Усть-Кутский острог

ПЕРВОПАХАРИ

Та Русь, что на Оке и на Тарусе
Уже в деньгу переводила медь,
А здесь в протоках гоготали гуси
И по тайге хозяйничал медведь.

Ничья соха землицы не пахала.
На протяженьи тысячи веков
От Нижнего Амура до Урала
Был край охотников и рыбаков.

Но на Руси Великой, Малой, Белой
Христолюбивый царь взошел на трон,
На слово мягкий, на правеж умелый,
С крестьян три шкуры снять стремился он.

"Чего нам жить в неволе дураками? -
Собравшись в круг, судили мужики, -
Добудем волю, все уйдем за Камень:
Земля угожа, реки глубоки!"

Архангелогородцы, устюжане,
Сольвычегодцы - подошел их срок -
Не ратники, а пахари-миряне
Открыли дверь России на восток.

Их имена лишь пашни сохранили
По-над Илимом, по-над Ангарой:
Бессонов Тимофей, Иван Перфильев,
Третьяк Толмач, Аксаментов Первой.

Ласкает солнце пращурову спину,
Вдали остался лихоимец-князь.
Распахивает пращур десятину,
На дикую сосну перекрестясь.

Потом земля сибирская пригреет
И божий храм, и каземат, и скит...
Но он узнать об этом не успеет...
"Земля угожа" - снова повторит.
http://world.lib.ru/editors/a/..._rod.shtml

osokina-galina написал:

[q]

М. И. Белов
Мангазея

[/q]

Ранней весной 1670 г. из Москвы в Тобольск по зимней сибирской дороге через Чердынь и Верхотурье спешил к месту службы вновь назначенный воеводой в Мангазею стряпчий[1] Данила Тимофеев Наумов. Миновав Урал, его трудные горные дороги, и оказавшись на равнине, раскинувшейся за Тюменью, воеводский возок полетел быстрее.

Только на раскатах и высоких подъемах его все еще заносило в сугробы,
и, пока сани ставили в колею, змейкой вытянувшуюся по безбрежной снежной пустыне,
Данила наслаждался первозданной природой, тишиной и покоем.
Такое назначение он получил неожиданно.

Для него, мелкопоместного дворянина, это было большой удачей, и он уже мечтал,
как будет управлять знаменитым сибирским городом, как наладит там упавшие торги и промыслы.

Перед отъездом его познакомили в Сибирском приказе[2] с текущими делами, из которых явствовало, что доходы царского двора в Сибири резко упали. Сановитые и знатные воеводы, ясачные сборщики и жадные до наживы купцы разорили хозяйство богатой страны. Сибирский приказ подал царю Алексею Михайловичу доклад о состоянии воеводств, о начавшихся там выступлениях местного населения и просил рассмотреть его неотложно. Но царю и боярской думе, занятым борьбой с отрядами Степана Разина, было не до этого.

Тогда начальник Приказа — окольничий[3] Родион Стрешнев принял меры самостоятельно. Он решил, что в Сибирь должны назначаться инициативные, способные люди, лучше всего неродовитые дворяне, заинтересованные в личных доходах и считавшие это назначение почетным. Заботясь о своих интересах, они будут «изыскивать государеву пользу». В число особенно бедственных уездов попала и некогда сказочно богатая Мангазея, раскинувшая свои владения в бассейнах рек Таза и Енисея.
Несколько дней Наумов изучал мангазейские дела, пытался понять, почему разорился уезд, но вскоре заметил бесполезность своих усилий.

Его поразило то, что никто из приказных, ведавших Тобольским столом, не смог ответить на его, казалось бы, простые вопросы: что собой представляет Мангазея, где она расположена, каков туда путь? Однажды, очевидно, чтобы умерить его пыл, ему принесли и показали под большим секретом раскрашенный «Чертеж Сибири»[4], присланный из Тобольска воеводой Петром Годуновым.

Считался этот чертеж единственным, и поэтому иностранные дипломаты и торговцы проявляли к нему особый, повышенный интерес. Поглядел Данила на эту карту и расстроился, найдя Мангазейский город далеко в полярной пустыне, в близком соседстве с берегом неизвестного моря, за рекой Обью, и невольно подумал:
«Далеко же забрались русские люди,
почти под самый Полярный круг»...

Сибирский приказ — центральное правительственное учреждение по управлению Сибирью.
Образован в 1637 г. До него сибирскими делами управлял
Приказ Казанского дворца, или Казанский приказ.
Делопроизводством в приказе ведали отделения — «столы». Т
обольский стол заведовал делами уездов, подчиненных Тобольску,
главному городу Сибири, в число которых входил и Мангазейский.

В конце апреля, оставив позади последний ям,
возок воеводы в полночь прибыл в Тобольск.
Утром Наумов был уже на воеводском дворе, где его радушно встретил
благообразный мужчина с черной окладистой бородой.

Это Петр Годунов, о котором в Сибирском приказе
говорили как о талантливом, рачительном сибирском правителе.
«Любит он науки, а пуще всего географию, часто совершает путешествия по своему необъятному краю», — сказал о нем один из приказных подьячих.

За обильным завтраком и расспросами о Москве
пытался Наумов повернуть разговор на Мангазею,
но обходительный хозяин уклонился от этого и,
как бы уступая настойчивости собеседника,
лишь согласился поговорить о Мангазее в другой раз.

В середине мая прибыла задержавшаяся в Москве семья
— жена и два сына, а из Верхотурья к пристани подвели судно.

Теперь все было готово к отъезду, и через несколько дней
напутствуемый добрыми пожеланиями Петра Годунова
Наумов отправился в далекий путь.

osokina-galina написал:

[q]

ПОЛЯРНЫЕ ПЕРЕХОДЫ

[/q]

Наумов узнал уже многое.
Главные события, непосредственно предшествовавшие постройке Мангазейского города,
развернулись одновременно в Поморье и в Москве в 1598–1601 гг.

В Поморье, в Холмогорах, весной 1601 г.
собрался в мангазейский поход торговый и промышленный люд: кто из Усть-Пинеги,
кто из Устюга Великого, а кто из Вологды,
народ бывалый — мореходы.

Шумная, веселая ватага заняла небольшие деревеньки под городом, но задерживаться они не собирались — спешили. Еще года два тому назад
послали они своих земляков — Угрюма Иванова и Федула Наумова
в Москву с челобитной к самому царю Борису Годунову.

А просили они позволить им торговать и промышлять «повольно» на реках Оби и Енисее,
согласившись — без этого было не обойтись — платить за упромышленных соболей и бобров, песцов и горностаев десятинную пошлину старосте и целовальнику[7] Окладниковой слободы.

Дело казалось неотложным и важным.

Незадолго до этого по поморским селам и городам, стоявшим в устьях медленных северных рек, прошла тревожная весть: нежданно-негаданно объявился в далекой, богатой серебристым соболем и серебристым бобром земле за Обской губой, на реках Таз и Енисей, отряд тобольских стрельцов во главе с думным дьяком[8] Федором Дьяковым. Царский посланец привез с собой двух целовальников, сборщиков таможенной «десятинной» пошлины, и под пыткой «расспрашивал» кочевой народ — самоедов и остяков[9] — о промыслах и торгах поморских крестьян, домогаясь, не собирали ли они ясак от имени русского царя.

Почувствовали поморы в приезде Дьякова большую для себя опасность,
узнали, что навет на них подстроили сольвычегодские купцы Яков и Григорий Строгановы,
после похода казака Ермака Тимофеевича захватившие все торговые дороги в Сибирь и вершившие там свой суд и расправу. Мангазейский морской ход, освоенный поморами, был неподвластен им, мешал им обогащаться на сибирском промысле и торге.

В 1598 г. по указу слабовольного царя Федора Ивановича, по настоянию Строгановых, и была направлена на Обь и Таз экспедиция Дьякова, которую по проторенной дороге через Тобольск на Березов вел вымич Василий Тарабукин.

Верхотурский воевода Василий Петрович Головин на своих обширных плотбищах[10] должен был строить «для мангазейского ходу… судно с четыре или с пять, распрося тамошних людей, на каких судах мошно в Мунгазею и в Енисею ходить».

С Перми и Вологды, Сольвычегодска и Вятки согнали в Верхотурье
110 плотников-корабельщиков.
С Казани везли железные гвозди и скобы, а в ближайших «пашенных местах»
собирали парусину и пеньку.

А Угрюму Иванову и Федулу Наумову[/b] эта жалованная грамота стоила дорого.
Приказной дьяк Федор Нечаев целый год кормил обещаниями поморских ходатаев, вывернул все их карманы наизнанку, соболя, что дали им земляки, все до единого лежали на нечаевом дворе. Пообносились и поиздержались пинежане, живя в Москве, но своего добились.

В январские морозы позвал Нечаев Угрюма и Федула
в приказную избу и торжественно вручил долгожданный документ.

Читали они грамоту и не верили своим глазам: согласились царь и боярская дума со всеми их просьбами, рассчитывая на богатый сбор «государевой казны».

А когда вернулись в Холмогоры и на Усть-Пинегу, объявили жалованную грамоту народу.
«Божьей милостью мы великий государь и великий князь Борис Федорович всеа Руси…,
— вещали бирючи[12], — есьмя Двинского уезда пинежан и мезенцев…
и всех промышленных людей пожаловали в Мунгазею,
морем и Обью рекою, на Таз и на Пур и на Енисей,
им ходити и с самоедами, которые живут на тех реках, на Тазу и на Пуре и на Енисее,
им торговати велели повольно; а нашу десятую пошлину, от девяти десятая,
из соболей лутчей соболь, а из куниц лучшая куница, а из лисиц лучшая лисица,
а из бобров лутчей бобр, а из песцов лучшей песец,
и изо всякие мяхкие рухляди и изо всякого товару десятое,
тем торговым людям пинежаном и мезенцом…
велели есьмя давати на Мезени, в Окладниковы слободке,
приказным людям и старостам и целовальником,
а опричь Окладниковой слободки,
что на Мезени, нигде десятого не давати есьмя им не велели;…

а возити им с собою там наших государств русские товары
незаповедные да съестные всякие запасы;
а про свою нужу имати им с собою по топору человеку или по два,
да ножей по два или по три ножи человеку да по саадаку[13]
да по рогатине[14] человеку для того,
что они там для своих промыслов живут года по два и по три
и им без того быти нельзе, а больши того им с собою оружия
и топоров и ножей не имати и того им ничего не продавати,
а заповедных им товаров, пищалей[15] и зелья[16] пищального,
и саадаков, и сабель, и луков и стрел, и железец стрельных,
и доспехов, и копей и рогатин… всяких заповедных товаров не возити».

osokina-galina написал:

[q]

Мангазейское мореплавание конца XVI и начала XVII в.
осталось в памяти народа как овеянная легендами
яркая страница освоения морских путей.

[/q]

Из Тобольска на Таз первые торговые и промышленные люди
прошли с отрядами мангазейских воевод.

Чаще всего торговцы присоединялись к стрельцам и казакам.
В 20 и 40-е годы развилось караванное
торгово-промысловое передвижение на Мангазею.

Иногда составлялись большие караваны — по 20, по 30 кочей,
на которых находилось от 350 до 400 человек,
перевозивших свои «промышленные заводы» и товары.

Самыми тяжелыми грузами была мука ржаная и овсяная — «хлебные запасы».
Мангазея всегда жила привозным хлебом.

В 1626 г. из Тобольска на Таз с таможенным головой Гребневым
ходили «на кочах многие торговые люди с хлебными запасы».

В 1628 г. этим же путем совершили плавание 136 торговцев и промышленников.
Это были Яков Третьяков Важенин, Андрей Иванов,
Савва Иванов Заборец, мезенец Кирилл Иванов Ружников,
Матвей Щепеткин с Пинеги, ярославец Алексей Наумов и другие.

Наумов Дмитрий Никитич
— воевода; в 1647 г. был стряпчим;
в 1665—1675 гг. — стольником.
Наумов, Дмитрий Никитич воевода в Соликамске,при ц. Алексей Мих. 1679.
http://biographii.ru/n/naumov-dmitrij-nikitich