Тулиновы Старого Оскола: 17-18 вв.

Драгун и рейтар.

Взято здесь

История Старого Оcкола.
Служба города.
Государственная служба города - крепости Оскола началась с весны 1594 года. Она была трудная и ответственная для маленькой, затерявшейся в далеких степных просторах южных земель Московского государства сторожевой крепости, возникшей на путях, которые после тщательной разведки и длительного изучения оказались наиболее удобными для разбойничьих набегов на южные окраины Московского государства.
Дороги, по которым татары делали свои бесчеловечные, отличавшиеся невероятной жестокостью грабительские визиты, пролегали недалеко от реки Оскола, верстах в 20 - 25 по обе его стороны и назывались сакмами (шляхами). Myравский и Изюмский - с правой стороны, Оскола и Кальмиусской - с левой.
Сторожевая, оборонительная служба на южных границах Руси были организованы недостаточно и велись без особой бдительности.
Московское правительство явно недооценивало своего коварного и хитрого врага. За что и было жестоко наказано им, когда в 1571 году Москва была неожиданно разграблена и сожжена, а сто тысяч поселян были угнаны в плен и либо превращены в рабов в самом татарском государстве, либо проданы на невольничьих рынках мира.
После такого наглядного урока сторожевая служба и оборона южных границ стали главными государственными заботами Москвы. Это заставило правительство укрепить старые сторожевые и оборонительные рубежи, создать новые и коренным образом изменить всю систему сторожевой и оборонительной службы на южных границах.
В числе других мер для оповещения и предупреждения татарских набегов здесь были созданы засечные черты. Среди них Белгородская засечная черта, в которую вошел город - крепость Оскол. Он был построен в 1593 году на меловых скалах, обрывающихся к бурной, многоводной и глубокой тогда реке Оскол.
Крепость располагалась на высоком правом берегу р. Оскол, где в нее впадала р. Осколец. Крепостная стена, или острог, состояла из вертикально поставленных дубовых бревен с заостренными вверх концами. Длина крепостной стены равнялась 920 саженям. С трех сторон крепость была окружена неприступным обрывом. С северной стороны ее защищал ров, наполненный водой. За наружным рядом располагались надолбы - поставленные стоймя в 2 - 3 ряда обрубленные деревья, соединенные связью и засыпанные землей с хворостом. По тем временам Оскол считался сильной пограничной крепостью.
Город состоял тогда только из воеводского двора и разрядной избы. Тут же находилась соборная церковь. Посад (населенный пункт) находился в большом остроге и состоял из пяти слобод. Первая из них, населенная казаками, •названа по имени начального человека - их - слободой «Богданова приказа Решетова». Далее следовала слобода Терских беломестных казаков и станичных ездоков, Дедиловских и Данковских сведенцев. Четвертую слободу большого острога составляли стрельцы. Пятую пушкари и затинщики (пищальщики). Кроме церкви, в крепости сделан погреб дубовый, глубокий, покрытый землей, «...чтоб от пожару было бесстрашно», а в нем было устроено «зелье», затем житница для хлеба, амбар для пушечных запасов.
Воинская служба крепости началась непосредственно после окончания ее строительства. Набеги татар на крепость, попытки уничтожить ее не прекращались с наступлением теплых дней.
Из крепости по заранее известным направлениям высылались разъезжие и сторожи, которые, как только замечали появление «воинских людей», посылали вести на Оскол, воеводе.
Первая настоящая беда пришла не с юга, а с севера. В 1617 году остатки разбитого у Курска польско - литовского отряда внезапно появились у крепости, перебили ее защитников и жильцов. «Литовские люди, быв у Курска, пришли в Оскол изгоном, город и острог сожгли». От крепости остались только обгорелые головешки да зола.
О гибели крепости курскому воеводе князю Ивану Хованскому донес курский полковой воевода Дмитрий Скуратов, который под Волховом разбил литовско - польский отряд, сжегший Оскол.
Для строительства новой крепости князем Хованским были посланы Дмитрий Скуратов, оскольский воевода Игнатий Михнев с отрядом строителей и охрана в 300 человек. Москва приказала оказать помощь в строительстве новой крепости Воронежу, Ельцу и Ливнам. Крепость и город встали из пепла. Крепость надо было ставить с нуля. Это время - второе рождение крепости и города.
Если в 1617 году крепость и город сожгли и разграбили враги, то через 10 лет Оскол сгорел почти до основания по губительной неосторожности самих жителей. 14 июня 1628 года загорелась соборная церковь. Пламя быстро распространилось и охватило крепостные стены. От них пожар перекинулся на «другие церкви Божий и дворы всяких людей». Побывавший в 1628 году на месте воевода Дмитрий Яблочков позже доносил: «города на Осколе нет, а где был город, поставлен острог, а около острога... башни не покрыты, а иных никаких крепостей нет».
Через два года началось новое, третье по счету, строительство города и крепости, которое продолжалось до 1639 года. Крепостные сооружения закончили строить только в 1646 году.
В 1647 году город получил новое имя. В 60 верстах южнее был построен город, затем переименованный в Новый Оскол. Осколу было дано название Старый Оскол.
В 1677 году крепостные сооружения были отодвинуты на север до улицы Михайловской (ныне Революционная), вырыт ров, насыпан вал до улицы Воронежской (ныне Пролетарская), где установлены две башни с проезжими воротами и два моста. На западной границе крепости установлены четыре глухие башни.
В 1677 году татары появились под Осколом последний раз.
В 1711 году город снова охватил сильный пожар. И снова город и крепость сгорели дотла. Крепостные сооружения больше не отстраивались из - за их ненадобности. Сгорели и все документы, относящиеся к ранней истории города.
О дальнейшей судьбе Старого Оскола до 1780 года нет почти никаких документов.
В начале XVIII века Старый Оскол перестал быть порубежной крепостью, потерял свое значение и как форпост России на юге. Поэтому постепенно стал приходить в упадок.
По документам более поздних лет узнаем, что в 1786 году город занимал площадь в четыре квадратных километра. Имел три большие и 23 малых улицы. Обывательских домов было 773, дворянских - 17, духовенства - 34, казенных - 16. В городе было восемь церквей. Из них 4 каменные. Промышленность города состояла из четырех водных мельниц и 13 кузниц. Город состоял из четырех слобод: Ламской, Новослободской, Холостой и Рыльской. Слободы эти были заселены однодворцами. Жители их, потеряв полностью связь с землей, превратились либо в мелких торговцев (117 дворов), либо в ремесленников, либо жили за счет каких - либо услуг (извоз и другие). Всего в городе насчитывалось 401 двор.
За соборной церковью стоял деревянный из 16 связей казенный корпус, где помещались заведения: городническое правление, казначейство, дворянская опека, нижняя расправа, нижний земский суд, архив, съезжая, два питейных дома, пекарня, квартиры стряпчего, ледник и деревянный соляной магазин.
Второй экспозиционный зал музея хранит вековую давность, посвященную временам возникновения крепости и города Оскола, его первым самостоятельным шагам в сторожевой службе, защите южных рубежей Московского государства.
В зале ваш взор, хотите вы этого или нет, привлечет великолепный макет крепости, искусно сработанный мастерами - художниками. Он ласкает глаз своими изящными формами. Перед вами, гордо выставив бастионы, на круче меловой скалы стоит древняя крепость, вся залитая теплым солнцем, подставив свою грудь розе ветров.
Долгое время, века, в ней жили предки коренного населения Приосколья: ее защитники, обслуга, ее надежда. Люди, которые были ее гарнизоном. Источники дают возможность правильно оценить их роль и значение на долгие годы.
Население в основной массе подобных городов - крепостей состояло из различных категорий людей, многие из которых давно потерялись во мгле. Их забыли. Забыли их имена, их исторический облик.
Это были прежде всего ратные люди: стрельцы, казаки, пушкари, затинщики (пищалыцики), воротники (охрана ворот), вожи, станичные ездоки, ремесленники, посадские и жилецкие люди.
Жили они в непреходящей тревоге и опасности, в состоянии крайнего напряжения. Разбойничьи татарские отряды рыскали где - то рядом. Смерть и плен не были понятиями отвлеченными. Защитники своей земли прекрасно понимали, что только бдительность и постоянная готовность могли обеспечить им свободу и безопасную жизнь. Обстановка делала их крайне осторожными, заставляла находиться в состоянии собранности, постоянной готовности к каким - то действиям. Это были здоровые, сильные телом и духом люди. Они отличались немногословием, умением делать вся и все. Иначе не могло и быть. Отличались бережным, добрым вниманием к своим товарищам и близким. На них можно было положиться. Им можно было довериться. Они умели любить друзей и ненавидеть врагов. Словом, это были настоящие люди. История не сохранила их имен. Но кое - кого назвать можно. Это предполагаемые градостроители: воевода князь Иван Солнцев, голова Иван Мясной, подьячий Михайло Нечаев, воеводы крепости Оскол Прокофий Васильевич Корабьин, Дмитрий Иванович Плещеев, Игнатий Михнев и другие.
Служилые люди жили в основном за чертой города, в слободах, имея дворы на посаде. «Дозорная книга» Осипа Секирина 1615 года говорит о том, что в большом остроге (посаде) находилось: 161 казачий двор, 8 пустых дворов и 5 дворовых мест, 46 дворов беломестных (терских) казаков. Слобода, 111 дворов станичных ездоков, Дедиловских, Данковских сведенцев, 96 дворов стрельцов и 30 дворов пушкарей и затинщиков (пищалыциков).
За Малым Оскольцом (Соковая) находилось 12 дворов ямских охотников, на Воротничьей поляне - 7 дворов. У вожей в Остроге для осадного времени было 29 дворов и 2 пустых. Пока в них жили дворники.
«Разрядная роспись» 1616 года показывает, что в городе жило 223 боярских детей, 20 станичных атаманов, 613 станичных ездоков, стрельцов, пушкарей, казаков. В состав приборных (взятых по набору) входили казенные кузнецы, плотники и каменщики, строители городов и другие. В начале XVII века количество служилых людей в крепости Оскол было значительным. В 1601 году ратных людей насчитывалось 1705. Служилые люди разделялись на кормовых и поместных. Первые получали от казны содержание натурой и деньгами. Вторые - земельными поместьями. Каждому разряду служилых людей давались земли как пахотные, так и усадебные.
В городе было 43 лавки и 13 скамей, где торговали станичные ездоки, казаки, пушкари, стрельцы и торговые люди. К числу последних отнесем двух путивльцев - Серпуховитина и Рязанцева, имевших здесь лавки, но не принадлежавших к местным людям.
Среди служилых казаков писцы отметили двух масляников, чеботаря, трех гончаров, плотника, кровельщика, кузнеца. А среди терских казаков - кузнеца и постовала.
В 1668 году в городе посадских жителей не было ни одного. Население его составляло 1468 служилых людей, разделявшихся на служилых людей «полковой» службы копейщиков, рейтар, драгун и солдат - всего до 500 человек, и служилых людей, «городской» службы: детей боярских, казаков, стрельцов, пушкарей, затинщиков, воротников, ямщиков. Всего 1000 человек.
Город заселен был в длину почти до устья Оскольца, и до Панской (Михайловской, ныне Революционной) улицы..,В ширину было заселено все пространство между реками Осколом и Оскольцом. Расположение было хаотичным и очень беспорядочным. Улицы были кривыми, неодинаковой ширины, пересекали друг друга. Переулки узкие и грязные.
Дома городских жителей ничем не отличались от построек селян. Они состояли, как тогда говорили, из «двух связей»: избы черной и светлицы. Связывали их сени. Крыши на них были соломенные. Приятное исключение составляли немногочисленные дома и другие постройки дворян и богатых купцов. Фундаменты были каменные, а их крыши из белого железа.
Городские площади не имели правильной, культурной формы. Верхняя площадь называлась выгоном и начиналась почти от Успенской церкви (угол Курской и Успенской - Ленина и Октябрьской улиц). Нижняя (Ярмарочная или Базарная) начиналась от тюрьмы и казенных построек, что за собором, до Успенской церкви.
Город окружали слободы. Их было девять: Казацкая (538 чел.), Гумны (169), Стрелецкая (237), Пушкарская (298), Ламская (194), Ездоцкая (259), Экономическая (Троицкая) (102)) В самом городе находились: Рыльская (189), Панская (130), Но восельская (59 чел.).
Со всеми пригородами население доходило до 2500 человек.
Новая эра в полной перепланировке города началась после указа Екатерины II от 9 января 1784 года. Деревянные дома на главной улице (Курская) стали строить только на каменных жилых погребах или каменных фундаментах. Расстояние между домами было установлено не менее 5 сажен. Крыть крыши соломой, хворостом и дранью строго запрещалось.
Рождался новый, совершенно незнакомый горожанам город.

ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА
В УСЛОВИЯХ ЮЖНОРУССКОГО ПОГРАНИЧЬЯ В XVII ВЕКЕ*
В. Н. Глазьев
Воронежский государственный университет
Поступила в редакцию 15 июня 2018 г.
Аннотация: в статье рассмотрены особенности социальной структуры и административной практики городов и уездов юга России в XVII в.; выявлена роль коллективных челобитных как способа взаимодействия власти и общества; изучены формы участия населения в местном управлении; сделан вывод об активном участии общества в управлении в изучаемый период.

В XVII в. расположенный на южной окраине России район городов-крепостей «на Поле» заселялся и осваивался в условиях острой внешней опасности. Внешний фактор определял специфику социальной структуры населения – высокий удельный вес служилых людей.
Одну из основных сословных групп служилого населения в XVII в. на юге России составляли дворяне и дети боярские. В ряде «полевых» уездов формирование группы детей боярских происходило в конце XVI в. По указу в окрестностях Ельца следовало испоместить 200 детей боярских из числа неслужилых родственников. До 19 августа 1592 г. елецкий воевода кн. А. Д. Звенигородский и И. Н. Мясной верстали 164 человека из разных городов. В присутствии окладчиков им определили поместные оклады и денежное жалованье.
31 августа 1592 г. кн. А. Д. Звенигородский и И. Н. Мясной получили распоряжение отделить землю детям боярским в соответствии с их окладами по реке Сосне и за Сосной, чтобы на отведенных землях елецкие помещики могли строить дворы и распахивать землю. На время устройства елецкие дети боярские освобождались от станичной службы и городового дела [1, с. 64–65]. Отвод земель детям боярским в 1593–1594 гг. положил начало формированию Елецкого уезда.
В 1598/99 г. была составлена елецкая десятня, где перечислялись старые помещики и новики (не сохранилась). В 1601/02 и 1602/03 гг. производилось верстание елецких новиков. В 1604/05 г. в Ливнах окольничий П. Н. Шереметев и дьяк М. Унковский раздавали денежное жалованье елецким детям боярским – старым помещикам и новикам. Была составлена десятня денежной раздачи жалованья, выявлены и отставлены от службы лица, которые верстались в елецкие дети боярские «воровски» из числа стрельцов, казаков, холопов и крестьян [2, л. 1–98].
В Разрядных книгах за 1615/16 г. сообщалось о численности детей боярских в Центральном Черноземье: в Елецком уезде – 846, в Курском – 753, в Воронежском – 283, в Оскольском (Ст. Оскольском) – 223, в Белгородском – 136, в Лебедянском – 70 человек [3, стб. 192–194]. В Валуйках не сложилось уездной корпорации детей боярских.
Провинциальные дворяне и дети боярские были разделены на три чина: выборные, дворовые и городовые. Особенностью детей боярских юга России было незначительное число выборных, подавляющее преобладание городовых детей боярских. Так, в 1621/22 г. дворян, служивших по выбору, не было ни в Воронеже, ни в Ельце [4; 5].
А. А. Новосельский показал, что чин выборного дворянина жаловался на основании сочетания родовитости, выслуги и хозяйственной состоятельности [6, с. 318]. Боярская книга 1627 г. отмечает появление двух выборных дворян в Курске [7, с. 144]. В курской
десятне 1636 г. уже четыре выборных [8, с. 77]. К концу XVII в. в Курске не только увеличилось число выборных дворян, но и появились лица, записанные в московские чины. В середине XVII в. выборные дворяне появились в Воронеже: Т. И. Михнев, В. М. Струков. К 1689 г. наблюдается дальнейшее продвижение верхов воронежского дворянства по лестнице чинов: в годовой сметной книге 1689/90 г. отмечено четыре служилых человека, испомещенных в Воронежском уезде и записанных в московский список. Четверо дворян служили по выбору, по дворовому было записано как минимум 12 человек [9, л. 279 об. – 280 об., 281–283 об., 371].
Однако, в целом, как справедливо отметил Д. А. Ляпин, на юге России выборные были большой редкостью. Для сравнения: в 1651 г. во Владимире
количество выборных детей боярских составляло 88 человек, дворовых и городовых – 163. С новиками и недорослями владимирских детей боярских насчитывалось 336, из них примерно 25 % – выборные.
В Суздале ситуация была схожей. Из 359 детей боярских 101, т. е. почти треть, значились в выборных.
В Муроме было 40 выборных из 180 детей боярских.
Столь огромной была разница между дворянскими корпорациями юга страны и замосковных регионов [10, с. 48].
Схожее с детьми боярскими правовое положение занимали поместные атаманы и казаки. Эта группа сформировалась в последние годы Смутного времени.
Основная функция дворян, детей боярских, поместных атаманов и казаков – полковая и городовая служба. Дворяне и дети боярские, поместные атаманы и казаки были испомещены в уездах. Объединенные в корпорации – служилые «города» – дворяне и дети боярские обладали сословным самоуправлением. Они же играли заметную роль в местном управлении в своих уездах.
Основная часть детей боярских юга России в XVII в. по социально-экономическому положению была близка крестьянам и посадским людям. Служилые люди не имели крестьянских и бобыльских дворов, жили «одним двором», в их хозяйствах были заняты они сами или их родственники [11]. Из массы помещиков и вотчинников выделялась служилая верхушка, которую отличали более высокие чины, должности, поместные оклады и «дачи», наличие крестьянских и бобыльских дворов.
С 1653 г. в связи с образованием полков нового строя на юге России возникли новые категории служилых людей: завоеводчики, есаулы, копейщики, рейтары, солдаты. В их состав включали дворян и детей боярских, казаков и других ратных людей и их родственников.
В интересах обороны южных рубежей российское правительство ограждало землевладение местных помещиков и вотчинников от проникновения столичных чинов. Южнорусские дворяне и дети боярские были не в силах противостоять захвату земель и сманиванию крестьян со стороны столичных верхов.
В 1630–1640-х гг. правительство настойчиво ограждало «заказные города» от московских и думных чинов. Владение поместьями и вотчинами в Центральном Черноземье членами боярской думы, московскими чинами и крупными монастырями было исключением. В 1670-е гг. центральная власть фактически перестала защищать интересы мелких землевладельцев на юге страны и встала на сторону московских чинов. С осени 1673 г. московская знать стала во множестве получать земли в бывших «заказных городах» [12, с. 21–40; 13, с. 229].
Соотношение крестьян и служилых людей в Центральном Черноземье зависело от географического расположения уезда и менялось на протяжении столетия. В расположенных южнее – Валуйки, Старооскольский, Белгородский уезды – служилые люди составляли преобладающую часть. Служилые люди численно доминировали в построенных во второй трети XVII в. городах и уездах по Белгородской черте и «за чертой». В расположенных ближе к центру – Ливенском, Елецком, Курском, Лебедянском, Воронежском уездах – в первой половине XVII в. доля
крестьянского населения была выше по сравнению с самыми южными, окраинными уездами [14, с. 161– 166]. С 1635 г. крестьяне пополняли гарнизоны новопостроенных крепостей, становясь служилыми людьми. Часть крестьянского населения перешла в новую категорию служилых людей – поселенные драгуны.
Основная часть городского населения крепостей «на Поле» – служилые люди, по терминологии Соборного уложения 1649 г., «меньших чинов» – станичники, стрельцы, пушкари, городовые (полковые) казаки, затинщики и другие, более малочисленные категории, владевшие пашенной, а не поместной землей [15, с. 78–81]. Служилые люди «по прибору» выбирали из своих рядов стрелецких, казачьих, пушкарских пятидесятников и десятников.

(Продолжение).

Типичными для юга России в XVII в. были конфликты местных миров и воевод. Один из них произошел в Валуйках в 1651–1652 гг. Во второй трети
XVII в. крепость Валуйки находилась на территории южнее Белгородской черты. По данным разрядной книги 1637/38 г. ее гарнизон насчитывал 659 служилых людей и включал конных и пеших стрельцов, полковых казаков, станичных атаманов и ездоков [22, с. 96–97]. По данным А. И. Папкова, в 1643 г. в Валуйках числилось 96 черкас [23, с. 227]. Из-за внешней опасности до 1680-х гг. город Валуйки не имел уезда – окрестных сел и деревень [24, с. 52–53].
В 1651 г. на воеводстве в Валуйках находился стольник М. М. Дмитриев. С целью обогащения М. М. Дмитриев совершал в Валуйках
многочисленные злоупотребления. Между тем окружение царя Алексея Михайловича учитывало уроки середины «бунташного» столетия. Восстания в Москве, Томске, Пскове, брожение народа в других городах свидетельствовали о необходимости обуздать произвол местных администраторов, против которых направлялся людской гнев.
20 ноября 1651 г. царь Алексей Михайлович указал разослать по окраинным городам грамоты.
В них говорилось о том, что государю стало известно об обидах и притеснениях жителей пограничных уездов от воевод. По этой причине многие оскудевшие служилые люди уходили из «украинных» городов. Воеводам вменялось в обязанность относиться к людям с «лаской и добрым приветом», суд производить по Соборному уложению «в правду», взяток ни за какие дела не брать. В случае нарушения предписания воеводам грозила «великая опала» и возмещение ущерба по искам пострадавших [25, л. 114–115, 115 об.].
В начале 1652 г. в Москве в Разрядном приказе от имени жителей всего города Валуек Н. Кубаев, К. Чеботов, П. Духанин, П. Кондабаров, Г. Уколов, В. Луковников, валуйский черкашенин П. Данилов подали челобитную на валуйского воеводу М. М. Дмитриева, который притеснял валуйцев – сажал в тюрьму, устраивал частые смотры, на смотрах их бил, держал закованными «в железах и в чепах», сажал в тюрьму жен и детей и морил их «голодною смертью», брал посулы деньгами, лошадьми и медом.
Руководителям Разряда думному дворянину И. А. Гавреневу, думному дьяку С. Заборовскому, дьякам Г. Ларионову, И. Северову челобитчики предъявили «заручную» роспись лиц, пострадавших от воеводы. Новому валуйскому воеводе Д. Яковлеву предписывалось произвести сыск – допросить валуйских служилых людей и духовенство: всем ли они городом подавали челобитную на воеводу, «а они б волуйчане, боясь Бога и помня государево крестное целование, сказали в правду».
По результатам сыска следовало составить два списка, заверенных «рукоприкладствами»: тех, кто жаловался на воеводу, и тех, кто не испытывал притеснений от М. М. Дмитриева. Затем следовало произвести очную ставку между бывшим воеводой, с одной стороны, и челобитчиками и другими пострадавшими валуйчанами – с другой. После сыска М. М. Дмитриева отпустить в Москву и туда же прислать все документы [26, л. 84–87].
Сыск производился с 23 февраля 1652 г. Опрошенные священники, станичные атаманы и ездоки, черкасы, полковые казаки, конные и пешие стрельцы, пушкари и затинщики подтвердили, что челобитная на воеводу подана от имени всего города. М. М. Дмитриев сажал в тюрьму жен и детей челобитчиков, которые ездили в Москву, и держал их в тюрьме больше недели. Летом в рабочую пору по два-три раза в день устраивал смотры служилым людям. Станичники заявили, что воевода давал им поручения, не предусмотренные указами, от чего они остались без хлеба. Станичные ездоки сетовали: «Государева служба стала не в силу». Станичный атаман С. Забобурин, выбранный в кабацкие целовальники, сообщил, что воевода взял с него 10 руб. Казака Е. Кудрявцева воевода держал в цепи 4 недели, казак заболел, был отпущен, дошел до дома и умер. С ездока К. Лунина воевода взял 6 руб. «без вины». Атамана Н. Кубаева воевода держал в цепях, бил и взял с него 3 руб. С атамана С. Волкова М. Дмитриев взял 5 руб. «и держал в тюрьме в железах неведомо за што».
С С. Рябинина взял две ногайских лошади. С М. Старокожева взял 10 руб. и держал в съезжей избе. С черкашенина Н. Екимова воевода взял «посулов и поминок» 4 руб. 20 алт. «от жалованья насильством».
Разрешив валуйцам сварить вино или пиво, воевода затем изымал спиртное, сажал в тюрьму и брал штраф по 5 руб. С валуйских ямщиков воевода взял 2 руб. за освобождение от строительства города, но ямщикам пришлось выполнить всю их часть «городового дела». С ямщиков Т. Вытелкова, Т. Шумилина, О. Корелина и других воевода брал деньги по разным поводам [там же, л. 27–83].
В очных ставках М. М. Дмитриев отрицал то, что брал посулы деньгами и медом. С его слов, он сажал в тюрьму за нарушения дисциплины, жалования не дал тем, кто в то время находился в плену. Черкашенин С. Кондратьев заявил, что бывший воевода взял с него 4 руб. В ответ М. М. Дмитриев утверждал: «4-х рублев с нево не имывал, только принес ко мне отец ево рубль в почесть, а будет скажет отец ево Кондратей, что я взял с нево насильством рубль и я заплачу» [там же, л. 1–14].
23 апреля 1652 г. в Разряд были переданы расспросные речи и очные ставки от воеводы Д. Яковлева. По его словам, М. М. Дмитриев отпущен в Москву [там же, л. 22–26]. В Разряде узнали, что в ходе очных ставок М. М. Дмитриев и челобитчики заключили между собой мир [там же, л. 96]. Дело было доложено царю Алексею Михайловичу. Царь указал допросить М. М. Дмитриева: сколько он заплатил челобитчикам за мир, за какую вину он держал в тюрьме жен челобитчиков. Бывший валуйский воевода был допрошен «по крестному целованию» думным дворянином И. А. Гавреневым. М. М. Дмитриев заявил, что, боясь от государя «гнева и опалы», он помирился с челобитчиками (Н. Кубаевым, В. Луковниковым,
К. Чеботаевым, П. Кондабаровым), дав им 25 руб.
После первой группы челобитчиков в Москву приезжали другие валуйчане К. Ловягин, стрельцыВ. Панин, С. Агеев, казак П. Кондабаров, черкасы
Л. Антонов, П. Данилов, К. Иванов, пушкарь И. Коншин. По словам М. М. Дмитриева, они с ним мирились «от всего города, а просили с него по рублю и он им ничево не дал» [там же, л. 105–108]. Обвинения в свой адрес бывший воевода отрицал. Правительство проявило настойчивость в защите интересов жителей Валуек. 1 июля 1652 г. яблоновским воеводам боярину кн. Г. С. Куракину и дьяку Н. Наумову поручалось произвести сыск и выяснить, сколько посулов и поминок М. Дмитриев взял и у кого. Показания пострадавших, заверенные их подписями, прислать в Москву [там же, л. 109–110]. Результаты сыска, который производил рязанский дворянин О. Н. Лихарев, поступили в Разрядный приказ 22 августа.
Значительная часть валуйчан – духовенство, стрелецкий и казачий голова С. Хомицкий, пешие и конные стрельцы, полковые казаки, пушкари – заявили, что не знают про вымогательства и взятки М. Дмитриева. Станичные атаманы и ездоки сообщили, что М. Дмитриев «чинил налоги большие и сидели за приставом и в тюрьме атаманы и ездоки» [там же, л. 115–131]. Челобитчики, вернувшиеся из Москвы Н. Кубаев, В. Луковников, К. Чеботов, П. Духанин,
П. Кондабаров, сообщили, что помирились с М. Дмитриевым и получили от него деньги в общей сложности 30 руб. В Москву была послана роспись посулов и поминок, которые М. Дмитриев вымогал у валуйчан. Так, полковой казак Г. Уколов сообщил, что без вины сидел при М. Дмитриеве в тюрьме, вынужден был отдать воеводе 10 руб., не мирился и денег своих не получил. Черкашенин П. Данилов, у которого воевода изъял 10 руб. и четыре пуда меда, с ответчиком не помирился. С. Забобурин обвинял воеводу в изъятии 9 руб. Ф. Дмитриев заявил, что воевода взял у него 10 пудов меда. В то же время станичник К. Лодыгин и стрелец С. Агеев сообщили, что были в Москве с «мирским делом» – просили о жаловании,
а на воеводу не жаловались. Черкасы Л. Антонов и К. Иванов помирились с М. Дмитриевым, но денег с него не взыскивали [там же, л. 115–131].
Сведений о том, что было дальше, нет. Вероятно, в данной ситуации руководство Разрядного приказа заставило Дмитриева возместить ущерб потерпевшим. Приведенный сюжет показывает, что если воеводские притеснения наносили ущерб обороне, то правительство проявляло твердость, могло применять жесткие меры по отношению к администраторам, заставляя их возвращать часть собранных средств населению.

Статья взята из издания ВЕСТНИК ВГУ. СЕРИЯ: ИСТОРИЯ. ПОЛИТОЛОГИЯ. СОЦИОЛОГИЯ. 2018. № 4