. Все гидронимы этого типа хорошо этимологизируются путем привлечения данных мордовских языков, тогда как ни одна основа не имеет параллелей в марийском.
Этот формант свидетельствует об отсутствии в мещерском рефлексе этого слова уменьшительного суффикса -ке, присутствующего в обоих мордовских языках (эрз. эрьке, мокш. эрьхке). В отдельных случаях представлены и другие фонетические варианты этого детерминатива: -горь (Пиногорь, Тюкогорь), -гря (Кумагря, см. ниже); вероятно, они возникли по аналогии с определенными словами русского языка, ср. многочисленные топонимы со второй частью -горь(е) < гора, возгря ʻсопляʼ и под.
Формант -ур(а) (Печкура, Печкур, Печура; Пещура, Пещур) известен и в мордовском; он восходит к сохранившемуся только в топонимии слову со значением ʻвозвышенностьʼ [см. Цыганкин. Из наблюдений... www]. В гидронимии это слово могло употребляться в значении ‘верховье’, ср. использование слова пря, собственно ‘голова’, в значениях ‘вершина’ и ‘верховье’ [см. Цыганкин. Топонимы... www].

Наиболее сложной задачей является реконструкция лексики мещерского языка, не имеющей соответствий в мордовском. Надежным представляется привлечение для решения этой задачи лишь тех названий, фонетический облик которых противоречит установленным исследователями законам мерянского языка.

В отобранных по этому критерию гидронимах обнаруживается целый ряд основ, не известных на мордовской почве, однако соотносящихся с лексемами, которые относятся к различным хронологическим пластам лексики финно-угорских языков:
1. Уральский: Кумагря: урал. *koj(e̮-mɜ: ? удм. кум : сара-кум ‘зырянский’, выжы-кум ‘родство’ (выжы ‘корень’), ? коми коми ‘зырянин, зырянский’, коми-пермяц. коми ‘пермяцкий’, манс. χum, χom ‘мужчина, муж, человек’ (ед. ч.), венг. hím ‘самец’, селькуп. qum, qup ‘человек, селькупский’ [ОФ-УЯ 1974: I 401].
2. Финно-угорский: Люлех (Люлих) : фин.-угор. *lewle ‘дух, душа’: фин. lӧyly ‘пар’, эст. leil (leile, leili) ‘то же’, ? саам. liew'lä ‘то же’, удм. lul, коми lol-, хант. lil, LĭL, манс. lil, lili, венг. lēlek ‘душа’ [ОФ-УЯ 1974: I 424].
Чрезвычайно любопытен ряд эндемичных соответствий с обско-угорскими языками:
Сегдено (Сегденское, Сегдино, Сегодино, Сегодань) ‒ ср. хант. sǝvty ‘плести, вязать’ [Скамейко, Сязи 1992: 81], диал. (вах.) sӧγt̄ä (пов. sǝ̈γu) ‘плести, сплетать, сплести; вить, свивать, свить, завивать, завить’ Терешкин 1961: 187], (приурал., Усть-Соб) sǝγta ‘мотать, намотать’, (шурышкар., Сынь) syγty ‘собирать, сматывать’, sǝγǝnsa ‘сборка, наматывание’ [ДСХЯ 2011: 121, 122], манс. soγtantaŋkve ‘наматывать, свертывать’[Баландин, Вахрушева 1958: 107]; Сойма ‒ ср. хант. sajǝm, sojǝm, sojam [UEW 1988: 457], soyam ‘ручей, маленькая речушка; овраг с водой’ [Скамейко, Сязи 1992: 80], диал. (вах.) säb (1 ед. sivǝ̈m) ‘ручей, вытекающий из озера’ [Терешкин 1961: 185], манс. soyum ‘ручей, родник’, soym ‘то же’ (юж.-манс. (конд.)) [Баландин, Вахрушева 1958: 107], sōjim ‘лес на берегу ручья’, sojim ‘болотистая трясина’, sɔjem ‘ручей’; ср. Сойма, река в бассейне Печоры [ГВР www]; Товден (Тогден) (река), Тогда (озеро) ‒ ср. манс. tɛ̮jǝt, tajt (Nom. pl. tajtǝt), tē̮t, tājǝt [UEW 1988: 445], tāyt ‘рукав’ [Ромбандеева, Кузакова 1982:122], Tagt ‘река Сосьва’ [Баландин, Вахрушева 1958: 114], из которого объясняется также название реки Тавда [Фролов 1994: 215].
Формы гидронима Товден (Тогден) даже отражают чередование g/v, присущее обско-угорским языкам.
3. Финно-пермский: Симинка (Сима) (?) : фин.-перм. *simɜ ‘ржавчина; ржавый, черный’: мар. šim, šimÿ, šeme ‘черный’, ? удм. syny- : synomy-‘ржаветь, заржаветь’, коми sim ‘ржавчина, ржавый, смуглый’ [ОФ-УЯ 1974: I 427]; в удмуртском языке находят соответствия основы гидронимов Тынорец, Тынус (ср. удм. диал. tyn ‘тихий, бесшумный, спокойный’ [У-РС 2008: 669]) и Палтамское (ср. paltï, послелог ‘близко, около’ [там
же: 509]; ср. объяснение мордовского топонима Перхляй от тождественного в грамматическом и семантическом отношении слова (см. Перхи).
4. Прибалтийско-финский: Тетрух, ср. фин. teeri, карел. tetri, tedri, t́odri, (ливв.) tedri, (люд.) tedri, tedŕ, вепс. t́edr, t́edŕ, вод. tedre, эст. teder, лив. tèddõrz ‘тетерев’ (из балт.) [см. SKES 1955-1978; UEW 1988: 794; С-ОС 2007: 61; NES 2007: 1289].
Наибольшая концентрация мещерских гидронимов наблюдается в зонах от Москвы-реки до Пры, от Пекши до Колокши и близ устья Клязьмы.
Как свидетельствуют их фонетические особенности, древнерусская адаптация этих названий произошла после окончания праславянской эпохи, однако до исчезновения редуцированных в слабой позиции (т.е. ранее второй половины XI в.), ср. Кельца, Сеньга на западной и восточной границах мещерского ареала соответственно.

Автор: М.А.Ююкин. Воронеж, Россия