Василий (Касперович) Андреевич Дунин (Глушинский)-Борковский

Неизвестный автор также придерживается выше приведённому посылу о происхождении Руси и её зависимости от Польши, а именно: «rex Ruthenorum» преподносится как некоторый король рутенов, а не русский киевский князь; польский князь являлся «господином» захваченному королю рутенов; Патрик «восприял сына от священной купели», то есть был родственником; одновременно с «господином папой» автор называет «высших священников той земли», а не польских епископов, которые наложили эпитимью.
В известии «Перенесение» явно видны признаки заговора. Во-первых, глава делегации Римской империи к Саломее Отто Штуццелингенский в этом пасквиле предпочёл не называть истинного имени героя («вероломного Patricius»). Господин Отто был весьма богатый человек. Был близок к высшим кругам светских феодалов, в том числе и к императору Конкорду III.
Во-вторых, на совет в Ленчице, владении Саломеи, не были приглашены ни Владислав, ни его главный советник воевода (палатин) Петр, которые правили в это время Польшей. Неучастие первых лиц страны можно констатировать как заговор участников этой встречи.
В-третьих, официальной повесткой так называемого съезда с участием доверенных лиц императора Конрада III и цвифальтенских монахов, было обсуждение возможности якобы только укрепления семейных связей с Римской империей и, в первую очередь с Германией.
Годы правления Владислава II характеризовались постоянной борьбой с младшими братьями. Согласно завещанию отца, известному как «Статут Болеслава Кривоустого», основы которого были разработаны в 1115-1118 годах, Владислав как старший в роду получил сеньоратное (ненаследственное) владение, а в качестве наследного удела досталась Силезия. Он, опираясь на опыт отца, предпринимал попытку убедить сводных братьев объединить Польшу.
В раздробленности страны как видим был заинтересован, прежде всего, император Конкорд, а польские магнаты и священнослужители способствовали этому. Поэтому можно считать, что под предлогом перенесения мощей святого Стефана Первомученика Римская империя вмешивалась во внутренние дела Польши. Следовательно, воевода Пётр в глазах Саломеи, её сыновей и других участников заговора был одиозной личностью, которая мешала самостоятельно утвердиться у власти младшим братьям.
Этот исторический эпизод нашёл отражение в гравюре книги Георгия Самуила, где Владислав II, стоящий рядом с женой Агнессой и палатином Петром (второй план), после победы над младшими братьями, позволяет им по-прежнему править в их районах (1143 г.)».

Такой подход к русским ярко проявилось и в «Польской хронике» Кадлубека (1160-1223). Он создал глубоко национальное произведение политической и идеологической направленности: возвеличивание сильных краковских вельмож (можновладцев) и значимости духовенства в жизни страны. Что касается русских-русин, то «Хроника польская» Магистра Винцентия Кадлубека характеризуется антипатией и враждебностью со стороны автора. Он подчёркивает, что русины «не пропустят и единой возможности…, дабы яростное ожесточение их ненависти и закоренелую жажду мести не насытить польскою кровью». Автор хроники называет русинов-русских «варварскою дичью», «свирепейшими из разбойников», сравнивает их с «алчущими крови львами». Эти эпитеты и сюжеты зверства русских стали штампом для авторов других хроник и «каноническим стилем в идеологической польской литературы». Таким он представляет поступок сына Владария, который выкупает отца и мстит за него. «Лестью и одариванием уговаривает «некоего паннонца» (Pannonius) войти в доверие к Болеславу, чтобы в нужный момент мог открыть ворота города. Войдя в город сын Владария потопил жителей в крови, забрал богатства, а венгра «почти в тот же момент, что и возвысил, низвергает, и низвергнутого лишает зрения, вырывает язык и оскопляет». Следует отметить, что такая оценка русских вытекает, скорее, из политической и идеологической конъюнктуры, а не продиктована интересами истории объективно отразить достоверность известий.
Сочинение Кадлубека о пленении русского князя вошло в новую историю благодаря тому, что он из ранее приведенных легенд отбросил «всё необычное, присущее мифам, и заимствовал то, что более или менее соответствовало реальному в представлении людей».
В этом рассказе он от себя показал воеводу как «Некий знатный муж древнего рода, близкий достоинством к князю (princeps), муж благородного великодушия, столь же энергичный в действии, сколь и находчивый разумом, наиславнейший Пётр Влостид (Petrus Wlostides), а также несуществующего русского князя (principes) «Владария» (Wladarius, Wladiridam или Laodarius) и его сына (Wladarij filius). Этот князь, тем не менее, обладал властью великого киевского князя, который мог объединить всех удельных князей и составить угрозу Польши. «Он [Владарий] встречается с каждым в отдельности, подстрекает всех вместе, всем настоятельно напоминает о благородном происхождении». Поэтому анонимное имя пленённого князя «Rusie princeps Wladarides» одни авторы хроник восприняли как «Володарь» (Wolodar), другие – как Владимир (Wladiridam, Wladimir).

Таким образом, известие «О пленении какого-то русского князя» по имени Володарь неким Петром Властовичем из Ксонжа имеет историческую ценность как художественное произведение, героями которых являются реально существующие лица. В отличии от предшествующих хроник автор показывает и даты некотрых событий.
Польский историк Ян Длугош (1415-1480) в «Истории Польши» (Historia Polonicae) приводит два случая пленения поляками русских князей. В первом случае Длугош пишет о похищении русского князя Ярополка Владимировича (1082-1139), великого князя киевского (1132-1139), взятого в плен той же хитростью Петром Влощовичем (Petrus Wlosczowicz) в 1134 году. Выбор Длугошем Ярополка с идеологической точки зрения является вполне закономерным. Правление князя характеризовалось обострением внутренних неурядиц; споры князей он пытался решить путём переговоров. В конечном счёте, при Ярополке Владимировиче Киевская Русь как единое государство распалось.
Первоначально в тексте идёт речь не о Ярополке, а о некоем Владимире. Выкуп за него заплатил «Василько, сын князя Ярополка; собственноручно исправляя «Владимир» на «Ярополк Владимировича» Длугош оставил в рукописи несколько упоминаний без исправления. А заканчивается рассказ тем, что именно «Князь Руси Ярополк наградил предателя [венгра] ещё щедрее, чем обещал: сначала отрезал язык, потом ослепил на оба глаза, наконец, чтобы предательское семя не произвело никакого потомства, кастрирует и лишает детородных органов».
Как видим, поступок князя Ярополка является по-прежнему идеологическим клеше показа «варварства русских». На Руси достоверно известен только один случай, когда князь Давид Игоревич, владевший Волынью, предательски ослепил князя Василько Теребовльского в 1097 году.
Во втором случае Длугаш пишет о «перемышльских» князьях Володаре и Васильке: «Год господня 1122-й. Польские воины… идут против Володаря, грабящего польские пределы, начинают сражение и, победив его и убив его лучших воинов, отбирают добычу, которую он вёз из Польши, преследуют бегущего, настигают его в месте под названием Высоке и пленным приводит в Краков к польскому князю Болеславу, где некоторое время его держали в оковах.
По происшествии времени в Краков прибывают послы перемышльского [теребольского] князя Василька и ведут переговоры о выкупе Володаря с польским князем Болеславом, который требовал за освобождение Володаря восемьдесят тысяч марок серебра; сговариваются, что за свободу Володаря заплатят двадцать тысяч [марок] серебра, и, заплатив немедленно двенадцать тысяч [марок] серебра, в [залог] остальных выплат оставляют заложником сына [князя] Ярослава [ внука Володаря], а впоследствии выплачивают полный выкуп, собрав пятьсот серебряных сосудов, а именно, кубков греческой работы. После освобождения Володарь примиряется с польским князем Болеславом и, заключив и скрепив клятвою союз как с ним, так и с <братом> венгерского короля Коломаном, Володарь двадцать второго июля возвращается в Перемышль». В этом известии автор исключает причастность Петра Власта к пленению перемышльского князя Володаря.

Миф о пленении русского великого киевского князя также не имеет для истории никакого значения, что касается реального положения дел.
Этот миф повторяется и у Длугоша под событием 1123 года, в котором сказано: «Польский князь Болеслав, решив восстановить своего родственника владимирского князя Ярославля [Святополковича], проведшего в Польше около четырёх лет, в его княжествах и владениях, собирает войско из польских воинов и идёт… к столице Руси Киеву для одоления Владимира [Мономаха]».
Выше приведённые идеологические приёмы возымели эффективность в навязывании польским писателям взглядов на исторические события: пленение великого киевского князя, завоёвывания Руси и её столицы Киева.
Исследователи старины отмечают, что легенды, которые эволюционировали в действительность в процессе развития искусства летописания, ранее присущие мифическим (придуманным) героям, позднее стали реальными в представлении историков и писателей.

Кадлубек недвусмысленно свидетельствовал о княжеском происхождении «Петра Влостовича». Тем не менее такой статус не мог «прояснить темного вопроса о реальном родословии». В династию князей «Пястов» он не вписывался по определению. Показ из Руси или Чехии по политическим соображениям было опрометчиво, ибо это могло породить в обществе негативное отношение к потомкам. Это было время, когда Силезия подверглась разделу и ленному владению соседних государств и одновременно отражала нашествие русских и татар. В 1241 году татары штурмом брали Краков, а затем двинулись к Вроцлову. В 1259-1260 годах русские князья, брат короля Данила Василько, и сын короля Лев якобы способствовали монголам захватить крепость [Сандомир] и «погибло тогда много тысяч человек как в продолжительном плену, так и поражённые мечом». Анналы краковских францисканцев говоря, что в 1280 году «Король Руси Лев [Данилович] пришёл с большим войском из татар, литовцев и русинов, желая завладеть краковским и сандомирским княжеством. В канун праздника блаженного апостола Матвея [29 ноября] возле Гослиц (Goslicz) ему вышли навстречу два палатина, а именно Пётр Краковский и Янисий Сандомирский…». Таким образом, что касается русского происхождения воеводы Петра, то не могло быть и речи по выше показанным историческим событиям.
Скорее всего инициатором легенды, являлись праправнуки Петра, среди которых были как епископы, так и канцлеры. Последние имели непосредственное отношение к делам княжеской канцелярии, а значит и к написанию хроники. В период раздробленности каждый князь имел свою канцелярию и своих летописцев. Известны анналы краковских францисканцев, краткие краковские анналы, люблинские анналы, старшие кшешувские анналы, старшие вроцловские анналы, известия которые наряду с другими ранее известными анналами, такими как Галла Анонима и Кадлубека, вошли в «Великопольскую хронику». Только так можно объяснить два разных сочинений о Петре: рассказ о пленении русского князя Петром Влостовичем из Ксонжа и известие о Петре из Дании.
Ян Длугош приводит также эту легенду с добавлением: «Польский князь Болеслав отправляется в Дакию [Данию], откуда привозит в Польшу королевскую казну; и происхождение рода Лабендзов. В его гербе – лебедь».
Герб «Лебедь» был известен уже «с 1257 года, на земле краковской». Лебедь присутствовал в гербах тех родов или городов, которые были связаны с легендами о покровительстве Богородицы: «Почтенная птица – в основе герба, на красном поле, и сверху – на самой короне. Это знак того, что род, принадлежащий к гербу, древний, чистый и знаменитый». В датском гербе норвежский Лебедь с короной на шее появился только после 1397 года, когда скандинавские страны объединились под властью датских королей согласно Кальмарской унии. Польский профессор Януш Беняка отмечает, что в 1326 году Миклав (Mieclav) из Конецка уже использовал печать с гербом «Лебедь». В 1350 году в той же семье герба «Лебедь» отмечен товарный документ, в котором зарегистрировано прозвище «Donin». По произношению оно близко к «Данин», то есть происходит от названия племени «Даны». «Великопольская хроника» говорит, что Пётр «присвоил сокровища покойного короля данов» – племя, населявшее Данию. Возможно, потомки Петра назывались также «Данины» («Донины).