Чугуев и с. Каменная Яруга Змиевского у. Харьков. губ.

ЧУГУЕВСКИЕ ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ И БУНТ 1819 г.

Продолжение

Не без гордости доносил генерал Лисаневич, что «наказание их преступников столько возымело действия, что все прочие, сознавая себя в дерзновенном своем поступке виновными, просили об исходатайствовании им прощения, обещаясь впредь загладить вину свою должным во всем начальству повиновением». Несчастный Яков Натаров, на которого указали, как на главного зачинщика, попал с экзекуции в полковой лазарет живым трупом: на спине его не оставалось живого места, мясо висело клочками, и перед смертью, когда жена его пришла к нему проститься, он просил ее сходить в манеж, к содержащимся там арестованным, сказать им о его чистосердечном раскаянии, и постараться убедить всех, что всякое сопротивление бесполезно. Натаров разрешал всех бывших своих соучастников от данной ими клятвы не отступать от мятежа и советовал покориться силе.

Смерть Натарова, а затем и еще нескольких из числа наказанных, произвела, очевидно, потрясающее впечатление на всех принимавших участие в беспорядках. Отчаянные вопли вдов засеченных надрывали душу не только жен арестованных и еще ожидавших возмездия, но и самих участников возмущения. Начальник штаба поселенных войск, генерал Клейнмихель, воспользовался распространившейся паникой и через подосланных преданных людей, распространял слух, что принесение полной повинной, с выдачею зачинщиков, может положить конец всяким репрессиям. А тут как раз, появилась и следующая прокламация графа Аракчеева, присланная из Харькова и помеченная 20-тым августа: «граф Аракчеев объявляет жителям округа Чугуевскаго уланского полка, просящим его о исходатайствовании им у Государя Императора милосердного Его Величества прощения, в сделанном ими ослушании, что он тогда только приступит к сему, как они исполнят следующее:

1) представят ему именной список зачинщиков их возмущения, как мужчин, так и женщин, не исключая ни одного человека и 2) отыщут двух беглых из округа, при сем возмущении скрывшихся, или откроют место их пребывания. Исполнение сего требования докажет их чистосердечное раскаяние в преступлении и тогда граф Аракчеев, остановит наказание, военным судом определенное, и пошлет к Государю Императору нарочного курьера просить пощады кающимся и вместе с оным арестанты, содержащиеся в Чугуеве и Змиеве, получат свободу для жительства в своих домах и с своими семействами.

Живя в Харькове, граф Аракчеев очень хорошо знал все, что делается в округах военных поселений. Знал он и о посмертном распоряжении Натарова, и вышеприведенная прокламация графа есть не более, как санкционирование того, что уже делалось в округах по наущению генерала Клейнмихеля. Граф был, несомненно, очень доволен оборотом дела, и сделав легкий реприманд генералу Лисаневичу, за то, что тот переусердствовал при экзекуции 18-го числа, приказал приостановить дальнейшие наказания, хотя и не объявлял об этом официально, а в прокламации лишь условно обещал это в будущем. Среди военных поселян в это время шла усиленная агитация в пользу скорейшего принесения повинной. Поселенное начальство усердно поощряло эту агитацию. Сформировалась депутация, в члены которой вошли и содержавшиеся под стражей, - нарочно для этого освобожденные, - которая отправилась ко всем заключенным в Чугуеве, Малиновой и Змиеве уговаривать их покориться. Несчастная вдова Натарова должна была сопровождать депутатов, чтобы подтвердить волю своего покойного мужа и что бы своим отчаянным видом наглядно повлиять на заключенных, судьба которых могла быть не лучше и семьи которых могли, поэтому, очутиться в таком же горьком положении.

ЧУГУЕВСКИЕ ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ И БУНТ 1819 г.

Продолжение

Отправленные в Оренбург были разделены на четыре партии, и отправлялись они через неделю одна партия за другой. Путь был указан на Воронеж, Тамбов, Пензу, Симбирск и Казань. До Воронежа каждая партия конвоировалась командами из пехотных и егерских полков, вызванных в поселенные округа во время беспорядков, от Воронежа же до места партии конвоировались командами внутренней стражи, и только офицер, начальник партии, при двух унтер-офицерах, сопровождали пересылаемых до самого места и были назначены из непринимавших участия в беспорядках Борисоглебского и Серпуховского уланских полков. Из семейств, отправленных в Оренбург, разрешено было следовать за мужьями – жёнам, незамужним дочерям и малолетним сыновьям; старших же, числившихся кантонистами старшего и среднего возраста, велено было оставить в своих округах и распределить их как сирот, между домохозяевами поселения. Переселение жён было предоставлено их собственному желанию, но тех, которые не имеют своих домов, приказано было отправить и помимо их желания.

Те 161 человек, которые были назначены к переводу в 3-ю уланскую поселенную дивизию, были переданы командиру Орловского пехотного полка, который, возвращаясь с своим полком в Кременчуг, должен был отвести туда и переводимых военных поселян; а командир 3-й дивизии генерал – лейтенант граф Витт уже от себя выслал конвой для принятия их в Кременчуге. С этими поселянами, кроме жён и дочерей, отпускались все сыновья-кантонисты, с тем чтобы в местах их новых поселений они снова были зачислены в местные кантонистские команды.

Пересматривая списки бывших подсудимых чугуевского уланского полка, невольно удивляешься, как могли быть вовлечены в мятеж такие старые служаки, каких между ними насчиталось более шестидесяти человек. Там значится, между прочими, житель села Малинового унтер-офицер Я. Колесников, имевший ордена св. Георгия, св. Анны и медали Базарчидскую и в память 1812 года. А ведь кроме Колесникова в списке значатся ещё шестнадцать георгиевских кавалеров. Или, например, такие старики, как не вошедшие в состав эскадронов Яков Черников и Александр Шаверин, имевшие медаль за дунайскую войну 1774 года, и которым, следовательно, в 1819 году было по меньшей мере по 62 года. И эти старики, вовлечённые в общей суматохе в беспорядки, пошли сложить свои дряхлые кости в степях Оренбургского края… О всех отосланных к генералу П.К. Эссену было сообщено, что они должны быть определены на службу в отдельный Оренбургский корпус, смотря по способности каждого, и чтобы никто из них никуда из этого корпуса не был ни переведён, ни уволен в отпуск, ни отставлен от службы, не отпуская никуда и жён их.

В Оренбург же были отосланы на жительство и некоторые из заподозренных в благонадёжности чиновников. Таковым оказался, например, отставной из Чугуевского уланского полка прапорщик Пысев, арестованный в Чугуеве у своих родственников и уличенный в том, что в буйное время он с мятежниками обращался в пьянстве. Из ранее арестованных административной высылке подверглись чиновник 14 класса Выходцев и губернский секретарь Максимов. Что касается ротмистра Тушинского и штаб-ротмистра Тареева, преданных суждению комиссии военного суда, заседавшей в Змиёве, то комиссия не нашла ничего серьёзно предосудительного в поступках этих офицеров. Тем не менее их, как недостаточно благонадёжных, удалили из района украинских военных поселений. Тареев был выслан в Оренбургский корпус по подозрению в сочувствии поселянам. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Из лиц духовного звания, оказавшихся причастными к беспорядкам, более всего натерпелся страху, по-видимому, причт каменнояружской церкви: священник Афанасий Петрович Семейкин и дьячок Федоров. Они скрылись, раньше, чем их успели арестовать, и, хотя харьковскому епископу Павлу, была первоначально послана бумага о препровождении их арестованными, но затем было сообщено дополнительно, что они скрылись и что по отыскании их они должны быть преданы суждению по законам. Священника Семейкина начальство военных поселений обвиняло в том, что когда между жителями Каменной Яруги состоялось соглашение о присоединении к мятежу чугуевцев, он служил «мятежному скопищу» молебствие о ниспослании победы и одоления, а когда в комитете состоялось письменное соглашение бунтующихся, он подписался под ним за неграмотных поселян. Дьячок Федоров обвинялся в составлении и написании вышеупомянутого соглашения. Были ли разысканы священник Семейкин и дьячок Федоров, и если были, то какому наказанию подверглись они, этого не видно из дел архива военных поселений.

Мы не располагаем данными по причту Николаевской церкви 1820 г., но в 1821 г. священником был Андрей Ковалевский, а дьяконом - Григорий Черняев (очевидно, сын Василия Григорьевича). Причты малиновской и подгородно-чугуевской церквей отделались кратковременным арестом и наложенной на них архипастырем епитимией, так как сумели доказать, что они служили для бунтующих поселян молебствие по принуждению, которому они не имели возможности оказать противодействие.

ЧУГУЕВСКИЕ ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ И БУНТ 1819 г.

Продолжение


Военные поселения и все неблагоприятные последствия их функционирования связывались с именем бывшего военного министра, руководившего по поручению императора Александра I строительством военных поселений, генерала от артиллерии (1807), графа (1809) А.А. Аракчеева. В обществе его считали тупым солдафоном, прозвища отражали общественное мнение: "Змей", "Змей Горыныч", "Чума", "единственный государственный злодей". Сама фамилия этого человека стала именем нарицательным и до недавнего времени воспринималась исключительно в негативном контексте - как олицетворение "злого гения" России или как "гения Зла", как его аттестовал А.С. Пушкин.

Аракчеевщина - это режим неограниченного полицейского деспотизма и насилия, произвола военщины.

Трудно сосчитать всех тех, кто подвергал его поношению при жизни. В истории государства Российского невозможно отыскать более одиозного государственного деятеля, чья устойчивая негативная репутация стала мифом. Миф сохранил образ малообразованного, трусливого и патологически жестокого человека, не знающего ни жалости, ни сострадания. По рукам ходили эпиграммы на него, в том числе А.С. Пушкина.

Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он — друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,
<Бляди> грошевой солдат.

Примечания:

1. Преданный без лести – гербовый девиз рода Аракчеевых «Без лести предан».

2. Слово «блядь» ранее имело совсем отличное от современного значение – «ложь». Отсюда прилагательные в старорусском языке «бляжий», «блядивый», что означает «ложный, лживый».

3. Грошевой солдат – бывший военный министр и генерал от инфантерии А.А. Аракчеев, которого Александр I после взятия Парижа произвел в фельдмаршалы и от чего последний почтительно отказался, никогда не участвовал в сражениях.

А.С. Пушкину приписывают и другую эпиграмму на А.А. Аракчеева:

В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон:
Кинжала Зандова везде достоин он.

Примечания:

1. Нерон – римский император, один из самых страшных и бесчеловечных тиранов в истории, сжигавший христиан на своих пиршествах и отдавший приказ поджечь Рим.

2. Карл Людвиг Занд — немецкий студент, убивший в 1819 г. кинжалом консервативного писателя Августа фон Коцебу, занимавшегося травлей студенческих организаций. А.С. Пушкин написал про него в стихотворении «Кинжал».

А.С. Пушкин в последующем изменил свое отношение к Аракчееву и писал после сообщения о его смерти: «Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться».

В современной России образ А.А. Аракчеева несколько смягчен, при этом подчеркивают его выдающуюся роль в организации российской артиллерии, сыгравшей значительную роль в победе над Наполеоном. В 1826 г. граф А.А. Аракчеев был отправлен в отставку, руководить военными поселениями был назначен генерал-адъютант П. А. Клейнмихель.

ЧУГУЕВСКИЕ ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ И БУНТ 1819 г.

Продолжение

Отношение общества к военным поселениям со временем также смягчалось. Хороший пример этому утверждению - уроженец Чугуева из военных поселян, всемирно известный художник И.Е. Репин.

В книге «Далекое близкое» он писал:

«Некоторые пишущие о художниках называли меня казаком, - много чести. Я родился военным поселянином украинского военного поселения. Это звание очень презренное - ниже поселян считались разве еще крепостные..».

А на Всероссийском съезде художников в 1911 г. он же говорил:

"...я обращу Ваше внимание на мир военных поселений, мир давно уже проклятый. Но вот я – военный поселянин, я первый должен был бы проклинать этот мир. Прошло уже 50 лет с тех пор, как поселения уничтожены, и я увидел, что много хорошего было в этой затее. Я, знакомый с тем, как это сложилось исторически, как это выросло, я, побывавший несколько раз, гляжу теперь без предрассудков и должен сказать, что в военных поселениях было очень много интересного... Это была громадная затея... Прежде всего, были построены громадные кирпичные заводы, куда начали людей гонять делать кирпичи. Вот когда началось иго, народ не щадили, не церемонились, ефрейторы били народ палками, гоняли людей, но зато люди работали, насаждали леса кругом. Леса эти выросли, уже я их видел великолепнейшими лесами; а как, говорят, плакали, как не хотелось садить. Сперва посадили леса, потом построили города. Весь Чугуев, где я имел счастье родиться на свет, все эти домики каменные, один как другой крытые черепицей, - это все дело военного поселения. За тип взята крестьянская изба по плану, но все это расписано клеевыми красками, и краски эти, - я два года назад был там, - прекрасно уцелели. Эта роспись до сих пор, представьте себе, цела на этих домиках... Там были выстроены целые дворцы для Государя, для Великих Князей, для всякого начальства и для самого графа Никитина. Это была громаднейшая работа… Кроме того, колоссальное здание – теперь оно обращено в юнкерское училище – это был штаб Украинского военного поселения; в нем был корпус топографов, и когда мне было лет десять – я имел счастье учиться в этом самом корпусе топографов.

Мы думаем, что это какая-то глушь, какой-то Чугуев, а между тем ничего не происходит само по себе, все имеет начало, все имеет основания. В этот самый корпус приезжали инструкторы, и большей частью отсюда, из Петербурга – я не знаю, кто они были, но они были люди прекрасно образованные и очень хорошего тона военные... За городом были выстроены целые огромные кварталы, здесь были большие корпуса, большие мастерские. Если вы читали, как Тарас Бульба въезжает на Сечь под грохот молотков кузнецов, слесарей и т.п., то это очень напоминает ту картину кузнецов и слесарей; были тут и резчики, и позолотчики, и столяры, и проч., тут целая академия, такие огромные казенные мастерские. Господа, это преинтересное явление.
– Бывало, ходишь около мастерских портных, глазеешь на все – земли не видно – там все было усыпано кусочками разного сукна – ведь весь Чугуевский Уланский полк там одевался, и все сами делали: сабли, шпоры, седла и т.д. Наконец, вы переходите дальше, и вот уже начинается иконостасное дело... Тут же и образа, тут красят, грунтуют, холст для больших картин, все делают своими средствами. Люди, этим занимавшиеся, были большого специального образования, большой энергии и большого понимания дела – главным образом мастера из Москвы...
Были заботливые люди, которые солдатских детей, кантонистов, посылали в Москву целыми партиями, и там-то эти дети выучились разным ремеслам: кто живописцем, кто позолотчиком. А какие резчики были, какие мастера… Сделавшись казенными мастерами, заводили здесь и свое мастерство... А какие там были образа…. Какие искусные были живописцы – просто чудо... Там были свои гении, свои таланты. Я должен сказать, что эти большие картины в сельской церкви так хорошо сохранились, что их можно смотреть и сейчас. Значит, эти казенные мастера из первоклассного казенного материала, с хорошими, хотя казенными знаниями, делали все так добросовестно, что до сих пор все уцелело…».

При хозяйственной организации управления военных поселений существовал «Деловой двор», при котором работали художники, резчики, позолотчики, иконописцы и другие творческие мастера. Большим успехом пользовались работы чугуевских художников. Именно из этой творческой среды вырос великий русский художник И.Е. Репин.

Вид на школу топографов в Чугуеве, выполненный И.Е Репиным в возрасте 13 лет

ЧУГУЕВСКИЕ ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ И БУНТ 1819 г.

Окончание

Летом 1831 г. в военных поселениях Новгородской губернии вспыхнул бунт. Ближайшим поводом к беспорядкам послужила эпидемия холеры. Правительство устраивало карантины, заставляло окуривать зараженные дома и имущество умерших, но народ не верил в целесообразность этих мер; носились слухи, что в карантинах отравляют людей, что доктора и начальство рассыпают по дорогам яд и отравляют хлеб и воду. Рабочие, высланные из Петербурга за участие в холерных беспорядках, своими рассказами о том, как они кольями выгоняли холеру, возбуждали военных поселян.

Бунт начался 11 июля в Старой Руссе. 12 июля в городе происходили многочисленные убийства офицеров, начальников и даже священников. К солдатам рабочего батальона присоединились мещане; толпа разбила кабаки, началось избиение фельдшеров и лекарей. Толпа подвергала пыткам офицеров, заставляла их признаваться в «отравлениях» и подписываться под своими словами. Началась подготовка к казням. Вечером в город вошли войска, поэтому казни не состоялись. 13 июля беспорядки распространились за пределы Старой Руссы. В конечном счете холерный бунт вылился в восстание в Новгородской губернии.

20 июля солдаты одной из частей отказались подчиняться начальству, поддавшись общим паническим настроениям. После этого в городе произошла вторая вспышка насилия, были убиты офицеры, в том числе генералы Леонтьев и Эмме. В округах военного поселения было убито мятежниками и умерло от ран и побоев более 100 офицеров и врачей, остальные начальствующие лица были подвергнуты жестоким истязаниям и только немногим из них удалось скрыться.

22 июля кантонисты резервных батальонов были обезоружены и распущены по своим деревням; в округа военного поселения были отправлены вооруженные команды, понемногу восстановлявшие порядок и спокойствие. Граф Орлов, по приказанию императора Николая I, объехал округа военного поселения Новгородской губернии, читая везде отданный по случаю беспорядков Высочайший приказ и увещевая поселян выдать зачинщиков мятежа. 25 июля в Новгород прибыл сам император Николай I, произвел смотр войскам новгородского гарнизона и посетил округа поселенных гренадерских полков 1-й дивизии.

Беспорядки продолжались до 26 июля, когда в город вновь вошли верные правительству войска. На следующий день по бесчинствующей толпе был открыт огонь. В итоге 10-й военно-рабочий батальон в полном составе был доставлен в Кронштадт, где особая военно-судная комиссия немедленно назначила наказания нижним чинам по мере участия их в возмущении. В округах военного поселения расследование было начато в первых числах августа; для рассмотрения дела была назначена военно-судная комиссия, под председательством генерала Я. В. Захаржевского. Виновные в беспорядках были разделены судом на пять разрядов, причем преступники первого разряда, изобличенные в смертоубийстве, были приговорены к наказанию кнутом (от 10 до 45 ударов) и ссылке в каторжную работу, а остальные были приговорены к наказанию шпицрутенами (от 500 до 4000 ударов) и розгами (от 25 до 500 ударов), к отдаче в арестантские роты и отсылке на службу в сибирский отдельный корпус и в резервные войска; всего было осуждено более 3 тыс. человек, и только четверть осужденных не была подвергнута телесному наказанию. Поздней осенью приговоры суда были приведены в исполнение, причем телесное наказание производилось с такой жестокостью, что около 7 % наказанных шпицрутенами умерли на месте экзекуции.

Высочайшим указом 8 ноября 1831 г. новгородские военные поселения были преобразованы в округа пахотных солдат. Округа более не считались принадлежащими поселенным полкам, и войска были в них расквартированы на общих основаниях. Поселенные батальоны и фурштатские роты были расформированы, поселенные роты переименованы в волости, управление которыми вверено головам, избираемым из среды хозяев командирами округов; дети пахотных солдат не зачислялись в кантонисты, а по достижении 20-ти летнего возраста определялись на службу в резервные батальоны.

После вступления на престол императора Александра II в южные военные поселения был командирован флигель-адъютант Д. А. Столыпин. По заключению Столыпина население округов сильно обеднело: у многих хозяев не было рабочего скота, садоводство, дававшее когда-то значительный доход, пришло в упадок; постройки в округах требовали постоянного ремонта; для обеспечения продовольствия расположенных в военном поселении войск необходимо такое количество земли, что на долю собственного хозяйства поселян во многих округах оставлялись неудобные участки. Департамент военных поселений пришел к заключению, что военные поселения исчерпали себя, уже невыгодны в материальном отношении и не достигли поставленной им цели.

В Крымскую войну существующая система подготовки военных кадров и управления войсками показала свою несостоятельность. Ввиду этого, в 1857 г. военные поселения и округа пахотных солдат были упразднены, а земли и крестьяне переданы в управление министерства государственных имуществ. Так бывшие чугуевские казаки, однодворцы и военные поселяне стали государственными крестьянами.