Интересные статьи

Крепостное право на службе у дворян. Правовые расследования РАПСИ

Теги: Александр Минжуренко, Россия

отсюда http://rapsinews.ru/incident_p...67170.html

Создание централизованного государства сопровождалось в нашей стране столкновением привилегированных классов, в том числе на правовом и законодательном полях. О том, как борьба за важнейший ресурс — рабочую силу — привела к конкуренции на Руси двух правовых систем в вопросе построения отношений с крестьянством, рассказывает в седьмом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

В XV–XVI веках правовое положение русских дворян в Московском княжестве упрочивается. Расширение их прав напрямую связано с процессом создания русского централизованного государства.

Иван III (1440–1505гг.) первый из московских князей именуется не только «великим князем всея Руси», но и в дипломатической переписке его уже называют «царем». В это же время появляется и такой атрибут государства, как двуглавый герб. Всё больше русских земель и княжеств «подходит под руку» Ивана III Великого. В них устанавливаются порядки московского княжества, т.е. юрисдикция нового объединенного государства.

И все это делается государем с помощью своих служилых людей — дворян. Именно это сословие выполняет роль социальных скреп формирующейся державы. Причем очень часто это выглядит не только фигурально, а в полном смысле — натурально.

Присоединив очередную территорию, великий князь не просто насаждает в ней свои уставы, но и физически размещает здесь своих верных людей. Точнее — «испомещает», т.е. дает земельные угодья – поместья. И эти помещики выступают в дальнейшем надежной социальной составляющей новых присоединенных областей. Иван III как бы располагает на занятой территории свои гарнизоны. При этом он наделяет большими правами этих поселенцев и надежно их права защищает.

Великий князь поселяет своих дворян не только на свободных землях. В некоторых центрально-русских княжествах плотность населения была уже к тому времени довольно высока, и в полном смысле незанятых угодий оставалось немного. Поэтому московский князь своими решениями насильно сгоняет с земель прежних владельцев (бояр), нарушая их права на наследственную земельную собственность, и передает эти участки своим дворянам.

Так, одним из самых крупных приобретений Ивана III была обширная Новгородская земля. Здесь он поступает так же, как и в других местах: в 1487 году им было принято решение о выселении из города всей землевладельческой аристократии и конфискации их вотчин. И зимой 1487–1488 года из Новгорода было выселено около 7 000 человек — бояр и «житьих людей» (это более мелкие землевладельцы, чем бояре). В следующем году из этого города выселили еще более тысячи купцов и «житьих людей». Их вотчины были конфискованы, а затем розданы на поместном праве московским дворянам.

Разумеется, помещикам раздавались земли уже заселенные крестьянами: пустующие участки по тем временам не представляли собой ценности из-за отсутствия земельного рынка. Отсюда и необходимость сгона с обрабатываемых угодий прежних землевладельцев.

Таким образом, дворяне наделялись великим князем не столько земельными угодьями, сколько крестьянами. Поборы с них на основе феодального права и составляли главный доход помещичьих семей. Размер взимаемого с крестьян оброка никакими законами не ограничивался, т.е. дворянам предоставлялось право самим произвольно устанавливать объем крестьянских платежей и повинностей.

Своеобразный предел в росте поборов устанавливали сами крестьяне в форме ухода от наиболее алчных помещиков. В тех поместьях, где уровень эксплуатации оставался в разумных пределах, крестьяне продолжали веками проживать на одном месте, выполняя надлежащие обязанности, возложенные на них государством, по содержанию своего господина.

Однако большой объем прав дворян в отношении зависимых крестьян и отсутствие в законах ограничителя для помещиков в поборах приводило к тому, что, пожалуй, большинство из них переходило разумные пределы в степени эксплуатации крестьян, что и вынуждало земледельцев уходить от своих господ. Поэтому на протяжении долгого времени для помещиков оставалась проблема удержания крестьян на пожалованных землях. Дворяне все настойчивее требовали от великого князя расширения своих прав относительно свободы крестьян.

Судебник 1497 года предоставил им такие права, ограничив время перехода крестьян Юрьевым днем. Но это не решило самую острую для помещиков правовую проблему: крестьяне продолжали уходить и в другое время. Правда, теперь их переходы вне пределов разрешенного «юрьевского» периода уже стали называться бегством. Соответственно, появилась категория «беглых крестьян» или, как говорилось в правовых актах того времени — просто «беглых».

Большое количество беглых крестьян породило другую правовую проблему: можно ли возвращать беглецов на прежнее место в случае их обнаружения хозяином. Если речь шла о недавно сбежавших, то вопрос решался на базе сложившейся нормы обычного права: таких немедленно возвращали силой. Также просто решался вопрос, если крестьян находили на ранее пустовавших землях, которые никому из других феодалов не принадлежали.

Но если сбежавшие крестьяне переселились на земли какого-либо другого землевладельца, обзавелись там хозяйством и прожили несколько лет, то в этом случае и возникали правовые вопросы. Здесь пересекались интересы двух феодалов.

Новый хозяин сбежавших крестьян не был заинтересован в потере источника дохода в виде доставшейся ему крестьянской семьи, которую он на новом месте уже обложил своим оброком. Он требовал от прежнего владельца серьезных доказательств факта принадлежности ему беглецов. Поэтому дело разрешалось только путем обращения в княжеский суд.

Пострадавший помещик, отстаивая свои права, писал челобитную, и начиналась длительная судебная тяжба. В ходе таких многочисленных разбирательств естественным образом вставал еще один правовой вопрос — о сроке сыска беглых крестьян. Эту правовую проблему могло решить только государство. Но данная задача очень долго не решалась, и срок давности не был установлен в XV–XVI веках. Дело в том, что в придворных кругах были и «лоббисты» противоположных интересов.

В нашей учебной литературе издавна проблема крепостного права подается упрощенно — в нем, мол, были заинтересованы все феодалы: и бояре, и дворяне-помещики. Но дело обстояло не совсем так. Ведь большинство беглых крестьян бежало не на юг, где стало складываться сословие вольного казачества, а в боярские вотчины поблизости. Почему?

Загадка объясняется очень просто. У помещиков число крестьян исчислялось часто десятками, а в громадных боярских вотчинах счет шел на сотни душ и даже на тысячи. Поэтому боярин мог устанавливать относительно небольшой оброк для крестьян, и жить на эти доходы в роскоши. А вот помещики, чтобы содержать семью, приобретать боевого коня, покупать необходимое дорогое оружие облагали своих немногочисленных крестьян нещадно.

Поэтому размер оброка у помещичьих и боярских крестьян мог различаться в 2–3 раза в пользу последних. Вот и бежали крестьяне главным образом к боярам, имевшим с этого дополнительный доход и, соответственно, никак не были заинтересованы в закрепощении крестьян, что бы ни говорили об этом учебники.

Более того, боярские управляющие часто ездили по помещичьим деревням и сманивали к себе крестьян, обещая им более низкие оброки и более легкие повинности. При этом боярские порученцы могли даже уплатить помещику «пожилое» за крестьянина, чтобы тот смог законно уйти к боярину в Юрьев день.

И в 1597 году царским указом устанавливается срок сыска беглых крестьян. Он составил 5 лет. В этой цифре ощущается компромисс: помещики, конечно же, хотели, чтобы этот срок давности был побольше, а бояре, напротив, были за более короткий срок, после которого помещики уже не имели бы права возвращать к себе крестьян.

И далее, отслеживая ситуацию с указанными «урочными летами», мы можем по этому показателю наблюдать рост прав дворян в отношении свободы крестьян. В начале XVII века срок сыска устанавливается в 5,5 лет (по крохам добиваются помещики положительной для себя динамики). Уложение о крестьянах 1607 года увеличило срок сыска беглых крестьян до 15 лет, но в это время в стране бушевало восстание Ивана Болотникова, и на практике этот срок помещики и власти не решились применять. В 1639 году был установлен срок в 9 лет, в 1641 году — в 10 лет.

Таким образом, мы видим, что государство все более становится на сторону помещиков, защищая их интересы и расширяя их права. И наконец Соборное уложение 1649 года полностью отменяет срок давности сыска крестьян, и термин «урочные лета» уже больше не упоминается в русском законодательстве. Теперь убежавших крестьян помещики могли отыскивать бессрочно и возвращать их в свои имения на законных основаниях.

Такой финал борьбы помещиков за свои права, за введение крепостного права можно считать большой победой данного класса. Окончательно закрепив за собой крестьян, помещики еще более увеличили оброки и повинности своих крепостных. На это они имели полные неограниченные права.

«Сын боярский»: какой факт о своей семье скрывал Брежнев

отсюда https://russian7.ru/post/syn-b...svoey-sem/

Официальные данные о происхождении Леонида Ильича Брежнева очень скудны. Сам он не очень любил распространяться на эту тему, хотя историки выявили в родословной генсека благородные корни.
Потомок рабочих?

Отец Леонида Ильича – Брежнев Илья Яковлевич и мать – Наталья Денисовна (в девичестве Мазалова) согласно анкетным данным, были выходцами из рабочей среды. О предках матери нет почти никакой информации, известно лишь, что она имела польские корни. Наверное, это объясняет хорошее знание польского языка ее сыном. О родословной отца известно больше. Илья Яковлевич работал на металлургическом заводе, однако он был там не простым рабочим, а «фабрикатором» – то есть ответственным за технологию производства, номенклатуру выпускаемой продукции и предотвращение брака. Эта должность свидетельствовала об определенном уровне квалификации, для приобретения которой нужно было специальное образование.

Гимназия с привилегиями

Будущий генсек в девятилетнем возрасте был принят в первый класс классической гимназии в городе Каменское Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровская область Украины). Детей обычных рабочих туда не брали – там преимущественно учились дети чиновников и заводской администрации. Это является свидетельством привилегированного положения семьи Брежневых. И действительно, архивисты в старинных документах раскопали, что родословная Леонида Ильича ведет свое начало от представителей служилого сословия «однодворцев», в XVI—XVII веках отправлявшихся на окраинные земли государства для несения дозорной и сторожевой службы. Фамилия Брежневых часто встречается в документах по Елецкому, Ефремовскому, Орловскому, Курскому, Старооскольскому, Тульскому и Новосильскому уездам. Дед генсека Яков Максимович Брежнев, по предположению историков, происходил из деревни Брежнево Стрелецкой волости Курского уезда. Среди более ранних представителей рода Брежневых фигурирует имя помещика Степана Михайлова Брежнева, курского сына боярского, который в 1641 году был убит татарами.

Боярский сын

Словосочетание «сын боярский» здесь неслучайно, так как «однодворцы» имеют преемственность от сословия «детей боярских» – служилых людей, получавших за несение военной службы вознаграждение в виде поместий и крепостных душ. Чаще всего они являлись командирами засечной стражи либо служили в поместной коннице. Со временем многие представители сословия «боярских сынов» разорялись, из-за чего уже не могли нести государеву службу.

Чиновник российского Посольского приказа середины XVII века Григорий Котошихин пишет, что после смерти обедневших бояр и дворян их опустевшие поместья и вотчины делились между детьми, а так как «дать им было из старых их отцовских поместей и вотчин и вновь не ис чего, потомуж и царских служеб не служивали — и их написали в дети боярские что беспоместны и малопоместны». В период военной реформы 1707-1708 годов и отмены Поместного войска сословие «детей боярских» было упразднено. Те, кто хотел продолжать военную службу причислялись к дворянам, остальные переводились в сословие «однодворцев», чьи поместья действительно чаще всего состояли из одного двора.

Очевидно, что предки Леонида Ильича так и осели в землях будущей Курской губернии. Уйдя с военной службы, они уже не могли полагаться на жалование, тем не менее государство на них рассчитывало, так как нуждалось в хозяйственном освоении земель, которые еще недавно были на границе с Диким полем. Однодворцы были лишены большей части привилегий, которые получали дворяне, однако они также были освобождены от телесных наказаний и по-прежнему могли владеть землей и крестьянами. Как и дворяне однодворцы еще с XVII столетия имели право носить фамилии, которые могли даваться родоначальнику по типажу, характеру, виду деятельности или месту проживания.

По мнению историков, этимология фамилии «Брежнев» возможно восходит к еще более древней фамилии – «Брежный», то есть живущий на берегу. В XIX столетии положение однодворцев меняется, что связано с переменами в статусе дворянского сословия. Теперь однодворцы рассматриваются не как «бывшие дворяне», а как государственные крестьяне. Окончательный перевод однодворцев в крестьянское сословие закрепляется вскоре после отмены крепостного права – в 1866 году.

Отныне многие из тех, кто все еще сохранял дворянское самосознание, в поисках заработка были вынуждены переезжать в города, приобретая новые специальности, в том числе рабочие. Благо выбор был, ведь в России наступала пора промышленной революции. Так что утверждение Леонида Ильича, что он выходец из рабочей семьи имеет историческое подкрепление.

Тарас Репин

Источник: «Сын боярский»: какой факт о своей семье скрывал Брежнев
© Русская Семерка russian7.ru

Дворяне и крестьяне 2

отсюда https://www.booksite.ru/usadba_new/world/16_0_03.htm

// Федосюк, Юрий Александрович. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. – 2-е изд. – М. : Флинта : Наука, 1999


Дворяне – основные персонажи большинства произведений русской классической литературы. Дворянами были и большинство русских писателей-классиков, от Фонвизина до Бунина. Что же такое дворянство?
Так называлось самое привилегированное сословие царской России. Дворяне, как правило, владели землей и до 1861 года жившими на этой земле крестьянами. С эпохи Петра I звание потомственного дворянина можно было получить по достижении определенного чина в военной или гражданской службе, при награждении некоторыми орденами, а также за особые личные заслуги.

Первоначально дворянином именовался человек, служивший при великокняжеском или царском дворе – отсюда и корень слова. С XIV века русские дворяне стали получать от великих князей, а затем царей в уплату за службу землю – поместье. В 1714 году Петр I закрепил за ними эту землю навеки как наследственную. Тогда же в дворянское сословие влились и феодалы-бояре, владевшие землей по наследству от предков. Вотчина, то есть земля, принадлежавшая семье издревле, и поместье – земля, пожалованная царем за службу, – слились с тех пор в понятие имение. В обоих случаях землевладение обычно именовалось поместьем, а его владелец – помещиком.

Поместье-имение не надо смешивать с усадьбой: усадьба – не все землевладение, а лишь помещичий дом с примыкающими строениями, двором и садом.

С петровских времен дворянство, уравненное в правах перед законом, по происхождению разделилось на родовое (столбовое) и служилое (новое), достигнутое выслугой на государственной службе. Столбовыми дворянами называли себя потомки древних знатных родов, владевших вотчинами, и в XVI – XVII веках записанные в родословные книги – столбцы, то есть списки в виде склеенных свитков. Столбовые дворяне, даже обедневшие, ощущали свое моральное преимущество перед оттеснявшими их поздними, служилыми дворянами. Пушкин, гордившийся своим 600-летним родом, в стихотворении «Моя родословная» язвительно писал: «У нас нова рожденьем знатность, / И чем новее, тем знатней». А один из персонажей его «Романа в письмах» пишет другу: «Аристокрация чиновная не заменит аристокрации родовой».

Петр I повелел, чтобы дворяне-мужчины в оплату за свои привилегии непременно отбывали государственную службу, причем с самого низшего ранга. Дворяне-юноши зачислялись в рядовые гвардейских полков. При преемниках Петра положение изменилось: дабы избавить детей от тягот солдатской службы, родители сразу же после их рождения стали записывать сыновей в гвардейские полки на должности унтер-офицеров, притом не отправляя их туда служить, а держа при себе до совершеннолетия. Героя же «Капитанской дочки» Пушкина Петра Гринева записали гвардии сержантом еще до появления его на свет. «Я считался в отпуску до окончания наук», – рассказывает Гринев. Речь идет о примитивном домашнем образовании, описанном в этой повести или знакомом нам по комедии Фонвизина «Недоросль». Когда Гриневу стукнуло 16 лет, строгий отец отправляет его служить не в петербургский гвардейский полк, где Петр был записан (на что имел бы полное право), а в глухую провинцию, в армию – «пускай его потужит». Прибыв в Белогорскую крепость, «гвардии сержант» Гринев вскоре производится в офицеры.

Для воспитания подрастающих детей дворянство нанимало не только домашних, но и приходящих учителей, с которыми часто рассчитывалось не за каждый урок, а сразу за несколько; удостоверение за проведенное занятие называлось билетом, по ним впоследствии выплачивали вознаграждение. Такой способ расчета с приходящими учителями упоминается в «Горе от ума»: «...Берем же побродяг, и в дом и по билетам...»

Недорослями назывались дворянские сыновья до 15 – 16 лет, то есть еще не достигшие возраста для несения государственной службы. Это слово служило официальным термином, равнозначным понятию подросток, несовершеннолетний. Поэтому нас не должно удивлять, что в документах, поданных для поступления в Лицей, 12-летний Пушкин назван недорослем. Отрицательную окраску слово приобрело с ростом популярности комедии Фонвизина – постепенно оно стало обозначением глуповатого и избалованного барчука.

В 1762 году император Петр III издал Манифест о вольности дворянства, освобождавший дворян от обязательной государственной службы. Большинство дворян оставило службу и переехало в свои имения, пребывая в праздности и живя на счет своих крепостных.

Пушкин справедливо возмущался этими законами и писал о них: «...указы, коими предки наши столько гордились и коих справедливо должны были стыдиться».

Обвиненная в тирании, невежественная помещица Простакова в комедии «Недоросль» протестует: «...да на что ж дан нам указ о вольности дворянства?» – толкуя его как дарование полной свободы помещикам в обращении с крепостными. На это Стародум насмешливо замечает: «Мастерица толковать указы!» После того как Простакову отстраняют от управления имением, Правдин говорит ее сыну Митрофанушке: «С тобой, дружок, знаю, что делать. По-шел-ко служить».

Вторая половина XVTH века – время наивысшего развития российского дворянского класса за счет закрепощенного крестьянства. Ужасы крепостного права в конце этого века с потрясающей силой описал Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву». О всевластии поместного дворянства в период крепостного права, полного его произвола в своих имениях вспоминает Оболт-Оболдуев в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»:

Ни в ком противоречия,
Кого хочу – помилую,
Кого хочу – казню.
Закон – мое желание!
Кулак – моя полиция!
Непокорных крестьян помещик имел право сослать в Сибирь, чаще же всего при очередном рекрутском наборе сдавал в солдаты.

Однако дворянство – понятие неоднозначное. Будучи самым привилегированным сословием, оно было и самым образованным. Из дворянского сословия вышли многие прогрессивные люди России – полководцы и общественные деятели, писатели и ученые, художники и музыканты. Дворянами были и многие борцы против самодержавия и крепостного права.

Титулованные дворяне

Титулом называлось почетное родовое или же «пожалованное» государем звание. Древнейшим дворянским титулом на Руси был князь. Князьями назывались многие древние феодалы – крупные землевладельцы, титул этот переходил по наследству. С начала XVIII века титул князя стал присваиваться императором за личные заслуги. Высшим, но достаточно редким титулом был светлейший князь. Первым светлейшим князем был сподвижник Петра I А.Д. Меншиков. Среди героев русской литературы светлейшие князья выведены только как реально существовавшие исторические лица. Это Потемкин в «Ночи перед Рождеством» Гоголя и Кутузов в «Войне и мире» Л. Толстого. «Ваша светлость» – так полагалось обращаться к светлейшим князьям.
Жена князя называлась княгиней, дочь – княжной, сын князя – тоже князем, хотя в древности молодые сыновья князя именовались княжичами. К XIX веку многие княжеские семьи обеднели – вспомним героя романа Достоевского «Идиот» князя Мышкина, вынужденного искать в Петербурге место простого писца.

Третьим дворянским титулом был граф. Заимствованный на Западе, он был введен в России Петром I в 1706 году. Первым русским графом стал полководец Б.П. Шереметев. Жена и дочь графа именовались графинями, сын – тоже графом. Юную Наташу Ростову в «Войне и мире» Л. Толстой называет «графинечкой», но это сугубо неофициальное слово.

Князей и графов титуловали «сиятельствами».

Низшим дворянским титулом в России был барон (для женщины – баронесса), введенный тоже Петром I первоначально для высшего дворянства в Прибалтике. Поэтому после титула барон или баронесса мы привыкли слышать немецкую фамилию; среди литературных героев не случайны баронесса Штраль («Маскарад» Лермонтова), барон фон Клоц – тесть грибоедовского Репетилова, барон Муффель в «Рудине» Тургенева, барон Тузенбах в «Трех сестрах» Чехова.

У баронов формулы титулования не было, обращались к ним просто словами «господин барон».
К концу XVIII века, особенно при Павле I, в России стали появляться русские бароны – Строгановы, Скарятины, Черкасовы и другие.

В романе Л. Толстого «Воскресение» происходит следующий разговор:

« – Вы знаете, отчего барон – Воробьев? – сказал адвокат, отвечая на несколько комическую интонацию, с которой Нехлюдов произнес этот иностранный титул в соединении с такой русской фамилией. – Это Павел за что-то наградил его дедушку, – кажется, камер-лакея, – этим титулом. Чем-то очень угодил ему. Сделать его бароном, моему нраву не препятствуй. Так и пошел: барон Воробьев. И очень гордится этим. А большой пройдоха».

Дворянские титулы от мужей передавались женам. Но если женщина, урожденная княгиня или графиня, выходила замуж за некнязя и неграфа, то утрачивала свой родовой титул. Или же приобретала титул мужа. В рассказе Чехова «Княгиня» героиня говорит архимандриту: «Вы знаете, я замуж вышла... из графини стала княгиней». Могло быть и наоборот. Но если у мужа титула не было, то и жена становилась нетитулованной. Анна Каренина, урожденная княжна Облонская, выйдя замуж за нетитулованного Каренина, перестала быть княжной. К новой фамилии ей дозволялось добавлять в документах «урожденная княжна Облонская», то же писать на визитной карточке, но не более. «Ее сиятельством» Анну Каренину уже не титуловали.

Не земля, а души

До отмены крепостного права в 1861 году достаток помещика определялся не размерами земли, которой он владел, а числом крестьянских душ, ему принадлежавших. Количество земли считалось не столь существенным без работников, способных ее обработать, она не представляла собой столь высокой ценности.

Помещики разделялись на мелкопоместных (владевших душами числом до ста), среднепоместных, число душ которых исчислялось сотнями, и крупных (около тысячи и более душ). Итак, мерилом богатства была не величина поместья, а количество крепостных! В одном из рассказов Тургенева прямо говорится: «В то время цены имениям, как известно, определялись по душам».

Здесь надо иметь в виду, что счет велся по так называемым ревизским душам, которыми считались одни мужчины. Реальное же количество «душ» было намного больше, если включать женщин и детей.

Вспомним, как Фамусов определял ценность жениха для Софьи:

Будь плохинький, да если наберется
Душ тысячки две родовых –
Тот и жених...
Здесь «плохинький» – неказистый, невзрачный, «родовые» – наследственные крепостные крестьяне. А в третьем действии Фамусов ожесточенно спорит с Хлестовой, триста или четыреста душ у Чацкого.

Количество крепостных душ у помещиков было самым различным, что видно и по литературе. Гоголевский Иван Федорович Шпонька владел 18 – 24 душами, однако поместье его процветало. У обедневшего Андрея Дубровского – 70 душ, у гоголевской Коробочки – 80, зато у скряги Плюшкина – 1000! У Арбенина в «Маскараде» Лермонтова – 3000 душ, столько же у Константина Левина в «Анне Карениной». У Арины Петровны («Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина) – 4000! Дед Езерского («Родословная моего героя» Пушкина) «имел двенадцать тысяч душ». А сам он (Езерский) «жалованьем жил / И регистратором служил» – таков резкий упадок дворянской семьи за каких-нибудь два поколения.

У дворян-непомещиков душ было совсем немного. Чичиков, решивший скупить 400 мертвых душ, владел всего двумя живыми – лакеем Петрушкой и кучером Селифаном. У капитана Миронова в «Капитанской дочке» «всего-то душ одна девка Палашка». У тетки Одинцовой («Отцы и дети» Тургенева) – единственный крепостной человек, угрюмый лакей «в изношенной гороховой ливрее с голубым позументом и в треуголке».

Помещичьи крестьяне

По способу отработки крепостной повинности помещичьи крестьяне делились на барщинных, оброчных и дворовых.

Отбывая барщину, крестьянин собственными орудиями обрабатывал помещичью землю, разумеется, бесплатно; по закону – три дня в неделю, хотя иные помещики продлевали барщину до шести дней.

Находясь на оброке, крестьянин занимался различными промыслами, торговлей, ремеслом, извозом или нанимался на мануфактуру; часть заработка – оброк – он выплачивал помещику.

Барщина была более выгодна помещикам, владевшим плодородными землями, оброк предпочитался на малоплодородных, то есть в нечерноземных губерниях. В рассказе Тургенева «Хорь и Калиныч» говорится: «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело...» и т.д. Разница обусловлена тем, что Орловская губерния – черноземная, Калужская – нечерноземная.

Вообще оброк, позволяющий свободно распоряжаться своим временем, был для крестьянина легче, нежели изнурительная барщина.

Когда Евгений Онегин вступил во владение дядиным имением, то

...Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Оброчные крестьяне отпускались за пределы имения только по специальному документу – паспорту, выписанному помещиком.

Объем работ на барщине или сумма денег по оброку определялись по тяглам; тяглом называлось крестьянское хозяйство (семья), имеющая упряжку, а также норма отработки с такой единицы.

Герасим в «Муму» Тургенева, еще будучи в деревне, «считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком».

Помимо тягловых крестьян, существовали бестягольные – престарелые и больные, используемые по мере необходимости на различных посильных работах. В комедии Тургенева «Нахлебник» говорится о бестягольных, которых собрали в имение Елецких чистить дорожки.

Дворовыми назывались крепостные крестьяне, оторванные от земли и обслуживавшие барский дом и двор. Жили они обычно в людских или дворовых избах, расположенных возле господского дома. Людской называлось помещение для дворовых в господском доме.

Кормились дворовые люди в людской, за общим столом, либо получали жалованье в виде месячины – ежемесячного продовольственного пайка, который иногда назывался отвесным («отвесное»), так как отпускался на вес, и небольшой суммы денег – «на башмаки».

К хозяевам приезжали гости, прислуга была на виду; поэтому дворовые одевались лучше, чем барщинные, носили форменную одежду, часто донашивали барское платье. Мужчин заставляли брить бороду.

«Человек», «люди» – так бары называли дворовых, вообще всякую прислугу, и в таком значении прекрасные эти слова приобретали уничижительный оттенок. «У нас это и люди не станут есть», – говорит молодой Адуев в «Обыкновенной истории» Гончарова о несвежей груше, увиденной в Петербурге, и эта фраза весьма красноречива.

Хотя дворовые были теми же крепостными крестьянами, но так не назывались. В литературе XIX века постоянно читаем: крестьяне и дворовые, дворовые и мужики. В «Дубровском» Пушкина о Троекурове сказано: «С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно».

СТ. Аксаков писал, что деревенские помещики «по большей части весьма близки к своей прислуге и нравами и образованием». Герцен язвительно отмечал: «Разница между дворянами и дворовыми так же мала, как между их названиями». Вместе с тем Герцен подчеркивал, что дворовые остро чувствовали свою личную неволю. В самом деле: они постоянно были на глазах господ, которые помыкали ими, как хотели.

Штат дворовых

Во главе дворовых стоял дворецкий. Обычно это был солидный пожилой человек, обязанный следить за порядком в доме, за подачей блюд при обеде. Иногда его называли по-французски мажордом, в переводе – старший в доме. В «Муму» Тургенева выведен Гаврила – главный дворецкий барыни.

Минуя общепонятные и ныне названия дворовых, вроде кучера, буфетчика, горничной, кормилицы и т.п., разъясним понятия, давно вышедшие из употребления.

В штат дворовых входили камердинеры – комнатные слуги, в просторечии комардины, камельдины и т.п. Приближенные к молодым господам камердинеры были прилично одеты, отличались самостоятельностью поведения, а иногда и развязностью, стремлением подражать барам. Не случайно Алексей Берестов при встрече с Лизой («Барышня-крестьянка» Пушкина) выдает себя, хотя и неудачно, за собственного камердинера.

Стремянными назывались слуги на конях, сопровождавшие бар во время их поездок верхом, в том числе на охоте. Берестов-старший в «Барышне-крестьянке» выезжает охотиться за зайцем со стремянным. «Лошадь старого графа... вел графский стремянной», – читаем в «Войне и мире» Л. Толстого. Савельич в «Капитанской дочке» был пожалован в дядьки (то есть в воспитатели), до того был стремянным. Слуга Обломова Захар первоначально был его дядькой.

Казачками назывались мальчики-слуги в усадьбе, одетые в казачий костюмчик. Казачки обычно докладывали хозяевам о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения. В поэме И.С. Тургенева «Помещик» читаем:

Изюм, конфекты, крендельки
На блюдах носят казачки...
Форейторами (в просторечии фалеторами) назывались кучера-подростки, реже взрослые люди худощавого сложения, сидевшие верхом на одной из передних лошадей запряжки.

У небогатых или скупых помещиков должности подчас объединялись: у Татьяны Борисовны в «Записках охотника» Тургенева «должность камердинера, дворецкого и буфетчика занимает семидесятилетний слуга Поликарп».

У богатых дворян и в городах служили ливрейные лакеи, то есть слуги, одетые в особую форменную одежду с шитьем и галунами. При выездах бар сопровождали рослые выездные лакеи – гайдуки, стоявшие на запятках кареты.

В «Арапе Петра Великого» и «Пиковой даме» Пушкина мы наталкиваемся на странный термин «барская барыня». Так называлась ключница, то есть экономка, ведавшая хозяйством в богатых дворянских домах.

Повариха, готовившая для бар, называлась белой кухаркой, для дворни – черной кухаркой.

При барах служили сенные девушки (не от слова «сено», а от слова «сени») – горничные, в ожидании поручений обычно находившиеся в сенях. В обиходе их грубо называли девками.

К дворовым слугам не следует причислять компаньонок, незакрепощенных женщин, которых нанимали в барские дома для компании, то есть развлечений (например, игры в карты) барынь и сопровождения в прогулках молодых барышень.

Примерно те же роли, но в более приниженном положении исполняли приживалки, часто – обедневшие дворянки. Мужчины, живущие на хлебах у барина, именовались за глаза нахлебниками. Трагическую фигуру такого человека изобразил в комедии «Нахлебник» Тургенев.

Богатые бары обзаводились «для забавы» дорого ценившимися людьми черной расы – арапами. Загорецкий «двоих арапченков на ярмарке достал», говорит Хлестова, приехавшая в гости к Фамусову с «арапкой-девкой».

Управление имением

При крепостном праве для этой цели помещик назначал приказчика или бурмистра либо поручал хозяйство старосте, который выбирался крестьянской общиной или же назначался помещиком. Помощник старосты, отряжавший крестьян на различные работы, именовался выборным, так как его выбирали. Все это были люди крепостные, подневольные.

Нередко для ведения помещичьего хозяйства нанимался управитель (или управляющий, что одно и то же) из свободных людей, более или менее грамотный и опытный. На должность эту часто брали немцев, плохо знавших русский язык и русский народ, но кое-как разбиравшихся в сельском хозяйстве. Фигуры немцев-управляющих в русской литературе многочисленны, наиболее выразителен образ Фогеля в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Несколькими имениями одного и того же помещика ведали управляющие, их возглавлял главный управляющий. Или же отдельными имениями руководили приказчики, которые подчинялись управляющему. Термины управителей варьировались. Между управителями и приказчиками смысловой разницы нет – у Толстого и Тургенева один и тот же человек называется то так, то так.

Крупными имениями управляли нанятые помещиками отставные военные. У князя Верейского («Дубровский»), который долгое время находился в чужих краях, всем имением управлял отставной майор. А у князя Юрлова (поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо») в вотчине

...главный управляющий
Был корпуса жандармского
Полковник со звездой...
В рассказе Тургенева «Бурмистр» показан бурмистр Софрон – хитрый и угодливый мужик, разоряющий крестьян и прибирающий к рукам помещичьи земли. «Собака, а не человек», – говорят о нем окрестные мужики.

С падением крепостного права слово «бурмистр» быстро вышло из употребления, но управляющие и приказчики, работавшие по найму, продолжали делать свое дело. Вспомним наглого и изворотливого Соркина в пьесе Чехова «Иванов».

Почти во всех произведениях управляющие изображаются явно отрицательно, как безжалостные притеснители крестьян и воры, обкрадывающие и самого помещика. У помещиков, живших постоянно в городе, за границей или в другом своем имении, управляющие чувствовали себя неограниченными хозяевами крестьян и земли.

Помещик – лиходей, а если управитель,
То верно – живодер, отчаянный грабитель, –
писал Некрасов.

«И вдруг мне говорят, что я все прожила, что у нас ничего нет. Это ужасно! – говорит помещица Прежнева в пьесе Островского «Не сошлись характерами!». – Вероятно, всему виною там эти управляющие да бурмистры».

При старосте, чаще неграмотном, в помощниках обычно состоял земский в роли писаря. В «Истории села Горюхина» Пушкина читаем: «...староста объявил, что от барина получена грамота, и приказал земскому прочесть ее во услышание мира». Земского писаря не следует путать с земским исправником или с земским начальником, о которых мы рассказывали главе – «Земли и власти».

При крупных помещичьих хозяйствах имелся особый аппарат – контора. Такого рода бюрократическое заведение с целым штатом конторщиков, составляющих нелепые приказы, высмеял Тургенев в рассказе «Контора».

Охота

Любимым развлечением помещиков была охота. Богатые помещики имели целые охотничьи хозяйства с обширным штатом прислуги. Псари ухаживали за охотничьими собаками: старший псарь, ведавший обучением борзых собак и распоряжавшийся собаками во время охоты, назывался доезжачий. Всей псовой охотой заведовал ловчий. Выжлятник (от выжлец – гончий кобель, выжлица – гончая сука) ведал гончими собаками, борзовщик, или борзятник, – борзыми.

Своего рода форменной одеждой псарей были красные кафтаны с галунами.

Как велась охота? Егеря-загонщики заставляли гончих собак выследить зверя, те с громким лаем выгоняли его из леса; там на зверя спускали борзых, отличающихся особо быстрым бегом. Охотники скакали за ним верхом вслед, пока борзые не настигали зверя.

Гончих натравливали на красного (то есть крупного) зверя особым криком – порсканьем («о-го-го») или улюлюканьем («у-лю-лю»):

Так отдохнув, продолжают охоту,
Скачут, порскают и травят без счету.
(Н. Некрасов. Псовая охота).
Зайцев травили криками «ату», «ату его» – атукали.

Охота на зайцев обычно велась на «отъезжих полях» – выражение в наши дни непонятное. «Сосед мой поспешает / В отъезжие поля с охотою своей» – известные пушкинские строки. Так назывались поля, отдаленные от усадьбы, куда приходилось специально ездить для охоты.

Выезд помещика на псовую охоту колоритно описан в первых строках поэмы Пушкина «Граф Нулин»:

Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Сейчас мы говорим о своре как о стае собак, по-охотничьи же свора – поводок, на котором водят пару или нескольких борзых. Состояние Андрея Гавриловича Дубровского, «горячего охотника», определялось тем, что он держал «только двух гончих и одну свору борзых»; здесь свора – не целая стая, как подумает современный читатель, а пара или от силы две пары собак. Таким образом, Дубровский владел не более чем шестью охотничьими собаками, тогда как у Троекурова их было «более пятисот».

Сходное значение со словом «свора» имело слово «смычок» – веревка, которой связывали пару гончих собак при отправлении на охоту. «У меня, сударь... было двенадцать смычков гончих», – вспоминает обедневший помещик Каратаев в «Записках охотника» Тургенева, то есть двадцать четыре гончие.

Картину барской охоты красочно описывает помещик Оболт-Оболдуев в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Подобного же рода сцены представлены и в стихотворении Некрасова «Псовая охота», в рассказе Тургенева «Чертопханов и Недопюскин». Самое полное и яркое в русской литературе описание псовой охоты дано у Л. Толстого в «Войне и мире» (Т.2. Ч. 4-я. Гл. III – IV), где подробно и увлекательно рассказано об охоте, устроенной в имении Ростовых Отрадном.

Однодворцы и вольные хлебопашцы

Однодворцами при крепостном праве назывались выходцы из военно-служилых людей невысокого ранга, наделенные в награду за службу не поместьем, а небольшим участком земли, обычно в один двор, без крепостных. Лично они были свободными, имели даже право приобретать крестьян, но наравне с крепостными платили налог – подушную подать. Землю свою чаще всего обрабатывали сами. «Говоря вообще, у нас до сих пор однодворца трудно отличить от мужика, – пишет Тургенев в рассказе «Однодворец Овсяников», – хозяйство у него едва ли не хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная». Описанный в рассказе Овсяников «был исключением из общего правила, хоть и не слыл за богача».

Отец героя другого рассказа Тургенева – Недопюскина «вышел из однодворцев и только сорокалетней службой добился дворянства».

Свободными от крепостной зависимости, так же как однодворцы, были и мелкие землевладельцы – вольные, или свободные, хлебопашцы. По указу от 1803 года крепостной крестьянин мог выкупиться на волю и приобрести небольшой участок земли. Изредка, в виде особой милости, отпускал его, наделив землей, и сам помещик.

В «Истории села Горюхина» Пушкина река Сивка отделяет помещичье Горюхино от владений Карачевских, вольных хлебопашцев – «соседей беспокойных, известных буйною жестокостью нравов». В «Войне и мире» Толстого у Андрея Болконского «одно имение его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России)».

Вольные хлебопашцы при крепостном праве не избавлялись от рекрутской повинности. В стихотворении Некрасова «Забытая деревня» крепостную девушку Наташу полюбил вольный хлебопашец, но главный управитель препятствует женитьбе, ждут барина. Между тем «хлебопашец вольный угодил в солдаты. / И сама Наташа свадьбой уж не бредит...» Еще одна трагедия эпохи крепостного права...

Крепостной крестьянин, отпущенный помещиком на свободу, назывался вольноотпущенник. В рассказе Тургенева «Льгов» выведен охотник Владимир, бывший барский камердинер, отпущенный барином на волю. Жил он «без гроша наличного, без постоянного занятия, питался только что не манной небесной».

Главный герой другого рассказа Тургенева «Малиновая вода» – Туман, «вольноотпущенный человек графа».

С отменой крепостного права понятия «однодворец» и «вольный хлебопашец», как и «вольноотпущенник», навсегда ушли в прошлое.

Опека и залог

В ряде случаев правительство могло передать дворянское имение в опеку.

В опеку передавались имения выморочные, то есть оставшиеся после смерти владельца и из-за отсутствия наследников без хозяина, а также имения разоренные, доведенные владельцами до краха. В «Недоросле» Фонвизина «за бесчеловечное отношение к крестьянам» под опеку отходит имение Простаковой – случай крайне редкий и нехарактерный.

Репетилов в «Горе от ума» кается Чацкому, что он в «опеку взят указом» – это значит, что разоренное его имение взято под государственный надзор.

Опека назначалась в том случае, когда владельцами имения оказывались лица несовершеннолетние, недееспособные и т.п. Опекунами назначались местные дворяне, которые в этом случае получали в виде платы 5% дохода от имущества.

Когда гоголевские старосветские помещики умерли, их наследник довел имение до того, что оно было взято в опеку. «Мудрая опека (из одного бывшего заседателя и какого-то штабс-капитана в полинялом мундире) перевела в непродолжительное время всех кур и все яйца».

Задачей опеки при крепостном праве была всемерная поддержка дворянского землевладения; разоренные имения нередко переходили в казну, продавались с аукциона, но никогда не становились собственностью живших в них крепостных крестьян.

Широкое распространение среди помещиков в начале XIX века получил залог имений – вместе с крепостными крестьянами. Что это было такое, весьма полезно разобраться.

Владельцы могли получить денежную ссуду в разного рода кредитных учреждениях под залог своих имений или части их. Дело казалось соблазнительным: ничего поначалу не теряя, помещик получал сумму денег, которую мог использовать для своих нужд и даже для коммерческих операций. Однако за ссуду каждый год, до истечения ее срока, кредитному учреждению следовало платить немалый процент.

Если процент не выплачивался и по истечении срока ссуда не возвращалась, имение присваивалось кредитным учреждением и продавалось им с аукциона (то есть публичного торга). Сумма, внесенная покупателем, пополняла бюджет кредитного учреждения, помещик же, потерявший имение, оставался разоренным. Такая судьба, как известно, постигла Раневскую в «Вишневом саде» Чехова.

Право давать процентные ссуды под залог недвижимого имущества было предоставлено и опекунским советам. Таких было два – при Петербургском и Московском воспитательных домах. Хотя эти дома и назывались императорскими, то есть находящимися под покровительством государства, казна им денег не отпускала. Воспитательные дома, содержавшие сотни сирот, существовали за счет частной благотворительности, отчислений от лотерей и театральных спектаклей, продажи игральных карт и т.п. Но главным источником доходов воспитательных домов были ссудные операции.

Промотавшийся помещик Муромский в «Барышне-крестьянке» Пушкина «почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым».

Постепенно такого рода залог стал среди помещиков делом обычным. Пьер Безухов («Война и мир» Л. Толстого) платил процентов по закладным в Совет (опекунский) около 80 тысяч по всем имениям. О залоге помещичьих имений в ломбарды и опекунские советы читаем во многих произведениях русских классиков: в «Евгении Онегине» Пушкина, «Коляске» Гоголя, «Юности» Л. Толстого, в ряде комедий Островского.

Плохи дела у Кирсановых («Отцы и дети» Тургенева), а тут «опекунский совет грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процента».

Часто можно прочитать: «имение было заложено и перезаложено». Заложено – понятно, что же означает «перезаложено»?

Перезаложить имение означало заложить его заново, до окончания срока первого залога, когда имение следовало выкупить, то есть внести со всеми процентами полученную под залог сумму, – это были деньги весьма изрядные. При втором залоге кредитные учреждения значительно, обычно вдвое, увеличивали ежегодный процент взноса, то есть ставили закладчика в чрезвычайно невыгодные условия. Но помещику ничего другого не оставалось: средств на выкуп имения или другого заложенного имущества у него уже не было. Само собой разумеется, что тяжесть второго залога со всей силой падала на крепостных, которые эксплуатировались сверх всякой меры.

На праве закладывать собственных крестьян, то есть получать ссуду под залог крепостных душ, построена и вся афера Чичикова с покупкой мертвых душ.

Если ценные вещи (движимое имущество) закладывались в ломбард впредь до выкупа в натуре, то, разумеется, земли и крестьяне закладывались по официально оформленным, подтвержденным местными властями документами, свидетельствующим о том, что заложенное действительно имеется.

Время от времени государство предпринимало ревизии – переписи крепостного населения страны, прежде всего с целью установить количество людей мужского пола, годных в рекруты. Поэтому «ревизской душой» назывались не все крепостные крестьяне, а только крестьяне-мужчины.

С 1719 по 1850 год было проведено десять ревизий. Сведения о крепостных крестьянах записывались в особые листы – ревизские сказки. Впредь до новой ревизии ревизские души юридически числились существующими; повседневный учет крепостного населения организовать было немыслимо. Таким образом, умершие или беглые крестьяне официально считались в наличии, за них помещики обязаны были вносить налог – подушную подать.

Этими обстоятельствами и воспользовался Чичиков, скупая у помещиков мертвые души как живые, с целью заложить их в Опекунский совет и получить кругленькую сумму денег. Сделка была выгодной и для помещика: получив от Чичикова хоть малую сумму за несуществующего крестьянина, он избавлялся вместе с тем от необходимости вносить за него в казну подушную подать. Разумеется, Чичиков стремился купить мертвую душу подешевле, а помещик продать ее подороже – отсюда упорный торг за души.

При законной покупке и закладке живых душ закладчик получал сумму, исходя из реальной цены живых крестьян, и обязан был вплоть до срока выкупа ежегодно платить за каждую заложенную душу положенный процент.

Чичиков же не собирался это делать. Заложив мертвые души как живые, он хотел получить за них ссуду и скрыться с капиталом, составленным из разницы между стоимостью ревизской души и суммы, уплаченной за нее помещику. Ни о каких процентах, а тем более выкупе он и не помышлял.

Трудность была одна: у Чичикова не было земли, а крестьян без земли дворянин мог купить только «на вывод», то есть с переселением в новые места. Чтобы обойти запрет, Чичиков придумал, что он якобы приобретает земли в необжитых, степных губерниях – Херсонской и Таврической (Крым). Это звучало убедительно: известно было, что правительство, заинтересованное в заселении пустынных земель на юге России, продает их любому желающему дворянину почти за бесценок. Никого не смущало, что Чичиков будто бы собирался перевести в новые места одних мужчин, без их семей. Такая сделка могла состояться только до 1833 года, когда появился закон, запрещающий продавать крестьян «с разлучением от семьи».

Безнравственность аферы Чичикова состояла также и в том, что он намеревался заложить фиктивных крестьян не куда-либо, а в Опекунский совет, ведавший опекой о вдовах и сиротах. Именно на их содержание шли деньги, вырученные от залоговых операций. Таким образом, Чичиков рассчитывал нажиться на горе и слезах обездоленных, и без того полуголодных и плохо одетых.

Дворянское самоуправление

Дворяне уездов и губерний объединялись в дворянские общества, пользовавшиеся самоуправлением. Каждые три года дворяне уезда и всей губернии съезжались на уездные и губернские выборы, на которых выбирали предводителей дворянства, судей, исправников и других выборных должностных лиц. Судья Ляпкин-Тяпкин в «Ревизоре» представляется Хлестакову: «С восемьсот шестнадцатого был избран на трехлетие по воле дворянства...»

Предводителями дворянства избирались наиболее авторитетные и богатые помещики. Должность эта была довольно хлопотливой, но престижной. Предводитель был обязан, не доводя дела до суда, улаживать конфликты между местными дворянами, унимать беспокойных. Губернский предводитель был ближайшим советчиком и опорой губернатора, хотя иногда между ними происходили и ссоры, как в «Отцах и детях» Тургенева.

Должность предводителя требовала известных расходов на разъезды и приемы. Граф Илья Ростов вышел из предводителей уездного дворянства, так как пост этот был сопряжен со «слишком большими расходами». В рассказе Тургенева «Два помещика» генерал Хвалынский на выборах играет «роль довольно значительную, но от почетного звания, по скупости, отказывается».

Вместе с тем иные помещики жаждали стать предводителями. Таков герой гоголевской «Коляски» Чертокуцкий: «В прошлые выборы дал он дворянству прекрасный обед, на котором объявил, что если только его выберут предводителем, то он поставит дворян на самую лучшую ногу».

В пьесе Тургенева «Завтрак у предводителя» выведен уездный предводитель дворянства Балагалаев, человек мягкий и нерешительный. Он безуспешно пытается помирить дворян – брата и сестру, поссорившихся при дележе унаследованного имения: «...я согласился быть между ними посредником, – говорит он, – потому что это, вы понимаете, мой долг...»

Начало рассказа Л. Толстого «После бала» происходит «на бале у губернского предводителя, добродушного старичка, богача-хлебосола и камергера».

Дворянин Алупкин в одном из рассказов Тургенева раболепно говорит предводителю дворянства: «Вы, так сказать, наш второй отец».

Предводитель дворянства обязан был беспокоиться о мнимом достоинстве дворянского сословия. В таком качестве предводитель упоминается в повести Чехова «Моя жизнь»: он обращается за помощью к губернатору, чтобы заставить дворянина Полознева, ставшего на путь простой трудовой деятельности, «изменить свое поведение».

Дворянские выборы становились событием в тусклой жизни уездных и губернских помещиков, предметом их волнений и дискуссий. В стихотворении «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю...» Пушкин как одну из тем бесед в гостиной называет «разговор о близких выборах».

Выборы губернского предводителя дворянства описаны в рассказе Л. Толстого «Два гусара» и особенно подробно и колоритно в шестой части «Анны Карениной».

Сатирическую фигуру уездного предводителя дворянства дает Лермонтов в поэме «Тамбовская казначейша»:

А вот уездный предводитель,
Весь спрятан в галстук, фрак до пят,
Дискант, усы и мутный взгляд.
В «Анне Карениной» Свияжский «был образцовым дворянским предводителем и в дорогу всегда надевал с кокардой и с красным околышем фуражку». Здесь тоже заметна ирония: Толстой отмечает слабость дворянских избранников к внешним атрибутам свой власти.

Крестьянская реформа

В русской классической литературе выведены почти исключительно помещичьи крестьяне, о которых и шла речь выше. Но были и другие категории крестьян, иногда вскользь упоминаемые у классиков. Для полноты картины следует с ними познакомиться.

Государственные, или казенные, крестьяне. Считались лично свободными, жили на казенных землях, несли повинности в пользу государства. Ими руководили особые управляющие, назначаемые правительством.

Удельные крестьяне. Принадлежали царской семье, платили оброк, несли государственные повинности.

Экономические крестьяне до 1764 года принадлежали монастырям и церквам, затем эти земли были выделены в особые экономии, перешедшие к государству, перед которым крестьяне несли повинности, оставаясь относительно свободными. Впоследствии слились с государственными крестьянами.

Посессионные крестьяне принадлежали частным промышленным предприятиям и использовались как фабричные рабочие.

Отмена в 1861 году крепостного права в той или иной степени затронула все категории крестьян, но мы расскажем только о том, как она коснулась помещичьих крестьян, составлявших наиболее многочисленную категорию (23 миллиона), подробно описанную в русской классической литературе.

В целом отмена 19 февраля 1861 года крепостного права учитывала прежде всего интересы крупных помещиков-землевладельцев. Хотя крестьянин и становился лично свободным и его нельзя было больше ни покупать, ни продавать, свой земельный надел он обязан был выкупить у помещика. При этом он получал не тот надел, который обрабатывал, а сильно урезанный в пользу помещика и по цене, значительно превышавшей его действительную стоимость. При выделении наделов помещик оставлял крестьянам самую бедную, неплодородную землю.

Для составления уставных грамот, то есть документов, регулирующих отношения между помещиками и крестьянами после реформы 1861 года, из числа местных дворян назначались мировые посредники. Многое в судьбах крестьян зависело от личных качеств этих посредников, их объективности и доброжелательности. Среди мировых посредников встречались и люди либеральные, склонные к справедливому решению. Такими были Константин Левин в «Анне Карениной» Л. Толстого и Версилов в «Подростке» Достоевского, этими качествами, по-видимому, обладал и добродушный Николай Петрович Кирсанов в «Отцах и детях» Тургенева.

В интересах помещиков крестьяне должны были единовременно выплатить им 20 – 25% стоимости полевого надела. Остальное поначалу выплачивала казна, с тем чтобы крестьянин погасил эту ссуду в течение 49 лет, в рассрочку, по 6% ежегодно.

Крестьянин, не внесший 20 – 25% помещику, числился временнообязанным и продолжал отрабатывать бывшему владельцу издольщину, как теперь стала называться барщина, или оброк. Временнообязанными названы семь мужиков – героев поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». В 1883 году категорию временнообязанных отменили: к этому времени крестьяне должны были внести выкуп помещику полностью либо лишиться надела.

В среднем по реформе на одну крестьянскую семью выделялось 3,3 десятины земли, то есть три с половиной гектара, чего едва хватало, чтобы прокормиться. В некоторых местах крестьянину предоставлялось 0,9 десятины – совершенно нищенский надел.

В русской литературе крестьянская реформа 1861 года и ее последствия для помещиков и крестьян получили широкое отражение. Показателен такой диалог в пьесе Островского «Дикарка» между помещиками Ашметьевым и Анной Степановной относительно реформы. Ашметьев говорит: «Ну, нам, кажется, очень жаловаться нельзя, мы не очень много потеряли». Анна Степановна заявляет: «Так ведь это исключение, это особое счастье... Кирилл Максимыч был тогда мировым посредником и составил нам уставные грамоты с крестьянами. Он так их обрезал, что им курицу выгнать некуда. Благодаря ему я хорошо устроилась: у меня крестьяне так же и столько же работают, как и крепостные – никакой разницы».

В романе «Мать» Горького крестьянин Ефим на вопрос: «Вы сами – имеете надел?» – отвечает: «Мы? Имеем! Трое нас братьев, а надела – четыре десятины. Песочек – медь им чистить хорошо, а для хлеба – неспособная земля!..» И продолжает: «Я от земли освободился, – что она? Кормить не кормит, а руки вяжет. Четвертый год в батраки хожу».

Миллионы крестьян разорялись, шли в батраки к тем же помещикам или кулакам, уходили в города, пополняя ряды бурно растущего в пореформенные годы пролетариата.

Особенно тяжелой была участь дворовых крестьян: земельного надела у них не было, и поэтому помещик не обязан был им землю предоставлять. Немногие продолжали служить у обедневших помещиков до самой смерти, вроде Фирса в «Вишневом саде» Чехова. Большинство же было отпущено без земли и денег на все четыре стороны. Если помещик покидал свое имение, они оставались, голодая, в усадьбе, никакой месячины или жалованья платить им он уже не был обязан. О таких горемыках Некрасов писал в поэме «Кому на Руси жить хорошо»:

...В усадьбе той слонялися
Голодные дворовые,
Покинутые барином
На произвол судьбы.
Все старые, все хворые
И, как в цыганском таборе,
Одеты.
Горькую судьбу дворового человека после реформы красочно описал Салтыков-Щедрин в рассказе «Портной Гришка».

Незадолго до реформы, прослышав о ней, многие помещики, несмотря на запрет, чуть не всех своих крестьян переводили в дворовые, дабы лишить их права на надел.

Некрасов писал:

«Порвалась цепь великая,
Порвалась – расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!».
Да, доставалось и барину, особенно небогатому: деньги, полученные по выкупу, быстро растрачивались, и жить было не на что. За бесценок продавались или закладывались выкупные свидетельства – выданные помещикам финансовые документы, подтверждающие их право получать выкупные деньги. Оставалось продавать наследственную землю, которую быстро захватывали оборотистые купцы и кулаки. Но и этих денег хватало ненадолго.

Ранее других разорились и исчезли мелкопоместные помещики, за ними последовали среднепоместные. Картины разорения «дворянских гнезд», обнищания дворян ярко нарисованы в произведениях Бунина и А.Н. Толстого.

Под влиянием событий первой русской революции 1905 года правительство отменило взимание с крестьян выкупных платежей в 1906 году, то есть на четыре года раньше срока.

В комедии Л. Толстого «Плоды просвещения» доведенные до крайности крестьяне приезжают к помещику в город, чтобы купить у него землю. «Без земли наше жительство должно ослабнуть и в упадок произойти», – объясняет один мужик. А другой добавляет: «...земля малая, не то что скотину, – куренка, скажем, и того выпустить некуда». Однако прокутившийся помещик требует уплаты полностью, без обещанной рассрочки, а денег у крестьян нет. Только хитрость горничной Тани, использующей суеверие господ, помогает крестьянским ходокам добиться своего.

В романе Горького «Жизнь Клима Самгина» один из персонажей так характеризует положение крестьян в конце XIX века: «Живут мужики, как завоеванные, как в плену, ей-богу. Помоложе которые – уходят, кто куда».

Таковы были последствия реформы 1861 года.

Исторические сёла Белогорья

отсюда https://zen.yandex.ru/media/id...35dfd340e0

Известный белгородский писатель Борис Осыков представил, наверное, первый обзор сельских поселений Белгородской области на документальной основе в своей книге «Сёла белгородские». Выражая признательность автору, мы представим выписки из этой книги о наиболее интересных и старинных, на наш взгляд, сёлах Белогорья. В целях популяризации нашей «малой истории».

Сажное «возникло, видимо, в конце XVI века, названо по притоку Донца – Сажному Донцу, то есть «чёрному». «Чёрных» речек в топонимике много. Загоровскому в 1626 году: «Крупнейшим поселением с Сажном стане было село Сажное, в селе насчитывалось 107 дворов, остальные поселения стана были невелеки». (По данным Е.В. Кривцовой, первопоселенцами Сажного были дети боярские, вожи (проводники) из города Ливны, которые получили землю под поместья в 1599 году. Назовём имена некоторых владельцев поместий в селе Сажном, детей боярских: Сергей Никонов сын Каменев, Онофрий Семенов сын Телятников, Мирон Олферьев сын Маслов, Севостьян Алексеев сын Марков, Мокей Иванов сын Орехов, Григорий Фёдоров сын Уколов, Антип Иванов сын Беседин, Афанасий Карпов сын Полуехтов... Всего 42, можно сказать, "полковых казака". «Белгородская черта» (2017). – Авт.)
В 1858 году по 10-й ревизии в селе Сажное Корочанского уезда записано 618 душ. муж. пола. В 1885 – 196 дворов гос. крестьян, 1345 душ обоего пола. У крестьян 320 рабочих лошадей, промышленное заведение, 2 лавки, 2 кабака. В 1890 – 1415 жителей. Развит «дужный промысел» - производство дуг. В 2010 – около 300 жителей».

Шахово «основано как селение Сажного стана Белгородского уезда, упоминается в документах 1678 года. В 1858 – в селе Шахово Корочанского уезда около 800 душ. муж.пола. В Шаховскую волость входили села Лучки, Лески, Малое Яблоново, Тетеревино, Озерово, Сажное, Чурсино, Щолоково».

Кривцово, «Кривцова» указано на «Карте поселений Белгородского уезда в 1678 году», именовалось Сиверским, так как было расположено на Северском Донце, севернее Бел Города. В числе первопоселенцев был человек по прозвищу «Кривец». В 1858 ревизия переписала в с. Кривцове (Сиверское тож) Корочанского уезда «463 души муж. пола». В 1885 году – 154 двора, 1064 жителя, промышленное заедение, лавка, кабак. С 1935 – в Сажном районе. С 1997 – в Яковлевском районе. В 2009 – 600 жителей.

Лески, до 1794 по архивным документам «Лесковская волость входила в Сажный стан Белгородского уезда». В 1858 по Х ревизии в селе «343 души муж. пола». В 1885 Лески в Корочанском уезде Шаховской волости – 114 дворов гос. крестьян, около 1000 жителей. Все дворы с земельными наделами, у крестьян до 300 рабочих лошадей, развит «дужный промысел». С 1928 – в Прохоровском районе.

Щелоково, возникло как военное поселение служилых людей Сажновского стана, упоминается в документах 1646. Х ревизия 1858 в Корочанском уезде Шаховской волости - 533 души м.п.

Подольхи, до 1794 входили в Сажновский стан Белгородского уезда, по Х ревизии 1859 – «1254 души муж. пола». В 1885 – Корочанского уезда волостное село. Справочник «Россия» (1902): «От Прохоровки идёт большая дорога в Корочу, первое крупное селение на ней – Подольхи, на реке Северском Донце, истоки Донца в пяти верстах блиц хутора Домановка».

Тетеревино, возникло как «военное поселение служилых людей Сажновского стана» Белгородского уезда. На карте 1646 его ещё нет, а на карте 1678 – «деревня Тетеревиная». По Х ревизии – Корочанского уезда Шаховской волости, - 718 душ м.п. Сегодня – в Прохоровском р-не.

Тюрино, упоминается в летописи 16 столетия, в Белгородских писцовых книгах 1626 и 1667 годов. Тюря – блюдо из кваса, лука, репы и ржаных сухарей. В 1636, из донесения белгородского воеводы Михайлы Тургенева: «… а татарские приходы были в Посопной волости, в селе Большое Городище да в деревне Тюриной. Я, государь, за теми татарами в поход ходил, стада отбил, но полон не вернул». По Х ревизии – в Корочанском уезде, - 405 муж. душ.
Яковлево, упоминается в архивном документе 1652, первая церковь построена в 1837.

Разумное «находится к югу от Сажного стана на реке Разумной. При перестройке церкви в 1884 году, на её кресте обнаружили надпись, из которой следовало, что «церковь была поставлена 280 лет тому назад». Наиболее крупные поселения Разумницкого стана: село Никольское (Ястребово), деревни Мясоедово, Мелехово». (То есть село Разумное уже существовало в 1604 году, что совпадает с основанием других станов – ВК.)
«По 10-й ревизии 1858 г. В селе Разумном Белгородского уезда - 639 душ. муж. пола. В 1884 – 268 дворов, около 1700 жителей, более 300 рабочих лошадей, около 300 коров, 6 пром. заведений, 4 лавки и кабак. Живут крестьяне довольно зажиточно за счёт огородничества для продажи в Белгород. В 1891 – 1680 жителей, в 1910 – 2200 жителей, 2010 – 16,6 тыс. жителей»
.
Ястребово, в 1626 по Загоровскому «в Разумницком стане наиболее крупным было село Никольское (Ястребово)…» В 1858 в Белгородском уезде, - всего 240 жителей.

Ушаково «упоминается в писцовых книгах 1626 года. Слобода Ушаково Мелеховской волости Белгородского уезда. В 1858 - 70 душ муж. пола».

Мясоедово, упоминается в писцовой книге Белгородского уезда 1646: «К югу от Сажного стана по реке Разумной находится Разумницкий стан. Наиболее крупные поселения стана: Никольское (Ястребово), деревни Мясоедова, Мелехова». (В.П. Загоровский «БЧ»). В 1858 – 446 душ м.п.

Неклюдово. «В 1800 году слобода Неклюдова – центр Неклюдовской волости в Корочанском уезде из 11 селений: слободы Пенцова, Никольская, Новотроицкая, деревни Боровская и Кошлакова, хутора Меловой, Холмогорье и Цепляев, сельцо Александровское и Стариково. В 1858 году – около 1000 душ.муж.пола».

Чураево - в первой половине 17 века в Коренском стане Белгородского уезда, вместе с селами Боровое, Никольское, Ушаково. В 1858 – 310 душ муж пола.

Крапивное, в начале 17 века Крапивное в Коренском стане Белгородского уезда. В 1626 – 29 дворов, ныне в Шебекинском районе.
В 1995 объединённая Харьковско-Белгородская Славяно-Русская археологическая экспедиция провела раскопки вблизи Крапивного. «Результаты раскопок, - директор Шебекинского ист-худ музея Э. Поздняков, - вызвали научную сенсацию: обнаружен древнерусский город. По материалам экспедиции, с конца 9 века на высоком меловом мысу над рекой Корень между сёлами Крапивное и Чураево стоял древнерусский город Курского удела Черниговского княжества, охранял границы княжества от кочевников. Возможно, по-арабски он назывался Бусара (по сочинениям географа Идриси), выполнял функции Бел Город в 17 веке, но по размерам был намного больше его».

Кошлаково старинная деревня, есть на «карте поселений Белгородского уезда 1646 года». По 10-й ревизии 1858 – «343 души муж. пола». В 1885 году – в Корочанском уезде, Неклюдовской волости дер. Кошлакова – 142 двора «крестьян государственных», 900 жителей,три торговые лавки, кабак. С 1928 – в Шебекинском районе.

Алексеевка Источник 1800 года: «Слобода Алексеевка расположилась по подолу, где начинается ручеёк Коренек (раньше алексеевцев звали «коренчанами)». В 1858 – 1200 душ муж. пола. В 1885 – 473 двора, около 2 тыс душ муж.пола, более 700 рабочих лошадей, 5 лавок, 2 кабака. 2009 – 2400 жителей.

Нежеголь Краевед В.А. Прохоров: «Село Нежеголь возникло в первой половине 17 века на одноимённой реке, в 1654 рядом поставлена крепость Нежегольск, напротив уже существовавшего села.

Чураево, в начале 17 века относится к Коренскому стану Белгородского уезда, а также Боровое, Никольское, Ушаково. В 1858 – 310 душ м.п.

Купино, в Писцовой книге 1646 года сообщается, что Короченский стан в Белгородском уезде был населён меньше всех и наиболее крупное его селение – деревня Ртельная, или Купина – 34 двора. В 1858 году в Купино Купинской волости Короченского уезда – 357 душ. муж. пола. С 1928 – в Шебекинском районе.

Курасовка, на реке Солотинка, в 1837 – «однодворческое село Курасовка, 1040 душ».

Яблочково, в Писцовой книге 1626 упоминается деревня Яблочная в Корочанском стане Белгородского уезда, 10 дворов. «Располагалась на правом берегу реки Короча, сообщает краевед Н.Н. Кузюлев, - у дубового леса, защищённая от «дикого поля» топкими лугами да извилистой речкой Корочей». На неё опирались строители Белгородской черты. В 1646 жители обращаются в Москву с просьбой поставить стоялый острог на реке Нежеголь, на пути татарских набегов и сообщают, что спасаются от них в деревне Яблочной. В 1647 на Нежеголи поставлен стоялый острог, в 1654 – крепость Нежегольск. «В конце 50-х годов деревня Яблочная почему-то исчезает, а в 1658 появляется селение Яблочково, основали служилые люди». В Корочанском уезде. Сейчас – в Шебекнском районе.

Великомихайловка. «Основана в конце XVI – начале XVII веков. В 1885 относится к Новооскольскому уезду, Велико-Михайловская волость состоит из слобод Великая Михайловка, Покровско-Михайловская, Никитовка и хуторов Татьяновка, Барсук, Кульма и Борисовка. До 1854 принадлежали князю Голицину, он передаёт всех крестьян в казну, в разряд государственных. Расположена по течению ручьёв Холани и Плотвы. Больше всего сеют рожь и овёс.
В книге «Россия», 1902: «На реке Холок расположено самое крупное из селений двух оскольских уездов слобода Вел. Мих. Слобода, имеет до 16 тыс. жителей, волостное правление, 3 церкви, школу, богадельню, лавки, 25 кузниц, 34 ветряные мельницы, кожевенные заведения и др.» В ноябре 1919 года здесь формируется Первая конная армия. В 2009 – до 2 тыс. жителей».

Яблоново возникает в первой четверти 17 века, упомянуто в царской грамоте 1624 года.

Стариково, краевед Н.Н. Кузюев сообщает: «Первоначально село располагалось на правом берегу Корочи, где большой Корочанский лес примыкал к реке, в 16 веке он соединялся с Нежегольским «дремучим лесом». С левой стороны село было защищено топким лугом, поросшим камышом, А за ним простиралось на восток «дикое поле». Место было непроходимым для татарской конницы, здесь и разместилась 13-я сторожа города Белгорода. Со Стариковым соседствовали старинные русские селения Артельная Поляна (ныне Купино), Тюрино, Большое Городище. Другие селения возникли плзже».
Белгородская Писцовая книга 1626, Стариково «населено беломестными (свободными от податей и налогов) атаманами и казаками, в селе 27 дворов казаков и 2 –атаманов, церковный собор Архистратига Михаила». В 18 веке село перебралось на левую сторону реки. Х ревизия 1858: 136 душ муж. пола.

Репное, на реке Короче, в челобитной корочанского воеводы за 1646 упоминается «Корочанского уезда деревня Репная, а в той деревне делались бадуры – большие лодьи». Весной 1647 и летом 1659 отмечены сражения у Репного корочанских служилых с крымскими степняками. Жители села – однодворцы, во времена Екатерины Второй записаны в государственные крестьяне, без крепостной зависимости.

Старый город, в 1622 Бел Город перенесли на левый берег Северского Донца, после разорения поляками в Смутное время, а в 1650 – опять на правый берег в устье реки Везеницы. Оставшееся на левом берегу городище положило начало селу. Входит в пригородные слободы наряду со слободами Ямской, Казацкой, Ездецкой, Важевой. В 1884 в Старогородскую волость Белгородского уезда входили сёла Севрюково, Ближнее Игумново, Ястребово, Старое Городище, Чёрная поляна и Разумное, слободы Важева, Ездоцкая (Никитская тож), Казацкая, Ямская и др.



Беломестное «основано в начале 17 века, упоминается в документах 1626 года: «основано беломестными казаками». (Отличившиеся в деле казаки получали «белые земли» - освобождённые от податей, отсюда наименование «беломестные казаки» - В.К.)

Маслова Пристань. «Из Писцовой книги Белгородского уезда за 1626 год: первоначально селение называлось Пристань-на-Донце. 1638 была передана во владение Микуле Маслову. Из челобитной 1623 года: «Микула Иванов сын Маслова просит белгородского воеводу Тюфякина выделить в «диком поле» под пашню ещё 50 четвертей». «В 1646 самые крупные землевладельцы в Белгородском уезде – дети боярские Микула Маслов с племянниками, кроме юртов в Донецкой волости», - сообщает профессор И.Н.Миклашевский. В документах Белгородской черты упоминается уже «Маслова Пристань».

Крутой Лог, указан на «Карте поселений Белгородского уезда в 1678». В 1858 – 803 душ. муж. пола. В 1885 году – в Масловой волости. «Россия», СПб, 1902: «Верстах в 5 от Разумного, на окраине обширного лесного пространства, находится людное село Крутой Лог, до 2500 жителей. Это лесное пространство, охватывающее ныне водоразделы между реками Северским Донцом, Коренью, Корочей и Нежеголью и простирающееся до города Корочи и границы Новооскольского уезда, представляет собою остаток от знаменитого в XVII веке громадного леса – Юшковых бояраков».

Староуколово, Белгородская энциклопедия, 2000 : «Основано в 1610 году детьми боярскими, направленными из Оскола (Старого Оскола) для охраны южной границы от крымских татар. По лесу Куколов получило название Уколово, с 1660 – Староуколово, Царёво Уколово. В 1650 строится церковь Владимирской иконы Божьей Матери. В 1775 – 113 дворов». В 1859 – в Коротоякском уезде, 200 дворов. Сегодня – в Алексеевском районе.

Яблоново, при реке Оскол возникает в первой четверти 17 века, первопоселенцами из крестьян Валуйского монастыря, упоминается в царской грамоте 1624 года. В росписной книге крепости Валуйки за 1641 отмечено: в Яблоноой – 7 жителей, а «опричь той монастырской деревни на Валуйке деревень нет». В 1678 - 5 крестьянских и 9 бобыльских дворов.

Большетроицкая слобода. В 1692 году «детям боярским Ивану Ефимову, Панкрату Аулову со товарищи, общим числом 38 человек», были пожалованы наделы земли по 75 десятин. В 1711 году эти земли скупил князь А.Д. Меншиков, после его ареста земли пожаловали генерал-аншефу М.А.Матюшкину. («дети боярские» – это совсем не бояре, но служившие какому-то боярину, не более чем казачья старшина. Они работают на земле, живут своим трудом).

Введенская Готня, село известно во второй половине XVII века, «после 1664 года», основано на землях хотмышских детей боярских Курбатовых, в 1779 в нём насчитывается 247 однодворцев. Через век казаки стали «однодворцами».

От города Карпова остались сегодня его слободы, ныне сёла Драгунское, Казацкое, Пушкарное и Стрелецкое в Яковлевском районе.

Слобода Засосна «на реке Тихая Сосна, основано, видимо, в XVII веке, во времена Белгородской черты. В 1992 году местные краеведы опубликовали документ 1711 года, донесение старосты Засосны Варфоломея Ященко в Бирюч городничему: «А за Сосной в слободе, батюшка, опять гуляют и бражничают, понеже, бают – именинный день у Засосны, коренной праздник». (В середине XVI века на Тихую Сосну отходили татарские войска после знаменитого сражения с московским войском под Судьбищами – В.К.)

Село Казацкое на реке Тихая Сосна. «При строительстве города-крепости Усерд в 1630-х годах, в его предместье в луговой низине основывается Казачья слобода, поселилось 299 казаков во главе с пятидесятниками Никитой Уколовым, Фролом Мишуковым, Иваном Порутчиковым и Порфирием Сотниковым». В 1856 в слободе 96 дворов и около 800 жителей.

Село Казацкое на месте города Карпова. «В XVI веке Карпово сторожевье было хорошо известно сторожевой станичной службе (пограничной – В.К.). Через него проходила «посольская дорога» от Путивля к Северскому Донцу (в Крым – В.К.). Уже в 90-х годах XVI века был план строительства в сторожевье крепости, но «стоялый острог» был построен только в 1644 году. В 1646 «стоялый острог» перестроен в «жилой город» Карпов, располагался на высоком правом берегу Ворсклы. Деревянная крепость была окружена рвом, к реке был прорыт «тайник» (подземный ход – В.К.). В 1677 году гарнизон Карпова включал 211 стрельцов, 171 казака, 43 пушкаря, 38 драгун, 4 воротников», - сообщает В.П.Загоровский. «Карповские стрельцы, казаки, пушкари и драгуны стали основателями слобод Стрелецкой, Казацкой, Пушкарной и Драгунской. В 2009 в селе Казацком Яковлевского района – 610 жителей.

Казачья Лисица. По архивам Т.Я. Рязанова, краеведа, учителя грайворонского села Головчино: «При строительстве города-крепости Хотмыжск в 1643 году «за военную службу» четыреста хотмыжских казаков получили поместные земли от Мелового Колодезя возле Хотмыжска до речки Готни, по Обихожему Колодезю к речке Лисице и верховьям Ворсклицы. Сегодня на этих землях села Ивановская Лисица, Казачья Лисица, Акулиновка, Берёзовка и Никитское.
Рядовые казаки получили по 30 десятин земли, «а сено косить хотмышским полковым казакам по дубровам и рекам и по колодезям в урочищах, и хоромное и дровяное сечь по своим же землям в урочищах, а бортневого лесу со пчёлами и без пчёл не сечь, а владеть теми бортными деревьями бортникам по старине по-прежнему». «И у тех хотмышских казаков лошадёнки худы, а многие казаки и пеши, для промыслу на воинских людей (татар) в походы посылать не на чем».
В верховьях притока Ворсклы – золотистой Лисицы основаны поначалу две отдельные деревни: Казачья Лисичка и Лисичка. В 1692 году в Казачьей Лисичке – 28 казачьих дворов и ещё 5 «гулящих» - без земельного надела. Архивы сохранили имена некоторых казаков: Андрей Колодезев, Алексей Павлов, Харлам Малахов, Дмитрий Гончаров, Дементий Зубов, Емельян Евсюков.
В 1709 году граф Шереметьев купил землю у рейтара Степана Кренёва и ещё нескольких однодворцев Казачьей Лисички. В 1780-е годы в Казачьей Лисичке – 67 дворов, деревянная церковь Покрова, водяная мельница, а в Лисичке – 50 дворов, «401 мужска душа» однодворцев и 13 «владельческих душ». Однодворцы – лично свободные, впоследствии составили особую категорию государственных крестьян, платили «подушный налог» - 1 руб. 70 коп., а владельческие – 70 коп.
По десятой ревизии 1858 года в Казачьей Лисице – «599 душ. муж. пола». В 1885 – 269 дворов, 1579 жителей (839 муж. 740 жен). 25 человек грамотных. В 2010 году – 320 жителей.


Камызино – старинное село, им занимались краеведы Л.М. Савелов, В.А.Прохоров, А.Н.Разиньков. По их данным, в начале XVII века по приказу из Москвы «11 семей детей боярских» переселились из города-крепости Усерд (теперь с. Стрелецкое Бирюченского района) на новое место. Старшим был Зиновий Камызин, его фамилия закрепилась в названии села. В 1859 Камызино – «казённое село при колодцах», 102 двора, около 900 жителей. 1888 – 153 двора, 1234 жителя. В 1925 – 244 двора, 1928 – 255 дворов. В Камызинский сельсовет входят села Веретенниково и Уракино. В 2009 – 1200 жителей.

Козьмодемьяновка – «появилась в Нежегольском уезде в 1710 году, сообщает профессор БелГУ Н.Н.Кузюев, - тогда полковник Козьма Борисович Неклюдов купил земли у обоянца Венедикта Нефёдовича Паршина, часть их находилась у р. Нежеголь. Родовое имение Неклюдова было в Пензенской губернии, оттуда из деревень Субботиной и Ломати привёз он крепостных крестьян, также приобрёл крепостных черкас, и поселил их на земли, купленные на реке Нежеголь. Так образовалась селение Козьмодемьяновка и «село Неклюдово тож». Полковник Неклюдов умер в 1746, а «Неклюдово тож» перешло к его второй жене, потом им владели потомки полковника, Пётр Камынин, В. Арапова и другие. У Неклюдова были «завод конский, овчарный, скотский всякий», Камынины присовокупили ещё винокуренный завод «при берёзовых хуторах». В 1858 по 10-й ревизии – 402 души муж. пола. В 1862 из «Списка населённых мест РИ» – «Козьмодемьяновка (Неклюдово тож) при реке Нежеголь в 41 версте от уездной Корочи, 158 дворов, 542 муж. душ. В 2009 – 351 житель.

Колтуновка - село на историческом месте: «Ольшанский участок Белгородской черты проходил как и Усердский, по реке Тихой Сосне. Стык Усердской и Ольшанской военных зон находился в большом Иловском селу, примерно у современного села Колтуновки Алексеевского района (В.П.Загоровский, «Белгородская черта»). В 1859 - Бирюченского уезда «слобода владельческая Колтуновка при реке Тихой Сосне» на большом почтовом тракте от Бирюча до Острогожска – 131 двор, 1325 жителей. В 1900 – 209 дворов, 1330 жителей, два «общественных здания», винная лавка, графа Шереметьева водяная мельница на Тихой сосне. В 2009 году - 368 жителей.

Коровино, село Белгородского уезда обозначено на карте 1678 года. В 1858 – «44 души муж. пола». В 1884 – село Бел. уезда Муромской волости – 24 двора крестьян, 150 жителей. В 1928 – хутор Коровин в Архангельском сельсовете Шебекинского района, в 2009 – 4 жителя.

Косилово возникло в 17 веке, на берегу реки Ворсклицы как Становое. В первом сохранившемся документе 1692 года в списке жителей Станового встречается фамилия «Косилов», перечислены 33 главы семейств: 12 солдат, 12 детей боярских, 3 рейтара, 3 копейщика. «Становое, Косилово тож, 106 домов, 815 жителей, при дороге на Сумы и Хотмыжск. В селе имеется деревянная церковь, две водяных мельницы. Жители – однодворцы на казённом окладе». («Грайворон – жемчужина Белогорья», 2003). В 19 веке село называлось ещё Афанасьевское, по церкви.

Кочегуры, в селе отыскали и хранят чугунную надгробную плиту: «Коллежский регистратор Симеон, супруга его Ксения, мать Домна, отец Афанасий, прадед вахмистр Акиндин, родившиеся и умершие в 16-17-18 столетиях, выходцы Тульской губернии города Черни, основатели деревни Кочегур». «Оскольского уезда Орлицкого стана деревня Кочегуры» упоминается в документах 1615 года. С 1928 – в Чернянском районе. 2010 – 980 жителей.

Кривошеевка, в 1812 году в казачьей слободе Кривошеевке Корочанского уезда освятили каменную Казанскую однопрестольную церковь, в слободе «всего 1105 душ».


Круглое, краевед А.Н.Разиньков сообщает, что «основано село в начале 18 века однодворцами, первая деревянная церковь была построена в селе в 1771 году. С 1928 Круглое в Острогожском уезде, потом в Алексеевском районе.

Крюково. В документе 1642, подписанным хотмыжским воеводой Фёдором Пушкиным, одним из предков Поэта, впервые встречается название деревни Тросной и имя её владельца сына боярского, мелкого служилого чина, Прокофия Крюкова, родом из Новгород-Северского. За воинскую службу «дано ему государева жалованья на селитьбу и на дворовое строение и за хлеб деньгами и годового на нынешний 1642 год по уговору всего 11 рублей 30 алтын». Земли Крюкову было выделено 400 четвертей, 200 десятин. Среди первых поселенцев деревни Тросной у реки Локни – Михайло Мальцев и Василий Тураев из Рыльска, Карп Ноздрачёв из Новгород-Северского, Карп Рябинин из Курска и др. служилые люди. Места вдоль Локни заселялись после появления Хотмыжска. Речная долина была «угодной», т.е. безопасной. С трёх сторон её защищали лесные массивы, а на западе в трёх часах ходьбы были крепостные стены Хотмыжска, за которыми можно было укрыться от набега степняков. С годами появилось название: «Тросная, Крюково тож», позже - «Крюково, Тросное тож».
В 1858 году по 10-й ревизии в Крюково «583 души муж. пола». В 1884 в Грайворонского уезда волостном селе Крюково (Тросное тож) – 284 двора, 1600 жителей.

Лавы. «Воронежские епархиальные ведомости», 1882: «Село Пушкарное, Лавы тож, отстоит от губернского Воронежа на 215, а от уездного – Валуек на 7 вёрст. Окружено слободами: на восток – хутором Колосковым, на запад – Козинкой, на север – Конопляновкой и песками, на юг – Ольховкой. Расположено в лесу на крутой горе, которая тянется вдоль течения реки Оскол и составляет его правый берег. Всё село утопает в садах.
Основание села относят ко временам Петра Великого, предание говорит, что на месте села было что-то вроде крепости, где хранились пушки, жило несколько сторожей, которые остались здесь жить, когда пушки увезли отсюда, и составили это село. Этих матросов называли пушкарями, отсюда и село Пушкарное. Другое название – Лавы предание приписывает самому Петру Первому. Рассказывают, что Пётр приехал осмотреть пушки, это было весною, во время разлива Оскола, мост был снесен водою. Государь потребовал лодку для переправы, но лодки не нашлось, матросы подали ему лавки (лавы) из своих хат и на них перевезли Петра, по этому случаю село названо было Лавами.
Про место, где теперь Пушкарное, много преданий, наполненных ужасами о злодеяниях прежних татар, а потом разбойников. Мало найдётся других мест, более удобных для притона недобрых людей. Горы, ущелья, холмы, яры – всё это даже теперь покрыто дремучим лесом, в котором злодеи могли легко укрыться. В этих трущобах с давних пор, ещё во времена набегов татар, располагались шайки разбойников, наводившие ужас на всю окрестность. Татары с разбойниками устроили огромную землянку на высоком холме в лесу и оттуда делали набеги на соседние сёла и грабили проезжих на валуйской дороге.
Предание народное говорит, что лавинкие леса всегда были притоном для беглецов из разных сёл, недовольных помещиками. Впоследствии на том холме в лесу поселились разбойники, шайка беглецов из разных хуторов, принадлежавших лавинскому приходу. По большей части это были помещичьи крестьяне, люди очень бедные, страдавшие от деспотического обращения помещиков. Не вынося жестоких истязаний, они удалались в лавинские трущобы и селились в татарской землянке, занимаясь разбоями. Несколько раз полиция пыталась уничтожить разбойничье гнездо, но ничего не могла сделать, все удобства защищаться были на стороне разбойников. Неизвестно, когда разбойники покинули своё убежище, только слухи о разбоях носились в народе до последнего времени…»
В 1859 «село владельческое Пушкарное (Лавы) при реке Осколе» - 40 дворов, 270 жителей, церковь православная.

Лесное Уколово, «Россия…», СПб, 1902: «С Потудани к реке Тихой Сосне (к Бирючу и Острогожску) шла громадная лесная площадь, называемая Куколовом, следы её сохранились и доныне в именах селений Старого, Нового и Лесного Уколова. Название «Уколово» встречается на картах-схемах XVII века. В 1859 – 219 дворов, около 1700 жителей.


Ливенка, в 1680 году на Бел. черте сооружается 28-км Полатовский вал, в 1681 у южного конца вала построили город-крепостицу, одним из его основателей были атаман Василий Ливенец и его сын Дмитрий, и городок звали «Новый Полатов или Ливенцева слобода», позже – слобода Ливенка. Сельский учитель-краевед А.Ф.Плотников нашёл в архивах: «В 1688 в Новом Полатове 102 черкаса и 18 русских, так как власти указали черкасам «русских беглых, государевых служилых и тяглых людей и боярских холопей и крестьян к себе не принимать». Сеяли рожь, гречиху, просо. В 1693 черкасы послали челобитную воеводе Белгородского полка: «Велено нам усть М.Волуйца и собою Н.Полатов строить. И мы тот город построили не в крепости, в степи и для осадного времени в городе воды нет, и тайника из города к речке построить невозможно. А живём мы на татарской сакме, где татары ходят под украинные городы и нас разоряют без остатку, в полон емлют и лошадей отгоняют». Черкасы просили разрешения переселиться в более удобное место, но им отказали. В 1779 слобода Ливенка стала городом Ливенском, центром Ливенского района по указу Екатерины Великой. В уезде – более 23000 жителей, в Ливенке – 1500, три соляных амбара, 25 винокуренных заводов в уезде, 8 кабаков. В 1797 ливенский уезд упразднён, отошёл к Бирюченскому уезду. В 1859 «слобода казённая Ливенска при протоке реки Валуя» на тракте из Бирюча на Валуйки, - 428 дворов, более 3000 жителей.

Лозовое, указано на «Карте поселений Белгородского уезда в 1678». 1858 по Х ревизии – 16 душ муж. пола. В 1884 – в Муромской волости белгородского уезда «в 30 верстах от уездного города» - 15 дворов крестьян.

Мазикино, в описании Белгородского уезда 1646 говорится о дворцовой волости, которая «занимала среднее течение рек с Кореня и Корочи», к которой относились в числе иных, Городище, Заячье, Ломова и др., и деревня Мазикина. В 1885 – в Корочанском уезде, Ново-Слободской волости, 118 дворов, около 800 жителей.

Малобыково, село на берегу Тихой Сосны, связано со строительством города-крепости Усерд, ниже по Тихой Сосне поселились пушкари, образовав Пушкарную слободу, в округе слободы возник хутор – Малый хутор Быкова, он разросся и впоследствии поглотил слободу. Славится песнями, известен малобыковский балалаечник А.Харыбин.

Маломихайловка, основана в 17 веке строителями Нежегольского участка Бел оборонительной черты. «В 1723 вахмистр Евсей Михайлович Бекарюков скупил земли у михайловцев и стал хозяином селения, оно стало называться и Бекарюковкой тож, при реке Нежеголь, в 1852 - 108 дворов, центр Бекарюковской волости Корочанского уезда, в которую входили слободы и деревни Вознесеновка, Знаменское, Малая Михайловка, Марьино, Нежеголь, Нижнее Берёзово, Козьмодемьяновка, Огнищево, Ржевка, хутора Панков и Нижнее Терновое, Зубково


Малотроицкое, в документах второй половины 17 века упоминается слобода Котельная Плота на реке Котел. В 1826 построен храм Святой Троицы, село стали чаще называть Малотроицким.

Малояблоново, из старейших сёл Прохоровского района, возникло как военное поселение служилых людей Сажновского полка. Недалеко от построенного в 1637 города-крепости Яблонова, ныне село Яблоново Корочанского района. В 1858 – 417 душ муж. пола, Шаховской волости, Корочанского уезда.

Мандрово, из документов 17 века: «Выпись с Валуйских книг Мирона Хлопова да подъячего Леонтия Недовескова (РЛД 1626 года), написано по государеву царёву и великаго князя Михаила Фёдоровича Всея Руси и по наказу от них писцы на Валуйках станичных атаманов, ездоков, казаков и стрельцов конных и пеших, и пушкарей и затинщиков, и ямских охотников, и кузнецов и плотников дворами, городами и гуменными местами. За своею братиею с конными стрельцы в тех же городах, в гумнах вниз по Валую реке велено: атаманам и ездокам дать в остроге места, где им поставить по избе да по клети для осадного времени, и писцы Мирон Хлопов до подъячий Леонтий Недовесков, расписать для того, что порожних мест в остроге мало. Атаманом Кириллу Рязанцеву на старом своём дворе, а с ним селиться ездоку Ивану Несвоеву, Спириду Садков у на старом своём дворе, а земли велено учинить по сту четвертей за человеком вниз по Валую».
В 1721 году приказчик князя А.Д Менншикова, сподвижника Петра, Илья Ангельцов захватил пашню и сенокосные угодья полковых казаков, сломал хуторные дворы, и при впадении Палатовки в Валуй заложил слободу Николаевку по имени местной церкви. Заселялась Николаевка по распоряжению Меншикова казаками-черкасами, они стали называть её Мандрово (мандровать – скитаться, укр.). Когда Меншиков попал в опалу, в 1729 слобода Мандрова пожалована генералу Матюшкину». В 1859 – слобода владельческая Николаевка, (Мандрова) при реке Валуе – 202 двора, 1400 жителей.

Мощёное, основано в 40-х годах 17 века, служилыми людьми крепости Хотмыжск: Воин Красников, Семён Кренев, Степан Печерский, Ларион Пилюгин… В 18 веке однодворцы Мощёного стали продавать свои земли, их скупали для князя Шереметева по купчим 1730-х годов. В 1780 в селе – 244 однодворца, 26 черкас-переселенцев, 3 души помещичьих крестьян.В 1858 – 338 душ муж. пола.


Муром, упоминается в писцовых книгах Белгородского уезда за 1667. В 1646 Мурома ещё нет. В 1773 Муром состоял в Липецком комисссариате Слободской губернии, проживало 2500 человек (1905 – однодворцев, 160 – служилых, 150 «подданых черкас»). В 1850 – Муром Белгородского уезда Курской губернии - 351 дворов.

Насоново, в 1697 по указу Петра Великого, казачьему атаману Фёдору Насонову «со товарищи» за исправную ратную службу по охране границ «отмежованы в их полное пользование» земли от реки Палатовки до Добрынина Лога. Так основано Насоново. Во второй половине 18 века в Насоново появились усадьбы мелких помещиков, в 1793 помещик Петрулин захватил земли однодворцев Насоновой, в 1815 – 177 дворов, 1100 жителей. В 1859 – «деревня казённая Насонова при реке Валуе», 162 двора, 1300 жителей.

Наумовка, Земский документ 1884 сообщает: «…сл. Наумовка образована давно, земля пожалована Петром Великим предку теперешних крестьян боярскому сыну Филиппову за службу на южной границе. Документы все отобраны у крестьян чиновниками в 50-х годах. Крестьяне первоначально владели землёй по четвертям, на души перешли после Х ревизии 1858 при размежевании и нарезке особняков, 170 душ.м.п.».

Нежеголь, краевед В.А.Прохоров сообщает, что «село Нежеголь возникло в первой половине 17 века, в 1654 рядом с ним поставлена крепость Нежегольск, позднее она тоже стала селом по реке Нежеголь, название реки неясно». Краевел Н.Н.Кузюев: «22 августа 1654 белгородский воевода В.Б.Шереметев с окольничим Ф.В.Бурлиным осмотрели укрепления на реке Нежеголь и решили строить новый «земляной» город на месте стоялого острога, на правом берегу, напротив уже существовавшего села Нежеголь. Строили крепость солдатские полки из города Яблонова, гарнизон Нежеголи составили 115 служилых людей из Корочи, Болховца, Карпова, Белгорода, впоследствии вокруг крепости образовался Нежегольский уезд, куда вошли земли вплоть до реки Волчьи воды». В 1799 архивные документы сообщают о порубке леса помещика Гринёва «однодворцами Нежегольского Корочанского уезда». В 1890 в «селе Нежеголь – 1200 жителей».

Никитовка, «село на месте города Никитов, основанным в одно время с Валуйками, являлся сторожевым центром Бел черты направления Новый Оскол – Валуйки, в 1860 отошёл к Изюмской черте». (Белгородская энциклопедия, 2000)

Никитское, Тростянец тож, Грайворонского уезда, 1858 – 348 душ м.п., государственных крестьян.

Новоуколово, «Записки Русского Географического общества» (1857) сообщают: «село Новоуколово возникло в 1660 году, населено выходцами из городов Старого и Нового Оскола». «Воронежские епархиальные ведомости» (1873): «Название своё село заняло от первого поселенца Вукола Псарёва, село называется новым в отличие от Лесного Уколова». Другое объяснение: «Название село получило от громадного леса, тянувшегося от Бирюча к Острогожску, который называли Куколова». В 1780 – 137 дворов.

Огибное, основано в первой половине 17 века, краевед Л.Травкина: «Село со всех сторон огибали леса, овраги и болото, и две реки, Ольшанец и Орлик, возможно, поэтому село назвали Огибным». В 1886 в Новооскольском уезде, Коньшинской волости, 1200 жителей, сегодня в Чернянском районе, 667 жителей.

Орлик, считается, что возник в первую четверть 17 века. В 1858 – слобода Старооскольского уезда, около 2000 душ муж. пола.

Осадчее, краеведы В.Бахмут и П.Ищенко полагают, что его «основали «в последней четверти 17 века в пойме Чёрной Калитвы или казаки Острогожского слободского полка, или выходцы из трёх крупных окрестных слобод Варваровки, Красной и Шелякино». В 1859 – хутор Бирюченского уезда, 96 дворов, 780 жителей.


Палатово, краевед А.Ф. Плотников отыскал старинный документ из госархива: «Да во 179 году (1671) по указу Великого государя Алексея Михайловича на Кальмиусской сакме за прежним новонасыпанным валом под Полатовым лесом на речке Сенной Острогожского Черкасского полка полковник Герасим Карабут полку своего казаками построил город Полатов. А в город сошли на вечное житьё казаки-черкасы Кривоносов, Бугай, Стадник…»
Через 10 лет в Полатове 300 русских солдат и 67 черкас, несли сторожевую службу, а их земли и семьи находились в слободе Новосильской и в сёлах Волуйчик, Пузино, Старокожево, Фощеватое и др. Полатовского уезда. Опись полатовского солдата Ф.П. Щербинина, в 1709 году: «Двор огорожен дубовым тыном, изба в три сажени, баня в сажень, две клети, конюшня в три сажени, две клети на столбах, лошадь-мерин, две коровы, тёлка, 10 свиней, 10 кур. Два короба с бельём, два сошника с палицами, две овчины, две пищали, седло, пистолет, топор, рогатина медвежья, скобель, сковорода, два блюда. Гумно огорожено тыном, две клади ржи и кладь гречихи». В 1859 – Бирюченского уезда «село казённое Палатов» - 373 двора, около 4000 жит.

Песчаное, во второй половине 17 века – в Солотинском стане Обоянского уезда (Писцовая и межевая книга 1684 года). «Усадища к реке ко Пслу, дворы помещиков обоянцев детей боярских: Тимофеевы дети Пенковы…» Сегодня – в Ивнянском районе.

Плюхино, из книги «Бирюч», 2005: «В 17 веке на службу в Верхососенск призываются служилые люди, дети дворянские и боярские из-под Москвы. Прибывшие распределялись по станам, дабы охватить большую территорию обороны. Одним из таких станов стало Поюхино, потом – Плюхино». В 1892 – 120 дворов.

Погромец, краеведы сообщают: «около 1710 сподвижник Петра князь Меншиков захватил земли по среднему Осколу и поселил слободу Погромец». После опалы князя Меншикова его имение в 1727 стало государственным». В 1743 императрица Елизавета Петровна подарила Погромец графу А.Е. Девиеру. В 1766 началось восстание от города Павловска на Дону до Бел Города. 21 июня 1766 в Погромец для подавления восставших прибыла команда солдат Брянского полка.
Внуки Девиера Михаил и Борис занимались разбоем на дорогах, закрепощали свободных крестьян. Их разбойные дела нашли отражение в романе «русского Дюма» Евг. Салиаса «Донские гишпанцы». Девиеров судили и сослали на вечную каторгу в Сибирь. Погромец приобрели помещик Т.М. Времев и поручик Я. Велихевич.

Подсереднее, воронежские краеведы утверждают, что село основано однодворцами, из донесения Усердского воеводы П.Вердеревского в мае 1708 следует, что к булавинцам бежали жители «сёл Иловского и Хлуховского, а также деревни Середней». То есть она существовала в конце 17 века. Широко известен местный фольклорный ансамбль О.И. Манечкиной.

Пороз, очевидно, происходит от старинного слова «Порозний» - пустой, незанятый, порожнее, не занятое место. В 17 веке при заселении края служилыми людьми крепостей Бел черты в ходу был термин «порозние земли», никому не принадлежащие. В Строельной книге 1641 упоминается известная порозская фамилия – Белевцов Пётр, сын боярский, ещё «не вёрстанный земельным окладом», а в списке служилых людей крепости Хотмыжск в 1678 кроме Белевцовых ещё семь фамилий: Анпиловы, Бавыкины, Зайцевы, Клевцовы, Ларюковы, Тутовы. На берегу ручья Пороз примерно в 1641 возникает село. К 1692 в Порозе проживают: 27 солдат, 15 детей боярских и копейщик Посашков. По Х ревизии 1858 – в Грайворонском уезде.

Постников, деревня Белгородского уезда прославилась «Постниковским востанием» 1819 года. Крестьяне восстали против передачи другому помещику, всей деревней перебрались в лес. «Из Белгорода и Курска были направлены воинские команды, однако крестьянам удавалось скрываться в дремучем лесу. Только в 1822 войскам удалось окружить лесной лагерь, первый штурм солдат был отбит, после второго у восставших появились раненые и крестьяне прорвали солдатский строй… некоторым удалось скрыться, большинство были схвачены». (Белгородская энциклопедия). По Х ревизии 1858 – 22 души муж. пола.

Принцевка, архивный документ от 1766 сообщают о «разгроме крестьянами слобод Новомихайловка и Принцевка валуйского имения графа Гендрикова». (Восстание от Павловска до Бел – В.К.).

Пуляевка, в 1766 «отмечен случай бегства крестьян деревни Пуляевки».

Пристень, краевед П.А. Сопин: село «при стене», при строительстве Валуйской крепости в этом месте татарскую дорогу перекрыли надолбами и земляным валом, непреодолимыми для конницы, обойти её не позволяли с юга – болото, с севера – лесные засеки. «Стена» исчезла в 18 веке, оставив о себе память в наименовании села Пристень.

Раздорное, «основано в 1637, западнее стоялого острога в Сосенских раздорах – слиянии двух речных истоков, его поселенцы - жители Усерда, «выезжавшие в острог для бережения от татар и несения сторожевой службы». 20 лет заселялось очень медленно, в 1650 – 54 двора. (Кн. «Бирюч»)

Репное, южнее Белгорода, из архив. источника 1866: «Первым заимщиком был по преданию Исай Андреев, по уличному, Чаус, дворянин, дрался с татарами на Донце, за что получил от царя пожалование землёю. Два его сына не захотели служить, и лишились дворянства. Старый Чаус выгнал их из дома, они поселились неподалёку в урочище Репном, вырыли себе землянку и жили так до смерти отца, отсюда пошло «Репное, Чаусовка тож. Фамилии всех крестьян села – Чаусовы, потому что коренные владельцы чужих на отцову землю не принимали».

Ржевка, возникло в середине 17 века у слияния рек Корочи и Нежеголь и сначала называлось Петровкой, до покупки неким Заржевским. В 1885 – слобода в Корочанском уезде.

Сподарюшино, в 1651 в Разрядный приказ подана челобитная: «Васька Сподарюхин, Микита Толютенков, Лукашко Фесовисов со товарищи 20 человек вышли из литовские земли с жёнами и детишками в Хотмыжские земли на вечное житьё». В 1653 Разрядный приказ позволяет Василию Сподарюхину устроить пасеку. В 1692 в деревне числилось 2 рейтара, 6 солдат и 3 сына боярских: Данила Князев, Андрей Перуев и Иван Сподарюхин. В 18 веке земли однодворцев села скупают мелкие помещики.

Стойло, книга «Старый Оскол»: «…названо от слова «стойло», «стойбище» - стоянка в поле, стан, становище, упоминается в документах за 1751». В Х ревизию – в «деревне Стойло, Саковая тож» Старооскольского уезда Казакой волости – 331 душ м.п. Родина известного педагога А.М. Топорова (1891 – 1984).

Стрелецкое, после строительства крепости Болховец в 1646. В 1677 в крепости Болховец - 143 стрельца, 118 казаков, 18 пушкарей. В начале 18 века - более 10 тысяч, 211 дворов стрельцов, 216 – дворов казаков, 81 – драгун, 27 – пушкарей и 300 иных дворов, две церкви, становая квартира, острог. Х ревизия 1858 – «в слободе Стрелецкой села Болховец – 1767 душ м.п., в слободе Казацкой – 1237, Драгунской – 575, Пушкарной – 404».

Стрелецкое, кн. «Бирюч»: « Из грамоты 1637 царя Михаила Фёдоровича о «направлении служилых людей для городового строения города-крепости Усерд: «…которые из них похотят жить на Усерде, велим устроить землями с сенными покосами и всякими угодьями… и которые стрельцы и казаки похотят на Усерде ныне идти на житьё с жёнами и детьми, тех отпустить на Усерд со всеми животы». В том же 1637 образован Усердский уезд, с 1779 Усерд потерял своё значение как город и стал слободой Стрелецкой, в 1859 – Бирюченского уезда при реке Усерд на почтовом тракте от Бирюча до Острогожска – 87 дворов.

Стрелецкое, после строительства города Карпова в 1646 в его округе появляются слободы, в т ч Стрелецкая. В 1677 в гарнизоне Карпова 211 стрельцов. По Х ревизии в Белгородского уезда «слободе Стрелецкой, Карпов тож» - 874 души м.п.

Таврово, краеведы полагают, село основано в середине 17 века, возможно, здесь «клеймили лошадей».

Ураево, по реке Ураевой, основано в конце 17 века, переселенцами кн. Голицина крестьяне из Козельска, ныне Калужской области.

Уразово, в 1728 князь Голицин поселил на удобных землях у реки Уразовки «ремесленных людей». В 1766 – волнения крепостных князя, требовали перевести в государственные.

Ушаковка, упоминается в Писцовых книгах 1626, потом слобода Ушаковка Мелиховской волости Бел уезда.

Фощеватое, в 1668 -71 построен город Полатов, от него пошло Фощеватое, потом в Бирюченском уезде.

Холки, по мнению археолога профессора С.А. Плетнёвой, поход новгород-северского князя Игоря Святославовича в 1185, рассказанный в «Слове о полку Игореве», проходил и по Белогорью, войско Игоря два дня ожидало дружину его брата курского князя Всеволода в пограничной крепости Холок, впоследствии на месте этой крепости возникло село Холки близ реки Мокрый Холок…
В 1620 иноком Геласием основан Холковский пещерный мужской монастырь, в 1637 над подземным монастырём возведен Жестов острожок – для обороны от татарских набегов. В 1764 монастырь упразднён Екатериной Великой, крестьяне Холок стали «экономическими»
.
Хомутцы, с трёх сторон его охватывает Псел. Курский историк и краевед А.А. Танков (1856-1930) в «Исторической летописи Курского дворянства», включён документ 1684 года – «подлинная писцовая и межевая книга г. Обояни и поместных земель в станах Залесском, Солотинском, Рудавском». О Хомутцах Солотинского стана говорится: «Деревня Хомутцы. Усадища к реке ко Пслу и к реке Пене, дворы обоянцев детей боярских: Федот Фёдоров…»

Хохлово, указано на карте 1678. В 1858 в Бел уезде, 225 дворов.


Храпово, основано в середине 17 века на Храповой поляне, которая упоминается в доеументах 1626, память о служилом человеке Храпове. При впадении Казинки в Оскол.

Хуторцы, основан в 1640, сотником Иваном Медковым, он считается и основателем Бирюча. Потом вырос в слободу.

Череново, в 17 веке – деревня Мелехово, Череново тож. Упоминается в Писцовой книге г. Обояни от 1684: «Усадища ко реке ко Пслу, дворы помещиков детей боярских: Фёдор Семёнов… в 1862 – 101 двор.

Черкасское, в 1762 майор Переверзев с вооружённой дворней «наехал» на земли села однодворцев, «немилосердно бил их», захватил таки часть земель однодворцев. В Грайворонском районе.

Чернянка, в Разборной книге Новооскольских служилых людей в 1656 упоминается деревня Чернянская. Видимо, от «чёрных» дубовых лесов. Основалт Чернянку 25 семей стрельцов Бел черты, построившие «соломенные избы с земляными полами» и занимавшиеся хлебопашеством. Потом – слобода, в 1723 принадлежала кн. Трубецкому.

Шелаево, основано в 17 веке присланными в Валуйки из Москвы и Тулы служилыми людьми, многие «пожелали заниматься хлебопашеством» на приоскольских землях. Заметно, что в истории сельских поселений есть пробел примерно в 200 лет с момента основания.

Виктор Каменев

06.02. – 27.07. 2020

Используемая литература

1. «Сёла белгородские», Борис Осыков, Белгород, КОНСТАНТА, 2012.

Самое длинное генеалогическое древо.

Павел Вячеславович Лобанов


Согласно книге мировых рекордов Гиннеса за 2005 год генеалогическое древо Конфуция с историей приблизительно в 2 500 лет - самое длинное в мире. Последний раз это генеалогическое древо обновлялось в 1937 году и включало в общей сложности 560 000 членов.
Ассоциация обновления генеалогического древа Конфуция раскрыла, что это обновление последней версии генеалогического древа будет включать, по меньшей мере, 1,8 млн. человек из клана Конфуция. В прошлом представители женского пола не были внесены в этот список. Новая версия включает всех потомков женского пола, несовершеннолетних и иностранных членов.
По сообщениям "Beijing Morning News" генеалогическое древо Конфуция охватывает более 80 непрерываемых поколений.
Начиная с Династии Мин (1368-1644), история семьи Конфуция тщательно перепроверяется и обновляется каждые 60 лет. Древо было обновлено только четыре раза: первый раз - в Династии Мин, дважды - в Династии Цин (1644-1911), и в последний раз в 1937 году.
Версия генеалогического древа Династии Мин была потеряна. Ранняя версия Династии Цин насчитывает 20 000 членов семьи, тогда как более поздняя версия Династии Цин включала 100 000 человек. Кун Дэюн из 77-го поколения Конфуция объявил, что в 1998 году потомки Конфуция зарегистрировали Ассоциацию обновления генеалогического древа Конфуция в Гонконге. Ассоциация начала собирать информацию о семьях, чтобы подготовить пятую обновленную версию.
В настоящее время, ассоциация собрала информацию более чем о 1,2 млн. членов и подтвердила, что семья расширилась до 83-х поколений. Самый молодой член - девочка-подросток, имя которой начинается с Нянь, и в настоящее время она проживает в провинции Ляонин.
Полная обновленная версия генеалогического древа будет опубликована в 2009 году на 2560-й день рождения Конфуция. Сейчас проживает около трех миллионов потомков Конфуция, 2,5 миллиона из них живет в Китае, остальные - в Гонконге, Тайване, Корее, США, Малайзии и Сингапуре.
Одна отличительная черта генеалогического древа Конфуция - то, что каждое поколение придерживается определенной системы присвоения имён. Например, имена всех членов в 75-м поколении начинаются с "Сян", в 76-м поколении с "Лин", в 77-м поколении с "Дэ". Таким образом, по имени можно определить к какому поколению принадлежит потомок.
__________________________________________________________________________
✅Найдём информацию о ваших предках!
✅Услуги составления родословной, генеалогического древа.
✅Заказ родословной: www.genealogyrus.ru/zakazat-issledovanie-rodoslovnoj
🌐https://www.genealogyrus.ru