Занимательные истории Ивана Сивопляса

"ИСТОРИЯ 4-я. ВОЛЬНОЛЮБИВОЕ ЧИРИКОВО
Заглохший пруд да аллея из громадных, древних ив, чьи ветви ломаются от старости и величины – вот, кажется, и все, что уцелело от усадьбы дворян Анненковых в селе Чириково, что в Цильнинском районе. А когда-то в господском доме имелась громадная библиотека хранившая ценные книги и рукописи, в том числе бесценные автографы А.С. Пушкина.
В усадьбе Анненковых гостил зимою 1769 года академик П.С. Паллас, посланный императрицей Екатериной II изучать природные богатства Поволжья и Урала. По преданию, в 1840-е годы сюда приезжал великий сатирик Н.В. Гоголь. А здешние крепостные мужики, по справедливости, слыли за самых свободолюбивых в Симбирском краю.
Летом 1769 года, двое чириковских крестьян, Семен Галаунин и Алексей Масленков, вооружась дубинами подстерегли гулявшую в роще помещицу Марью Михайловну Анненкову и убили ее, за чинимые им обиды, не пощадив и случившейся при барыне девочки-приемыша. Злодеев схватили в тот же день и примерно наказали, навеки сослав на каторгу, но напуганные происшествием наследники не спешили селиться в опустевшей усадьбе. Оставшись «без глазу», крестьяне зажили вольно, усиленно обвыкаясь «к своеволию и пьянству».
Минуло целых двадцать четыре года, прежде, чем сын погибшей, Александр Васильевич Анненков не рискнул, в 1793 году, навестить родимые пенаты. Чириковцы как-то прознали о барской затее, и в самый канун приезда пустили на господский дом «красного петуха». Осмотрев дымившееся пепелище помещик убрался восвояси, зарекшись более не искушать судьбу. Селяне продолжали благодушествовать и славить радости вольного житья.
Прошло еще двадцать лет. Престарелый Александр Васильевич скончался, завещав Чириково сыну. Новый барин нагрянул в 1813 году, как снег на голову. Чириковцы пробовали шуметь, но разговор у помещика был короток: на конюшню и плетей! Для кнутобойства при Анненкове денно и нощно состоял особый мужик, из беглых каторжных. Огромного роста и свирепости «палач» служил помещику и телохранителем – с дубиной, как к бабке его, не подступишься!
Тогда крестьяне решились действовать иначе. В Симбирск было послано семеро челобитчиков, искать на жестокого барина управы у губернатора. Но губернский начальник случился не то не в духе, не то в отъезде, посланцы вернулись ни с чем. Разгневанный Анненков объявил всех семерых бунтовщиками и сослал в Сибирь. На несколько лет уныние поселилось в мужицких рядах.
Но вот, в Симбирск прибыл новый губернатор – бывший гусар и малоросс Андрей Федорович Лукъянович. От этого губернского начальника остался такой анекдот. Уже с утра, плотно позавтракав и усевшись в губернаторское кресло, А.Ф. Лукъянович с головой погружался в мысль о том, что же будет кушать за обедом. От сладкой мысли его оторвал секретарь, весьма «некстати» явившийся с бумагами на подпись.
«Шо же вы, Яким Сергеевич, бумаги все до мене та до мене, а гроши все до себе та себе – забирайте и бумаги до себе!», - раздосадовано молвил А.Ф. Лукъянович (секретарь считался за большого взяточника).
Чем-то не глянулся В.А. Анненков 45-летнему вояке, и об этом прознали чириковские мужики. И вот, 8 и 10 июля 1821 года, дважды проделав шестидесятиверстный пеший марш-бросок, толпа чириковцев, почти в две сотни человек, являлась под губернаторские окна. Крестьяне дружно валились на колени и в голос жаловались «на жестокость помещика и непомерные отягощения их работами, причем представили они хлеб, печенный из лебеды, розданный от Анненкова на их продовольствие, с малым количеством чистой ржи».
Губернатор тотчас распорядился отрядить в Чириково особую комиссию. Напрасно уверял Василий Александрович, что поколачивает крестьян только для собственной их пользы. Даже соседи-помещики, и те в унисон кричали о нем, как о изверге человеческого рода, которого «должно навсегда исключить из дворянского сословия»: а кто попрет против губернатора? За «жестокости» Анненкова выставили из Чирикова, а в имение прикатил назначенный управляющий Лукин.
Нечистый на руку, управляющий плетями не дрался, зато тащил все, что ни попадалось. Через пару-тройку лет мужики с грустью вспоминали про хлеб из лебеды, и все больше хвалили барина Анненкова. Кто припоминал, как, тот давал бревна погорельцам, кто – как раздавал деньги и зерно в голодный год, кто – даже порку на конюшне, после которой зарекся ни капли не брать в рот.
Барин тоже не сидел без дела, хлопоча по столичным инстанциям о возвращении имения. В 1826 году уехал из Симбирска Лукъянович, а Василий Александрович на коне вернулся в Чириково. Радость от встречи вышла взаимная. Проворовавшегося Лукина гнали всем миром. И дальше в вольнолюбивом селе жилось тихо. Помещик умерил пыл и не колотил свободолюбивых мужиков, а те не бегали больше в Симбирск жаловаться к губернатору".

ИСТОРИЯ 6-я. ТРИНАДЦАТИЛЕТНИЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ

"Нет, не зря был Симбирский край родиной великого российского историка Карамзина! Оказывается, что в XVIII столетии жило у нас немало умных ребятишек, неравнодушных к прошлому и настоящему родной симбирской земли.
«Краткое топографическое описание Симбирской губернии», - назывался труд, составленный в 1789 году дворянским сыном, воспитанником Симбирского главного народного училища (будущей гимназии) Николаем Немятовым. Николай родился в 1776 году – а следовательно, писал свой многомудрый труд в возрасте всего тринадцати лет!
А зачем писал, спросите? – А чтобы ознакомить вновь назначенного сюда губернатором генерала Александра Карпова с историей, экономикой и географией вверенного его попечению края!
Генерал хорошо скакал верхом и палил из мушкета. А вот того, что «Симбирская губерния положение свое имеет между 64 и 68 градусами долготы, 52 и 57 северной широты и между 10 и 12 климатами; простирается в длину на 420 и в ширину на 240 верст», губернатор мог и не знать.
Мог не знать, что самые примечательные горы Симбирской губернии: «1-е Городищенская под селом Ундорами по шиферному уголью; 2-е Девичья против Ставрополя, по ее высоте; 3-я против устья Сока, по содержанию самородной серы; 4-я около города Самары, по нахождению агатов; 5-я около Сызрани по пещерам и горной смоле».
А какие рыбы водились в здешних водоемах! «Белуги, осетры, шипы, жостеры, севрюги, сомы, стерляди, белая рыбица, лососи, сазаны, лещи, щуки, окуни, голавли, жерехи, мантусы, налимы, форель, пескари, лохи, гольцы, подлещики, чехони, плотва, язи, караси, ерши, лини, судаки», и вдобавок раки!
Губернию составляли 10 уездов и населяли 947392 человека разного звания и национальностей, в их числе 45318 татар, 68136 «мордвов», 66079 чуваш, 6200 калмыков, 634 персаи даже один «волох», молдаванин!
«Из выше означенных иноязычных народов, мордва и чуваши старинные губернии сей жители, татары вышли из Великой Татарии и завоевали места сии в XIII столетии, калмыки, вышед из Зенгории, кочевали между Уралом и Волгою, около берегов Каспийского моря из них принявши крещение переведены сюда в 1737 году, казылбаши или персияне суть беглецы из Киргиз-Кайсацкого плена, принявшие крещение. Места сии присвоены Россиянами по завоевании татар в XV столетии», - в нескольких словах описал Николай этническую историю нашего края.
Центр края, Симбирск был замечателен «…по храброй обороне в 1670 году от разбойника Разина, по изрядным садам, состоянию батальона; и по Главному народному училищу, основанному в 1786 году» - не забыл школяр и свою «альма матерь». Уездный Ставрополь (нынешний Тольятти) отличился «по заселению калмыков, по школе и суду, учрежденным для них», а город Самара – «по вишневому морсу, рыбным промыслам и хрусталям в дачах оного».
«Средний урожай по всей губернии бывает против посеву ржи, овса, пшеницы и конопли в 3 раза, просу в 6 раз, маку во 100, льну в 2, чечевицы в 12 раз». С особенным и, прямо скажем, неожиданным знанием дела, описывал юный Коля главную отрасль симбирской промышленности – винокурение, дав подробный реестр винокуренным заводам и ежегодно производимой на них продукции: «Большая Кандала и деревня Мелекесс до 150000 ведер, села Пятино, Сюксюм, Труслейка и Сосновка до 159000 ведер, Чеберчино до 13000 ведер». Что ж, попросту отец симбирского «вундеркинда», прапорщик Андрей Семенович Немятов служил смотрителем при главном в губернии, Мелекесском винокуренном заводе.
Детство в старину оканчивалось быстро. В 1790 году 14-летний подросток поступил на воинскую службу. Куда только не забрасывала его жизнь! Полицейским исправником в Уфимский уезд, таможенным чиновником в Астрахань, Таганрог и Оренбург.
Обер-провиантмейстером Отдельного Оренбургского корпуса, в 64 года, Николай Андреевич Немятов участвовал в 1840 году в знаменитом Хивинском походе, и в «воздаяние отлично усердной службы, и особенно трудов, понесенных по заготовке продовольствия для войск» был отмечен высоким орденом Анны 2-й степени с императорской короной.
Поразительно, что сочинение 13-летнего исследователя до сих пор, вот уже более 200 лет, сохраняют его потомки! И где – на самом краю России, в Магадане! Вот уж, куда только судьба не забрасывает людей!"

ИСТОРИЯ 8-я. ВЫДАВАЙТЕ ДЕВОК ЗАМУЖ!

"Законодатели в столице скребут плешивые головы. Мучает их, видите ли, демографическая проблема. Браков заключают мало, рожают и того меньше.
А может, надо заглянуть ученым мужам в провинциальные дали – не столько географические, сколько исторические, и вооружиться опытом одного симбирского барина, который довольно успешно решал демографическую проблему в своем крепостном хозяйстве?..
67-летний граф Владимир Григорьевич Орлов, владелец обширнейшего имения в селе Усолье, бывшего Сызранского уезда бывшей Симбирской губернии 11 марта 1811 года он издал прелюбопытный указ в восьми пунктах: «О невступающих в брак». Трудно удержаться, чтобы целиком не процитировать этот любопытный документ. Учитесь, господа законодатели:
«1. Крайне нужно, чтобы девки, поспевшие к замужеству и холостые, достигшие зрелых лет, вступали в брак. Сие дело есть Богоугодное, чрез что сохранятся нравы и многие пороки удалятся. Итак, предписывается начальству, а паче всех волостному, склонять таковых увещаниями и другими средствами ко вступлению в брак.
2. Когда девке совершается 20 лет, таковых старший в семье отдал бы замуж, а на приискание жениха дать сроку полгода.
3. Ежели же в назначенный срок девки выданы не будут, то с таковых взыскивать ежегодно: с среднего дому – 25 рублей, с богатого – 50 рублей. Бедных же, кои не в состоянии платить, наказывать по усмотрению Начальства.
4. Потом волостной, приглася выборных и лучших стариков, приискивают оным девкам женихов по своему рассмотрению и соединяют их законным браком, наблюдая при том тщательно, чтобы они друг друга и дом дома стоили.
5. С холостыми, достигшими до 25 лет и далее, не вступающими в брак, поступить, как о девках предписано в 3-1 статье. Сему закону подлежат и вдовцы.
6. Сделать роспись всем непоступившим в брак обоего пола, которым по летам надлежало бы давно уже вступить в оный, и прислать сию роспись в Контору, а при том донести, как Начальство расположилось с ними поступить в силу предписанных статей.
7. Ежели из того или другого пола, то есть мужчины или девки, или вдовы окажутся к браку неспособными, таковых к тому не принуждать и не подлежать они никакому наказанию.
8. Но за сим смотреть накрепко Начальству, дабы по сему случаю обману не было и не отбывали бы от брака те, которые к оному способны», - и дальше подпись грозного графа.
Шутки шутками – а набегало в графскую казну ежегодно до полутора тысяч рублей штрафных денег. Если дом в Симбирске, по Шатальной улице (ныне Корюкина), «с строением, садом и огородом» обошелся Владимиру Григорьевичу «всего-то» в 650 целковых – сумма, как понимает, очень интересная. Деньги эти боголюбивый помещик желал тратить на дела благородные – «на покупку церковной утвари или на покупку семян для крестьян с тем, чтоб взыскать оные с них в свое время». А бедные, неплатежеспособные мужики и девки десятками отправлялись гнуть спины на господскую суконную фабрику.
В общем, чем только казна не прирастает!.. "

ИСТОРИЯ 10-я. ПРО КОРНЕПЛОД КАРТОФЕЛЬ И КОЛОРАДСКОГО ЖУКА

"Как-то довелось услышать мне по радио, кажется в августе, о том, как широко и разгульно справляла наша первопрестольная столица новый праздник – День молодой картошки. Картофель в России зовут вторым хлебом. Без него теперь невозможно представить нашего рациона. Расхожие легенды связывают появление американского корнеплода в России с именем Петра Великого. На деле, картофель у нас только-только стали разводить при государыне Екатерине II, во второй половине XVIII столетия.
А повсеместным своим внедрением в народные огороды и души картофель в России обязан императору Николаю I, за неукротимую строгость и любовь к порядку прозванного «Палкиным».
«Поелику картофель, по своей питательности, может в неурожайные годы заменять недостаток хлеба, то желательно было бы распространить, сколь возможно более, употребление сего корнеплодного растения между крестьянами», - говорилось в изданном в 1834 году правительственном циркуляре.
Эксперимент по «распространению» картошки начинался с симбирских пределов. Ведь именно здесь компактно проживало большое количество крестьян, принадлежавших лично государю и императорской фамилии, так называемых удельных. Их-то Николай I и решился облагодетельствовать в первую очередь. Методами, как повелось уж на Руси, при этом, особо не стеснялись.
Каждого крестьянина попросту обязали высадить корнеплод, не менее полусотки из расчета на одну мужскую душу. А так как, по слову очередного циркуляра, «Существенная цель разведения картофеля заключается не в приобретении выгоды чрез продажу оного, но собственно в том, дабы приучить и заохотить крестьян к разведению сего полезного растения», то сельским начальствам было приказано тщательно следить, чтобы хитрые мужики не сбывали полученный урожай, а употребляли его в пищу.
Овощ на редкость быстро прижился и нашел своих почитателей в чувашских селениях – Старых Маклаушах и Чирикееве, Верхних и Нижних Тимерсянах, в Богдашкино, Новых и Старых Алгашах, у татар в Новых Маклаушах и Большой Цильне. В русских селах к нововведению относились настороженно, даже враждебно. Среди населения гуляли самые нелепые россказни о «хлебе бесовском, кобелиных яйцах», о «сласти похотной, зовомой корт, сиречь картофель», изросшую прямо из одного нехорошего места у одного ужасного еретика.
Хороша картошка – да плох колорадский жук. Об этом зловредном насекомом, о том вреде, которое оно может доставить картофельным грядкам, «Симбирские губернские ведомости» с тревогою писали еще в июне 1878 года. Замечательны изданные в 1950 году ученические тетради, на обложке которых помещался плакат «Колорадский жук – злейший враг картофеля! Как распознать колорадского жука». Яйцекладки на листьях, личинки, взрослые насекомые – всё, что до боли знакомо теперь каждому огороднику, казалось вещью пусть жутковатой, но бесконечно далекой.
Впервые в нашей области с бичом картофельных полей реально столкнулись 4 августа 1972 года. Жуков обнаружили в селе Полянки Сурского района, на приусадебном участке здешней жительницы Александры Федоровны Самсоновой. С непрошеными «гостями» обошлись круто. Жуков (65 взрослых особей, 161 личинку, 7 куколок) собрали вручную. Потом пораженные жуком кусты выкопали вместе с корнеплодами. Весь участок основательно перекопали и залили каустической содой. Ближайшую окрестность в радиусе 200 метров трижды обработали хлорофосом и полихлорпропиленом. Бедной Александре Федоровне так и не довелось тот год полакомиться своей картошечкой…
Уже десять дней спустя, 14 августа 1972 года, начала работу Ульяновская областная чрезвычайная комиссия по борьбе с колорадским жуком. Демонстрировались фильмы, клеились листовки и плакаты. По хозяйствам, для наглядного ознакомления, было разослано более 500 пробирок с препарированными насекомыми.
В следующем, 1973 году колорадского жука выявили уже в шести западных районах области – причем под Базарным Сызганом сразу на площади в 50 гектаров. Вредители шли на наш урожай широким фронтом – из Мордовии, Пензенской и Саратовской областей. А железнодорожный состав с пораженной колорадцами польской картошкой задержали на подъезде к Димитровграду. В 1974 году жуки «подмяли» под себя еще десять районов. А летом 1975 года, воспользовавшись жаркой погодой с сильными суховейными ветрами, колорадские жуки «форсировали» Куйбышевской водохранилище и целиком покрыли всю Ульяновску область.
Более трех десятков лет длится это невольное и неприятное соседство. Но что делать, с другой стороны? Любишь есть картошку – борись с колорадским жуком, ее полосатым недругом…"

ИСТОРИЯ 12-я. ПРОГУЛКИ ПО СИМБИРСКУ

"Не одни только царственные особы, но и более-менее простые смертные наведывались за разными надобностями в старинный Симбирск. «Симбирский край, страна Татар, Чувашей, Мордвы, хлебородный уголок, где широкая Сура отделяет полевые степи от вековых дремучих лесов – из урны судьбы туда выпала мне дальняя дорога. Еду», - начинались путевые записки некоего И. Л. Неронова, путешествовавшего в 1839 году. Что ж, попробуем и мы взглянуть на губернский город глазами путешественников XIX столетия. Разумеется, что взгляд досужего туриста никогда не бывает слишком глубок – однако, он ухватывает самые запоминающиеся, характерные черты.
Ожидая царей и прочих высокопоставленных особ, Симбирск красился, скоблился, белился, подметался, украшался триумфальными воротами и национальными флагами. Люди надевали свои лучшие платья, и толпы окрестных крестьян заполняли городские площади. Каков же был его вид в обыденных одеждах, без флагов и без грима? Симбирск называли «дворянином на Волге». Дворянство, с его роскошью, праздниками, балами, задавало тон в общественной жизни всю первую половину позапрошлого века. Город и выглядел настоящим дворянином.
«Гора, на которой находится Симбирск, очень высока; всходя на оную, мы не один раз должны были отдыхать. С вершины ее нам открылся город, в котором мы оставались недолго, потому и видели его, так сказать, мельком… Широкие чистые улицы, прекрасные домики с садами, некоторые из них выстроены с большим вкусом; вообще внутренний вид города очень хорош…». Так писали в дневнике художники братья Г. и Н. Чернецовы, делавшие остановку в губернском городе на исходе 1830-х годов. Братьям-художникам вторил сенатор П.И. Сумароков, в 1838 году объехавший кряду 12 губерний: «Город расположен правильно, прекрасно, лучше всех прежних (Тулы, Воронежа, Тамбова, Пензы и др.). Лучшая улица, Саратовская, шире всех улиц Петербургских, кроме Адмиралтейской площади. Другие не столь хороши, но хороши»!..
С закатом славы «столбового» дворянства, истратившегося на балы и туалеты, потускнел и прежний «город-дворянин». Перелистаем страницы изданного в 1862 году в столичном Санкт-Петербурге путеводителя «Волга от Твери до Астрахани»: «Улицы широки и правильны, но как оне не метутся вовсе или весьма редко, то в засухи город осажден страшной пылью, а в дождливое время грязью, которой забрызганы все дома подряд. Постройки большей частью деревянные, даже и на главных улицах, либо некрашены вовсе, либо стоят под полинялой краской. Многие каменные дома имеют отбитую штукатурку, нижние этажи также покрыты грязными пятнами, а в мясных рядах нечистота. Все это взятое вместе кладет какой-то грустный отпечаток на весь город».
На выбор образованных путешественников предлагалось всего два вида развлечений: прогулки и театр. «Для гуляний в городе устроены два сада: Александровский, примыкающий к больничным зданиям, и Николаевский на Венце. Последний еще не разросся, но со временем будет лучшим местом для прогулок. В нем устроен вокзал, где по известным дням играет музыка, и можно получить кушанье по весьма умеренным ценам. Городской бульвар нельзя рекомендовать для места прогулок, потому что на нем нет никакой тени. Кроме этого, для развлечения публики, в городе существует театр, в котором даются представления заезжими артистами, а зимою в известные дни бывают балы и вечера в залах дома благородного собрания».
«В Симбирске нет вовсе гостиниц для приезжающих, есть только номера и постоялые дворы, но как те, так и другие далеко не удовлетворительные. Номера помещаются большею частью в старых, не привлекательной наружности домах, а постоялые дворы до того грязны и бедны по обстановке, что в них и по нужде нет возможности остановиться. Номера для приезжающих находятся на Большой улице, лучшие из них в доме Вейса. Кафе-ресторанов и вместе кондитерских всего два в городе: Пица и Семечкина, оба на Большой улице».
Симбирск, город, безнадежно отставший в гонке за общественным и техническим прогрессом - это клише, как видим, имеет вполне почтенную историю. Но вид дряхлевшего города наводил не только на критический лад – он навевал ностальгию, пробуждал эстетические чувства. Столичный журналист С. Шарапов писал в далеком 1891 году:
«Странное, хотя не скажу, чтобы неприятное (а для художника, пожалуй, и драгоценное) ощущение испытывает путник после Москвы, Петербурга, даже Нижнего и Казани, высадившийся в Симбирске и сразу из привычной «европейской» обстановки попавший в бытовые условия начала царствования императора Николая. Припомните описание губернского города у Гоголя, где Чичиков совершал свои акты на покупку мертвых душ - вот вам живой Симбирск. Обширные не мощеные площади с собором и присутственными местами, около которых растет травка. Отсутствие всякого движения и жизни и какая-то сонно-торжественная тишина. Редкие пешеходы-чиновники и еще более редкие дамы, совсем чуждые погони за модами. «Нумера» вместо гостиниц, где вам говорят: «Есть комнатка, да дорогая – полтора рубля!» и угощают обедом «суп лапша, жаркое гусь»… Будочники в серой амуниции, только без алебард. Пешеход, на ваш вопрос: «Как пройти на Московскую улицу?», идущий вас провожать и спрашивающий, к кому вы и зачем? Деревянные мостки вместо тротуаров. Стук редкой извозчичьей пролетки, заставляющей обывателя оборачиваться и смотреть, кто проехал, и – петербургские газеты, в навигацию на пятый, а «сухой» погодой – на девятый день!
Вот вам Симбирск, когда-то «дворянский город», гордый центр особенного «столбового дворянства», а теперь запустевший, оставшийся в стороне от всякого движения. «Ничей» город, не имеющий ни торговли, ни промышленности. Ничего, кроме губернатора, архиерея, земства, да полного комплекта губернских, административных, судебных и общественных учреждений... Тихо растеряв свое «первое» сословие, Симбирск не перетянул в себя никаких соков из провинции, а остался попросту ее административным центром. Всякие веяния плыли мимо по Волге, не взбираясь на высокие симбирские кручи, не внося смуты в умы… Не смотря на падение дворянского элемента, Симбирск все же сохранил физиономию дворянского города по преимуществу, «бедного, но благородного»…».
Как относились к подобным сентенциям наши предки-земляки?
«Описание Симбирска – очень верно, - отзывался о статье столичного журналиста дворянин-старожил А.П. Родионов, - Шарапов, написав свое «похвальное слово», во многом сказал правду.
Но – как вообще все «писарчуги погани» - не мог отказаться от красного словца и, поэтому, кое-что и наврать!..»