Занимательные истории Ивана Сивопляса

ИСТОРИЯ 14-я. ВЕЛИКАН ИЗ РАСТОВКИ

"Крохотная деревенька Растовка, что в Цильнинском районе – почти ровесница Симбирску. В самый год основания города, в 1648-м, боярские дети, братья Тимофей и Григорий Растовские получили здесь, на берегах речки Бирюч, поместье в 130 четвертей.
Случай полтора века тому назад прославил Растовку на всю губернию, и более полувека история эта не сходила с народных уст. Около середины XIX столетия в Растовке поселился однодворец Захар Петрович Иглин с тремя сыновьями, Иваном, Евграфом и Сергеем, парнями на загляденье, один здоровее другого.
Однодворцами называли потомство разорившихся дворян, живших на крестьянском положении. От предков-дворян осталась фамилия, а так однодворцы, подобно другим мужикам, сами пахали землю, пасли скот и – вот уж, точно барская роскошь! – не умели ни читать, ни писать.
Старший, Иван, отделился от отца и зажил своим хозяйством. Средний по возрасту, но самый здоровый из трех, Евграф женился, но продолжал жить с отцом. А на младшего, Сергея выпала очередь в рекрутский набор, и в 1853 году забрали парня в солдаты. За рост и стать, Сергея Иглина отправили служить прямиком в Санкт-Петербург, в гвардейский Преображенский полк, лучший из лучший в Российской Империи, любимый полк Государя Николая I.
Надо же так случиться, что на первом же смотре молодой солдат привлек внимание императора. Было 6 декабря 1853 года – именины Николая I. «Откуда, молодец?» - «Симбирской губернии, деревни Растовки, однодворца Иглина сын!» - бойко отвечал тот. «Сразу видно, что черноземной губернии – экий великан!» - «А брат мой Евграф, Ваше Величество, двумя вершками выше меня!» «Скучаешь, поди, о родных?» - «Точно так!» «Назначить молодцу двойную порцию!» - приказал Государь полковому командиру и зашагал дальше.
Этот разговор много дней не шел из головы у Николая. Государь, сам человек немаленький, испытывал особенную симпатию к высоким людям. Он затребовал данные о росте Сергея Иглина – 2 аршина 12 2/8 вершков, 197 сантиметров. Лишних два вершка – да это 2 метра 6 сантиметров! Вот какого красавца не хватает в его Преображенском полку!.. Абсолютный монарх «изъявил желание», чтобы однодворец Евграфа Иглина «определился в Лейб-гвардии Преображенский полк на правах вольноопределяющегося».
7 января 1854 года курьер со специальным приказом примчался в Симбирск. Через день в город привезли Евграфа и Захара Иглиных. Однодворцы переживали не лучшую зиму. В семье 26-летнего Евграфа и жены его Ольги подрастало четверо детей – 7-летний Петр, 7-месячный Григорий, 9-летняя Степанида и Прасковья, 5 лет. Пала единственная лошадь. Холодно, голодно.
«Назначение Государя для меня священно – и я, получив благословение родителя моего, с полной готовностью иду на службу Его Величества; прошу только одной милости Государя, да позволит он мне взять с собою в Петербург жену и малолетних детей моих – и да не оставит престарелого отца моего – который, лишась брата моего и меня, будет затрудняться в уплате Государственных податей», - отвечал великан Евграф, с благоговением выслушав царское желание.
Император не скупился. Отец Иглин получил 200 рублей на покупку новой лошади (на деньги эти можно было купить даже четырех лошадей!) и ежегодное пособие для найма работника. На имя братьев-гвардейцев в петербургский банк положили полторы тысячи рублей, чтобы на процент от этой суммы старший Иглин платил подати. После выхода в отставку Сергей и Евграф вольны были распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению.
Евграфу, его жене и детям накупили и нашили разного теплого платья. Семейство везли до Москвы на целых трех подводах, а там и поездом до столичного Санкт-Петербурга. 11 марта 1854 года Евграф Иглин прибыл к месту службы. Через три дня Государь лично вызвал его в свои покои. От вида Евграфа он пришел в полнейший восторг. Роста в Растовском жителе оказалось, паче всех чаяний – сажень и два вершка, 2 метра 21 сантиметр! Такого и в строй не поставишь – все равно, на голову выше любого гвардейца!
Но Евграфу Иглину нашлось дело по душе и по росту – должность тамбурмажора, командира полковых барабанщиков и горнистов. Громадный гвардеец, в расшитом галунами парадном мундире, играючи взмахивавший тяжеленным жезлом, много лет поражал своим видом иноземцев, попадавших на парады в русскую столицу. Казалось – вот она, былинная мощь, ничем неистребимая сила России".

ИСТОРИЯ 16-я. ОБРАЩЕНИЕ БАРОНА

"Звание «почетного гражданина» появилось в Российской Империи 10 апреля 1832 году. Его позаимствовали из Польши, бывшей тогда частью нашего государства, и распространили на всю страну.
«Желая новыми отличиями более и более привязать городских обывателей к состоянию их, от процветание коего зависят и успехи торговли и промышленности, Мы признали за благо права и преимущества их упрочить», - объяснял свою волю император, - «В состоянии городских обывателей установляется новое сословие Почетных граждан. Почетными гражданами могли быть купцы, а также «лица других свободных состояний, по отличиям в науках и изящных художествах».
Почетный гражданин получал свободу от подушного оклада и рекрутской повинности, освобождался от телесного наказания в случае преступления, имел право участия в городских выборах и избираться на должности в городском самоуправлении и – «Право именоваться во всех актах Почетными гражданами»!
Только трое из 34 начальников Симбирской губернии удостоились звания почетного гражданина города Симбирска – барон И.О. Велио, Д.П. Еремеев, В.Н. Акинфов. Губернатор Н.П. Долгово-Сабуров стал почетным гражданином уездного города Ардатова. Ходатайство городской думы об избрании почетным гражданином «красного» князя Л.В. Яшвиля император Николай II «оставил без последствий». Барона Ивана Осиповича Велио, «много потрудившегося над возникновением Симбирска из пепла, после великого пожара», тепло вспоминали спустя десятилетия.
22-й по счету Симбирский губернатор вступил в исполнение обязанностей 20 февраля 1865 года. Действительный статский советник, камергер Высочайшего Двора, кавалер множества российских и иностранных орденов очутился в Симбирске не в лучшую годину. Вместо домов – пепелище. Между горожанами – распри. Городской голова купец Зотов обвинен дворянством в расхищении пособия погорельцам и под следствием. Дворянам, губернским чиновникам легче других – каждый из них уже получил пособие в размере немалого годового жалованья.
Почему именно барона послали в Симбирск? Маленький, сутулый, одноглазый, своим видом он не мог привести в трепет. Но по оценке современников, Иван Осипович «всегда был безукоризненно честен, добивался введения лучших порядков и преследовал злоупотребления; его упрекали лишь в некоторой грубости форм при сношениях с подчиненными».
И.О. Велио быстро и делово развел ситуацию в городе. Уже спустя каких-то две недели после приезда он лично обратился в Ремесленную управу с предложением беспроцентных ссуд для ремесленников-погорельцев. С напрасно оболганного головы были сняты обвинения. Именно Иван Осипович предложил благоустроить Новый Венец – скоро полторы сотни лет как любимое место отдыха горожан. Из собственного своего кармана барон то и дело доплачивал суммы, которых не хватало у Городской Думы для расчета с подрядчиками – например, 253 руб. 09 коп. за шоссирование Тихвинского спуска. Понятно, в деньгах наш герой, внук придворного банкира, особо не нуждался – но ведь мог и на фейерверк извести.
«Симбирск заметно поправляется после прошлогоднего пожара… Вместе с возобновлением города изменилась и его физиономия: на живых торговых улицах явились дома лучше, чем даже до пожара… Из казенных и общественных домов уже отстраиваются Гимназия, Дворянское собрание и дом Елизаветинского училища», - сообщали «Губернские ведомости» в сентябре 1865 года. До чего у барона так и не дошли руки, это до реставрации Губернаторского дома. Он квартировал в частном доме дворян Бычковых по Спасской (ныне Советская) улице, одном из немногих уцелевших после пожара.
В начале осени того же 1865 года Иван Осипович опасно заболел оспой. Болезнь подвигла католика-барона принять важный духовный шаг. Довольно равнодушный к вопросам религии человек, пять лет по собственным словам не посещавший храма, он пригласил к себе православного священника и присоединился к греко-российской церкви. И что же? – Силен русский Бог! И.О. Велио поправился и с новой силой взялся за праведные труды.
Распекая нерадивых подчиненных, Иван Осипович показывал немало красноречия и юмора: «Большая площадь города Буинска могла бы служить украшением его, но значительная часть ея обезображена лужами, никогда не высыхающими. Я ожидал, что после указаний, сделанных в прошлую ревизию, площадь и лавки будут приведены в порядок, но, как видно, городскому управлению весьма трудно расстаться с таким драгоценным наследством …». Барон, несомненно, довел бы губернию до красоты и блеска – но тут в планы и перспективы вмешался нелепый и всемогущий случай…
36-летний холостяк позволил себе увлечься 24-летней симбирской дворянкой Екатериной Петровной Бестужевой. Молодая женщина была замужем и имела в обществе не лучшую репутацию. «Беспутная Катеринища», не самый сильный эпитет, которым ее наградили современники. Однако, чем-то ведь могла увлечь эта женщина самых разных и вполне выдающихся государственных мужей! Романы с Е.П. Бестужевой вспыхивали еще у двух начальников нашей губернии, барона А.Ф. фон Гойнинген-Гюне и Д.П. Еремеева – и всем троим, спасаясь от пересуд и скандала, пришлось срочно задуматься о трудоустройстве в столице.
В конце октября 1866 года Иван Осипович выехал в Санкт-Петербург. 2 декабря император повелел Симбирскому Губернатору барону Велио быть директором Департамента полиции МВД. В феврале 1867 года Александр II «высочайше соизволил» учредить стипендию имени барона Велио при Симбирской Мариинской гимназии и утвердить его в звании почетного гражданина Симбирска, которым отметили Ивана Осиповича благодарные горожане. А в начале июня того же года у симбирской дворянки Екатерины Петровны Бестужевой родился сын Александр. Мальчика, спасая родовую честь, выдал за собственного ребенка гвардейский ротмистр Алексей Каханов, родной брат «беспутной Катеринищи».
Лично знавшим обоих симбирянам, офицер Александр Алексеевич Каханов «очень напоминал барона; рост, нос (в особенности) – обличают в нем «грехи» матушки и баронское потомство». К добавлению сходства, А.А. Каханов успел послужить губернатором в одном из западных краев Империи.
Но совсем не грехи, и даже не Симбирская служба навечно вписали имя барона Ивана Осиповича Велио в историю России. В 1868 году он возглавил Почтовый департамент МВД и в несколько лет сумел блестяще реформировать почтовое дело в громадной стране. Он возглавлял политическую полицию Империи – и здесь, наверное, единственный раз за длинную карьеру «прокололся», позволив террористам убить императора Александра II; был сенатором и членом Государственного Совета.
Вот такая судьба почетного гражданина нашего города… "

"Про поросенка (из Истории выше), которого 10 июля 1866 года гоняли по улице два нетрезвых солдата. Они махали ножом и обложили нехорошими словами хозяйку животинки, госпожу Пламеневскую. В.П".
Рисунок Ивана Эдуардовича Сивопляса


[ Изображение на стороннем сайте: 0ece97f9993e.jpg ]

ИСТОРИЯ 18-я. ИЗ ЖИЗНИ УЧИТЕЛЯ КАБАНОВА.

"Во времена Симбирска улица Радищева называлась Мартыновой. В 1913 году ее переименовали в Романовскую, в честь Царствующего Дома. Пять лет спустя, уже при Советской власти, назвали в честь писателя-демократа. Все меньше и меньше остается на старинной улице старых домов.
«В этом доме с 1880 по 1917 гг. жил друг и соратник И.Н. Ульянова учитель Андрей Сергеевич Кабанов», - можем прочесть мы на мемориальной доске, украшающий, в общем, не особо приметный деревянный дом за № 33.
История даже не дома – домовладения по Мартыновой улице, в приходе Воскресенской церкви началась 210 лет назад, в мае 1794 года, когда Симбирский купец Сергей Федорович Прянишников получил разрешение «на построение деревянному дому на каменном фундаменте». Потом домом владели статский советник Пашутин, братья-генералы Михайла, Семен, Андрей, сенатор Григорий и полковник Дмитрий Вистицкие, титулярный советник Иван Бурдин и его дочь, титулярная советница Ольга Ивановна, по муже Дьяконова. В 1858 году, за тысячу рублей серебром, дом приобрел чиновник Гавриил Дмитриевич Левитский, на дочери которого Анне Гавриловне, женился впоследствии «друг» Ильи Николаевича.
Андрей Сергеевич Кабанов (1855 – 1917) - личность по-настоящему незаурядная и талантливая: сын николаевского солдата, педагог, садовод, охотник, отец семейства, многолетний гласный Городской Думы, служащий Симбирского уездного земства. Он блистательно владел словом и оставил немало интересных воспоминаний о симбирской старине, о людях, населявших когда-то наш богоспасаемый город…

Андрюша и Печник
«Мне было 20 лет, когда служил я учителем в подгородном селе Сельди, которое от окраины города в то время было в трех верстах», - начинал Андрей Сергеевич одно из повествований из собственной жизни. Эти версты юный учитель ежедневно отмеривал своими ногами. А дорожка была еще та – с горы и в гору, мимо кладбища, через недоброй славы Соловьев овраг и бурьян в человеческий рост. Жутковато, но делать нечего.
«20 июля 1875 года, в пять вечера, когда свалил жар, отправился я в Сельдь получить свое жалованье – 20 руб». В волостном правлении молоденький учитель столкнулся с печником – городским жителем, «мужчиной лет 40, высокого роста и крепкого сложения», в свирепой черной бороде, который также пришел получать деньги за работу, 8 целковых. Радушный старшина предложил гостям чаю, на что Андрюша согласился, а печник отказался: «Некогда мне – жена ждет с деньгами».
За кипятком и разговорами, досидели до восьми часов. Андрей попрощался и пошел в Симбирск. Шагалось легко и приятно: после чаю, с заслуженным жалованьем в кармане. Но вдруг сердце екнуло в груди молодого человека. На мосту через Соловьев овраг, опираясь на огромный кол, стоял давешний печник.
«А я вас жду!» - проговорил он. Меня так холодом и обдало. То торопился, а тут стоит у оврага с колом и ждет меня». - «Ведь ты спешил домой… А стоишь здесь, что это так?», - выдавил учитель, стараясь скрыть испуг. - «Да уж так вышло… Пойдемте вместе!» - деваться было некуда, пришлось идти и озираться на кол, который был у него в руках». Мрачные мысли грызли душу Андрея Сергеевича – кругом ни живой души, а злодей знает наверняка, что у него есть деньги! Стук колом по голове – и концы в воду…
Но тут учителя озарило: «А ведь нам не по пути – я пойду низом вдоль Свияги» - «Так ведь и мне туда же, а не на гору». Я думал так – как взмахнет колом, чтобы ударить меня, кинусь в реку и поплыву на противоположный берег. Я шагал стремительно. Печник тяготился этим, но не отставал; он спотыкался, охал, морщился и то и дело говорил: «Что это Вы, точно на пожар несетесь!» - «Домой пора, засиделся за чаем!».
Вот и окраина города, кузница, у которой стояли здоровенные кузнецы. От сердца у юноши отлегло. Вместе с печником он присел на мостках у воды. На мужика было жалко смотреть – босые ноги в кровь искололи колючки и камни. «Ну и ходок же вы», - проговорил он со вздохом. - «Шел бы тихо, за мной не торопился, были бы ноги целы!..» - «утешал» учитель.
«Так ведь боюсь я один!..», - почти прокричал печник в отчаянии, - «У оврага, вон, бабу убили, ходить страшно, а при мне деньги – долго ли до греха. Вышел я из правления, да встретил мужичка, уговаривались насчет печи. Потом пошел: иду и боюсь. Нашел кол, взял – какая ни есть защита. А чем ближе к оврагу, тем страшнее. Оглянулся, Вы идете. Обрадовался, стал ждать, да вот дождался – все ноги через вас изранил!..» Андрюша скромно помалкивал: «Так и не сказал я ему, почему шел чрезвычайно скоро»…

На пожаре с топором
Андрей Сергеевич, впрочем, не глядя на невысокий рост и сам умел навести ужас, если того требовали обстоятельства. 33-летний педагог уже жил в доме по Мартыновой улице и состоял гласным Городской Думы, когда Симбирск постигло стихийное бедствие – страшный пожар 29 июня 1888 года. «Будь хотя бы один распорядитель, поставь машины и воду против пламени, сломай несколько крыш и заборов, уцелели бы целые улицы… Ни пожарных, ни ломки заборов и крыш – все бегут вон, все дают простор огню», - с горечью описывал Андрей Сергеевич то, чему был очевидцем.
С домочадцами – слугами, соседями и квартирантами – отчаянный Кабанов десять часов подряд отбивал от огня дом и любимый сад. Биться , однако, пришлось не только с пламенем, но и с невесть откуда набежавшими «помощниками», готовыми погреть на пожарище свои загребущие руки. Хорошо, господин гласный не выпускал из рук топора. В саду Андрей Сергеевич наткнулся на солдат, которые преспокойно, «как саранча», объедали вишню с деревьев и копались в вынесенных из дому узлах. Кровь ударила в голову педагогу. «Я бросился к ним и закричал: «Разве вас за тем прислали, чтобы вы угощались!» - «А что нам делать?» - «Как что, негодяи! Кругом горит, а вы пируете! Марш на работу!!» - «Ступай да и работай!» - отвечали мне. – «Всех в куски порублю!» - гаркнул я и бросился на них с топором. Солдаты струсили и побежали».
Не успели разбежаться солдаты – вблизи от узлов начал виться какой-то мужик «с опухшим лицом землистого цвета» - «из золотой роты», сразу догадался Андрей Сергеевич. «Что ты тут делаешь?» - закричал он. «А ты кто? Чего тебе?» - ухмыльнулся на расспрос здоровый алкаш. «Рассуждать было некогда. Ударом по левой скуле я сбил его с ног; ударил его снова и еще. Он вскочил и побежал. Я настиг его и новым ударом сбил с ног, скрутил руки… Стыдно припомнить эту дикую расправу – между тем как другого выхода не было».
А тем временем заполыхал соседский дом и начал заниматься забор Кабановых, выходивший прямо на Мартыновую улицу. Отчаяние на миг овладело Андреем Сергеевичем. «Я думал – мы не устоим». Но отважный учитель сразу собрался с духом – он в одиночку сокрушил забор и с помощью добровольцев заливал из ведер водой опасное пламя. И тут-то учитель обратил внимание, что уже самый дом его полон «неизвестных и довольно подозрительных личностей, разбивающих балконы, двери и окна».
«Я бросился в дом – в чуланах, в подпольях, в комнатах шла усиленная «работа»: ящики открывали, узлы развязывали, коробки разрывали и разбрасывали – точь-в-точь, мыши шелушили колосья. В комнатах разбивали колотушками двери. – «Что вы делаете? Кто вас звал?!» - «Все равно сгоришь же!» - кричали мне. – «Если сгорит, то пусть горит на петлях! Вон отсюда, не то изрублю!» - и помахивая топором, я двинулся на босоногую команду. В миг все попрыгали в окна и кинулись в двери».
Ранним утром нового дня, шатаясь от усталости, Андрей Сергеевич обошел свой квартал. Узнать окрестности было почти невозможно – больше половины его выгорело дотла. Соседняя улица Мало-Казанская (Красногвардейская) сгорела вся. А еще два дня спустя, на заседании Симбирской Городской Думы гласный Андрей Сергеевич Кабанов был выбран в Комиссию охраны города в пожарном отношении.
Единогласно".

ИСТОРИЯ 19-я. ЛОТЕРЕЯ ПО-ЮРЛОВСКИ

"В старину громадная Симбирская губерния делилась на восемь уездов. Уезды – те делились на волости. Волость – чуть поменьше нашего района. Во главе ее стоял волостной старшина, выборный из богатых крестьян. Начальники попадались разные…
Зимой 1876 года село Юрловка, что в Карсунском уезде, жило ожиданием. Волостной писарь Иван Повитухин разыгрывал в лотерею кобылу. Желавших попытать удачу оказалось много. Не останавливала даже цена билета в рубль, ведь животина стоила целую сотню!
Впрочем, игрокам назначалась еще одна затравка. По уговору, устроитель и счастливый победитель скидывались бы по пятерке на «угощение прочих проигравших».
7 марта 1876 года состоялся долгожданный розыгрыш. Счастливым обладателем кобылы – вот неожиданность! – сделался волостной старшина Творогов, непосредственный начальник писаря Повитухина. Он с готовностью отслюнил мужикам требуемую пятерку. А вот писарь – неожиданно зажался. От старшинских щедрот в питейном доме было куплено почти полтора ведра, 18 литров, водки.
Но водки, как водится, оказалось мало, и народ снарядил депутата, крестьянина Акима Алексеева требовать с писаря положенное. Украсив грудь имевшейся у него медалью «За спасение погибавших», Аким отправился в волостное правление, где жадный Повитухин считал лотерейные барыши. Но депутата ожидал «облом». Писарь «обругал его скверно матерно, ударил и вытолкал так, что он в сенях упал». Крестьянин начал стучать себя в грудь с медалью, требуя уважения, по крайней мере, к особе Государя на ней изображенной – и тогда дерзкий жадина «обругал и самую медаль»! Битый и обложенный, Аким кинулся с жалобой на писаря к волостному старшине.
Но будто не знал мужик, КТО выиграл в злополучной лотерее! Старшина объявил Алексеева пьяным и распорядился упрятать «за учиненное буйство» под трехдневный арест. Мужик пробовал дергаться – и получил еще четыре дня «кутузки». Тогда, выйдя на свободу, неграмотный Аким упросил сельского причетника написать жалобу губернатору.
«Не благородно ли Вашему Превосходительству будет обратить внимание на Юрловское волостное правление, где вместо дел службы занимаются разыгрыванием лотерей, причем как то странно и непонятно выигрыши достаются кому более желательно и нужно».
Оргвыводы не заставили себя долго ждать.
«Волостной старшина Творогов мною увольняется от должности, как окончательно неспособный к отправлению своих обязанностей», - распорядился Симбирский губернатор Николай Павлович Долгово-Сабуров, - «В виду сделанного им проступка, с разыгрыванием в лотерею вещей без надлежащего разрешения, писарь Повитухин не может быть терпим при исполняемой им должности»!..
А не пожадничай писарь, всё, поди, сошло юрловскому начальству с рук.
Надо делиться с народом, господа коррупционеры!.."