Василий (Касперович) Андреевич Дунин (Глушинский)-Борковский

Первое подобное известие о пленении князя находим у Галла Анонима (Gallus anonimus). Его «Хроника или деяния князей и правителей польских» охватывает историю Польши до 1113 года. Он пишет: «Крепость Накло, где произошло величайшее сражение и откуда полякам всегда угрожала опасность, Болеслав [Кривоуст] уступил некоему поморянину, своему родственнику, по имени Святополк под условием соблюдения верности». Однако Святополк никогда не соблюдал своей клятвы. Поэтому Болеслав решил отомстить за свои оскорбления путём осады крепости. Святополк «стал стремиться к миру и пытался заключить договор через друзей и близких Болеслава, предлагая ему большие деньги вместе с заложниками». Болеслав снял осаду, «унося с собой часть денег и уводя в виде заложника старшего сына самого» [Святополка]. В дальнейшем поляки не отказались от «взятия города даже хитростью».
Известно, что князь Святополк Поморский (1106-1121) в 1113 году вынужден был признать верховную власть князя Болеслава III. Это позволило ослабить положение так называемого «грозного русского соседа (atrox gens Rithenorum)». Что касается «русского соседа», то не только Галл, а и многие авторы исторических западных источников того времени считали начало образования первой Руси, куда входила в том числе и киевская, – это остров Рюген (Русин или Русия). Они также утверждали, «что в древности юг России жил отдельной жизнью, что Киев был столицей не России, а какой-то Рутени…» и считали жителей «грозного русского соседа» язычниками.
Ряд схожих эпизодов, описываемых Галлом, находим и в «Известии о России во времена Владимира Мономаха». Немецкий хронист и историк первой половины XVI века Фома Канцов это известие извлёк из «Померанской летописи», заимствованной «из монастырских и церковных архивов Камина, Букова, Эльдена, Штольне, Гробе, Штаргарда и Рюгена». Эти документы доходят до 1123 года.
На своём нижне-Германском языке Фома Канцов пищет: «В это время Русские, Прусаки и Померане, жившие еще в язычестве, заключив союз против Польского Герцога Болеслава [Кривоуста], вторгнулись в его землю... Герцог Болеслав нанес им такое поражение, что они [русские] принуждены были просить мира и выдать за Болеслава дочь [Сбыславу] Короля своего [Святополка Изяславича], чрез что между ними водворилось на некоторое время согласие. Но дочь Короля их вскоре умерла, а вслед за тем прекратилась, и дружба с Поляками, что весьма беспокоило Герцога Болеслава, потому что он не в состоянии был противостоять им. Тут он, не приступая к делу, выдумал хитрость и велел своему военачальнику (Feldhauptmann) Павлицкому, выбрав сильных воинов, бежать к Русскому Королю [Владимиру Всеволодовичу], как будто бы он Павлицкий был изгнан Болеславом. Русский Король принял их радушно, и так как они во всем вели себя верно, и Король не имел на них никакого подозрения, то однажды, отправляясь на охоту, он взял их с собою. Они только дожидались удобного времени, и увидев, что оно пришло, схватили Короля, увели его с собою и привели к своему Государю Герцогу Болеславу. Таким образом этот последний одержал верх над Русскими без всякого кровопролития и даже не извлекая меча. Когда Король пожелал свободы, то он должен был заплатить за выкуп свой столько золота и серебра, что от того вся земля его обеднела…».

Неизвестный автор также придерживается выше приведённому посылу о происхождении Руси и её зависимости от Польши, а именно: «rex Ruthenorum» преподносится как некоторый король рутенов, а не русский киевский князь; польский князь являлся «господином» захваченному королю рутенов; Патрик «восприял сына от священной купели», то есть был родственником; одновременно с «господином папой» автор называет «высших священников той земли», а не польских епископов, которые наложили эпитимью.
В известии «Перенесение» явно видны признаки заговора. Во-первых, глава делегации Римской империи к Саломее Отто Штуццелингенский в этом пасквиле предпочёл не называть истинного имени героя («вероломного Patricius»). Господин Отто был весьма богатый человек. Был близок к высшим кругам светских феодалов, в том числе и к императору Конкорду III.
Во-вторых, на совет в Ленчице, владении Саломеи, не были приглашены ни Владислав, ни его главный советник воевода (палатин) Петр, которые правили в это время Польшей. Неучастие первых лиц страны можно констатировать как заговор участников этой встречи.
В-третьих, официальной повесткой так называемого съезда с участием доверенных лиц императора Конрада III и цвифальтенских монахов, было обсуждение возможности якобы только укрепления семейных связей с Римской империей и, в первую очередь с Германией.
Годы правления Владислава II характеризовались постоянной борьбой с младшими братьями. Согласно завещанию отца, известному как «Статут Болеслава Кривоустого», основы которого были разработаны в 1115-1118 годах, Владислав как старший в роду получил сеньоратное (ненаследственное) владение, а в качестве наследного удела досталась Силезия. Он, опираясь на опыт отца, предпринимал попытку убедить сводных братьев объединить Польшу.
В раздробленности страны как видим был заинтересован, прежде всего, император Конкорд, а польские магнаты и священнослужители способствовали этому. Поэтому можно считать, что под предлогом перенесения мощей святого Стефана Первомученика Римская империя вмешивалась во внутренние дела Польши. Следовательно, воевода Пётр в глазах Саломеи, её сыновей и других участников заговора был одиозной личностью, которая мешала самостоятельно утвердиться у власти младшим братьям.
Этот исторический эпизод нашёл отражение в гравюре книги Георгия Самуила, где Владислав II, стоящий рядом с женой Агнессой и палатином Петром (второй план), после победы над младшими братьями, позволяет им по-прежнему править в их районах (1143 г.)».

Такой подход к русским ярко проявилось и в «Польской хронике» Кадлубека (1160-1223). Он создал глубоко национальное произведение политической и идеологической направленности: возвеличивание сильных краковских вельмож (можновладцев) и значимости духовенства в жизни страны. Что касается русских-русин, то «Хроника польская» Магистра Винцентия Кадлубека характеризуется антипатией и враждебностью со стороны автора. Он подчёркивает, что русины «не пропустят и единой возможности…, дабы яростное ожесточение их ненависти и закоренелую жажду мести не насытить польскою кровью». Автор хроники называет русинов-русских «варварскою дичью», «свирепейшими из разбойников», сравнивает их с «алчущими крови львами». Эти эпитеты и сюжеты зверства русских стали штампом для авторов других хроник и «каноническим стилем в идеологической польской литературы». Таким он представляет поступок сына Владария, который выкупает отца и мстит за него. «Лестью и одариванием уговаривает «некоего паннонца» (Pannonius) войти в доверие к Болеславу, чтобы в нужный момент мог открыть ворота города. Войдя в город сын Владария потопил жителей в крови, забрал богатства, а венгра «почти в тот же момент, что и возвысил, низвергает, и низвергнутого лишает зрения, вырывает язык и оскопляет». Следует отметить, что такая оценка русских вытекает, скорее, из политической и идеологической конъюнктуры, а не продиктована интересами истории объективно отразить достоверность известий.
Сочинение Кадлубека о пленении русского князя вошло в новую историю благодаря тому, что он из ранее приведенных легенд отбросил «всё необычное, присущее мифам, и заимствовал то, что более или менее соответствовало реальному в представлении людей».
В этом рассказе он от себя показал воеводу как «Некий знатный муж древнего рода, близкий достоинством к князю (princeps), муж благородного великодушия, столь же энергичный в действии, сколь и находчивый разумом, наиславнейший Пётр Влостид (Petrus Wlostides), а также несуществующего русского князя (principes) «Владария» (Wladarius, Wladiridam или Laodarius) и его сына (Wladarij filius). Этот князь, тем не менее, обладал властью великого киевского князя, который мог объединить всех удельных князей и составить угрозу Польши. «Он [Владарий] встречается с каждым в отдельности, подстрекает всех вместе, всем настоятельно напоминает о благородном происхождении». Поэтому анонимное имя пленённого князя «Rusie princeps Wladarides» одни авторы хроник восприняли как «Володарь» (Wolodar), другие – как Владимир (Wladiridam, Wladimir).

Таким образом, известие «О пленении какого-то русского князя» по имени Володарь неким Петром Властовичем из Ксонжа имеет историческую ценность как художественное произведение, героями которых являются реально существующие лица. В отличии от предшествующих хроник автор показывает и даты некотрых событий.
Польский историк Ян Длугош (1415-1480) в «Истории Польши» (Historia Polonicae) приводит два случая пленения поляками русских князей. В первом случае Длугош пишет о похищении русского князя Ярополка Владимировича (1082-1139), великого князя киевского (1132-1139), взятого в плен той же хитростью Петром Влощовичем (Petrus Wlosczowicz) в 1134 году. Выбор Длугошем Ярополка с идеологической точки зрения является вполне закономерным. Правление князя характеризовалось обострением внутренних неурядиц; споры князей он пытался решить путём переговоров. В конечном счёте, при Ярополке Владимировиче Киевская Русь как единое государство распалось.
Первоначально в тексте идёт речь не о Ярополке, а о некоем Владимире. Выкуп за него заплатил «Василько, сын князя Ярополка; собственноручно исправляя «Владимир» на «Ярополк Владимировича» Длугош оставил в рукописи несколько упоминаний без исправления. А заканчивается рассказ тем, что именно «Князь Руси Ярополк наградил предателя [венгра] ещё щедрее, чем обещал: сначала отрезал язык, потом ослепил на оба глаза, наконец, чтобы предательское семя не произвело никакого потомства, кастрирует и лишает детородных органов».
Как видим, поступок князя Ярополка является по-прежнему идеологическим клеше показа «варварства русских». На Руси достоверно известен только один случай, когда князь Давид Игоревич, владевший Волынью, предательски ослепил князя Василько Теребовльского в 1097 году.
Во втором случае Длугаш пишет о «перемышльских» князьях Володаре и Васильке: «Год господня 1122-й. Польские воины… идут против Володаря, грабящего польские пределы, начинают сражение и, победив его и убив его лучших воинов, отбирают добычу, которую он вёз из Польши, преследуют бегущего, настигают его в месте под названием Высоке и пленным приводит в Краков к польскому князю Болеславу, где некоторое время его держали в оковах.
По происшествии времени в Краков прибывают послы перемышльского [теребольского] князя Василька и ведут переговоры о выкупе Володаря с польским князем Болеславом, который требовал за освобождение Володаря восемьдесят тысяч марок серебра; сговариваются, что за свободу Володаря заплатят двадцать тысяч [марок] серебра, и, заплатив немедленно двенадцать тысяч [марок] серебра, в [залог] остальных выплат оставляют заложником сына [князя] Ярослава [ внука Володаря], а впоследствии выплачивают полный выкуп, собрав пятьсот серебряных сосудов, а именно, кубков греческой работы. После освобождения Володарь примиряется с польским князем Болеславом и, заключив и скрепив клятвою союз как с ним, так и с <братом> венгерского короля Коломаном, Володарь двадцать второго июля возвращается в Перемышль». В этом известии автор исключает причастность Петра Власта к пленению перемышльского князя Володаря.

Миф о пленении русского великого киевского князя также не имеет для истории никакого значения, что касается реального положения дел.
Этот миф повторяется и у Длугоша под событием 1123 года, в котором сказано: «Польский князь Болеслав, решив восстановить своего родственника владимирского князя Ярославля [Святополковича], проведшего в Польше около четырёх лет, в его княжествах и владениях, собирает войско из польских воинов и идёт… к столице Руси Киеву для одоления Владимира [Мономаха]».
Выше приведённые идеологические приёмы возымели эффективность в навязывании польским писателям взглядов на исторические события: пленение великого киевского князя, завоёвывания Руси и её столицы Киева.
Исследователи старины отмечают, что легенды, которые эволюционировали в действительность в процессе развития искусства летописания, ранее присущие мифическим (придуманным) героям, позднее стали реальными в представлении историков и писателей.