История курского села Репец

СЕЛО РЕПЕЦ

ЗЕМЛЯКИ

Будучи журналистом, я, естественно, писал в Центральных газетах и журналах о Репце и земляках. Они уже давно ушли из жизни. Очерки об односельчанах в книге "История курского села Репец" - это добрая память о них, великих тружениках и замечательных людях. В мире всё суета сует, нетленна только память людская...
8 сентября 2005 года в "Сельской жизни" был опубликован мой очерк "Иваново счастье". О Нине Горожанкиной (девичья фамилия Шапошникова) и её муже Иване.

ИВАНОВО СЧАСТЬЕ
Посмотрите на фотографию Анны Акимовны. На левой руке 84-летней женщины выжжен номеер - 44229.Страшную эту мету фашисты нанесли на живое тело русской девушки 5 декабря 1943 года, когда двадцатидвухлетнюю курскую красавицу жоставили в концлагерь. И пробыла она в том кромешном аду до победного мая 1945-го.
...12 мая 1942 года из Курска в Германию отправился эшелон грузовых вагонов, забитых до отказа девчатами "соловьиного края". дешёвую рабочую силу везли на военные заводы. Нина Шапошникова попала в Берлин, на его окраину.Жила бараке, работала от зари до зари.
-В конце августа мы, трое девчонок-курянок, вышли на волю. Кругом были частные имения. Из-за заборов на дорогу свисали ветви фруктовых деревьев.Земля на улице была усеяна яблоками - красными, крупным. С голоду мы начали подбирать падалицы и жадно есть. хозяин увидел нас, вызвал полицию - поведала Нина Акимовна - И очутились мы сначала в тюрьме, а потом в лагере смерти.
Ох как не хочется бывшей узнице концлагеря вспоминать о нм:
-Ад на земле увидела в молодости своей в Германии.
Больше всего, говорит, мучили голод и холод, издевательства надзирателей. Кормили заключённых в основном брюквенной баландой.Все ходили в длинных клетчатых рубахах. На территории лагеря денно и нощно дымил крематорий. Подходили железнодорожные эшелоны с людьми-скелетами, их нелюди гнали строем в геенну огненную.
-Раз в месяц нас гоняли в этот крематорий. Каждый раз говориои, что в баню.Сердце надрывалось от опасения:"Не на сожжение ли ведут?".
В лагере смерти свирепствовал тиф.Нина ухаживал за болящими. Пока не заразилась сама.
-Определил меня в тот же, как мы его называли, чумной барак.В нём яя и услышала в майское утро радостную весть:" Англо-американцы пришли! Освободят нас.
Наутро её вывели из заразного барака, чтобы отвезти в госпиталь.Земля вокруг была покрыта сплошь трупами... Почему в день освобождения случился великий мор людей? Я ранее узнал от другой землячки, узницы того же концлагеря , на теле котрой темнел выжженный номер120763 Марии Ивановны Тарубаровой:
_ Американцы, зайдя в лагерь, вскоре привезли чаны с похлёбкой. Голодные люди кинулись за едой с мисками в руках. И потом начали падать замертво. Оказалось, кто-то из гитлеровских медиков, отправлявших людей в топки крематория,обоздённых, что не удалось сжечь и нас, подсыпал в несколько чанов сильнодействующий яд.
Подлечившись в госпитале, пройдя проверку в спецлагере,наотрез отказавшись ехать в западные страны, отправилась не на Запад, а на Восток = домой.
-Перед отправкой всем нам выдали ненавистную форму солдат войск СС, валявшуюся в избытке на складах. Брюки, рубахи, пиджаки. Больше как в трофейную немецкую униформу англо-американцам, видно,не во что было одеть, обуть.
Мать Евдокия, едва узнав дочь,зарыдала
-Боже мой, живая смерть.
Поднабравшись сил, стала Нина работать в родных Больших Бутырках.молокосборщицей. Наполнив поутру бидон парным молоком из дворов, несла его на плечах на сепараторный пункт. А через пять лет завербовалась на стройку в Москву.
-Мать осталась в деревне одна, в завалюхе с провалившейся соломенной крышей. Работала в столице, экономила деньги на ремонт хаты.
В 1951-ом приехала вотпуск, сразу же наняла плотников из Репца. Среди них оказался Иван Горожанкин, инвалид войны, с деревяшкой вместо ноги. Росточком небольшой, но мал да удал.Дело у него горелов руках.Я его жалела: как же. молодой, а вместо левой ноги деревяшка.
Начали ремонт с крыши, а, оказалось, "поехали" венцы стен. Надо их приводить в порядок.Отремонтировали, а при расчёте с плотниками выявилось, что денег у "москвички" не хватает. Иван сказал, как обрезал:
- С другими плотникам, Нин, рассчитайся, заначки твоей как раз впору, а я подожду, пока в Москве накопишь. Только адресок оставь. Если забудешь - напомню.
Не успела приехатьв Москву, как из Репца пришло письмо. От Ивана. Звал хозяйкой в дом. Рассказала об этом подругам. Они ей:
Ты чтоЮ чумела?! Безногий муж... Наденешь хомут на всю жизнь.Молодая, красивая, найдёшь себе пару.
Не ответила Ивану. Накопив деньжат приехала домой. и наутро в Репец.
-Отдала долг Ивану. А его сёстры, приехавшие из Москвы на побывку, взяли меня оборот:"Он по тебе сохнет-вянет. Не губи парня!".Он мне никаких ласковых, любовных слов не говорил. Только гядео на меня, а в глахах - мольба..
Мать, узнав о сватовстве ивана, тоже сказала: "Доченька, подумай, какой ярмо на свою шею наденешь".
-Уехала в Москву. Многое передумала. И решилась пойти за Ивана. И мил мне был, да идругих, здоровых женихов, не находилось:полегли мои одногодки на войне. Выходя за Ивана, я на себя рассчитывала: руки к работе привычны - выд.жу.
Сыграли свадьбу. Иван ни в чём не давал себе, инвалиду, поблажки.Наловчился даже траву косить на лугу. для коровы-кормилицы.Картошку полол, огребал.
Я была в колхозе звеньевой. С утра джо вечера в поле летом. Бегу домой,думаю, с утра пораньше надо картошку окучить. А пришла, вижу - Иван уже огрёб.Соседка рассказала, как он, сидя на куске брезента, двигался между рядами с тяпкой в руке.
А ещё Иван наловчился отбивать косы на наковальне. Все женщины Луговки несли к нему стальные литовки. Только ему. Потому что острее тех кос, что отбивал Горожанкин, не было в селе.
Зарабатывал и другим ремеслом. Чинил людям обувь, подшивал валенки. Меня он берёг, жалел.
родилось у них пятеро деток, три сына-крепыша и две дочки.
-Были обуты-одеты, сыты!
Нескколько лет назад ушёл фронтовик из жизни. Осталась вдова ода в просторном доме Срубленном Иваном. Рядом живёт сын Владимир, зовёт: "мам.переходи к нам!2. Она в ответ:
Мы с отцом по этим вот половицам много ле ходили. Они его помнят. Разве можно уйти?!
Нина Акимовна решила показать мне альбом с семейными фотографиями, пошла в дом. Спрашиваю её невестку, почему оборвала разговор о концлагере?
-Раньше она в школу ходила, рассказывала деткам о фашистских изуверах.А теперь, после того, как дала расписку Российскому фонду примирения и согласия, боится: "Откажутся платить компенсацию".
Современные немецкие промышленники, как известно.решили в знак покаяния за злодеяния своих предков оказать бывшим узникам фашистских лагерей смерти и гастарбайтерам материальную помощь. Попытаться хоть так загладить вину. Французы, бельгийцы, поляки получили десятки тысяч долларов каждый. Русским же начислили по три тысячи восемьсот тридцать четыре евро и 69 центов.Дважды она уже получала выплаты. Ждёт третью - последнюю. Вот и боится рассказать корреспонденту об отравленных немцами только что освобождённых лагерников.
-Да, боюсь! - восклицает вышедшая из дома хозяйка - Прочтут немцы в газете мои слова и лишат за длинный язык евро.
Расписку она, действительно давала. Потребовали письменную гарантию, что не будет, получив 3834 евро и 69 центов, иметь претензий к немецкому государству. Дошлые юристы понимают: производя денежные компенсации, Германия тем самым признаёт вину за причинённый ущерб миллионам людей вред. А раз так, та же узница концлагеря с выжженным на её теде номером 44229 может оценить вред, причинённый здоровью, морально-психологический ущерб гораздо дороже, чем это сделали "добрые"дойтчпромышленники, и обратиться в Европейский суд.

Карта-трехверстка. Это вторая половина XIX века.

ДЛИННАЯ НИТЬ ЕЁ ЖИЗНИ

В моём родном селе Репец, затерявшемся в степном раздолье между Курской Воронежской областями, выжил лишь один-единственный народный промысел - прядение шерстяных нитей из овечьей шерсти и вязание из них носков, варежек. Теплее нет на белом свете! Прежде всего потому, что мои односельчане люди совестливые, в дело пускают только чисто шерстяную нить. Без обмана. Никогда не подмешивают, как это теперь водится, простую хлопчатобумажную пряжу или и того кощунственнее - синтетическую.Вяжут носки длинные, чтобы согревали и икры ног, с узорами. Вот и греют они человека в любую стужу.
В Репце много мастериц - и молодых, и ив годах, перенявших рукомесло от прабабушек. Но самой славной тонкопряхой давно считается моя однофамилица Марина Игнатьевна Махрина. Длинная нить её жизни тянется вот уже девяносто лет. Хотя никто н верит её паспорту. И на вид свежа, и ум светлый, и работает, как и в молодости, непокладая рук.
-Некогда мне стареть - говорит с улыбкой на мой комплимент - Всю жизнь кручусь-верчусь, как вт это прялочное колесо.
Ещё десять лет назад были живы её одногодки.Он рассказывали мне, что в молодости Мариша (так они её именовали) былав селе первой красавицей.
-От сватов отбоя не было - заглядывались на неё парни. Женихи - один другого краше. А она приглядела. вишь. Петра. И с виду неказист, и росточком не вышел. Но полюбила его.
Она считает, что в выборе не ошиблась.
-Берёг меня. Работник был великий - кормилец семьи.Вон какой дом построил после войны - в самое трудное время, когда каждая лесина в нашем степном краю была на вес золота.
В просторном доме нынче живут трое. Она, её сын Василий, невеста Анна.
Летом не прядут, не вяжут поделки: в огороде надо управляться. а уж глубокой осенью, зимой без умолку жужжат веретено прялки Маришы.
А села она за неё, как и все в Репце, в детстве. Пряла нить шерстяную, вязала из неё носки, варежки, шарфы. В войну - для солдат, отсылала на фронт.
На продажу вязать шерстяное добро стал только теперь -прибавка к тощей пенсии. Покупают творения её рук земляки, приезжающие на побывку в родные сеста.
Прялка у Марины Игнатьевны старинная. досталась от прабабушки. Тоже рукодельница была великая.Пожалуй, это последняя прялка из века девятнадцатого в Репце. Ладная, красивая, знать, человек с художественным вкусом изготовил из высушенной липы. Завитушек резных - уйма. Радуют глаз.
В доме темновато, и хозяйка прядёт сегодня на улице. Примостилась на лавке. Справа, на рогатине, прикреплена кудель чёрной овечьей шерсти. Тянет, тянет пальцами левой руки волокна , скручивает их в нить пальцами правой, вращая левой ногой колесо со скалкой-веретеном наверху. Бодро, споро тянется тёмная нить. Пока что на скале пряжи маловато - рабочий день бабули только-только начался.
Когда прялка растолстеет, пряжу с неё скатает в клубок, а приспеет час, станут свекровь и невестка наперегонки вязать носки и варежки, для детей, и для взрослых. Приезжающие навестить родных уроженцы села увозят их ив Сибирь, и на Дальний Восток - повсюду разлетелись дети Репца. Цена носок мизерная - тридцать, сорок рублей за пару.
Валентина Бакшеева пришла. Живёт в Тюмени. Каждый год приезжает, покупает на всю семью изделий Марины Игнатьевны. Говорит:
-Согревают нас в Сибири! И потому, что чисто шерстяные, и оттого, что хранят тепло бабушкиных рук.

СЕЛО РЕПЕЦ.
Мой дядя - Бакшеев Василий Андреевич. Погиб на войне.

СЕЛО РЕПЕЦ.
Вот какие раки водились под репецким берегом реки Оскол в 1955 году. Слева Виктор -внук деда Чурилы по фамилии Бакшеев. Справа - я.