Крестьянское восстание в Тамбовской губернии (1918-1921 гг.)

Управление советской рабоче-крестьянской милиции отдела управления исполнительного комитета Калужского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (г. Калуга Калужской губ., 1918 - 1924)

даты документов : 1918-1921
Количество дел : 3
Способ воспроизведения : рукописный

https://archive.admoblkaluga.r...LHyczOy83P

https://archive.admoblkaluga.ru/gako/object/6631233



(Спасибо Galo4ka1951)

https://www.hse.ru/data/2009/1...%D1%85.pdf

стр. 340

"...№ 180—181
Из оперативных сводок секретного отдела ВЧК. Октябрь—ноябрь
№ 180/5*. 25 октября 1920 г. Совершенно секретно

...Тамбовская. Часть банды Антонова, занявшая Покровское-Морфино, разгромив Федоровский совхоз, пошла на Двойни, заняв последнюю. Из Тамбова были высланы курсанты пехотных курсов. При подходе эшелона к ст-и Селезни были обстреляны ружейным и пулеметным огнем. Быстро выгрузившись и заняв позицию вдоль ж.д. курсанты вступили в бой, после короткой перестрелки банда, потеряв 20 человек убитыми и увозя раненых ушла на Лысые Горы. Наши потери — трое убиты и пять ранены, в числе раненых начотряда т. Чехушин. Посланы отряды на автомобилях для преследования. При обнаружении эшелона курсантов со ст-и Селезни был пущен порожняк, который, столкнувшись, разбил два вагона. В районе Верхоценье появилась местная банда до 200 человек, для уничтожения которой выслан летучий отряд. (Оперсводка, № 32, 15 октября.)

Высланный отряд в Верхоценье настиг банду, вступил с ней в бой, в результате 20 бандитов убиты, остальные рассеялись. (Оперсводка, № 33, 16 октября.)

Производится перегруппировка войск для захвата банды Антонова, группирующегося в районе Пахотный Угол. (Оперсводка, № 34, 17 октября.)..."



стр.410

"...№ 211/ за 8 апреля 1921 г.

2. В Козловском у. оперирует банда Карася численностью до 3 тыс. человек, разделенных на две группы: основное ядро Антонова — 1 тыс. конных при одном пулемете и шести пулеметах в районе ст-и Сампур, и банда Селянского — 1 тыс. человек*.

Добровольная явка бандитов продлена. Явка заметна только в Борисоглебском у., где как видно, наступил перелом в крестьянстве.

Сведения о добровольной явке по другим местам еще не проверены.

В Тамбовском, Козловском и Кирсановском у. бандиты сильны и явки не проходят.
ЦА ФСБ РФ. Ф.1. Оп.5. Д.384. Л.233—238. Подлинник..."

[…]. Рудовский волостной Совет и комитеты разогнаны и обезоружены, мятежники ходили с флагом контрреволюционным и портретом династии Романовых. Мятеж возник благодаря агитации местных кулаков, унтер офицеров.

При опросе членов Совета, комитета бедноты и беднейших крестьян выяснены руководители мятежа, часть коих была задержана, как-то граждан:
1) Галыгин Илья Давыдович руководил восстанием и составлял список контрреволюционеров, выдавал оружие, отобранное у комитета бедноты и волостного Совета;
2) Гуров Никифор Сидорович шел во главе мятежников с контрреволюционным флагом;
3) Дугин Панкрат Тихонович – один из главарей мятежа, вел контрреволюционную агитацию и принимал участие в освобождении арестованных мятежников;
4) Раковский Дмитрий Варфоломеевич созывал мятежников в ночь под 24 октября и призывал к контрреволюционному восстанию; и
5) Гуров Макар Андреевич вел сильную агитацию против Совета.

Для окончательной ликвидации мятеж[а] чрезвычайный революционный комитет нашел необходимым расстрелять указанных выше пяти лиц как самых активных участников мятежа. Приговор приведен в исполнение в присутствии схода в 7 часов вечера 29 сего октября у сарая на площади при волостном Совете.

Ввиду того, что некоторые активные участники мятежа скрылись, а также и потому, что предварительным следствием выяснены не все участники мятежа, чрезвычайный революционный комитет п о с т а н о в и л: Подробное следствие и выяснение всего произошедшего при мятеже, а также выяснение остальных виновников поручить Кирсановской уездной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и преступлениями по должности.

[…].

Председатель чрезвыч[айного]

военно-революционного комитета Рожкалис

Члены: Павлов, Дыбовский, Краснов, Левин,

Федорович, Матвеев, Меньшов

ГАСПИТО. Ф. П-837. Оп. 1. Д. 24. Л. 13, 13об. Заверенная копия.

Прилагая при сем оперативную сводку по подавлению контрреволюционного мятежа в юго-западных волостях Тамбовского уезда, приказы и донесения начал[ьников] отрядов, сообщаю: мятежи в волостях – Покрово Марфинской, Лавровской, Куньевской, Грачевской, Кариановской, Кочетовской, Богословской и Абакумовской – подавлены. Советы и комбеды избраны новые. Оружие, согласно моему приказу от 14/XI, сдается в Покрово-Марфинском** командированному туда для окончательного расследования причин и виновников мятежа председателю Тамбовской уездной чрезвычайной комиссии т. Крумину. Добавляю, что по моему наблюдению и глубокому убеждению, мятеж носит характер организованный, и я не сомневаюсь, что это политическая авантюра правых [и] левых эсеров, и разного рода других эсеров.

Жертв с нашей стороны – человек 12. Со стороны мятежников (по приблизительным данным) – человек 500. Точного числа жертв еще окончательно не установлено.

Затем приходится выразить удивление: кем был вызван отряд Козловского уезда. Отряд был выслан совершенно напрасно, так как сила, которая находилась в моем распоряжении, была вполне достаточна для подавления вспыхнувшего мятежа. Он прибыл к тому моменту, когда боевая задача по подавлению была выполнена.

Кроме того, считаю долгом сообщить сведения об отправлении нового отряда и моей поездке для подавления мятежа.

В 15 час. 9 ноября по телефону из Пок[рово]-Марфинского** срочной телеграммой сообщили о том, что отряд Козловского разбит. Тогда уездным военным комиссаром Щукиным были приняты экстренные меры к отправке нового отряда, с которым пришлось немедленно занять Большую Липовицу.

В [Большой] Липовице мною с военным комиссаром Щукиным было решено с тем отрядом, который прибыл в [Б.] Липовицу не выступать, не допускать до [Б.] Липовицы.

По получении подкрепления 11 ноября ночью отряд разбит на три главных участка и отправлен в организационном порядке.

Дальнейшее видно из сводок.

Затем нельзя не отметить об издевательстве над красноармейцами.

Например: мне приходилось видеть труп красноармейца из отряда Козловского, у которого мятежниками были выколаны*** глаза и отрезана часть носа; труп товарища Новикова – комиссара закупочных отрядов – также сильно изуродован.

Еще небезынтересен один такой случай, переданный разведчиками из отряда тов. Козловского: вошли в дер. Алексеевку. Входят в дом крестьянина со словами: «Слушаюсь, господин поручик». Бывший в это время в доме мужчина спрашивает, кто они такие. Мы ответили, что пришли от красновцев им на помощь. Крестьянин, обрадовавшись, восклицает: «Голубчики, мы вас давно ждем. Мы все готовы, чтобы идти на большевиков». Затем начинает рассказывать, что сила у красноармейцев небольшая и их легко будет легко****, если мы соединимся с вами, т.е. с красновцами. Рассказывая дальше, говорит, [что] если бы удалось поймать Козловского, они сделали бы с ним следующее: сегодня отрезали бы ногу и пусть лежит, на завтра другую и пусть лежит, затем голову и пусть думает. В это время один из разведчиков не выдержал и ударил его прикладом по голове. Он тут же скончался.

Есть еще целый ряд явлений, который устанавливает, насколько зверски относились крестьяне к красноармейцам.

Главвоенрук Пузырев
ГАСПИТО. Ф. П-842. Оп. 1. Д. 8. Л. 9, 9 об. Подлинник.

https://gaspito.68edu.ru/mater...-1917-1918

Революция есть самая острая, бешеная, отчаянная классовая борьба и гражданская война.

В.И. Ленин



....
«В феврале 1917 г. начали ходить упорные слухи, что в Петрограде что-то неладно, что-то готовится, но что именно – никому было неизвестно. Все мы чего-то ждали. Наконец получилась газета с отречением Николая от престола…

Все были выбиты из колеи; обычным будничным делом вовсе не хотелось заниматься, а хотелось говорить и слушать. Обсуждали совершившийся факт со всех сторон, и иногда фантазия разыгрывалась до невозможных размеров. Было у всех праздничное настроение; ожидали только хорошего от свободы и на скептиков, угрожавших, что «свобода-то покажет!», не обращали ни малейшего внимания.

Весной очень часто собирались собрания, на которые охотно шли и мужчины, и женщины; слушали и приезжих ораторов, и своих, из которых выбирали себе любимцев».

Эти символичные воспоминания о настроениях в тамбовской глубинке в связи со свержением самодержавия оставила сельская учительница, фамилию которой, к сожалению, не удалось установить. Воспоминания написаны 8 марта 1923 года.

В условиях неразвитости общественных институтов, низкого уровня образованности населения «упавшая с неба» свобода способствовала росту самых темных природных инстинктов, погромных, антиобщественных интересов, анархических настроений масс. Политическая ситуация в Тамбовской губернии к лету 1917 года в «Козловской газете» характеризовалась следующим образом: «Ведь теперь в каждой волости имеется своя республика во главе с полуграмотными, а нередко и безграмотными законодателями, которые и творят, что кому вздумается» (см. документ № 21).

В сентябре 1917 года в губернии было зарегистрировано 166 крестьянских выступлений (в то время, как в среднем по одной губернии России было 23 крестьянских выступления).
Из 33 разгромов усадеб по России – 32 были совершены в Тамбовской губернии, а из 29 поджогов – 26. Несмотря на малочисленность рабочего класса (менее 1 % населения), Тамбовская губерния по количеству выступлений фабрично-заводских рабочих в сентябре 1917 г. стояла на седьмом месте из 68 губерний России.

Размещенные в данной подборке архивные материалы охватывают период с марта 1917 по декабрь 1918 года – от первых революционных дней до повсеместного введения системы «красного террора» как основы государственной политики. ...

В подборку включено 110 документов из фондов отдела губкома ВКП(б) по изучению истории Октябрьской революции и ВКП(б) (истпарта) (ф. П-382),
Кирсановского (ф. П-837),
Козловского (ф. П-834),
Моршанского (ф. П-997),
Тамбовского (ф. П-842)

укомов ВКП(б), фонда периодических изданий научно-справочной библиотеки ГАСПИТО.
....

Дд. 259,
260 – 477 стр, 262 – 178 стр. (алфав. Список за 1920 г.),
262, 263 за 190 г.

Дд. 358, 359 за 1921г.

Дд. 434, 435 за 1922г.
Д. 366 ,367, 368, 369 (лаг.№3), списки за 1921
Д. 369, (лаг.№4), списки за 1921

Д. 369, списки за 1921

https://cyberleninka.ru/articl...20-1921-gg

...
С началом Гражданской войны у коммунистической власти возникла необходимость в создании мест заключения с целью изоляции своих политических противников. В апреле 1919 г. Президиум ВЦИК принял постановление об организации лагерей принудительных работ (концлагерей), а в мае одобрил проект инструкции о лагерях принудительных работ [14; 15]. Содержанию в них подлежали лица на основании постановлений губернских отделов управления, чрезвычайных комиссий, революционных трибуналов, народных судов и других советских органов. Таким образом, изначально концлагеря не входили в систему уголовноисправительных учреждений, представляли собой организованную форму революционного насилия по отношению к противникам политического режима [3, с. 115-116]. Другой особенностью было то, что они могли создаваться при необходимости решением губернских властей без согласования с центром.
Заключение в исправительно-трудовые лагеря как мера борьбы с «социально-чуждыми элементами» активно использовалось губернскими властями еще до начала широкомасштабного крестьянского восстания.

Так, из доклада коменданта Моршанского концлагеря следует, что на 16 октября 1920 г. в нем содержалось –
113 чел., женщин – 8 чел., из них осужденных на 1 месяц – 12, на два месяца – 5, на три месяца – 1, на шесть
месяцев – 6, на один год – 8, на два с половиной года – 2, от трех до пяти лет – 5, от пяти до десяти лет – 3,
заложников – 3, числящихся за комиссией красного террора, за следственным комитетом – 61, и до особого
распоряжения – 15 чел. [1, с. 190]. В лагерях находились как осужденные, так и подследственные; лица, совершившие уголовные преступления наряду с людьми, подвергнутыми аресту в качестве административного наказания. Сроки содержания варьировались от одного месяца до десяти лет. Также практиковали условные сроки наказания: до окончания Гражданской войны или до ликвидации бандитизма.
Уже к концу 1920 г. стало очевидно, что возможности пенитенциарных учреждений губернии не были
рассчитаны на такой наплыв выявленных «контрреволюционеров». Председатель губернской ЧК в докладе от 27 декабря 1920 г. признавал, что «в виду перегруженности арестованными в Тамбове следует просить
ВЧК разрешить перебросить их часть, численностью до 3000 человек в другие губернии» [8, д. 196, л. 4].

Такое положение стало следствием использования концлагерей в качестве репрессивных мер в ходе
борьбы с повстанческим движением или «эсеро-кулацким бандитизмом», как оценивал его коммунистический режим. С началом карательных действий в районах, охваченных повстанческим движением, заключение в концлагерь применялось как метод устрашения участников восстания и запугивания мирного населения. В циркулярном письме члена Реввоентрибунала Республики т. Ульриха от 22 января 1921 г. указывалось, что к участникам антоновских банд, захваченным без оружия и не отнесенным к лицам, подлежащим расстрелу, а равно полевым участникам, их пособникам и укрывателям, «применять заключение в лагерь
принудительных работ на сроки от 6 месяцев до 6 лет» [7, д. 1030, л. 30].

Призыв центра к жесткости в борьбе с крестьянским движением был явно излишним, местные власти и так
действовали со всей революционной решительностью. Свидетельством тому – приказ марта 1921 г., подписанный председателем губисполкома Лавровым и командующим войсками Тамбовской губернии Павловым.

Им предписывалось «в случае повторных вспышек восстания все здоровое мужское население от 17 до 50 лет
арестовывать и заключать в концентрационные лагеря» [1, c. 332]. Однако, несмотря на предпринимаемые
властью усилия, восстание продолжало разрастаться, достигнув своего апогея к началу мая 1921 г.

С назначением на должность командующего всеми вооруженными силами Тамбовской губернии М. Н. Тухачевского борьба с повстанческим движением тамбовских крестьян вступила в решающую фазу. Наряду
с военными операциями по уничтожению партизанских соединений важная роль отводилась карательным
мероприятиям на оккупированной территории. Важную роль в этом М. Н. Тухачевский отводил концлагерям. В своем письме в ЦК РКП(б) от 20 мая 1921 г. он указывал, что «совместно с боевыми действиями необходимо создавать резкий перелом в настроении крестьянской среды. Для этого, прежде всего, надо ударить по хозяйственным интересам крестьянства. Для этого решено семьи бандитов сажать в концентрационные лагеря и в случае неявки бандита отправлять их вглубь РСФСР» [16, д. 1004, л. 3 ‒ 3 об.].

При боевых участках были созданы следственные «тройки» в составе начальника особого отдела, председателя ревтрибунала и заведующего политбюро, которым надлежало оперативно решать участь участников партизанских отрядов. В данной им инструкции говорилось о том, что «всех добровольно явившихся с оружием бандитов не расстреливать, а заключать в местный лагерь до ликвидации банд Антонова» [1, с. 368].

К заключению «в концлагеря вне пределов губернии сроком от года до пяти лет» надлежало приговаривать «рядовых бандитов, участников местных банд, лиц, оказывающих помощь и косвенное содействие бандам» [Там же].

Для осуществления намеченных мер вместимости существующих в губернии концлагерей явно не хватало, поэтому для приема ожидаемого наплыва заключенных было принято решение о создании полевых концентрационных лагерей. Согласно приказу № 257 губернского военкомата от 12 мая 1921 г., войсковым частям и уездным военкоматам надлежало в недельный срок открыть приемные пункты для содержания бандитов, их семейств и заложников:
в г. Тамбове – вместимостью на 4000 заключенных и
с. Сампуре – 1500;
г. Кирсанове – 3000 и
в с. Инжавино – 500;
Козловском уезде – 2000;
Борисоглебском – 3000 и
Моршанском – на 2000 [8, д. 304, т. 2, л. 753 ‒ 753 об.].

К началу лета 1921 г. в губернии были организованы семь полевых концлагерей для временного содержания в них лиц, осужденных за бандитизм и дезертирство, а также размещения в них заложников. Осужденные за бандитизм, по мере накопления значительных партий, пересылались эшелонами в постоянные лагеря других губерний, а заложники же после двухнедельного пребывания освобождались при условии добровольной явки бандита, за которого они были взяты [9, д. 700, л. 34 об.].

В ходе проведения оккупационных мероприятий перечень лиц, подвергавшихся заключению в концлагерь,
постоянно расширялся. С целью подавления крестьянского восстания губернские власти широко практиковали
взятие в качестве заложников семей, члены которых находились в повстанческих отрядах. Таким образом,
расширению сети концлагерей в губернии способствовал институт заложников.

В развитие «драконовских мер» печально известного приказа № 130 от 12 мая 1921 г. этим же днем Полномочной комиссией ВЦИК были обнародованы правила взятия заложников. В п. 3 говорилось, что «семья
уклонившегося от явки определенного бандита подлежит аресту и заключению в концлагерь» [1, с. 362].

А в п. 5 приказа разъяснялось, что «подвергнутая аресту семья бандита содержится в концентрационном лагере в течение двух недель, в какой срок бандит, член этой семьи, обязан явиться с оружием в Штаб Красной Армии» [Там же]. По истечении двухнедельного срока в случае неявки бандита его семейство высылалось из Тамбовской губернии вглубь России на принудительные работы [Там же].

Только в Борисоглебском трудовом концентрационном лагере из 502 чел., поступивших в период с 15 марта по 15 сентября 1921 г., 301 отправлен в другие лагеря Республики [10, д. 1, л. 464].

Впечатляют масштабы репрессий, осуществленных в мятежных районах. Так, за две недели с 15 по 27 июня 1921 г., по сведениям особого отдела боевого участка № 2, через «тройку» прошло 165 чел., из которых 49 чел. было расстреляно. В качестве заложников было взято 116 семей общей численностью в 1254 чел.

Только в Сампурском концлагере по состоянию на 25 июня 1921 г. содержалось 1407 бандитов и 1586 заложников [Там же, д. 30, л. 42, 43, 77].

В Кирсановском концентрационном полевом лагере № 8 1-го боевого участка находилось на 21 июня 1921 г. 1013 чел., из них заложников семей бандитов и родственников – 318 чел.

Бандитов, осужденных от 1 до 5 лет, – 75 чел., еще 70 были приговорены «до ликвидации бандитизма»,
из них подлежало высылке 27, содержалось в лагере – 43 [1, с. 419].

При общей вместимости концлагерей Тамбовской губернии в 13500 человек в них на 20 июня 1921 г. поступило 6000 заключенных, еще 3000 чел. было оправлено в лагеря других губерний [9, д. 700, л. 35].

К середине лета 1921 г. в результате активных действий оккупационных частей Красной Армии концлагеря губернии оказались переполнены. Так, по данным на 5 июля 1921 г.,
-в Кирсанове содержалось 2409 заключенных [17, д. 32, л. 17],
-в Борисоглебском концлагере находилось 1860 чел. [Там же, л. 19], на 5-м боевом участке
-в Инжавино числилось 771 чел. [Там же, л. 20].
-В Козловском концлагере, построенном в расчете на содержание 2000 чел., по стоянию на 31 июля 1921 г. находилось 2530 заключенных [Там же, л. 58].
-Военком Богоявленский в телеграмме от 31 июля 1921 г. сообщал, что в «Сампурском концлагере, построенном на 1500 чел. и могущем вместить 2000 чел., содержится в настоящее время 4194 чел.» [Там же, л. 56].
- В Тамбове на 1 августа 1921 г. содержалось заключенных в постоянном концлагере 1249 чел., при том, что он
был рассчитан на 450 чел. [Там же, л. 84].

Всего, по сведениям на 1 августа 1921 г., в 10 концлагерях губернии, рассчитанных на содержание 12680 чел., находилось 14612 чел. [Там же, л. 68].

В Москву, в Центральный карательный отдел, из Тамбова 11 июля 1921 г. была направлена телеграмма следующего содержания: «Переполнение мест лишения свободы в Тамбовской губернии дошло до последних пределов. Отсутствие продовольствия, а также развивающаяся эпидемия холеры, создают катастрофическое положение» [5, д. 55, л. 86].
По данным медицинского отчета от 17 октября 1921 г. Сампурского концлагеря № 10, из 141 умершего 65 человек скончалось от холеры [9, д. 705, л. 20].

Об условиях содержания заключенных в концлагере можно судить на основе акта обследования Борисоглебского концлагеря, осуществленного 19 ноября 1921 г. Приведем выдержки из его содержания.
«В бараках холодно и темно, везде грязь. Бараки не отапливаются, заключенные жалуются на страшный холод… Постельных принадлежностей и мыла в лагере нет, все спят не раздеваясь на голых нарах. Заключенные не стрижены,
многие из них ходят в рваном белье, без обуви. У всех масса полотняных и головных вшей. В бане заключенные были один раз с августа 1921 г. Кипяток заключенные получают не каждый день. Бросается в глаза истощение многих заключенных. Все указывают на очень малое количество получаемой пищи… Арестованные получают хлеба и картофеля по ¼ фунта того и другого не более двух-трех раз в неделю… В женском отделении 162 человека, нар нет, спят на полу. Среди заключенных имеются подростки и грудные дети. В бане не были ни разу, вшей много. Уборной нет, для этой цели пользуются сараем» [8, д. 197, л. 593, 596].

Схожей ситуация с положением заключенных была и в других концлагерях губернии. Так, в акте от 1 октября 1921 г. обследования Лебедянского концентрационного лагеря, находящегося в г. Козлов, читаем, что «арестованные женщины содержатся в бараке совместно с мужчинами; гигиеническое состояние ввиду переполнения барака находится в самых худших условиях» [4, д. 51, л. 98].

Отсутствие в таких временных лагерях необходимых санитарно-гигиенических условий, а следовательно,
и карантинных мероприятий, перед отправкой партий заключенных становилось причиной распространения
заразных заболеваний, прежде всего сыпного тифа.

Из Главного управления принудительных работ сообщением от 20 ноября 1921 г. уполномоченному ВЦИК по борьбе с бандитизмом доносили, что «из заключенных,
прибывших в Новгород, больных тифом 146 чел., в Екатеринбург из губернии прибыло 374 тифозных больных. Аналогичные сообщения приходили из Петрограда, Твери, Иваново-Вознесенска» [8, д. 197, л. 597].

Не только наличие тифозных больных в партиях заключенных, но и сами операции по их отправке в лагеря постоянного пребывания становились очередным испытанием на выживание. Начальник особого отделения 15-й Сибкавдивизии т. Кокарев 10 октября 1921 г. со ст. Борисоглебск телеграфировал начальнику особого отдела Тамбовского ЧК т. Чибисову: «Состоит к отправке давно 1300 человек. За отсутствием вагонов высылка задерживается, наряды и вагоны требовали по несколько раз. Ввиду холодного времени, отсутствия продовольствия и правильного отопления люди умирают по 10-12 человек в день» [Там же, л. 598].

Карательные меры, осуществляемые оккупационными частями в мятежных районах, применялись ко всему
населению вне зависимости от пола и возраста. В качестве заложников брали не только взрослых членов семьи, но и детей. По состоянию на 7 июня 1921 г., в детские приемники было принято детей из бандитских семей 853 человека, из них детей дошкольного возраста – 313 чел. [10, д. 1, л. 157]. По сообщению зав. губернским управлением принудительных работ В. Г. Белугина от 22 июня 1921 г., «в лагеря поступает большое количество детей, начиная с самого раннего возраста, даже грудные» [9, д. 700, л. 34]. Так, в партии заложников, прибывшей в Сампурский концлагерь 12 июля 1921 г., из 147 чел. было детей в возрасте до 16 лет – 60, среди них – трех- и шестимесячные младенцы [Там же, д. 699, л. 69]. В 10 концлагерях Тамбовской губернии,
по данным на 1 августа 1921 г., содержалось 1155 детей, из них до 3 лет – 397, до 5 дет – 758 [17, д. 32, л. 68].

Об остроте ситуации свидетельствует решение заседания комиссии по делам о содержании детей заложников
в концентрационных лагерях, состоявшееся 27 июня 1921 г. В ходе ее работы было признано, что результатом
«большого наплыва в концентрационные полевые лагеря малолетних, начиная с грудных детей, и неприспособленности этих лагерей к длительному содержанию детей, стали заболевания желудочного и простудного характера». Было принято решение «детей заложников до 15-летнего возраста включительно содержать отдельно от взрослых, отнюдь не в палатках, а в особых помещениях жилых домов или бараках. В крайних случаях дети могут содержаться в прилегающих к лагерю строениям, обязательно охраняемых стражей» [10, д. 1, л. 464].

И дальше шло примечание, которое просто умиляет своей «гуманностью». «При детях-заложниках до 3-летнего
возраста имеют право находиться их матери-заложницы» [Там же].

Вместимости исправительных лагерей явно не хватало, и они были переполнены. С целью разгрузки лагерей
от «нетрудоспособных элементов» на места Полномочной комиссией ВЦИК 30 июля 1921 г. было направлено
распоряжение. В нем предписывалось «впредь с особой осторожностью относиться к аресту в качестве заложников нетрудоспособных, особенно беременных женщин и матерей с малолетними детьми» [6, д. 475, л. 42].

Вопреки требованиям об отправке детей из семей заложников в детские приемники они продолжали содержаться в концлагерях вместе с взрослыми. Из доклада коменданта Моршанского концентрационного трудового лагеря № 5 от 27 сентября 1921 г. следует, что «в отделении концлагеря содержатся бандиты, заложники, всего 141 человек, из них 89 мужчин, 15 женщин и 37 детей. Детей до года – 8, от года до пяти – 10, остальных возрастов – 19 человек» [9, д. 702, л. 403]. Далее автор доклада признавал, что «в камерах душно,
дети бледны и истощены. Прогулок нет… Положение заключенных ужасно, тяжелое, кормящих матерей
и детей особенно» [Там же].

Таким образом, репрессиям коммунистическая власть подвергала не только участников восстания, но членов их семей, в том числе и детей.

Концлагеря были использованы коммунистической властью как средство борьбы с крестьянским восстанием. Они были созданы для временной изоляции участников «банд», задержанных или добровольно сдавшихся в руки властей. В качестве заложников в концентрационных лагерях находились семьи партизан с целью побудить комбатантов сложить оружие. Условия содержания в исправительных лагерях ставили заключенных в них на грань физического выживания.


Список источников
1. «Антоновщина». Крестьянское восстание в Тамбовской области в 1920-1921 гг.: документы, материалы, воспоминания / Государственный архив Тамбовской области и др. Тамбов: Управление культуры и архивного дела Тамбовской области, 2007. 800 с.
2. Белова И. Б. Концентрационные лагеря принудительных работ в советской России: 1919-1923 гг. // Исторические,
философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики.
2013. № 12 (38). Ч. 1. C. 32-37.
3. Бразевич С. С. Концентрационные лагеря как организованная форма политического насилия в послереволюционной России: историко-социологический анализ // Журнал социологии и социальной антропологии. 2017. Т. XX. № 4.
С. 108-134.
4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1005. Оп. 1.
5. ГАРФ. Ф. 1005. Оп. 3.
6. Государственный архив социально-политической истории Тамбовской области (ГАСПИТО). Ф. П-837. Оп. 1.
7. ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1.
8. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. Р-1. Оп. 1.
9. ГАТО. Ф. Р-394. Оп. 1.
10. ГАТО. Ф. Р-4049. Оп. 1.
11. Григоров А. А., Григоров А. И. Заключенные Рязанского губернского концлагеря РСФСР 1919-1923 гг. [Электронный ресурс]. URL: http://genrogge.ru/riazanskiy_...slovie.htm (дата
обращения: 15.05.2018).
22 ISSN 2618-9690. № 8 (94) 2018
12. Камардин И. Н. Лагеря принудительных работ в Поволжье в годы военного коммунизма // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2013.
№ 7 (33). Ч. 1. C. 95-98.
13. Литвинов Н. Д., Потоцкий Н. К. Особенности создания и деятельности концентрационных лагерей в первые годы
Советской власти // Государство и право. 2016. № 2. С. 87-93.
14. О лагерях принудительных работ: Инструкция Президиума ВЦИК от 12 мая 1919 г. // Декреты Советской власти.
1971. Т. 5. С. 174-180.
15. Об организации лагерей принудительных работ: Постановление Президиума ВЦИК от 11 апреля 1919 г. // Декреты
Советской власти. 1971. Т. 5. С. 69-70.
16. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 13.
17. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 235. Оп. 2.
18. Рылов В. Ю. Принудительный труд и концентрационные лагеря в Воронеже. 1919-1922 гг. [Электронный ресурс].
URL: http://newzz.in.ua/main/114886...22-gg.html (дата
обращения: 14.05.2018)


ГАТО
1.1.4. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО) Ф. Р-1: Тамбовский губисполком. Оп. 1. Д. 158, 196, 197, 198, 213, 218, 222, 239, 247, 266, 269, 304, 307, 321, 398, 590, 981.

Ф. Р-49: Волисполкомы Тамбовского уезда. Оп. 1. Д. 31, 32, 321, 532, 2505; Оп. 3. Д. 3, 5, 14, 15, 23, 24, 30.

Ф. Р-97: Волисполкомы Борисоглебского уезда. Оп. 3. Д. 1.

Ф. Р-394: Отдел управления исполкома Тамбовского губернского Совета

рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Оп. 1. Д. 485, 608, 656,

666, 684, 700, 702, 705, 712; Оп. 2. Д. 360.

Ф. Р-946: Губернское земское управление. Оп. 1. Д. 254.

Ф. Р-1058: Канцелярия губернского комиссара Временного правительства.

Оп. 1. Д. 20, 21, 22, 38, 39.

Ф.Р-1499: Тамбовская участковая политическая комиссия при 2-и боевом участке. Оп. 1. Д. 13, 32, 48, 60, Оп. 2. Д. 5.

Ф. Р-1832: Военный комиссариат исполкома Тамбовского губернского Совета. Оп. 1. Д. 1002.

Ф. Р-1889: Уездные комиссии по борьбе с дезертирством. Оп. 1. Д. 25. Ф. Р-1979: Революционные комитеты Тамбовской губернии. Оп. 1. Д. 76, 94, 102, 150, 151, 443, 714.

Ф. Р-2983: Оперативный штаб Тамбовской губЧК. Оп. 1. Д. 4, 5.

Ф. Р-4075: Тамбовский губернский военный революционный трибунал. Оп.

1. Д. 179, 207, 220.

Ф. Р-4049: Участковые и районные политкомиссии при боевых участках по подавлению восстания в Тамбовской губернии. Оп. 1. Д. 1, 4, 13, 14, 15, 16, 17, 24, 28, 30, 31, 32, 34, 36, 48, 49, 68, 73.

Ф. Р-4075: Тамбовский губернский военный революционный трибунал. Оп. 1. Д. 179, 183, 200.

Ф. Р-5201: Тамбовский губернский революционный трибунал. Оп. 2. Д. 1028, 1032, 1046, 1302, 1306, 1333, 1357, 1392, 1397.