Харьковская 4-я мужская гимназия

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Возникла в 1871 г. как прогимназия, то есть 4-классное учебное заведение. В 1895 году стала шестиклассной, а с 1901 года – полной. Отличие четвёртой гимназии от других состояло в том, что в ней вместо латыни преподавали историю и естествознание.

***

Автором исторического очерка о 4-й Харьковской гимназии является её первый директор - Ф.К. Максимович.

(источник - Багалей Д.И., Миллер Д.П. «Истории города Харькова за 250 лет его существования»).

1916 г. Харьковская 4-я мужская гимназия. Марьинская, 14 (временно в здании 2-ой гимназии)

Директор – Бельковский Алексей Петрович
Исп. об. инспектора - Постоев Михаил Яковлевич

Законоучители:
Православного исповедания – Красовский Николай Сергеевич
Римско-католического исповедания – Ковалевский Франц Фад.

Преподаватели:
Скиндер Ипполит Ипполитович
Лезин Борис Андреевич
Флоров Михаил Иванович
Мелихов Василий Александрович
Раздольский Алексей Иванович
Кошлаков Дмитрий Афанасьевич
Гинце Генрих Эдуардович
Шабля Александр Арсеньевич
Муро Рене Губерт.
Пельтцер Александр Романович
Стальская Болесл. Ант.
Зуземиль Елис. Карл.
Крошечкин - Крошицкий Михаил Потапович

Помощник классных наставников – Гридин Ефим Алексеевич
Врач - Раевский Николай Павлович
Письмоводитель– Коробков Петр Иванович

4-я Харьковская мужская гимназия ("Весь Харьков за 1917г")

Ссылка: Форум МедиаПорт

Из печатных дореволюционных изданий пока удалось найти:

В Российской Государственной библиотеке:

Отчет Правления Общества вспомоществования нуждающимся учащимся Харьковской 4-й гимназии. 1908 г., 1910 г.
Обзор деятельности Родительского комитета при Харьковской 4-й мужской гимназии. 1912 г.

Также в 1908 г. совсем небольшим тиражом были изданы:

Правила и программы для поступления во приготовительный и 1-й классы харьковской 4-й гимназии. Харьковъ. 1908. Тип. Зильбербергъ. 8° (11X17). 13 стр. Ц. 20 к. В. 2 л. 100 экз.

Недавно попалась книга "Безымянное поколение: Записки правоведа, адвоката, бывшего меньшевика Александра Гюнтера".
Автор мемуаров, Александр Рихардович Гюнтер (1890 - 1984), принадлежит к поколению, сформировавшемуся перед революцией. Он успел до Октября испытать большой взлет юридической карьеры: c 1916 года - профессор истории государства и права; адвокат в процессах 1917-1920 годов; в 1921 году - оратор в политическом диспуте, ректор первого высшего учебного заведения на Северном Кавказе. Позже он пережил ужасы трех репрессий.
Мемуары предваряет очерк Е. Федоровой - внучки Гюнтера, написанный в жанре документальной повести...Библиотека Международного союза немецкой культуры

Интересно, что Александра Гюнтер - бывший ученик 4-ой Харьковской гимназии, и несколько страниц в его мемуарах посвящено этому учебному заведению.
Далее привожу воспоминания А. Гюнтера о преподавателях, работавших в гимназии в начале ХХ ст.

Учитель математики Михаил Яковлевич Постоев.

Грозой гимназии был преподаватель математики Михаил Яковлевич Постоев. И в то же он был самым любимым преподавателем ... Парадокс? Нет! Михаил Яковлевич был очень требовательным, строгим, но очень справедливым и даже очень добрым человеком. На его уроках господствовала полная тишина, никто не позволял себе никаких шалостей. Следует отметить — Михаил Яковлевич никогда не повышал голоса. О его доброте говорит следующий пример: будучи гимназистом седьмого класса, я решил, по примеру моего брата Вовы, сократить на один год мое пребывание в гимназии, т.е. в мае месяце, когда все мои товарищи будут держать переходный экзамен из седьмого класса в восьмой, я буду держать выпускные экзамены. Чтобы осуществить это, я, после первой четверти, уволился из гимназии и стал готовиться к выпускным экзаменам. Вот тут-то и сказалась чрезвычайная доброта Михаила Яковлевича Постоева: одобряя это мое решение, учитель предложил мне приходить к нему домой каждое воскресенье, он будет заниматься со мной и поможет мне хорошо подготовиться к сдаче экзаменов по математике. Я, конечно, с радостью принял это предложение, и Михаил Яковлевич занимался со мною каждое воскресенье по 2-3 часа, а иногда и больше. Это мог сделать только человек очень большой доброты. Однажды во время занятий мы с Михаилом Яковлевичем решали задачу по алгебре, я бился над ней почти целый час, но решить ее не мог. Михаил Яковлевич сказал: « Ну, давайте, я решу». Начал решать, но и он решить ее не мог (а был он великолепный математик). Мы решили занятия прекратить, и он сказал, что над задачей подумает и найдет ее решение. Квартира Михаила Яковлевича была во флигеле, в глубине двора. Когда я вышел из квартиры, то не успел я дойти до ворот, как меня «осенило»: а что, если решать так? Я вернулся и сказал: «Михаил Яковлевич, кажется я нашел решение. «Ну-ка, ну-ка, садитесь». Я сел и, действительно, найденное мною решение было правильным. И он сказал: «Ну, молодец! Теперь, если на экзамене вы вовсе не решите задачи, я вам поставлю пятерку». И еще раз Михаил Яковлевич сказал: « Молодец!»

Учитель немецкого языка Александр Романович Пельтцер.

Преподаватель, о котором хочется сказать несколько добрых слов, был преподаватель немецкого языка. Он так же был одним из любимых преподавателей. Его уроки проходили очень живо и интересно. Этим преподавателем был Александр Романович Пельтцер — брат популярного в свое время актера Ивана Романовича Пельтцера и дядя ныне здравствующей актрисы Татьяны Ивановны Пельтцер7. Александр Романович покорял нас своей живостью, остроумием и большими знаниями. Так, Ал-др Ром. основательно познакомил нас с такою интересной наукой, как сравнительное языкознание. Знакомил он нас с этой наукой на живых примерах. Например, в заданном нам тексте для перевода встречается слово «Таg» — «день». Ал-р Ром. спрашивает: «а вы знаете, как древне- германское слово «dег Таg» перешло в русский язык с звучанием и написанием «день»? И тут же подходил к доске и показывал нам, как латинское «dies» перешло в английский и шведский «dау», в русский «день», и как английское «а» в слове «dау» перешло в смягченное Н» в немецком языке. В своих объяснениях Ал-р Романович, если нужно было, привлекал польский, итальянский и скандинавские языки, и что нас всегда поражало и удивляло, это при показе и объяснении, как исследуемое слово из одного языка в в другой [переходило], Ал-р Ром. умело и чрезвычайно логично показывал закономерности перехода слов из одного языка в другой8. Насколько остроумно, легко и весело Пельтцер разрешал возникавшие иногда в классе конфликты, видно из следующего примера: встает ученик Михневич — «Александр, Романович, Рыбаков взял у меня резинку (так в ту пору ластик) и не отдает. Ал-р Романович: «Значит, Рыбаков украл резинку? » Михневич: «Ну, да — украл». Тогда наш учитель, при веселом смехе всего класса, говорит: «А вы знаете, Рыбаков, что для обозначения совершенного вами действия богатый русский язык имеет еще ряд синонимов — слимонил, сапельсинил, сбондил, — и еще ряд красочных, но не вполне литературных терминов? Так скажите, Рыбаков, вы действительно сбондили или сперли у Михневича резинку? Если «да», то верните ее ему, — я вас прошу». И класс «загудел»: «Отдай! Не позорься. Александр Романович тебя просит». Рыбаков достает из кармана резинку, отдает ее Михневичу со словами: «На, подавись». Учитель: «Ну, это не обязательно. А что вы возвратили слимоненную вещь ее владельцу, это правильно и хорошо». Думая об Александре Романовиче, мне вспоминается один занятный эпизод. Как я говорил выше, я решил сократить на один год пребывание в гимназии и осуществил это.
Экзамен на аттестат зрелости я сдавал вместе с восьмиклассниками, выпускниками. Отвечать вызывали по алфавиту. Причем вызывали сразу двух учеников — один шел отвечать, другой брал билет и садился готовиться. На той парте, на которой сидел я, второе место оставалось свободным. На него садились те, кто готовился к ответу. Естественно, если у готовящегося возникало затруднение, он обращался ко мне, и я помогал это затруднение преодолеть. Когда вызвали Васю Гаврилова, чтобы готовиться к ответу, то было ясно, что еще после одного ( Геймердингера) должен буду отвечать я, и тут посыпались ко мне записочки: «Не уходи. Скажи, что у тебя болит голова, и ты просишь разрешения ответить позже». «Если ты уйдешь, будешь свинья» и т.п. Когда меня вызвали, я сказал, что у меня болит голова и, если только возможно, я прошу разрешить мне отвечать несколько позже. В экзаменационной комиссии были: директор, Филимон Константинович Максимович, инспектор М. Я. Постоев и А.Р.Пельтцер. Они посовещались и разрешили мне отвечать, когда у меня пройдет головная боль. Мои товарищи возликовали. Через некоторое время Александр Романович, который отлично видел, что я помогаю товарищам, спросил: «Ну, как, головная боль еще не прошла?» Спросил с хитрой улыбкой. Я ответил: «Нет, Ал-р Ром., немного легче, но еще болит». Я пошел отвечать последним. И, когда я взял билет, Ал-р Ром. обратился к Ф.К. Максимовичу и М.Я.Постоеву: «А нужно ли нам его спрашивать? Ведь он ответил сегодня не за восемь классов, а за весь восьмой класс!» Мих. Яковл. и Филимон Конст. засмеялись и Филимон Конст. сказал мне, похлопав по плечу: «Ну, идите!», — и поставили мне пятерку.

Учитель древних языков Флоров Михаил Иванович.

Латинский язык преподавал Михаил Иванович Фролов. Он обычно садился на стол первой парты, лицом к классу. Он был хорошим, добрым человеком, любившим юмор и острое словцо. В конце каждого урока 12-15 минут он делал перевод заданного на следующий урок текста. Мы, конечно, записывали перевод и к следующему уроку оставалось выучить грамматику. Из общения с Михаилом Ивановичем вспоминается два эпизода.
Он иногда предлагал совершенно ни на что не похожие лексические варианты перевода, очень смелые для гимназического учителя-латиниста. Однажды, делая перевод из Гая Юлия Цезаря «О галльской войне», у Михаила Ивановича встретилось затруднение. Остановившись и подумав, он нашел такую « вольную интерпретацию», сказав: «Я думаю, что это нужно перевести так: „Бей его по хряпу, пока конница не подъедет", — а, впрочем, посмотри, как у тебя в подстрочнике сказано». У нас у всех были подстрочники, и учитель это отлично знал. Одни из учеников встал и, держа подстрочник в руках, прочитал перевод этого места. Михаил Иванович, выслушав, невозмутимо произнес: «Ну, можно и так». В латинском языке существует много различных оборотов речи и синтаксических форм (ablatīvus absolūtus, accusativus cum infinitivo, coniugatio periphrastica и др.) Мы знали «слабость» Михаила Ивановича к форме coniugatio periphrastica. Если отвечающий не знал, какой оборот речи перед ним, то стоило только сказать: coniugatio periphrastica, — как он, не удержавшись, расплывался в улыбке и говорил с бесконечным одобрением: «Эх, ты! Coniugatio periphrastica! Сам ты coniugatio periphrastica! Какая же это coniugatio periphrastica, когда это accusativus cum infinitivo» «Ну, садись». И если вы назвали coniugatio periphrastica, то тройка, а то и четверка была обеспечена.
Михаил Иванович любил пиво и часто заходил в пивную, находившуюся неподалеку от его дома. В нашем классе (в 6-м) был великовозрастный ученик Виктор Кравчуновский, «сидевший» в каждом классе по две года. Когда он дошел до шестого класса, ему исполнилось 18 лет; в хору он пел басом. Он тоже любил пиво и тоже посещал пивные. И вот, однажды, когда он уже сел за столик, и ему подали кружку пива, он увидел неподалеку сидевшего Михаила Ивановича. Кравчуновский сделал вид, что не заметил и не видел учителя. Михаил Иванович сделал то же. На следующий день Михаил Иванович вызывает Кравчуновского отвечать заданный урок. Кравчуновский встает и говорит: «Михаил Иванович, я сегодня урока не выучил». А он: «Не выучил... Почему?» Кравчуновский: «У меня тетя заболела, я ходил в аптеку и долго ждал, пока изготовят лекарство». Михаил Иванович: « А! тетя заболела... И сильно?» «Да, Михаил Иванович, сильно...» «Бедная тетя! Ну, а теперь скажи, лекарства для тети ты заказываешь в пивной?» «Да что вы, Михаил Иванович!» «А я тебя вчера видел в пивной. А ты знаешь, кто ходит в пивную? Туда ходят пьяницы и хулиганы». «Михаил Иванович! А я вас там вчера видел!...» (Хохот в классе. Кравчуновский доволен эффектом, который произвела его реплика. Он улыбается.) Учитель некоторое время молчит. Потом говорит: «Улыбаешься ?! А вот я скажу директору, что ты по пивным ходишь, и тебя исключат из гимназии». Класс притих. Когда окончился урок, Михаил Иванович сказал: « Кравчуновский, сейчас в коридоре подойдешь ко мне», — и вышел из класса. Следом за ним вышел Кравчуновский. Отойдя в сторонку, где никто не мешал разговаривать, наш латинист сказал: «Ты понимаешь, что ты сделал ? Ты перед всем классом высмеял, высмеял своего учителя... Мне это очень грустно и больно. Ничего я докладывать директору не буду и не буду требовать твоего исключения из гимназии. Я это делаю для того, чтобы ты понял, что не всегда за зло платится злом. Иногда, наоборот, за зло платится добром». И, опустив голову, Михаил Иванович медленно пошел в учительскую, а ошеломленный Кравчуновский, не сдвинувшись с места, остался стоять в коридоре, а когда окончились уроки, Кравчуновский, обращаясь к классу, сказал: «Ребята, минуточку задержитесь, я должен вам что-то сказать». Мы думали, что он будет просить, чтобы мы заступились за него, и просили бы директора не исключать его из гимназии. Но он рассказал неожиданный для нас разговор с латинистом и добавил: «Вот какой Михаил Иванович! Это — «человек»… Да, это человек... Его слова — это мне урок на всю жизнь». И тихо, без обычного шума, мы разошлись по домам. И, вероятно, каждый думал о рассказе Кравчуновского и о Михаиле Ивановиче. После эпизода с Кравчуновским класс совершенно по-иному, очень тепло — я бы сказал, по-дружески — стал относиться к Михаилу Ивановичу. Михаил Иванович превосходно читал рассказы Чехова и всегда последние два урока в конце четверти читал нам Чехова, но всегда прежде, чем начать читать, немного кокетничал. Войдя в класс, он спрашивал: «Ну, что на сегодня задано?» Дежурный по классу говорил: «Михаил Иванович! Сегодня предпоследний урок и мы просим вас, почитайте нам Чехова. Вы так хорошо читаете». Он, довольный этой лестью, улыбаясь, говорит: «Ну, уже и хорошо», — класс хором: «Очень хорошо. Почитайте». Михаил Иванович сдается: «Я бы почитал, но у меня нет книжки Чехова». Класс хором: «У Васи Гаврилова есть». Учитель: «Ну, давай сюда, почитаю». Класс затихал и начиналось настоящее художественное чтение — для меня одно из самых высоких и драгоценных воспоминаний детства.

Учитель пения Курченко Иван Александрович.

Преподавателем пения у нас был И.А.Кучеренко — человек весьма недалекий и примитивный. Каждый год в начале занятий шла проба голосов. Мальчики с хорошими голосами отбирались в хор. Хор существовал только для того чтобы петь во время богослужения. Поскольку хор создавался только для церковного пения, то отбирались только православные мальчики. Прослушав меня, И.А.Кучеренко сказал: « будешь петь в хору». Но я ему сказал, что я с удовольствием бы пел, но я не православный, а лютеранин. Кучеренко сказал: «Вот ведь незадача…Голос у тебя хороший (у меня был, действительно, хороший голос — низкий альт красивого тембра), но ты басурманин; как же мне с тобою быть? И терять тебя не хочется, и брать нельзя. Ну, я поговорю с батюшкой». На следующем уроке он мне сообщил, что батюшка сказал: «Если он не иудей, а христианин, то хоть он лютеранец, петь в православной церкви может». Так я оказался в числе хористов, несмотря на мое «басурманство».

Учитель рисования Вениг Александр Карлович. (у Гюнтера - его фамилия Рунге (?))

Рисование преподавалось у нас только в первом и во втором классе. Преподавателем у нас был Александр Карлович Рунге. Ему было 34-35 лет. Он всегда был очень хорошо одет, всегда был элегантен и от него пахло хорошими духами и... вином. Он приходил на уроки всегда навеселе, впрочем и уроки он проводил весело.

Учитель приготовительного класса Чириков Иван Сергеевич.

В приготовительном классе все предметы вел один преподаватель — Иван Сергеевич Чириков. Вел преподавание он скучно, казенно. Развлечением на его уроках было для нас отношение Ивана Сергеевича к одному из наших товарищей, Высоцкому. Высоцкий был очень живым и довольно шаловливым мальчиком. Как-то в самом начале учебного года Иван Сергеевич «поймал» Высоцкого на какой-то шалости, и с этого дня, как бы ни вел себя Высоцкий, — даже, если он сидел совершенно спокойно и тихо, — Иван Сергеевич на каждом уроке говорил: «Высоцкий, опять шалишь. И к этому все мы, в том числе и Высоцкий, так привыкли, что ни Высоцкий не оправдывался, что он не шалил, и никто из товарищей не пытался заступиться за ни в чем не провинившегося Высоцкого. Но больше всего развлекало и смешило нас, когда Высоцкий отсутствовал, а Иван Сергеевич среди урока говорил: «Высоцкий! Высоцкий! Опять шалишь!» Тут весь класс разражался хохотом, а дежурный по классу вставал и «рапортовал» : «Высоцкий по болезни отсутствует». Иван Сергеевич удивленно спрашивал: «Отсутствует? А кто шалил?» Дежурный отвечал: «Иван Сергеевич! Никто не шалил». «А... никто? Ну, будем продолжать урок».

Директор гимназии Максимович Филимон Константинович

Директором гимназии был очень умный, образованный и добрый старик. Когда однажды, в бытность мою в шестом классе, преподаватель истории Генрих Эдуардович Гинце заболел, заменить его пришел директор Ф.К.Максимович. Войдя в класс, он спросил: «Что вы проходили на последнем уроке? Дежурный ответил: «Борьбу за английский престол между Стюартами и Тюдорами». «Войны между Алой и Белой Розами проходили?» — спросил Филимон Константинович. «Нет», — ответил дежурный. «Тогда я вам расскажу», — сказал Филимон Константинович. И стал рассказывать, да так интересно, что класс настолько притих, что было слышно, как пролетает муха. Следующие два-три урока, до выздоровления Г .Э.Гинца, прошли так же интересно, настолько интересно, что они запомнились на всю жизнь. Ведь рассказ о войнах Алой и Белой розы он провел экспромтом — он не знал, что мы проходили. Это говорит об эрудиции и блестящей памяти Ф.К. Максимовича.

Учитель истории Гинце Генрих Эдуардович

Особо нужно сказать о преподавателе истории Г.Э.Гинце. Его знания истории не выходили за пределы учебника по русской истории Иловайского9, — учебника неинтересного, скучного, извращавшего многие исторические события и факты в угоду «ура- патриотизму». По всеобщей истории его знания ограничивались учебником Виноградова. О различных точках зрения и спорах крупных ученых по ряду вопросов истории он никогда не говорил, и мы, гимназисты, подозревали, что все то, чему его учили, когда он был студентом, он напрочь забыл. Когда он вызывал ученика отвечать заданный вопрос, то он следил по учебнику, точно ли ученик говорит слово-в-слово то, что написано в учебнике. У меня была врожденная дальнозоркость. Когда Г.Э.Гинце вызывал меня, я становился сзади сидевшего за учительским столом и державшего раскрытый на заданном уроке учебник и, читая урок по учебнику, получал неизменные пятерки.

Об остальных учителях - очень скупо. О некоторых - весьма нелицеприятно...

Хочется несколько добрых слов сказать о преподавателе французского языка, Павле Алексеевиче Дю-Трулле. Это был хорошо образованный, любивший преподавательскую деятельность и любивший учеников человек, сумевший привить нам любовь к изучению французского языка.
***
Преподаватель физики, Раздольский, очень плохо слышал и плохо видел. Заинтересовать нас физикой он не сумел.
***
Так же заинтересовать нас своим предметом не сумел и преподаватель географии А.А.Шабля.
***
Преподавателем русского языка и литературы был, как я отметил выше, Серебрянский, которого мы не только не любили, но презирали за его работу цензором.
***
Вторым преподавателем русского языка и литературы был Скиндер, человек не только не умный, но тупой и необразованный.
***
Был у нас еще один «экземпляр» — В.И.Леваковский, преподаватель естествознания, который, ища популярности и расположения к себе учеников, лебезил и заискивал перед ними, но не только не достигал желанной цели, но достигал обратного — насмешливого и недружелюбного отношения. Нам претила его слащавость и желание быть с нами «за-панибрата».

История, администрация, преподаватели, персонал