РУССКИЙ ХАРБИН (Harbin Russians...To remember)

Китайская




Сунгари летом

Апрель 1930

Эпидемия сыпного тифа
Фашистские листовки

1930 год

Балерина Нина Антарес

[q]

Она родилась в Канаде в 1912 году, а её молодость прошла в Шанхае, где она начала карьеру танцовщицы,
выступая под именем Нина Антарес,
как с индивидуальными гастролями, так и в составе трио Астор с сестрой и мужем.
В 1949 году, когда власть в Китае перешла к коммунистам, Нина эмигрировала в Австралию.
В 1950-е годы и начале 1960-х Джордж Астор и Нина вели в Сиднее танцевальную школу.
Когда позже они разошлись, Джордж остался в Сиднее и продолжал участвовать в жизни русской общины.
А Нина, когда её карьера танцовщицы прошла свой пик, увлеклась живописью и рисовала для себя, никогда не выставляя своих картин.
Она рисовала, используя различные материалы, кусок линолеума или стенка шкафа могли служить ей вместо холста.

[/q]

---

Вот так рекламировали продукцию табачной фабрики Лопато

Листая Герольд Харбина 1930


Происшествия и смерти


Утонул кондитер И. Ражев

Сергей, спасибо!

Прекрасные находки!

---

сергуду написал:

[q]

Жена – Александра Петровна, урож. Паркау (р. 16.06.1887, Полтава – 1954, Казахстан), поэтесса, журналист.
По утверждению современников «Она разбудила харбинскую музу».

[/q]

Поэты Русского Харбина

Александра Паркау


Пускай мои стихи не создадут эпохи,
В них нет ни новых форм, ни жгучих откровений;
Я собрала печаль, мечты, сомненья, вздохи
Трагично гибнущих со мною поколений.

Всех тех, кто воспринял в своеобразной раме
Культуры попранной развенчанное слово
И выброшен со мной бурлящими волнами
В мертвеющую гладь недвижного былого.

Я мыслю мыслью их, я говорю их словом,
Нехитрым языком спокойной русской речи:
Старинным образцам он родственен во многом,
И далеки ему грядущих зорь предтечи.

В нем только те слова и те переживанья,
Что в городах родных, среди родных просторов
Вобрали с воздухом мы в детское сознанье
В журчаньи медленном обычных разговоров..







НА ПАНЕЛИ

Слепая ночь влачила покрывало
Над городом заботы и труда.
Дождь перестал, и медленно стекала
Вдоль тротуаров черная вода.

Я шла домой. По улицам пустынным
Мелькало изредка прохожего лицо...
Вдруг, на углу, толпа загадочно-картинно
Сомкнула любопытное кольцо.

Под фонарем, где лужа стекленела,
Раскинувшись безвольно в липкой мгле,
Лежало два недвижных тонких тела, –
Два мальчика валялись на земле.

Ах, Боже мой! Ограблены? Убиты?
Не видно крови... Нет следов борьбы...
Их полицейский, сонный и сердитый,
Бессмысленно за плечи теребил.

Да это пьяные!.. Со смехом непристойным
Кто в кино, кто в кабак, кто на кровать, –
Все разошлись, оставивши спокойно
Бесчувственных детей, как кошек, умирать.

И только девочка, склонившись робкой тенью,
Откинула намокший козырек
И, кудри светлые лаская в умиленье,
В нос младшему из двух совала пузырек.

НА ЛОДКЕ

Наша лодка скользит по живому атласу
Розоватой вечерней реки.
Миновав поплавок, обогнули террасу,
Мимоходом зарылись в пески.

Там, в погоне за счастьем, здоровьем и силой,
Славит солнце паломников ряд.
Тонут в дымке прозрачной нехитрые виллы,
Бриллианты на веслах горят.

Счастья, силы, здоровья – так мало на свете!
Может статься, и вовсе их нет...
Заметает поспешно за лодкою ветер
На воде серебрящийся след.

Вероломно река заливает и точит
Ненадежный и зыбкий приют,
И на пологе черном спустившейся ночи
Гиацинты заката цветут.