Волуйка: крепость на южнорусской окраине

Конфликты воеводы И. Байкова со служилыми людьми
Воеводы редко находили общий язык с жителями вверенных им городов. В конце 1634 г. воевода И. Бойков отправил царю эмоциональную челобитную о неповиновении ему волуйских стрельцов и казаков. 11 и 23 июня приходили под Белгород и в уезд черкасы, Байков посылал на помощь белгородцам своего сына Федора со станичными атаманами и ездоками, но стрельцы и казаки отказались идти в поход. Этот случай невыполнения обязанностей служилыми людьми был не единственным. Воевода далее продолжал жаловаться в письме, что стрельцы и казаки в указных местах на сторожах не стоят, а караулят свои гумна. В городе они обламов и катков не делают, тарасы в остроге «не тынят», окола рва чеснок не ставят, башен не кроют, тайника и тайникового колодезя не чистят, новый колодец в городе они забросали щепами и навозом. Между тем, свои дворы в остроге стрельцы и казаки огородили толстыми дубовыми плахами, дворы покрыли соломой. На пашни, сенокосы, охоту и по ягоду в степь волуйчане ездят со своими жѐнами и детьми, по одному и по два человека, в то время, когда татары часто приходят под город. Тех, кого воевода посылает по государеву указу на работу, бьют и называют «шильниками» — мошенниками, плутами. Воевода добавил, что стрельцы и казаки надеются на безнаказанность, как и за прежнее своѐ воровство: когда черкасы брали город,


они сбили замки, переломали железные веретена у ворот, покинули воеводу Ивана Колтовского и побежали из города с жѐнами и детьми. Припомнил И. Байков также самовольные поездки в Литву служилых людей и краденую соль. В заключение челобитной воевода расписывался в полной беспомощности: «И за то, государь, на мене, холопа твоево, умышляют всем городом всяким воровским умышленьям и ложном челобитьем тебе, государю, и не слушают меня, холопа твоего, ни в чем»108.
Волуйские атаманы, ездоки, стрельцы, казаки, пушкари, затинщики и ямщики, в свою очередь, не стали молчать и донесли государю о злоупотреблениях Исака Байкова. Ездили они в Литву высвобождать своих жѐн и детей из плена, но по возвращении домой воевода сажал их в тюрьму и намеревался бить кнутом. Когда некоторые волуйчане не смогли отыскать своих детей и поэтому выкупали других русских пленников, то воевода силой отбирал этих пленников и сгонял к себе во двор. Люди припомнили и корысть воеводы, который поживился при сборе горелой соли и животных от погибших людей. Государь однозначно встал на сторону челобитчиков и послал в апреле 1635 г. воеводе Байкову указ: «И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б вперед волуйским всяким служилым и жилецким людем продаж и никаких насильств не делал. Да и ото всяких бы еси от сторонних людей волуйских всяких служилых и жилецких людей оберегал, чтоб волуйским всяким служилым и жилецким людем нихто никакова никому насильства и продаж и обид никому не чинил»109.
На пленников, которых выкупили и привезли с собой волуйчане из Литвы, обратили внимание в Полоняничном приказе. Там прознали, что у головы Василия Каменева находятся литовские люди — Малов и девка. Девку он тайно держит дома, а Малова услал неведома куда. Из Разряда прислали грамоту голове и велели отпустить на волю полоняников110.
Власть воеводы в городе ограничивалась стрелецким и казачьим головой, который подчинялся Стрелецкому приказу. Соперничество воеводы и головы, с одной стороны, ограничивало их произвол, а с другой нарушало единство


командования и подрывало дисциплину среди служилых людей. У воеводы Исака Байкова с головой Василием Каменевым отношения не сложились, разразилась, можно сказать, открытая вражда. Поведение Каменева означало нечто большее, чем нередкое в украинных городах разногласие стрелецких и казачьих голов с воеводами. Дисциплина в гарнизоне была деморализована, власть воеводы ослабла. Для восстановления единоначалия воевода обратился за помощью в Разряд. Из Москвы в Волуйку в июле 1635 г. пришла царская грамота голове Василию Каменеву, служилым и жилецким людям. На этот раз государь встал на сторону воеводы и обвинил волуйчан в ослушании. Василию Каменеву велено впредь «не плутать», воеводам в города без ведома Исака не писать, в походы за воинскими людьми самовольно не ходить, с воеводой не ссориться и «кругов воровских» не заводить. А волуйчанам указано воеводу слушаться во всех государевых делах, крепости делать, в приход воинских людей сидеть в остроге, в лес самовольно не ездить. «А будет вперед какое воровство и непослушанье в нашем деле объявитца, или будет вашим воровством и непослушанье какова городу и острогу поруха учинитца, и вам от нас быти в великой опале и в большом наказанье безо всякие пощады»111.
Между тем, оскольский воевода К. Пущин по указанию из Москвы организовал нападение на стоянку татар, но воевода И. Байков его не поддержал. Однако, В. Каменев по собственному почину с сотней волуйчан примкнул к походу жителей Оскола. 7 июня ратные люди отыскали на реке Калитве один из татарских кошей, разбили, взяли языков и освободили полон. Состав полона: 6 волуйчан, 10 осколян, 4 ельчанина, 2 ливенца, 1 воронежец, 3 белгородца. В своей отписке Байков сообщал в Разряд, что служилые люди Василия Каменева «учинили себе воеводою». Голова говорил будто бы служилым людям: «Побежим де по лесам, не усидеть де нам от Крымского (царя); Семен де Аненков, покинув город, побежал с служивыми людьми, и за то де ему ничего не зделали»112. Этот прорыв людей из пылающей в огне крепости Исак Байков неоднократно пытался представить как предательское бегство.


Недружеские отношения сложились у Байкова с оскольским воеводой Константином Пущиным и его сыном Матвеем. 12 июня 7143 (1635) г. Исак послал в Москву татарского «языка» с конным стрельцом Гаврилой Чернеевым. Матвей Пущин на дороге стрельца с «языком» задержал, отнял отписку и прочитал. 13 июня вышел из полона станичный атаман Сидор Донецкой, воевода с вестями отправил его в Москву. Матвей Пущин схватил атамана, связал и доставил в Оскол. Байков жаловался государю на бесчинства воеводы Пущина, который держит в Осколе волуйских гонцов и проверяет все его отписки, так что посылать срочные вести в Москву он теперь не может113.
Надо сказать, что стрелецкий и казачий голова Василий Терентьев сын Каменев благополучно пережил противостояние с воеводой Байковым и оставался головой при следующих воеводах А. Лазареве и М. Квашнине. Мелентий Квашнин в марте 1639 г. посылал в поход против татар конных стрельцов и казаков с головой В. Каменевым. В тот раз отказались идти в поход несколько станичных атаманов и ездоков, за что, согласно полученной из Разряда грамоте, воеводе было велено выбрать трѐх человек из ослушников и перед съезжей избой при народе бить нещадно батогами114.

Острог после разорения
В октябре 1635 г. в Волуйку пришла грамота о перемене воеводы: на место И.П. Байкова на службу заступал Андрей Тимофеевич Лазарев. Исаку приказано было передать новому воеводе город и острог, ключи городовые и острожные, наряд, порох, свинец в казне, пушечные запасы, собранные деньги


в кабаке и на таможне, хлебные запасы в житницах, указные грамоты, списки голов и сотников, служилых и жилецких людей. «Росписався» же во всѐм с Лазаревым, ехать в Москву и явиться в Разряд116. Надо сказать, что воевода Байков самостоятельно ехать в Москву явно опасался и попросил государя дать ему провожатых по городам, чтобы «на степи не погинуть». Кого он боялся больше — татар, разбойников или недовольных волуйчан, которых в городе осталось немало? Государь распорядился, чтобы воеводы и приказные люди в городах по пути следования от города к городу давали Исаку Байкову охрану117.
Из отписки воеводы А. Лазарева о приѐме Волуйки узнаѐм некоторые подробности о восстановленной крепости. 8 декабря 142 (1633) г. был поставлен острог на старом городище, «по городовой осыпи». Новый острог представлял собой однорядную стену из плотно вкопанных трѐхсаженных дубовых бревен. Три стены имели длину по 100 саженей (216 м), четвертая, вдоль реки, 129 саженей (279 м). По острогу стояли 8 башен: 4 по углам и 4 на пряслах (стенах). Ворота были в башне с Московской дороги и в башне к реке Волую. От Водяных ворот к Ямской слободе отходил тын, этот участок уцелел от стены старого острога. Для острожного дела вывезли 930 дубовых брѐвен и сложили в «стопы» за острогом. В новой крепости осталось много недоделок: башни не покрыли, не сделали обламы, кровати, тарасы, не положили котки, не вычистили ров и около рва не поставили частик. Острог в скором времени
«пошетался», так как ставили его в зимнюю пору. Воевода по этому поводу обвинял волуйчан в воровстве и непослушании. Старый наряд частично восстановили: 10 железных пищалей и 24 затинных положили в станки с колѐсами, сделали курки. Для укрепления боеспособности крепости из Москвы прислали 3 медных пищали со 100 ядрами к каждой. Артиллерию расставили по башням, например, в наугольной башне напротив Егорьевской церкви установили полковую железную пищаль в станке с колесами (ядра весом по 1 гривенке), в верхнем бое — медную пищаль (ядра по 3 гривенки), 3 затинных


пищали. В той же башне повесили вестовой колокол, весом 6 пудов 16 гривенок (107 кг).
Внутри острога стояла Соборная церковь «Стретения Пречистыя Богородицы иконы Владимирской», в ней находились иконы Деисуса и Пречистой Богородицы Напрестольной. Образ Владимирской Богородицы весь был обложен серебром, оклад позолочен. Напротив левого крыла между царских и северных дверей висела икона Пречистой Богородицы Одегидреи. Вторая церковь в остроге называлась во имя Николая Чудотворца. На его территории было много строений: казенный погреб для хранения пороха и свинца, две житницы хлебных запасов, съезжая изба (в избе висела икона
«Воскресение Христово»), воеводский двор, двор стрелецкого головы, двор Пристанского монастыря, 4 двора попов, 522 двора служилых людей, 12 торговых лавок, сторожня (тюрьма), колодец с ключевой водой. Рядом с острогом поселился казачий пятидесятник Алешка Сокольников со своими людьми, причем самовольно. Ниже по реке находились Ямская и Чѐрная слободы. С 9 мая 7141 (1633) г. возобновила работу общественная баня, которую на год взял «на откуп» конный стрелец Мосейка Жерноклевов. За аренду он заплатил 1,5 руб., 4,5 руб. записали в долг118. Место расположения бани определялось близостью реки и удобством для посетителей. Очевидно, она находилась сразу за острожными Банными воротами, на берегу. С годами менялась плата за аренду и имена арендаторов. В 1630 г. баню отдали на год за 12 руб. пушкарю Беляйку Кровопуску. В 1639 г. баня была «на откупе» за 10 руб. у пушкаря И. Бешкеретова. Вскоре затем бани развалились и с 1640 г. стояли «порозжие»119.
Воеводы обязаны были следить за состоянием крепостных сооружений и своевременно их ремонтировать, чтобы в приход воинских людей «быти безстрашно и нодежно». О ветхом состоянии волуйского острога 13 августа 148 (1640) г. доносил в Разряд воевода Фѐдор Иванович Голенищев-Кутузов: «… городовые башни от земли и на башнях верхние мосты, на чом стоит наряд, и острог от земли подгнили, а тарасов и обламов по острогу не зделано, и колья и


каменья не покладено, и в приход воинских людей из наряду стрелять з башен нельзе, и около острогу ров во многих местех осыпался, и через ров на лошеди переехать мочно»120. В феврале 1641 г. воевода получил из Разряда грамоту, по которой ему следовало деревянные и земляные работы росписать на служилых и жилецких людей на всех поровну, и чтобы никто «в вызбылых» не был. По зимнему пути велено вывезти лес, а все работы завершить до пашенной поры. В отписке воевода сообщал: «И на Волуйке, государь, города рубленова нет, адин острог. И как, государь, в 141 (1633)-м году черкасы Волуйку взяли, и в те, государь, поры на Волуйке черкасы город и острог сожгли. И по тому, государь, городовому месту от реки Волуя, а по другую сторону от Егорьивской слободки, поставлен острог. Мерою того острогу сто шесть121 сажень. Да того ж, государь, городового места в остроге сто дватцать четыря122 сажени. А городу и острогу по тому городовому месту нет, адин старой ров»123. Работы по строительству крепостей всегда были в тягость для служилых людей, так как выполняли они их помимо несения основной службы. Бедные и разорѐнные люди просили милосердого государя пожаловать их: «И нас, холопей и сирот твоих, всяких волуйских и жилецких людей города делать и острожены и башни делать и ров чистить мочи нашей столька не будет. Одним нам, холопем и сиротам твоим, токова великого городового и остроженова не зделать. А ездов, государь, на Волуйки сел и деревень нет, лесу возить нам, холопем и сиротам твоим, не но чом, мочи нашей нет, стали пеши от воинских людей и голодни. Хлеб, государь, покупаем на Волуйки мы, холопи твои, дорогою ценою: ржи чети по три рубли, авса чети по два рубля»124. Служилые и жилецкие люди отказывались от работ, предупреждая, что от тяжѐлого острожного дела и голода погибнут или разбредутся по другим городам. Но государь настаивал на своѐм: «У острога худые места поделать, и по городу, и по острогу колья и каменья и котки покласть, ров почистить и всякими крепостями укрепить». Воеводе велено поговорить с волуйчанами и предложить за работу давать на корм по два алтына в день. Ему же наказывалось вести надзор за работой и денег даром никому не давать125. Эта

переписка с «уговариванием» горожан длились полгода. Наконец 6 июня 7149 (1641) г. царь не выдержал и пригрозил наказать ослушников. К оговоренным ранее острожным работам добавилось «роскатное дело». Для присланной из Москвы полуторной пищали требовалось соорудить «роскат» — насыпную плоскую земляную площадку, обложенную брѐвнами, для установки артиллерии. Воеводе указано распределить «роскатное дело» на всех поровну и давать за работу на подѐнный корм по два алтына на человека. «Если худые места и роскатное дело и всяких острожных поделок делать не учнут, и им за то их непослушание быти в наказанье безо всякие пощады», — подытожил в государь126.

ГЛАВА 3. ОСТРОГ ВОЛУЙКИ В НАЧАЛЕ 1640-Х ГОДОВ. СТРОИТЕЛЬСТВО ПОЛЕВЫХ УКРЕПЛЕНИЙ

Роспись острога воеводы П. Колтовского
Редкие города-крепости Польской украйны с небольшими гарнизонами не обеспечивали в полной мере надѐжного заслона на путях вторжения многочисленных отрядов крымских и ногайских татар. В 1630-х годах царь Михаил Фѐдорович принял решение усилить оборону южных рубежей Московского государства и началось возведение укреплѐнной линии,
«Белгородской черты». Волуйка оказалась южнее неѐ и считалась городом «за чертой». Надѐжные стены и организованная система обороны как новых, так и старых крепостей обеспечивали безопасное проживание людей во время осады.


Но для ведения хозяйственной деятельности вне крепости, для защиты посада, поместных пашен и пастбищ домашнего скота требовалось создание специальной системы полевых укреплений.
Назначенный в Волуйку воевода Перфирий (Перфилий) Иванович Колтовский («Колтовской») сменил в феврале 1644 г. на посту Павла Левонтьева: как положено, принял городовые ключи, наряд (артиллерию), зелье (порох), свинец, деньги в казне, хлебные запасы, соль, грамоты, книги приходные и расходные, списки служилых и жилецких людей. Обследовав и измерив укрепления новый воевода написал в своем отчете: «Города, государь, рубленова на Волуйке нет, один острог. И тот, государь, Волуйской острог никакими крепостьми не укреплен, и от земли подгнил. А обламов, государь, и котков, и среднева, и верхнева бою у тово Волуйскова острогу нет. А воротние, государь, и глухие башни у тово Волуйскова острогу все липовые, худы ж от земли, и в редах до обламов, и обламы все погнили ж. А мерою, государь, Волуйской острог велик, не по людем, около всево Волуйскова острогу и з башнями пятьсот сажень косых. И в приход, государь, к тому Волуйскому острогу больших воинских людей и в приступное время быть безнадежно»132.
31 марта 7152 (1644) г. Перфирий Колтовский передал подробное описание Волуйки с результатами произведенных измерений в Пушкарский приказ. Высота острожной стены согласно его росписи составляла от одной (2,48 м) до полутора саженей (3,7 м). По периметру стояли прямоугольные башни, рубленные в четыре стены, в один ряд, из липовых бревен: 2 с воротами и 6 глухих. В верхней части каждой из башен находился «облам» — выступающая часть сруба для ведения «подошвенного» огня, для защиты основания башни и прилегающей стены. В башнях размещались пушки и пищали. Состав медного и железного «наряда» острога был весьма разнообразен: 2 пушки полуторные медные, 7 пищалей железных скорострельных, 2 волконейки железные, 6 тюфяков медных дробовых, 18 затинных пищалей. О калибре орудий можно было судить по весу ядра, железные ядра весили от 3 золотников133 до 5 гривенок (2050 г). При ведении


боя это создавало определенные неудобства, так как ядра от одного орудия не годились для другого. В наиболее укреплѐнной башне «с русского приезда» находились: пушка полуторная медная, к ней прилагались 1000 ядер железных весом по 4 гривенки (1640 г), тюфяк медный с 150 железными ядрами по 2 гривенки (820 г), 3 затинных пищали с 100 железными ядрами по 8 золотников и 10 ядрами по 5 золотников. По обе стороны башни на стене стояли 2 тюфяка медных с 200 ядрами по 1 гривенке (410 г). В 1641 г. из Москвы прислали медную полуторную пищаль, для неѐ служилые люди соорудили «роскат» у северной наугольной башни от реки Волуя. Боевой комплект пищали включал 276 железных ядер весом по 6 золотников и 1000 железных ядер по 5 гривенок (2050 г) каждое. С юга береговую стену подпирал «бык» — внешний выступ, устой в исходящем угле для поддержания стен, представлявший собой невысокий сруб вровень со стеной, внутри заполненный землѐй, для открытой установки пушки. В 1642 г. и 1643 г. было израсходовано на пушечную стрельбу и роздано для походов служилым людям пороха 26 пудов (425 кг) и 21 пуд (344 кг) свинца. В зелейной и свинцовой казне оставалось в запасе ручного и пушечного пороха 156 пудов (2555 кг), свинца 164 пуда (2690 кг). С трѐх сторон острог окружал ров, четвѐртую сторону защищал высокий берег реки. Воевода заметил, что ров мелкий и во многих местах осыпался. У Водяных ворот раньше был колодец глубиной 9 саженей (22 м), но к тому времени он засорился и воды не было. Из острога под гору к реке Волуй был проложен
«тайник» — замаскированный ход для снабжения водой в осадное время, шириной 1 сажень (2,48 м), высотой сажень без чети (2,27 м), длиной 30 саженей (74,4 м). Однако верхнее перекрытие и насыпанную на него землю у тайника «разнесло». Выкопанный рядом с рекой колодец с дубовым срубом не вычищен, его подмыло течением. Воевода обращал внимание государя, что в осадное время острог может остаться без воды134.
Вместе с городовым имуществом воевода П. Колтовский принял 700 рублей государевой казны, которые ранее привез П. Левонтьев для выплат рабочим за острожные работы. Оказалось, что служилые и жилецкие волуйчане

делали острог бесплатно. Денежную казну государь велел до указа держать в погребе вместе с запасами пороха и крепко беречь135.

Из Волуйки в Турцию и обратно
Сохранилось немало архивных документов, рассказывающих о русских людях, — выходцах из литовского, татарского или турецкого плена. Одни находились в неволе несколько дней, другие несколько лет. Кого-то отпускали на свободу после смерти хозяина, кто-то, рискуя жизнью, убегал сам. Каждый явившийся к воеводе полоняник подвергался допросу: когда и при каких обстоятельствах попал в полон, где был и как ушѐл, нет ли за ним какого предательства? У него узнавали сведения о неприятеле, если вести оказывались ценными, то полоняника отправляли с докладом в Москву. Истории, поведанные отважными, вырвавшимися из рабства людьми, нередко очень интересны и захватывающи.
5 мая 1645 года к П. Колтовскому пришѐл полоняник волуйчанин Фѐдор Иванов. В сентябре 1643 г. воевода П. Левонтьев послал его с черкасами Саввой Тимофеевым, Данилой Савельевым и Семеном Масленковым в степь на разведку, искать станы степняков. В верховьях речки Боровой на разведчиков напали две сотни крымских татар. По словам Иванова, они сбили черкас с лошадей, окружили и начали «приступать все двести человек большим приступом»142. Фѐдор с товарищами долго и храбро отбивались, Данилу Савельева татары застрелили, а других ранили. В самого Федора попало пять стрел из лука: в левую руку два раза, в колено левой ноги, в правую грудь и между плеч. Он не хотел сдаваться живым и продолжал биться одним дулом от пищали. Тогда ему рассекли саблей голову, а правую ногу пробили чеканом — боевым топором. Наконец, раненых и ослабевших волуйчан схватили.


Пленников татары отвели в Крым, где Федора продали турку гребцом на галеру.
Мысли о доме и свободе никогда не покидали бесстрашного волуйчанина. Однажды тѐмной ночью, когда судно находилось в турецком городе Новарине (греческий Пилос) на Ионическом море, он сумел бежать. По турецким землям, обходя города, он пять недель шѐл по ночам, на шестой пришѐл в «Урнауцкою» землю (Арнауты, Албания), потом пересѐк
«Руменскую» (Румыния), «Величанскую» и «Урватцкую» земли, и вышел в
«Польскую и Литовскую». Помня государево «крестное целование», вернулся Фѐдор Иванов в Волуйку служить царю и Отечеству по-прежнему. Дома его ждали жена и дети. Оказалось, что за время, пока Фѐдор был в плену, его жалованье семья не получала. По закону же, если ратник находился в плену больше года, то он вправе был просить восстановления по службе и выплаты денежного и хлебного жалованья за этот период. Воевода принял от Фѐдора челобитную и разрешил ему отправиться в Москву.
Рассмотрев дело турецкого полоняника, государь повелел волуйчанину Фѐдору Иванову за «полонное терпение» за прошлый 152 (1643–1644) год дать хлебное жалованье — 3 чети (195,5 кг) ржи и 2 чети (131 кг) овса, а воеводе П. Колтовскому наказано проследить за исполнением указа.

Нападения воинских людей в 1645 г.
Ценные сведения о передвижении и планах неприятеля постоянно поступали из Святогорского монастыря. Так, 17 мая 153 (1645) г. оттуда в Волуйку приехали донские казаки Ю. Марченков и А. Горбыков. От постояльцев монастыря они слышали, что в канун Николинова дня донецкие казаки из Боровского городка атаман Ивашко Рышко, Богдашко Князек с товарищами ходили в Ногайскую степь между Доном и Донцом «для звериной ловли». Там они из укрытия увидели большой отряд конных людей, идущих через степь в сторону Дона. Неожиданно на казаков вышел пеший литовский черкашенин. Схватив его, казаки начали стращать пыткой и черкашенин тут же


рассказал, что это были литовские воровские черкасы пан Забузский и атаман Ивашко Богун, а с ними тысячи полторы человек. С Дона они планировали идти грабить русских людей и мордву под украинные города Козлов, Тамбов, Шацк, Алатырь. Сам же пойманный черкашенин погнался в степи за зверем, упустил лошадь и отстал от отряда. Кроме того, донские казаки сообщили воеводе П. Колтовскому, что после Николиного дня к Святым горам пришли около 50 литовских воровских черкас и хотели взять монастырь приступом. Казаки вместе с дежурившими на заставе белгородцами и чугуевцами с боем его отстояли. Воевода П. Колтовский отписал обо всем этом государю и послал вести воеводам в Усерд, Яблонов, Белгород и Оскол143.
В начале осени 1645 г. уже святогорский старец Иев рассказал воеводе П. Колтовскому, что пришли к монастырю тысячи полторы литовских воровских черкас с атаманом Гришкой Торским. Своих замыслов они не скрывали и неоднократно похвалялись старцу, что пришли на Северский Донец грабить государеву казну и посланников, следующих в Крым, крымского разменного князя, послов, мурз и татар144. Действительно, воровские черкасы нападали не только на русских, но и на татар. В 1644 г., после Петрова дня, станичного атамана Елизара Рязанцова и пушкаря Андрея Винокурова, косивших сено под Волуйкой, захватили татары. Они повели пленников в Азов к крымскому
«царю», но 25 июля за Донцом в верховьях речки Бахмутовой татар погромили литовские люди, Матюшка миргородец с товарищами. Пленным волуйчанам повезло, их освободили и отвели в Святые горы, а белгородский станичный ездок Ларион Свидовский, живущий на заставе в Святогорском монастыре, переправил их на судне по Осколу домой.145
Татарские набеги продолжались регулярно и наносили немалый урон. Вечером 13 июня 1645 г. полковые казаки Емельян Теребунский с товарищами доставили воеводе П. Колтовскому послание от Ивана Чемоданова с Усерда. Воевода соседнего города сообщал, что к ним приходили с Воронежской дороги больше 500 татар. Колтовский приказал срочно бить в вестовой колокол и объявил волуйчанам на сходе, что вскоре следует ждать появления татар от


Усерда, поэтому никому из острога и из слобод не отлучаться, на поля и по своим делам не разъезжаться. На рассвете 15 июня прибежал в Волуйку с пчельника из Верхнего леса полковой казак Максим Коншин — на казачьих полях между Белым Сазоном и Крутым овражком в Ширяевой поляне он видел примерно 50 татар. Воевода со служилыми людьми выехал на разведку и встретил неприятеля у реки Тихой Сосны на Кальмиусской сакме. Завязался бой. Русские одержали верх, в схватке из лука ранили в поясницу полкового казака Ивсика Герасимова. Поверженные татары пустились наутек, волуйчане преследовали их к верховьям речки Полатовой до Бурцевых липягов, а затем до реки Чѐрной Калитвы. Позднее выяснилось, что на пчельниках ночевали с лошадьми 8 человек волуйских станичников с детьми и братьями. Все они оказались в плену.
29 июня татары подходили к Разменному месту в устье речки Ураевой, захватили и увели с собой атаманского сына Бориску Некрылова и гулящего человека, ездивших туда за травой. 21 июля больше 30 татар приходили на заволуйские поля напротив устья речки Мосея, в 7 верстах от города, взяли в полон на жниве черкашенина Василия Донецкого и казачьего сына Ивана Несвоева. 24 июля татары вновь появились на полях за рекой Волуем, захватив полкового казака Сусоя Герасимова и пушкаря Фѐдора Подерегина. Воевода и служилые люди пустились вдогонку, настигли татар в 20 верстах от города у речки Ураевой на Карповом броде. Разбитые татары бежали в степь к верховьям Красной. Но не далее как 29 июля больше 150 степняков снова появились на полях у Разменного места, где за работой взяли затинщика Тимофея Голозубова с женой, дочерью и зятем, пешего стрельца Михаила Голощапова, троих конных стрельцов, женщин и детей, всего 16 человек. Пешего же стрельца Фѐдора Подымихина, затинщиков Антона Фомина, Томилу Васильева и Ананью Овсянникова убили. С захваченной добычей татары поспешили скрыться в степи, чтобы избежать столкновения с гарнизоном крепости.

Разбушевавшийся стрелец
Осень 1645 г. в Волуйке вообще оказалась богатой на события, каждое из которых стоит отдельного рассказа. Второго сентября с воеводой Колтовским произошѐл курьезный случай, для разрешения которого он однако был вынужден обратиться в Разрядный приказ с весьма эмоциональной челобитной. Перфирий отправился инспектировать рабочих из украинных городов, которые делали надолбы по Московской дороге между двух речек Сазонов. Когда он со стрельцами и казаками прибыл на место строительства, волуйский конный стрелец Демка Михайлов сын Плутов закричал: «Что стали? Возьми, возьми!» В ответ воевода оборвал его: «Что кричишь, ково взять и за что?»151 И даже хотел шумного стрельца стегнуть плетью. Но Демка стал «лаять» (ругаться) главу волуйской власти, а потом снял с плеча пищаль, помышляя его застрелить. Вся сцена происходила при большом стечении народа, который перепуганный воевода призывал в свидетели. Оказывается, за несколько дней до этого Колтовский уже побывал в этом месте с той же целью, и Демка так же выходил против него с криками и оскорблениями. Тогда Перфирий приказал трѐм приставам схватить дебошира и отвести в съезжую избу, но не тут-то было: полковой казак Кондратий Чоботов на глазах у воеводы силой освободил дружка Демку.
Прошѐл месяц. Четверо яблоновских казаков, которые приезжали в Волуйку для пополнения запасов, подали на Плутова челобитную — буйный Демка зачем-то отнял у них сабли, а самих поколотил. В тот же день пришѐл к

воеводе и волуйский конный стрелец Степан Хохлов, пострадавший от того же Демки, — в крови, с пробитой правой щекой. На этот раз Колтовский был более решителен, приказал приставам взять разбушевавшегося стрельца, сковать и посадить в съезжую избу под арест. О действиях Д. Плутова и К. Чоботова воевода доложил в Москву. Государь указал окольничему князю В.П. Ахамашукову-Черкаскому и дьяку К. Окинфееву, которые были в то время на посольской размене, «сыскать про воровство» и наказать стрельца и казака — бить кнутом.