Врангели, бароны

Княгиня Татьяна Куракина (урожденная Врангель) - одна из редких свидетелей-мемуаристов, написавших о своем пребывании в московских концлагерях в 1919-1921 гг. Арестованная в Киеве в 1919-м году как дворянка, она впоследствии была переведена в Москву, где провела больше двух лет в Кожуховском и Андрониковском концлагерях и Новинской женской тюрьме.

Кожуховский лагерь
"В самых грустных обстоятельствах неизменно бывает и юмористическая сторона. Ничто не могло быть смешнее, чем пробуждение нашего барака утром. Все, проснувшись, принимали сидячее положение и, полусонные еще, сразу принимались за ловлю вшей: снимали рубашки и с сосредоточенным, серьезным выражением на лице начинали искать. Я спала на нижних нарах: над моей головой помещался инженер, поляк, Стемковский. Утреннее наше приветствие неизменно было таково: «Bonjour ? Monsieur Stemkovskiy, bonne chasse ce matin ?» Он: «Pas mal, pas mal, madame. Cinq poux au tableau !»"

Андрониковский лагерь
"Нас, дам, поместили в особое здание — бывший архиерейский дом. Электрического освещения не было; ламп также не было, свечей тоже. И вот нас впихнули в совершенно темный дом, объяснив, что там три комнаты, в которых мы можем расположиться по собственному усмотрению. Мы, как слепые, стали нащупывать стены, двери, нары. Я, по своему обыкновению, скорее забралась в угол на нарах, так как в углу чувствуешь себя все-таки больше «у себя дома», имея лишь с одной стороны соседа. Было очень холодно, и каменный, давно необитаемый дом был до того сырой, что, когда я забралась на нары, я почувствовала, что доски не то, что влажные, а совершенно мокрые. Одеял нам в этот вечер не успели выдать; у меня было только свое, легкое, так что постелить нечего было. Я так устала и так скверно себя чувствовала, что, не раздеваясь и завернувшись в мое одеяло, легла, так сказать, в болото. Проснувшись, почувствовала, что вся промокла, озябла страшно. Но усталость брала свое, и я опять заснула. На следующий день нам были выданы сухие доски и одеяла.
Что касается обращения с арестованными, то в Москве оно было гуманнее, чем в Киеве. Не скажу, что со мной были любезны, — но не было этого вечного глумления и ругательства, как в Киеве, не было побоев прикладом и сквернословия. Комендант и его помощник были коммунисты — из-под сохи, нахватавшиеся Маркса тупорылые хамы, глупые донельзя, но воображающие, что они постигли самую мудрость. Конвой в Андрониевском лагере состоял из пленных от армии Колчака и относился к арестованным хорошо. Я часто вела с ними беседы, интересуясь тем, каковы их политические убеждения, их отношение к советской власти, к белым, к Колчаку и пр. Увы, я после каждого разговора выносила самое неутешительное впечатление. Большевиков они не любили и не сочувствовали им, коммунизм ругали, зверства советской власти возмущали их — но и к белым они относились совершенно равнодушно и вообще никаких политических убеждений не имели. Обещали им помещичью землю — за это они и держались зубами, а на остальное им было наплевать".

Новинская женская тюрьма
"Мне вообще страшно надоело женское общество и видеть только женщин да женщин. Вдобавок нравы почти поголовно всех этих особ были мне противны и возмущали меня. Они были почти все лесбийками. Эта ненормальность, как у одного пола, так и у другого, приняла ужасающие размеры в нынешней Советской России, как и нюхание кокаина. Прежде, как ни был невежественен, и темен, и груб русский народ, но были пороки, о которых он даже понятия не имел. Теперь же и в деревню стали проникать самые утонченные пороки в самых отталкивающих формах".

Воспоминания княгини Татьяны Георгиевны Куракиной, урожденной баронессы Врангель, 1918-1921.
https://www.sakharov-center.ru...p;t=author

Николай Николаевич Врангель, искусствовед и талантливый литератор