Партизаны Крыма

В музее Героической обороны и освобождения города Севастополя хранится довольно необычная фотография одного из активных его участников. На ней изображен Герой Советского Союза Герасимов Филипп Филиппович. Сделана она в Ленинградском ВВМИУ (г. Пушкин) в 1968 году. Эту фотографию прислал в музей в 1999 г. капитан 3-го ранга в отставке Никольский В.В., который на фотографии слева. Что же удивительно в этой фотографии?
Для человека сведущего сразу бросится в глаза необычное для главного старшины количество колодок орденов Красного Знамени – их четыре. Если же посмотреть на биографию Героя, помещенную в справочнике «Герои Советского Союза», изданном в 1987 г., то сразу возникнет вопрос, как мог гвардии лейтенант за двадцать пять лет службы дослужиться до главного старшины?
В другой книге «Герои Советского Союза – Военно-морского флота» мы увидим фото Герасимова с погонами старшего лейтенанта и прочитаем, что он «в 1943 г. был переведен в 9-й истребительный авиаполк. Активный участник обороны Одессы и Севастополя, освобождения Новороссийска и Севастополя».
В.В.Никольский, тогда капитан-лейтенант, заочно учился в Ленинградском ВВМИУ, повышая свое средне-техническое образование до уровня инженерного. На кафедре борьбы за живучесть корабля старшим инструктором работал главный старшина сверхсрочной службы Герой Советского Союза Ф.Ф. Герасимов, с которым В.В. Никольский и познакомился. И, естественно, тот рассказал ему свою необычную историю…
Свой первый боевой вылет на «И-16» Герасимов совершил в небе над Одессой. Не раз приходилось летчикам полка прикрывать отход наших кораблей из Одессы в Евпаторию, Ялту. После оставления Одессы летчики полка прикрывали Севастополь. Как-то, пролетая около Тарханкутского маяка, боковым зрением заметил ниже себя двухмоторный торпедоносец «Ю-88т». Ринулся на него, забыв обо всем на свете, нажал на гашетки. От «Юнкерса» отделились какие-то ошметки, пыхнуло пламя, самолет перевернулся на спину и, отмахивая витки штопора, на глазах врезался в воду. «Эге!» – запела душа пилота, – значит, умеючи можно и таких на «ишаках» заваливать. С этого дня он обрел уверенность в своем «ишачке».
Часто летчики летали на разведку. Однажды ему и лейтенанту Василию Бородину было приказано разведать боевую обстановку в районе села Байдары . По данным наземной разведки в этом селе было отмечено большое скопление техники противника. Вот как вспоминал об этом памятном вылете сам летчик: "Первый раз мы вылетели и прошли над селом на высоте примерно 1500 м, но ничего подозрительного не обнаружили. Во второй раз решили действовать хитрее. Вылетели рано утром и со стороны Байдарских ворот зашли на село и стали снижаться. Снизились до такой минимальной высоты, что едва-едва не касались пропеллерами травы. Так и шли, крыло в крыло. Вдруг, когда до села оставалось не больше километра, видим, как прямо на нас ощетинились стволы вражеских зениток и пулеметов. Буквально через несколько секунд вокруг бушевало море огня и взрывов.
Сбить нас было трудно, так как самолеты почти слились с фоном гор, да и солнце стоявшее сзади нас, слепило глаза вражеским наводчикам. К тому же малая высота наших самолетов создавала "мертвую зону" для зениток. Прошли над селом и увидели, что вплотную у каждого дома, со всех его четырех сторон, прижавшись к стенам, стоят боевые машины и все это от крыши до земли закрыто маскировочной сеткой. У села Шули вновь попали под огонь зениток, но все же благополучно сели на свой аэродром. Доложили обстановку и сразу стали готовиться к штурмовке. В тот раз хороший урон нанесли врагу и без потерь со своей стороны".
Но все же война на то и война. Гибли при штурмовках и более опытные пилоты, а ему, молодому, только крепко доставалось «по перышкам»: дважды на поврежденной машине возвращался на свой аэродром. Дыр привозил много. В одном из боев, таранив фашистский самолет-разведчик погиб его друг Василий Бородин.
За несколько месяцев войны молодой летчик выполнил 60 боевых вылетов на штурмовку войск и техники противника, в которых уничтожил шесть зенитно-пулеметных точек, два крупных склада и десять автомашин с боеприпасами, четыре минометных батареи.
Осенью 1941 г. Герасимов был ранен. Лежал в Батумском госпитале. К весне 1942 г. летчик совершил 167 боевых вылетов, участвовал в 26 воздушных боях, в которых лично сбил, кроме «Ю-88т» и «Хш-126», которого срезал под Севастополем. Еще один «Ме-109» он сбил в паре.
Звания Героя Советского Союза летчик-истребитель Ф.Ф. Герасимов был удостоен не за сбитые немецкие самолеты, и даже не за штурмовки наземных войск, за которые он из рук командующего ВВС ЧФ В. Коробкова получил до этого свои первые боевые награды – два ордена Красного Знамени. Он первым из летчиков ВВС ЧФ, посадил самолет «У-2» в расположении партизан в Крымских горах, доставил в расположение партизанского отряда радиста и рацию. Таким образом, командованием Севастопольского оборонительного района была установлена связь с партизанами и им была оказана помощь боеприпасами и продовольствием. Эту малоизвестную страницу в истории боев за Крым ярко и талантливо восстановил в своей книге «Воздушный мост» Герой Советского Союза В.Б. Емельяненко. В середине семидесятых писатель встречался со многими героями своей будущей книги, побывал на месте посадок самолетов в Крыму, ездил в Ленинград и встречался с Герасимовым - одним из героев будущей книги.
Портрет летчика-истребителя 3-й «непромокаемой» эскадрильи Герасимова в его описании выглядит следующим образом: «Круглолиц, голубоглаз, любитель побалагурить, голос с хрипотцой».
2 апреля 1942 г. его и товарища по эскадрилье Николая Сикова вызвал командующий группы авиации Севастополя полковник Г.Г. Дзюба и лично поставил задачу «особой важности»: у горы Чатыр-Даг отыскать поляну, которую выбрали партизаны для посадки самолета и сфотографировать ее. Рано утром следующего дня два «И-16» отправились в путь по маршруту: мыс Сарыч - пер. Байдарские ворота - г. Ай-Петри – хребет Ялтинской яйлы. Высота 1700 м. Вот впереди показался искомый ориентир - вершина горы Басман (1136 м). Вершину горы затянуло туманом. Сколько ни кружили летчики, но поляну найти не смогли.
После обеда полетели снова. На высоте 400 м первым поляну увидел Сиков. Сбросили вымпел. Вечером с чувством выполненного долга летчики легли спать: «Еще один денек стерли».
4 апреля летчики летали повторно, доставили партизанам новый вымпел, где просили подготовить поляну к посадке самолета. На обратном пути их перехватили четыре «Ме-109», но летчики успели уйти под защиту плавучей батареи «Не тронь меня».
Герасимов подумал, что на этом задание «особой важности» для него закончится, но Дзюба поставил новую задачу: на «У-2» доставить партизанам радию и радиста. Летчик совершил над аэродромов несколько полетов на «У-2» – восстанавливал навыки и отрабатывал посадку на ограниченную площадку. Чтобы утяжелить самолет его загрузили запчастями и продуктами. Техник предлагал положить даже запасной винт, но летчик отказался, о чем потом сильно сожалел. Герасимову выдали автомат «на всякий случай» и проинструктировали о порядке условных сигналов, которые он должен был дать на случай аварии самолета, неисправности рации и в случае готовности сброса грузов. Ордена и документы перед вылетом он сдал.
Ранним утром 10 апреля во вторую кабину «У-2» сел радист, старший матрос Иван Дмитриев.
Если на «И-16» до цели долетал он раньше за 20 минут, то теперь «топал» больше часа. «У-2» был старым, а мотор изношенным. Над поляной летчик трижды заходил на посадку, на четвертый раз сесть помешали люди. Хоть партизаны и постарались удлинить и расширить бывший загон для зубро-бизонов, но все равно полянка сто на двадцать метров была явно мала даже для такого неприхотливого самолета, как «У-2». Летчик вспоминал: «Почва в горах к тому времени сильно прогрелась, и мощные восходящие потоки теплого воздуха как бы приподнимали самолет, не давая ему коснуться земли колесами». На пятом заходе, задев колесами за верхушки деревьев, Герасимов бросил самолет в крутое скольжение. Казалось, вот-вот машина врежется в землю. До земли оставалось метра два, когда ему удалось перейти на горизонтальное планирование и заставить самолет приземлиться. Надо же такому случиться: уже в самом конце пробега летчик увидел проселочную дорогу и рядом с ней канаву. Колеса «У-2» попали в канаву-промоину, самолет ткнулся носом, и винт сломался.
Радист принялся за свое дело, а летчик стал думать о том, как он возвратится обратно. Нужно сказать, что летчик и радист были первыми в партизанском отряде людьми с Большой земли. Партизаны с жадностью расспрашивали их об обстановке на фронтах, о любых даже самых значительных мелочах жизни. Например, очень удивились, когда Герасимов сказал, что ему от родителей из блокадного Ленинграда, в осажденный Севастополь приходят письма.
Три ночи подряд, взлетавшие с м. Херсонес самолеты, сбрасывали грузы партизанам отряда Г.Северского. Герасимов же ожидал группу из 9 партизан, которая пошла в Чоргун (60 км от лагеря). Там на заброшенном аэродроме стояли несколько «У-2» и с одного из них должны были снять пропеллер .
За время ожидания группы летчик принял участие в бою с карателями. На пятый день группа возвратилась без одного человека: в пути тот скончался - не выдержало сердце. Винт принесли в целости и сохранности.
Утром летчик решил взлетать, но не учел, что непрогретый воздух не давал старенькому «У-2» необходимой подъемной силы. При взлете самолет врезался в верхушки деревьев. Летчик остался целым, но «У-2» ремонту не подлежал. Решил было возвращаться к своим пешком - ведь он летчик и очень нужен там в Севастополе. Ему повезло. Буквально через несколько дней в расположение лагеря вышли 6 моряков-разведчиков. Герасимов вспо-минал: "До линии фронта мы шли шесть суток. Один раз нарвались на мину, радист из группы моряков погиб, двое были ранены серьезно, я отделался сравнительно легко. Подошли к Балаклаве, пробрались на нейтральную территорию, где нас заметили наши солдаты".
Вскоре полковник Дзюба тискал в объятиях своего подчиненного. А еще через два дня отдохнувших Герасимова и сопровождавших его моряков вызвал член Военного совета дивизионный комиссар Н.М. Кулаков.
- Всех представить к наградам, - сказал он, обращаясь к начальнику штаба, - а главного героя - подождать. Ведь в самом деле - герой. И росточком невелик, а какое большое дело сделал!
Позже Герасимов узнал, что накануне этой встречи командующий Черноморским флотом и член Военного совета подписали представление его к званию Героя Советского Союза «за выполнение «боевого задания специального назначения с посадкой в глубоком тылу противника». В наградном листе отмечалось: «…на самолете «У-2» доставил радиста и рацию партизанам. Таким образом, была восстановлена связь и обеспечена боевая работа партизан. Когда было невозможно вылететь с территории, занятой противником, возвратился с разведгруппой».
Вернулся Герасимов в свою часть 29 апреля. Здесь его ждала телеграмма из Ленинграда с известием, что 24 апреля умер от голода отец.
С 4 мая 1942 Герасимов снова пилот 3 авиаэскадрильи 6-го авиаполка. 29 июня 1942 г. ему присваивают звание старшего лейтенанта.
20 ноября 1942 г. летчика, возвращавшегося на свой аэродром, неожиданно атаковала группа вражеских истребителей. Вскоре у него закончились боеприпасы, самолет был подбит над Черным морем. Герасимов выбросился с парашютом и опустился в море, недалеко от берега. На море бушевал шторм. Как потом, часто вспоминал и рассказывал товарищам летчик: «Вся беда в том, что я не смог снять парашют. Он намок, да еще я был в сапогах и плотно одет, - все это сковывало движения, а надувная лодка не сработала, так как при выбрасывании из кабины самолета я зацепился за козырек кабины и оторвал шланг автомата лодки. Все это стало тогда лишним грузом, да еще при шторме на море. Пока были силы, я старался плыть к берегу…».
Тонущего летчика увидела группа наших бойцов. Не раздумывая, один из них, старший сержант А.С. Утрясов, сбросил с себя обмундирование и в нижнем белье бросился в ледяную воду. Помощь пришла вовремя. Еще бы минута и летчик ушел бы на дно.
Герасимова тут же отправили в госпиталь, а его спасителя - в санчасть, где вскоре объявили благодарность и выдали денежную премию «за спасение жизни Героя Советского Союза, гвардии капитана Герасимова».
Купание в ледяной воде не прошло даром. Герасимов долго болел. По излечении снова летал, но 10 июля 1943 г. «за недисциплинированность и пьянство» попал в штрафной взвод морской пехоты сроком на три месяца.
Со слов Никольского, Герасимов ему говорил, что был наказан за избиение подчиненного ему авиатехника, по вине которого он «чуть не угробился на самолете».
На Малой земле, куда направили штрафника, встретил Герасимов еще одного товарища-летчика по несчастью - Ф.П. Мордовца из авиазвена связи Управления ВВС ЧФ. Мордовец, уже после Герасимова неоднократно летал к партизанам, за что был награжден орденом Ленина.
Летом 1943 г. Мордовец на радостях, что удачно увернулся от атаки немецкого истребителя, над аэродромом решил «показать класс» - на бреющем прошел так низко, что разбил свой У-2, зацепившись крылом за дерево. Лихачество летчику не простили, а прошлые заслуги были не в счет.
Как бы то ни было, бывшие летчики ходили вместе в одной цепи в контратаки, в одной из которых в последних числах августа Мордовец был тяжело ранен. Герасимов оказал ему первую помощь и доставил в медсанбат.
Отбыв назначенный срок наказания, 13 октября того же года, Герасимов был восстановлен в офицерском звании и назначен рядовым летчиком в 25-го авиаполка ВВС ЧФ, а с 10 декабря 1943 г. - продолжил службу в 3-й авиаэскадрильи 9-го авиаполка.
После освобождения Крыма 15 мая 1944 г. полк передислоцировали на Балтику. Летчики 47-го и 9-го авиаполков располагались на одном аэродроме. Герасимов снова встретил там Ф. Мордовца, который к тому времени освоил «Ил-2». На боевые задания они часто вылетали вместе. 15 июня 1944 г. самолет «Ил-2» гвардии лейтенанта Ф.П. Мордовца был сбит огнем зенитной артиллерии под Выборгом. В этот день Ф. Герасимов, как пишет В. Емельяненко, впервые за войну заплакал.
Летчик неоднократно отличался при сопровождении штурмовиков, в одном из вылетов сбил истребитель противника, был награжден третьим орденом Красного Знамени. Снова пошел на повышение: с 25 июня дублер командира звена, а 18 сентября того же года утвержден в этой должности.
21 сентября 1944 в районе порта Таллинн Герасимов со своим ведомым Сергеем Глазковым и второй парой в составе старшего летчика Александра Смердина и летчика Михаила Бурцева прикрывал последнюю в эшелоне восьмерку штурмовиков «Ил-2» из 47-го авиаполка. Налет получился настолько внезапным и ошеломляющим, что некоторое время в небе были только наши самолеты. Штурмовики совершали заход за заходом. Причалы заволокло дымом. Многие транспорты горели.
Но так продолжалось всего несколько минут. Не менее тридцати «ФВ-190» вывалилось из облаков. Разбившись на неравные группы, немцы атаковали меньшую по численности группу наших истребителей. Против Герасимова и Глазкова оказалось восемь самолетов врага. Герасимов сделал глубокий вираж и первая пара «ФВ-190» проскочила мимо. Но вторая уже заходила его ведомому в хвост. Остальные две пары шли следом. Герасимов понимал, что при такой обстановке обязательно собьют его или ведомого. Он увеличил скорость, приблизился к хвосту ближайшего «ФВ-190» и точной очередью зажег его. "Колесо" вражеских машин разрушилось, но немецкие летчики стали наседать на ведомого. Герасимов и не заметил, когда Глазкова подбили. Он только увидел, оглянувшись, что Сергей сваливается влево. Оглянувшись во второй раз, он заметил горевшую правую плоскость самолета Глазкова. Затем самолет Сергея резко "клюнул" носом вниз и взорвался.
Острая боль полоснула Герасимова по сердцу. Больше года он воевал с Глазковым. Ведомый - лучше не надо. Не раз выручал он в бою командира. Берег его и командир. Да вот не уберег...
Впрочем, горевать больше секунды непростительная роскошь в бою. Герасимов вновь оглядел небо. Откуда-то появился еще один «ФВ-190». "Опять восемь, - подумалось Герасимову, ну, держитесь же. И он атаковал ближайший к нему самолет. Короткая очередь - и самолет врага устремился к земле. Летчику вдруг стало весело. "Давай следующего", - сказал он себе и рванул машину в лобовую атаку. Немецкий летчик принял ее. Два самолета стремительно сближались. Огоньки пулеметных трасс неслись навстречу друг другу. В последнее мгновение мужество изменило врагу. Он отвернул влево и, получив в борт очередь, стал разваливаться в воздухе. Но и Герасимову немецкий летчик сумел всадить снаряд, который, пройдя поверх фонаря, разорвался около киля.
Изуродованная машина управлялась плохо. На исходе было и горючее. "Вот и все, - мелькнуло в сознании пилота, - теперь осталось только одно - таран". Он посмотрел вокруг, и радостно заколотилось сердце. Таранить было некого...
Техник Иван Кукорцев только покачал головой, когда летчик с большим трудом посадил разбитую машину.
- А мне уже сказали, что вы погибли, - тихо произнес он. - Жаль Сергея. - И добавил сокрушенно: - И машину жаль. На этом самолете, кажется, больше летать нельзя...
В предпоследний день войны, 8 мая 1945 г. в воздушном бою в районе Павилоста Герасимов в паре сбил два «Ю-52».
9 мая 1945 г. летчики 11-й штурмовой авиадивизии продолжали наносить бомбовые удары по кораблям противника удирающим из Литвы. Огромная, до сотни различных кораблей и катеров армада врага, чувствующего неминуемый конец войны, в спешке покидала порт. Находясь в воздухе, Филипп Филиппович в наушниках услышал голос комдива полковника Менжовцева: "Товарищи летчики! Поздравляю Вас с Победой!"
Всего за время войны летчик совершил 385 боевых вылетов, в 44 воздушных боях сбил лично шесть и в группе четыре самолета противника. Шесть раз он горел и тонул. Трижды его считали погибшим.
Война закончилась, летчик продолжил службу, но его ждала новая беда. 13 мая 1946 г. Герасимов снова с той же формулировкой «за недисциплинированность и пьянство» был снят с должности и назначен летчиком 2 авиаэскадрильи своего полка. После последовавшего за этим увольнения из ВМФ он был осужден, лишен офицерского звания и наград. Вдова летчика рассказывала краеведу-историку Н.Н.Зиновьеву, что причиной осуждения стал случай, когда Ф.Ф.Герасимов, будучи в пьяном виде (был же он в этом состоянии весьма несдержан) в грубой форме оскорбил старшего офицера. Весьма скупо пишет о последовавшем затем наказании В. Емельяненко: «ему несколько лет пришлось тянуть высоковольтку под Воркутой» .
Старшему научному сотруднику Воркутинского межрайонного краеведческого музея Т.В. Котик удалось установить, что Ф. Ф. Герасимов прибыл в Воркуту 9 апреля 1948 г., а освобожден был 26 ноября 1950 г. досрочно – срок отбытия наказания сократили на 4 месяца. Личное дело Ф. Герасимова в архиве Воркутинского УВД было уничтожено еще в 1956 г.
В последующей судьбе Ф. Герасимова принял активное участие вице-адмирал Н.М. Кулаков, который в 1941-42 гг. был членом Военного Совета ЧФ и Севастопольского оборонительного района. Он лично знал летчика и помнил о его подвиге. С 1961 г. Н. Кулаков занимал должность начальником политотдела Ленинградской ВМБ и Военно-морских учебных заведений Ленинграда. Кулаков, которому военно-морские учебные заведения подчинялись по партийной линии и способствовал тому, что бывший летчик-офицер устроился в Ленинградское ВВМИУ с утверждением на военной службе в статусе сверхсрочнослужащего. Вероятно, сначала Герасимов был рядовым.
Следующей ступенью в решении вопроса было его восстановление в звании Героя Советского Союза. Этому, конечно, способствовала обстановка, сложившаяся в стране в связи с приближающимся 20-летием Победы. Воздавали должное обойденным, забытым и отбывшим срок наказания, честно и добросовестно трудившимся Героям. В их числе стал и Герасимов, на груди которого снова засверкала Золотая Звезда.
Лаборатория, в которой он продолжил свою военную службу, носила звание отличной. Курсанты расположились у бассейна. Вот замер на водной глади бассейна макет подводной лодки. Преподаватель рассказывает о том, как будет вести себя корабль при заполнении тех или иных балластных цистерн. И повинуясь его командам, лодка то погружается, то всплывает, то получает дифферент, то становится на ровный киль. У пульта управления мичман Герасимов. Не было в лаборатории ничего, к чему бы, не прикоснулись умелые руки Герасимова. Наиболее удачными разработками стали бассейн с буксировочным устройством, действующая самоходная модель ракетной подводной лодки с программным управлением. За участие в создании модели корабля на воздушной подушке умелец был награжден Главнокомандующим ВМФ грамотой. Немало у Герасимова было и других поощрений за неутомимый труд в деле обучения и воспитания грамотных и умелых корабельных инженеров. В училище этот невысокий седеющий ветеран пользовался большим уважением. После восстановления в звании Героя СССР Ф.Ф. Герасимов дважды (в 1969 и 1974) приезжал в город Севастополь. В один из приездов, снова, но уже не по своей вине, расстался с потом и кровью заслуженной Золотой Звездой. Награды, которые висели на костюме, украли из номера гостиницы, когда он с товарищами ходил в ресторан. Воров так и не нашли.
Особо распространяться о своих невзгодах, винить в которых он мог только себя, Герасимов не любил, тем более перед незнакомыми людьми.
http://travel.org.ua/forums/viewtopic.php?t=48153&all=1

установлен новый памятный знак пограничникам 297 полка павшим в бою у подножия г.Кара-Тау 4-8 ноября 1941г.




о том как это было тут http://travel.org.ua/forums/vi...mp;start=0
видео http://www.1sev.tv/story/id/6304/

Станислав, правнук прислал:

Горькая память войны: Крым в Великой Отечественной: [сборник статей]/
Крым. акад. гуманит. наук, Крым. респ. краевед. музей; [Сост.: В.К.
Гарагуля и др.]. – Симферополь: Б/и, 1995. – 103, [1] с.; 20 cm . - Спец.
вып. - Прил. к журн. "Известия Крым. респ. краевед. музея" .


Феня Барабкина,Ваня и Леня Киселевы,Смирнов В.Б,яКОВ аБРАМОВИЧ рУБАНОВ,Белла Борисовна Трахтенберг, летчик Фадеев Яков,

местные жители из Пчелиного и Головановки рассказывают, что была здесь деревенька, тоже называвшаяся Чомбаем. Полистал сборники по административно-территориальному делению нашего полуострова в разные годы, и нашёл, что упоминание о «селении Чонбай» встречается только в камеральном описании Крыма за 1784 год! А позже населённый пункт тут не упоминается ни разу, нет его и на картах девятнадцатого века. Видимо, «Чонбай» был оставлен людьми и заброшен, но вот почему это произошло – неизвестно.

А вот селение Молбай существовало до семидесятых годов прошлого века. После массового переименования крымских населённых пунктов оно получило новое название – Свободное. Здесь даже был сельсовет, то есть вполне большое село, если можно назвать большими горные деревеньки. Но больше всего известен Молбай двумя фактами из своей истории, которые и до сих пор стараются не вспоминать: один связан с коллаборационизмом, другой – с военной тайной. Обо всём по порядку.

Ещё пару десятилетий назад были опубликованы некоторые документы по крымско-татарскому и прочему сотрудничеству с немецко-румынскими захватчиками. Много написано на их основе публикаций, научных работ. Ведущим специалистом в освещении «татарского вопроса» является директор музея «Таврида» Андрей Мальгин. Будем опираться на его исследования, а также работы другого известного крымского историка войны, Олега Романько. Так вот, в публикациях этих исследователей на основе документов указан Молбай, как место дислокации 5-й вспомогательной добровольческой роты численностью в полтораста человек. И партизанам Второго района, а впоследствии и 2-го сектора, и бригадам нескольких соединений эти самые молбайские добровольцы крови пустили...

Согласно немецким документам, в январе сорок второго в 203 населённых пунктах и пяти лагерях военнопленных было набрано 9255 крымских татар, из которых 8684 человека, признанных годными, были направлены в части вермахта, штурмующие Севастополь, и на Керченский фронт. Одновременно Айнзацгруппа «Д» создала 14 «татарских рот самообороны» в составе 1632 человек, на которые были возложены задачи активного поиска партизанских отрядов, осуществление карательных экспедиций и даже боевые действия против советского десанта в районе Судака. Эти подразделения создавались и действовали под непосредственным руководством СД. В отличие от существовавших параллельно отрядов самообороны, «привязанных» к своим деревням, роты можно было использовать гораздо шире. Служащие «татарских рот» имели статус, равный статусу «военнослужащих Вермахта», носили немецкую военную форму, получали жалование и специальные земельные наделы. Несмотря на то, что крымские татары составляли основную часть военнослужащих этих подразделений и сами они официально назывались «татарскими», иногда в их создании принимали активное участие и не татары – предатели были и среди других национальностей, Хотя Иуды – это все таки не нация…. Так было и в Молбае.

Но крымским партизанам в этих местах было несладко не только с местными молбайцами. Еще в начале 1942г. в пределах рейхскомиссариата «Украина» немецкие военные власти начали организовывать вспомогательные полицейские батальоны «Schuma», в июле 1942 г. было решено создать такие батальоны в Крыму на основе существовавших рот. Батальоны задумывались как оперативные подразделения для борьбы с партизанами, в отличие от рот самообороны, более мобильные и мощные. К ноябрю 1942 г. было создано 8 батальонов, имеются сведения о том, что несколько позже было сформировано еще два батальона. Эти боевые единицы имели штатную численность 501 человек, их военнослужащие носили немецкую форму, были вооружены немецким оружием, имели лёгкие и тяжелые пулемёты и миномёты. За каждым батальоном был закреплен свой «сектор ответственности» в горно-лесной части Крыма. Они подчинялись начальнику полиции и СД Генерального округа «Таврия», при котором всё время оккупации действовал специальный «Штаб по борьбе с бандитизмом». Эти подразделения активно действовали против партизан с конца 1942 -го и до конца 1943 г. Вот выписка из одного примечательного документа, опубликованного О.В.Романько. А именно - из Отчета Штаба по борьбе с бандитизмом в Крыму фюреру СС и полиции Крыма за период с 9 ноября по 28 декабря 1942 года. Симферополь, 8 января 1943 г.: «Schutzmannschaft-Bataillone № 148 (Krim-Tataren) доносит 13.11.1942 г.: ...В этот день сильная группа татарских добровольцев наткнулась на двух партизан в 5 км севернее деревни Молбай (14 км южнее Карасубазара) около 7.30 утра. Партизаны тотчас открыли огонь, однако были убиты, после того как им было предложено сложить оружие». Кто бы там предлагал сдаваться…. Отличились в эти дни и соседи – 154-й батальон, базировавшийся в Симферополе.

«Schutzmannschaft-Bataillone № 154 (Krim-Tataren) доносит 29.11.1942 г.: 28.11.1942 г. взято в плен в деревне Куртлук 2 партизана. Тот же батальон доносит 29.11.1942 г.: 28.11.1942 г. вблизи деревни Соллар (10 км от Карасубазара) татарским подразделением были убиты 5 партизан, а 2 тяжелораненых взяты в плен. Тот же батальон доносит 5.12.1942 г.: 4.12.1942 в результате боя южнее деревни Чермалык (14 км от Карасубазара) был захвачен в плен 1 партизан, второй был ранен, но убежал».

Теперь определимся с населенными пунктами: Кутлук – это сейчас малюсенькое село Пчелиное, в пяти километрах западнее Молбая, Соллар – тоже небольшая деревенька Красная Слобода по дороге на Поворотное, а Чермалыка вообще нет – на ее месте сейчас воды Хмелевского водохранилища, восточнее Поворотного. Но до последних двух мест от Молбая не близко – километров двенадцать по прямой, через горы.

Кстати, еще одной миссией полицейских батальонов была охрана концентрационных лагерей для советских военнопленных и гражданских лиц, заподозренных в нелояльности к оккупационной власти. На Молбае, правда, лагерей не было. Но до сих пор по молбайским полянам и перелескам валяется множество стреляных гильз, осколки мин и других боеприпасов. Боестолкновения здесь шли не на жизнь – на смерть. К примеру, несуществующее сейчас село Кишлав партизаны брали с боем, с боем и уходил оттуда Ичкинский отряд в январе 1942-го. Тоже разваленное ныне селение Камышлык не раз становилось ареной жестокого противостояния – недалеко, на противоположных склонах хребта Кабарга был лагерь Колайского партизанского отряда. Обе названные деревеньки находились в этих окрестностях, и дороги в них, заросшие и не проезженные вот уже полвека, ведут от молбайских полян.
http://novoross.info/ecskluziv...-foto.html

http://militera.lib.ru/memo/russian/abramov_vl/04.html

Разведчики вернулись сравнительно скоро. Привели давно не бритого русского, на вид лет тридцати, одетого в военную шинель без знаков различия. Серебряков спрашивает у него:
— Что вы делали на поляне?
— Приехал за сеном, да лошадь испугалась вас и убежала.
Вижу, человек что-то петляет, но держится смело, свободно, как хозяин на своей земле. «Значит, наш», — думаю. С Кальченко отвели его в сторону, назвали себя и спросили, не слышал ли он о нашей дивизии?
— А вы Северского знаете? — вопросом на вопрос ответил незнакомец.
— Еще бы. Это наш пограничник.
— Так вот, я из партизанского района Северского. Командование поручило мне наблюдать за дорогой и направлять выходящих из окружения..
Партизан повел меня и Кальченко на свой наблюдательный пост. Дорогой рассказал, что полк Рубцова прошел вчера.
На посту были два партизана. Они поделились с нами жидким гороховым супом и настоящим черным хлебом. На второе мы выпили по литровой банке кипятку. [122]
— Как бы теперь людей покормить? — спросил я у партизан.
— А вот едет Северский, он и решит.
Старший политрук, коренастый, с пытливыми, вдумчивыми глазами, до войны работал в одном управлении с нами. Мы жили рядом и хорошо знали друг друга. Его дочка, Людочка, была нашей любимицей.
Командуя сейчас партизанским районом, объединявшим несколько отрядов, Северский хорошо знал о положении в Крыму.
— Обстановка тяжелая, — рассказывал он. — Ялта занята немцами. В Севастополь вам придется пробиваться с боями. Можете остаться у нас. Командующий партизанским движением Мокроусов охотно принимает в отряды пограничников и моряков.
На просьбу покормить колонну Северский дал согласие, хотя с продуктами у него было туго. Скоро прибыл вызванный им проводник и повел нас на базу.
Мы шли очень долго, до позднего вечера. Начал накрапывать дождь.
— Теперь до базы три километра. Но идти надо осторожно, можно повстречать немцев, — предупредил проводник.
Когда после этого прошли еще километра два, на пути стали попадаться обломки ящиков и бочек. Проводник сокрушенно покачал головой и тихо сказал:
— Не нравится мне это. Боюсь, что у нас побывали «гости».
И он угадал. На полянке, в глубине леса, мы увидели остатки разрушенного домика и сарая. Возле них — нагромождение разбитых ящиков, бочек, рассыпанный лук, несколько пачек сушеных ягод.
— Разорили, сволочи, склад! — проводник скрипнул зубами. — Только вчера здесь все было в порядке. Ну да ладно, утром разыщу небольшой тайничок и достану вам муки, — пообещал он.
Голодные бойцы в темноте шарили по земле, подбирая лук. Некоторым посчастливилось найти рассыпанные в грязи куски сахару.
Утром каждому из нас досталось по стакану муки. Мы испекли лепешки на саперных лопатах. [123]
Дальше наш путь лежал к домику лесника, что в центре заповедника. Идти предстояло по открытой местности поблизости от расположения немецкого соединения, имеющего танки и артиллерию. Поэтому день провели у разрушенной базы, а тронулись с наступлением темноты. Домик лесника нашли только под утро, причем вымокли до нитки.
Батя, командир партизанского отряда, встретил нас приветливо. У него мы отдохнули, помылись горячей водой. Вместе с партизанами наметили дальнейший маршрут.
Первым долгом нужно было пересечь дорогу Бахчисарай — Коуш — Бешуйские копи. В Коуше стоял полк немцев. Много противника и на Бешуйских копях. Дорога все время патрулируется танками.
— Ничего, как-нибудь проберемся, — сказал Батя. — Я сам буду вас провожать.
И вот мы подошли к дороге. Отряд затаился в лесу. Батя провел меня, комиссара и начальника штаба на возвышавшуюся над местностью скалу. Со скалы видно скопление танков, машин, и вся дорога словно на ладони. Наблюдая за ней, установили периодичность движения танков, патрулировавших дорогу, и облюбовали место у поворота для перехода через шоссе.
Проскочить нужно за считанные минуты. Когда колонна уже заканчивала переход и по сторонам шоссе оставались только заслоны гранатометчиков, со стороны Коуша, стреляя на ходу, к нашему повороту помчались танки. Коммунисты комендантской роты П. Долинский и А. Крисевич приготовили связки гранат, подползли по кювету поближе к проезжей части дороги. Для большей гарантии гранаты швырнули одновременно. Под головным танком грохнули взрывы, он качнулся, развернулся поперек дороги и замер, загородив путь остальным. Сгрудившись у обочины, экипажи начали наугад палить из пулеметов и орудий, но нам они не причинили никакого вреда...

Партизаны размещались в зданиях молочно-товарной фермы. У одного из домиков нас встретил командир партизанского отряда Калашников, удивленно спросил:
— Как вы нашли нас?
— Очень просто. О вашем местопребывании знают все жители, — ответил Кальченко.
http://militera.lib.ru/memo/russian/abramov_vl/04.html