Василий (Касперович) Андреевич Дунин (Глушинский)-Борковский

4.

Источники, факты, сказания, легенды о возникновение названия села Рогнедино

О возникновении села Рогнедино историческая литература, в частности «Памятная книжка Смоленской губернии на 1858 год», свидетельствует следующее: «Время основания с. Рогнедина относится к 985 году. Рогнеда, прощенная Владимиром за покушение на его жизнь, с условием удалиться, продолжала свой путь к Рославлю, уделу сына Изяслава. Следуя Брянским уделом, она поселилась прежде в верстах 4-х от нынешнего Рогнедина, где теперь д. Княгинино, получившее такое название, вероятно, от ее титула, а потом основала Рогнедино. Жила в нем и умерла».
В той же «Памятной книжке» находим: «Село Сеславль (Изяславль), по преданию, основано Рогнедой (в честь сына). Время изменило первые буквы в названии села и не оставило никакой о нем памяти. Находится в недальнем расстоянии от Рогнедина — в 12 верстах».
Нужно отметить, что действительный Изяславль – древний город Смоленского княжества. Упоминается в одной из смоленских уставных
грамот («О погородьи и почестьи») начала XIII в. Название получил, видимо, по имени брата основателя смоленской княжеской династии Ростислава Мстиславича – великого киевского князя Изяслава. И даже известный историк ХIХ в. П.В. Голубовский считал, что Изяслав был расположен на юге княжества западнее Рогнедино на городище у села Сеславль (ранее Всеславль). Но обращаясь к историческим документам XV-XVI вв., в которых четко указывается «Всеславль» как «издревле». Изяславль же, как утверждают археологи, – ныне Новоселки соседнего Дубровского района. Фактом утверждений о нахождении Рогнеды некоторые историки считали соответствующее упоминание в харатейном прологе (рукописный древнерусский календарный сборник). Давая ему оценку, историк Рачковский полагал, что «при наделе участками сыновей, Св. Владимир отдал его (Рославль) в удел Ярославу, княжившему в последствии, после смерти Вышеслава, в Новгороде», и, в доказательство, ссылается на следующие, напечатанные в харатейном прологе строки: «Многи же сыны име Владимир от различных жен числом дванадесят, и посади их по волостям: Вышеслава – в Новгороде, Изяслава в Полоцке, Святополка в
Турове, Ярослава в Рослове». Рачковский считает, что Карамзин без оснований на то записал вместо Рослова Ростов. Далее он говорит в подтверждение своей версии: « в 55 от Рославля верстах, торговое село Рогнедино, где будто бы, изгнанная из Киева разгневанным супругом, имела убежище Ярославова мать – Рогнеда», о которой Карамзин, основываясь на переложении Несторовой летописи, говорит, что «около 985 года Владимир, построив новый город в нынешней Витебской губернии и назвав его Изяславлем, отправил туда житье нелюбимую супругу свою вместе с малолетним сыном ее Изяславом». Писатель О. А. Платонов утверждает как неоспоримую истину, что поселок городского типа Рогнедино «основан в 985 дочерью полоцкого кн. Рогволода – Рогнедой, высланной сюда ее мужем – киевским кн. Владимиром». Этой версии придерживаются и многие краеведы, ссылаясь на летопись, в которой сказано, что Ростислав Мстиславич умер «в сель в
Рогнъдине в Заруб». Возможно, и было такое село, но с приходом литвинов и поляков оно могло быть позабыто. Нужно заметить, что каждая версия имеет право на жизнь, но не может быть истиной в последней инстанции. Жители Рогнедино даже в ХХ столетии придерживались предания, что легендарная княжна Рогнеда (Гореславна) Рогволодавна лишь останавливалась здесь проездом (возможно в д. Княгинино). Вероятно, Рогнеда в сопровождении дружинника Лепѐхи и других преданных ей служителей следовала в Новгород по Десне, ее притоку Габье и небольшой речушке Туща (Тута). Она остановилась на зимовку на территории нынешнего рогнединского района и основала поселение. В Рогнедине один из уголков села до сих пор называется «Лепѐхин конец». На карте получил официальное название «Лепешкища», а позднее – «Кузеневка», деревня «Малая Кузеневка», «Кузеневка». Он расположен на втором километре от центра Рогнедино по дороге в направлении Старого Гатькова. Такого же предания придерживаются и жители деревни Горислава, расположенной на маленьком притоке Вабли близ г. Стародуба. Деревня Горислава была расположена на пути следования Рогнеды. Этим же путем
следовал, как будет показано ниже, и великий киевский князь Ростислав Мстиславич. Историки считают, что как пути сообщения, наибольшее значение имели реки Сож и Десна, которые связывали с землями кривичей и вятичей, т. е. с верхним Поднепровьем (Новгородом) и областью Оки. В XII веке через эти реки уже отмечен путь в Поволжье, который обозначался путем «на Радимиче». Об этом пути говорит и летопись (1446), в которой сообщается: «…сторонники великого князя Василия II Васильевича Тѐмного – удельные
князья ряполовские Иван, Семѐн Хрипун и Дмитрий Ивановичи, кн. И. В. Оболенский – Стрига и др. – со своими отрядами, собравшись в г. Пацынь, двинулись оттуда в Тверь».
В подтверждении версии, что княжна, возможно, была в Рогнедино лишь проездом, говорят следующие вполне приемлемые факты:
Во-первых, путем логического умозаключения можно убедительно говорить, что Рогнеда не была выслана вместе с сыном Изяславом. Согласно летописи Рогнеда была отправлена в отдельную резиденцию в Предславино, где родила ещѐ не менее трѐх детей. По достижении 4-5 лет возраста мальчиков забирали от матери и их уже воспитывали как будущих князей дядьки – воспитатели. Только Ярослав с сестрами оставался при матери гораздо дольше, поскольку был хромым от рождения. Как говорят
летописцы, больше всех к нему была привязана сестра Предслава. Изучив останки Ярослава Мудрого, современные антропологи считают, что разница в длине ног могла быть в результате болезни, которая проявлялась в очень тяжѐлой форме. Ученые утверждают, что хромой человек не может быть хорошим воином, а при той степени заболевания, что у Ярослава, он не мог стать и князем, если нет поддержки близкого человека. Во-вторых, естественно, разлука с матерью после получения удела для мальчика была бы большим потрясением. Точных сведений нет, однако, скорее всего, после 989-990 годов мать не могла оставить одного примерно 10 летнего сына и потому не согласилась на новый брак, хотя ещѐ была не стара. Ввиду малолетства Ярослава, с ним в Ростов (поначалу в Новгород к Добрыне), вероятно, отправилась и его мать Рогнеда, которая первые годы и осуществляла всѐ управление совместно с дядей из бояр. Возможно, она
позднее самостоятельно навещала сына. Все эти версии имеют под собой моральную и родительскую основу. Третьим фактом можно считать явный признак сокрытия этого события. Дело в том, что в источниках нет никакой информации о ростовском княжении Ярослава, а лишь упоминания о сроках начала и конца правления. Вполне возможно, что упоминания исчезли ещѐ в княжение самого Ярослава Мудрого. Единственное, что остаѐтся сделать – постараться по каким-либо косвенным данным установить факт сокрытия этого события.
Помимо «Повести временных лет» Нестером (ок. 1056 – 1114 г.) написано житие первых русских святых – страстотерпцев Бориса и Глеба,
сказания о первых печерских подвижников и многое другое. Одним словом, нужно сказать, что Нестер (или его наставник) жили среди свидетелей этих событий. Но почему житие Ярослава вплоть до прихода его в Киев не нашло своего отражения? Скорее всего, сказались многолетняя ущербность, вызванная инвалидностью, а также желание утвердиться самостоятельно, независимо от постоянной опеки матери. Это также подтверждается и поздним браком в возрасте далеко за тридцать лет и его не воинственным поведением.
Князь, зная обособленность своего воспитания и отличительность обучения от других княжеских детей, скорее всего не оставил следов
материнской заботы, будучи в Новгородских землях. Единственное, что осталось, так это, согласно «Тверской летописи», то, что в 1000 году Рогнеда постриглась перед смертью в монахини под именем Анастасия. Однако «историки затрудняются оценить степень достоверности этого относительно позднего сообщения, которое больше нигде не встречается». В факте смерти в 1000 году неизвестной Малфреды и в том же году Рогнеды – матери Ярослава скрывается главная загадка – где умерла Гореслава или Анастасия. Нельзя не заметить и связь между тремя главными русскими софийскими соборами XI века – в Киеве (заложен в 1037 году Ярославом Мудрым), Новгороде (построен в 1045-50, на открытии был сам Ярослав Мудрый) и Полоцке (построен в середине XI века, аналогичен Софии Киевской и Новгородской). Не исключено, что на месте захоронения матери Ярослава и был построен один из этих храмов.
И, наконец, нужно отметить тот факт, что образ Рогнеды является чисто мифологическим (мифическое представление). Подобные сказания о покушении на мужа, которые были написаны далеко в поздние времена, можно найти и в сказаниях других стран, особенно в скандинавских сагах. Еще сохранились в живой памяти простого народа поэтические сказания о делах и подвигах людей Киевской Руси.
Сказатели былин бережно передавали из поколения в поколение сказания о борьбе с печенегами и половцами, о Добрыне Никитиче и
крестьянском сыне Илье Муромце, а также сказание о Рогнеде по легендам Берендеева болота. В сказании говорится, что «Рогнеда любила своего сына больше жизни, больше белого света. Сама ходила за ним, не доверяла ни мамкам, ни нянькам. Рогнеда стала вдовой и сама стала управлять городом.
Строгой, но справедливой была царица. После смерти Рогнеды ушло под землю озеро, превратилось в непроходимое болото».

Иконография Гоголя небогата. И только в одном прижизненном изображении мы видим именно такого Гоголя-артиста в образе созданного им героя. Этим обязаны мы забытой украинской художнице с оригинальной фамилией Псиол, известной только исследователям иконографии Н.В.Гоголя по фамилии ее мужа как Дунина-Барковская.

В Москве на Садовой в доме Екатерины Николаевны Орловой (урожденной Раевской), в которую когда-то в ранней молодости был влюблен Александр Пушкин – в 1860-е годы проживала ее давняя подруга княжна Варвара Николаевна Репнина со своей бывшей воспитанницей, сиротой с трех лет (а к тому времени уже и вдовой) Глафирой Ивановной Дуниной-Барковской, урожденной Псиол (Псёл). Она была дальней полтавской родственницей Гоголя, которую он в письмах называл «кузиной» . Удалось узнать, где она родилась и понять, откуда у автора «Гоголя», нигде не получившей профессионального образования, такое чувство специфики лаконизма языка графики, передающего одновременно и форму и внутреннее состояние модели. Глафира Псиол родилась 24 октября 1823 года в селе Псьоливка, теперь оно называется «Псильське» Полтавской области. (Там же протекает речка Псёл – Л.П.). В детстве у нее были домашние учителя рисования (их имена неизвестны). Но в 1843 году в имении Репниных «Яготино», что в Полтавской губернии, она познакомилась с Т.Г. Шевченко и пользовалась его советами» . Княжна Репнина помогала Шевченко в его тяжкой судьбе. В 1844–1845 годах поэт-художник жил у Репниных. В это время он переживал «серьезный, мучительный и немой роман с княжной» . После смерти художницы (в Москве в 1886 году) альбомы и папки с ее рисунками остались у В.Н. Репниной (ум. в 1891) и вместе с архивом Е.Н. Орловой оказались впоследствии в Государственном литературном музее.

В одном из альбомов находился удивительной красоты ортретный рисунок – набросок с натуры, надписанный, видимо, самой художницей: «Gogol».
Но этот, единственный в своем роде, рисунок недооценен и забыт, как и его талантливый автор. Поражает лаконизм графического языка: если набраться терпения, можно насчитать лишь около 75 штрихов и затейливых линий. Легко и быстро перо набрасывает выразительный гоголевский острый профиль, крохотным пятнышком «ставит» лукаво-смеющийся зрачок глаза, быстрыми короткими ломаными штрихами рисует «насмешливую» бровь и «колющие» усики. Удивительной образной выразительности профильный портрет. В нем нет ни фигуры, ни рук модели. «Играет» одно лицо: мимикой и взглядом «все» сказано и, даже, доказано, за отсутствующую фигуру и руки – их «видишь» внутренним зрением. Стремительный штрих передает непосредственное, искреннее, восторженное восприятие автором рисунка интересной, ярко-индивидуальной модели, перо стремится поймать сложную игру лица и взгляда. Это не просто ценный документ с натуры, а именно художественно ценный, ибо единственный в своем роде по раскрытой в нем натуре Гоголя. В 1839 году художник-дилетант Э.А. Дмитриев-Мамонов зарисовал Гоголя с книгой в руках, читающего «Мертвые души» в Москве в квартире П.В. Нащокина, друга Пушкина . Автор рисунка учился в Академии Художеств. Но его «Гоголь» не идет ни в какое сравнение с поэтичностью «Гоголя» юной Глафиры Псиол: ни по эстетической красоте самого рисунка, ни по артистичности образа. У Дмитриева-Мамонова Гоголь читает свой текст, у Дуниной-Барковской – играет «в образе» героя текста. Современник писал: «Люди, знавшие Глафиру Ивановну, не могут позабыть ее умного и светлого изящества, соединенного с необыкновенною даровитостью».

Глафира Ивановна была наделена художественным даром от рождения. Среди ее рисунков есть два, в которых изображена княжна Варвара Николаевна Репнина – правнучка генерал-фельдмаршала кн. Н.В.Репнина по отцу, по матери – княжна Разумовская, внучка гетмана Малороссии Кирилла Григорьевича Разумовского. В.Н. Репнина понимала и высоко ценила произведения Гоголя. В 1846 году, прочтя «Мертвые души», она писала: «…чтобы быть полезным ближнему, он мужественно погружается в грязь и, испытав ее смрад, он из среды этого гнилого омута кричит людям: минуйте, минуйте этот омут!». Позже она вспоминала: «Потом я дала ему прочесть эти строки; он сказал мне: «Вы меня поняли, но слишком высоко поставили в своем мнении». В 1840-е годы Дунина-Барковская зарисовала Репнину в домашней обстановке. Рисунок исполнен в той же манере и технике, что и «Гоголь». Обаятельная, светящаяся внутренним светом и добротой, она была, как говорил сам Гоголь, одной из немногих, в доме которой чувствовал он себя непринужденно и читал охотно и много: в Баден-Бадене в 1836 году, где жившая с Варварой Николаевной его кузина Г. Псиол познакомила с ней писателя, он читал «Ревизора»; в 1838 – у нее же на даче в Италии, в Кастелламаре «Мертвые души» (начало второго тома); в 1850–1851 – на ее даче в Одессе он читал и свои произведения, а также Пушкина, Тургенева, Мольера, – и здесь среди зрителей была Глафира Ивановна Псиол ; читали в имении отца Варвары Николаевны «Яготино» Полтавской губернии . «Театр Гоголя-чтеца» был не единственной формой, в которой рвалась наружу его многогранно одаренная натура: жила в нем и «жилка» сценографа, и режиссера.

В 1836 г. в связи с подготовкой к репетициям «Ревизора» в Александринском театре Гоголь писал М. Погодину: «Я теперь занят постановкою комедии. Не хочу посылать… прежде моего приезда актерам, потому что, ежели они прочтут без меня, то уже трудно будет переучить их на мой лад» . Два рисунка, в основе которых «постановка» Гоголя, дают о ней представление: эскиз декорации с подписью: «Комедия «Ревизор» по желанию г.Автора. Рисунок первого действия» . Оригинал, возможно руки Гоголя или рисованный под его руководством, находится в Государственном Центральном театральном музее им. А.А.Бахрушина. Второй рисунок известен по литографии знаменитой немой сцены финала с надписью рукой Гоголя . При его первой публикации в сочинениях Гоголя под ред.Н.Тихомирова была аннотация: «собственноручный рисунок Н.Гоголя к последней сцене «Ревизора». Ввиду совершенно неудовлетворительного состояния оригинала данный рисунок воспроизводится по литографии» . Артисты «перекарикатурили» в костюмах, не посчитавшись с протестом автора. Спектакль успеха не имел. Гоголь обиделся и не поехал в Москву на репетицию «Ревизора» в Малом театре, несмотря на просьбу М.С. Щепкина и А.С. Пушкина, писавшего жене: «Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который Ради Христа просит его приехать в Москву прочесть «Ревизора». Без него актерам не спеться». Гоголь-режиссер и сценограф своего зрителя в современниках не нашел.

В 1860-х годах В.Н. Репнина с Глафирой Ивановной переселилась в дом Орловых. Здесь в 1884 году в саду дома Глафира Ивановна сделала один из последних своих рисунков красивым легким карандашным штрихом. На лицевой стороне надпись, сделанная рукой Е. Кривцовой: Бабушка В.Н. Репнина après dinner.14 Juine,1884. На обороте имеется поздняя надпись: «Варвара Николаевна Репнина с Евдокией Ивановной Псиол (сестрой тети Глафиры, воспитанницы бабушки, по мужу – Дуниной-Барковской)» . Варвара Николаевна в обыденном платье, с платком на голове и скамеечкой под ногами. Женщины ведут неторопливую беседу, покуривая «пахитоски». Ни автопортрета, ни портрета Глафиры Ивановны не известно. Но в рисунке 1884 года в глубине справа, за кулисами зелени – стройная женская фигура, в простой косынке, с «пахитоской». Не скромный ли это автопортрет автора единственного в своем роде портрета Николая Васильевича Гоголя-артиста?...
......................

Обсуждение на Молгене!!
http://forum.molgen.org/index....#msg115566
http://forum.molgen.org/index....iehck041g4

http://nado.znate.ru/%D0%92%D0...0%B8%D0%B9

Дунин-Борковский Василий ( 1640 ? - 1702) - казацкий политический деятель; сотник вибельський ( 1668), полковник черниговский ( 1672 - 1685), генеральный обозный (1685 - 1702). 1687 г. В течение одной недели! был наказным гетманом до избрания постоянного. Известный своей меценатской деятельностью и участием в заговорах против гетманов Демьян Многогрешный и Ивана Самойловича.

Происходит из рода Дуниных.
- Сын графа Дунин-Борковского Каспера, полковника королевских войск, который в награду за Смоленскую войну 1632-1635 гг. получил от Владислава IV, короля Польского, имения в Черниговском воеводстве и
- внук графа Дунин-Борковского Андрея, коронного писаря Люблинского, и
- правнук графа Дунин-Борковский Яна, вотчинного обладателя в 1480-1560 гг. Борковиць и Великого Скрзина и
- праправнук Дунин-Борковского Павла Адамовича, владельца Борковиць и Сульгустова, полководца войск императора Карла V, утвержденный королем Польским в графском достоинстве, получивший титул графа Римской Империи - так по архивным документам Государственного архива Черниговской области - до основателей рода Дунин в 1124 году Петром Дуниным, сыном казначея Датского короля Нильса и дочери Датского короля Эрика и княжной Марией, дочерью Великого князя Киевского Святополка ИИ (Михаила) и царевны Варвары, дочери Византийского императора Алексея И Комнина

Один из членов рода, двоюродный брат отца Василия Дунин-Борковского - Иннокентий, сын графа Дунин-Борковского Станислава, кастеляна Полангського (?) и депутата на Сейме коронном в 1570 г. известного юриста своего времени, родного брата Андрея Дунин-Борковского, отца Каспера - был епископом Черниговским и Остерским (католическим), 1659 г, вместе с другими епископами. подписал Брестскую церковную унию.

Второй член рода, двоюродный брат Каспера Дунин-Борковского, Семен Борковский был полковником Черниговским в 1648 г. как сподвижник гетмана Богдана Хмельницкого и имел в своем полку 1300 казаков (Краткое историческое описание о Малой России до 1765 года, с дополнением в запорожских Казаках - А. Бодянский, Москва, 17 февраля 1848 г.)

Таким образом, граф Василий Касперович Дунин-Борковский был вторым полковником Черниговским из рода Дуниных, который принимал активное участие в возобновлены государства Русь с ее современным названием - Украина.

После заключения Андрусовского договора, чтобы не потерять земли, принадлежащее ему Василий Дунин-Борковский принимает православие и начинает служить в Войске Запорожском. В 1668 г. судьба забрасывает его в Черниговский полк, где он занимает должность сотника Вибельского. После драмы, произошедшей с Василием Многогрешным, назначается в 1672 г. черниговским полковником. А за два года (1674) Василий Андреевич получает грамоты от царя Алексея I Михайловича на утверждение земель, подаренных Дунин-Борковскому королем польским, что сделало его очень богатым человеком.

В 1675 г. на средства Василия Андреевича отреставрированы Черниговский Спасо-Преображенский собор, Елецкий монастырь, украшен Воскресенский, Благовещенский храмы. Пятницкий монастырь в Чернигове, поврежденный во время восстания 1668, восстановлен тоже на его средства. Полковник известен и другими церковными многочисленными пожертвованиями.

В жены Дунин-Борковский взял Марию Васильевну Шубу. У них было двое сыновей. Еще в 1672 г. гетман Иван Самойлович пожаловал ему пожизненные имения в селах Авдеевке, Козиловке и Холмах с Понорницькои сотни, село Бобровицу возле Чернигова и частично владения села Бурковка Березнянской сотни. От гетмана Ивана Мазепы Дунин-Борковскому достались села Орловка на реке Убедь, Брусилов на Снове, затем Тупичев и Шаболтасовка. После смерти Дунина-Борковского, а она произошла 7 марта 1702, в 1704 и 1706 к вдове Василия Андреевича и двум его сыновьям перешли Бобровица, Яцево, Брусилов, Тупичев, Листвен, Пекуровка, Холмы и Боркивка.

Храмам Дунин-Борковский подарил потиры, ставитель, тарелки, Евангелия в серебряных оправах. Большинство этих памятей - работы западноевропейских мастеров. Около десяти из них составляют гордость Черниговского исторического музея им. В. В. Тарновского. На каждой из достопримечательностей - герб Дунина-Борковского и записи о его вклады. Дары черниговского полковника сельским церквям были значительно скромнее как по размерам, так и по отделке.

Дунин-Борковский не только давал деньги на восстановление храмов или совершал для них ценные дары. Так, в 1676 г. он построил трапезную и кельи Елецкого монастыря. К 1914 г. они находились в хорошем состоянии и это дало возможность известному историку В.Л. Модзалевский (1882-1920) и молодому тогда искусствоведу П.Н. Савицкому (1895-1968) сделать вывод: "В кельях Дунина-Борковский упрощенность и в то же время Подчеркнутая рельефность и гранность украинской настенной декорации достигает своего апогея. Перед глазами мастеров, украшавший келии, могли быть образцы московской настенной декорации 17 века, времен до утверждения здесь форм Барокко, и образцы западного, в частности польского Барокко ".

В конце 70-х или в начале 80-х годов XVII века. Дунин-Борковский вложил большие средства, чтобы устроить в Елецком монастыре иконостас, в котором искусство эпохи оставило один из лучших своих образцов. К сожалению, иконостас Елецкого монастыря в эпоху революционных катаклизмов были уничтожены. Его можно увидеть только на старых фото, помещенных в книге "Картины церковной жизни Черниговской епархии" (К, 1911).

"Его Надгробная доска, - писали В. Л. Модзалевский и П. Н. Савицкий, - сохранилась внутри Елецкого собора - недалеко от входа. Это - серебряная доска, украшенная прекрасной гравюрой, исполненной духа самого пышно Барокко ".

Отец Андрей Дунин-Борковский
Род Дунины-Борковские
Жены - Анастасия Фоминична Тризна
Мария Шуба
Дети - Елизавета, Михаил, Андрей, София, Анна

severinn
Спасибо!

У Межигірському монастирі поминали чотири коліна роду Борковських:
Каспер, Тетяна (дружина Каспра), Василь, Катерина (Каспрівна),
Анастасія (Хомівна Тризна), Федір, Стахій, Василь, Пелагея, ієрей Стефан, Петро, Іван, Василь, Іван, Стефанида, Семен, Іван, Феодосія, Євстафій, Стефан, Анастасія, Варвара, Наталія, Пелагея, Євстафій, Михайло (Васильович), Семен, Ірина, ієрей Петро, Стефанида, Устинія, Анастасія, Марина, Іван, Яків, Матвій, Марія, Федір, Анастасія, Василь, ієрей Власій, Марія, Євфимія, Синклитикія (Михайлівна), Андрій (Васильович).

Поминальник його роду у Києво-Микольській пустині (1719.6.09.):

Михайло (Васильович), Василь (Каспрович), Каспер, Стефан, Петро, ієрей Іван, Степанида, Тетяна (дружина Каспра), Катерина (Каспрівна),
Феодосія, Анастасія (Хомівна Тризна), Остафій, Семен, Федір, Іван, Остафій, Василь, Матвій, Юліана, Федір, Марія, Гафія, Єфимія, немов-
ля Варвара, немовля Анастасія, немовля Пелагея.
Жили: Синклитикія (Михайлівна), Михайло (чоловік Синклитикії), Параска (Данилівна Апостол), Андрій (Васильович), Юстина, Дем`ян, Яків (Андрійович), Марія, Ганна (Андріївна), Йосип (Антонович Танський), Марія, Анастасія, Дарія, Матвій, Іван, Іван, Параска, Григорій, Іван, Максим, Марія (Василівна), Яків (Жданович), Стефан, Петро, Анна, Андрій, Єфросинія, Тетяна, Марія, Стефан, Ганна, Михайло, Катерина, Євдокія, Федір.

Ті ж чотири коліна у Київській пустині Києво-Печерської лаври при храмі св. Сергія згадує поминальник Борковської:

Каспар, Анастасія (Хомівна Тризна), Іван (Каспрович), Василь (Каспрович), Михайло (Васильович), Сигклитікія (Секлета Михайлівна), Катерина з чадами, Уляна (Михайлівна), Марфа.

У поминальник Василя Борковського записані чотири коліна в Любецькому монастирі:
Карпо (вірно – Каспр), Тетяна (дружина Каспра), Катерина, Марина, Василь, Іван (Каспрович), Станіслав, Олександр, Ілля, Василь, Василь (Каспрович), Анастасія (Хомівна Тризна), Михайло (Васильович), Пелагея, Іван, Синлитекія (Михайлівна, ? – ↑ 1736 [5, с. 17]), Андрій (Васильович ? – ↑ 1748 [5, с. 17]).

Пізніший поминальний ряд у синодику Софійського монастиря:

Василь, Анастасія (Хомівна Тризна), Михайло, Анастасія, Синлитекія, Андрій, Параска (дружина Михайла, Данилівна Апостол), Ганна, Яків, Тетяна, немовля Уляна, Євдокія, Уляна (Михайлівна) [33, с. 141].