cuculuscuculus написал:
[q]
"Полечу зегзицей по Дунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле реци" - это какое - древнерусское? А зогза? [/q]
Это надо Вам смотреть переводы и толкования "Слова о полку..."
Их много......
Переводы:
http://www.old-russian.chat.ru/05slovo.htmПолечу я
чайкою по Дунаю, омочу рукав я белый во Каяле-реке, утру князю кровавые раны на могучем его теле".
http://feb-web.ru/feb/slovo/default.aspмного чего о "Слове..."
За живой и мертвой водой на Дунай и Каялу Ярославна прилетает, в соответствии с фольклорной традицией, в образе птицы, в данном случае
зегзицы. Слово это переводят по-разному:
кукушка, чайка, ласточка, горлица. В последнее время зегзица часто толкуется, со ссылкой на Н. В. Шарлеманя,
как чайка. Однако здесь явное недоразумение. Шарлемань неясно выразился, указав, что «на Десне, между Коропом и Новгород-Северским крестьяне называют местами
гігічкой, зігічкой, зігзічкой — чайку, по-русски пигалицу или чибиса», т. е. Шарлемань имеет в виду птицу, на совр. укр. яз. называемую чайкой, а на совр. рус. яз. — чибисом. Некоторые же исследователи поняли Шарлеманя так, что зігзічкой называется чайка. Н. А. Мещерский и Демкова попытались обосновать, что образ именно водяной птицы, чайки, низко летающей над речной поверхностью и задевающей ее крылом, лучше сочетается с образом Ярославны, собирающейся омочить свой шелковый белый рукав в воде Каялы.
По мнению автора данной статьи, единственно верный перевод слова
зегзица — кукушка. В «Задонщине» и в «Слове» Даниила Заточника слово это употреблено в форме
«зогзица» в значении кукушка. В совр. рус. диалектах сохранились слова «зёгзица», «зогза»( если не ошибаюсь -вологодское - Valcha), также обозначающие кукушку. Л. А. Булаховский на основании мн. слав. яз. реконструирует общеслав. форму
«zeg(ъ)za». Образ кукушки избран автором С. далеко не случайно. Прекрасный знаток слав. нар. поэзии Ф. И. Буслаев писал о «всеобщности славянских преданий о превращении несчастных женщин в кукушек» (Исторические очерки... Т. 1. С. 143).
Кукушка — слав. символ тоскующей женщины: и несчастной в браке, и одинокой солдатки, и женщины, оплакивающей смерть мужа, сына или брата. Ближе всего к С. тот фольклорный сюжет, по которому женщина прилетает кукушкой куковать-плакать над телом убитого на поле боя мужа или брата. В частности, в укр. песне «Три кукушки» оплакивать убитого прилетают в образе кукушек его мать, сестра и жена. Как видим, автор С., создавая образ Ярославны, использует традиц. для слав. фольклора образ кукушки, одинокой птицы-плакальщицы. В С. он символизирует вдову, прилетающую на место символич. гибели суженого. Однако Ярославна-кукушка летит к любимому не для того, чтобы оплакать его на поле битвы, а чтобы с помощью живой и мертвой воды вернуть его к жизни. Как и в др. случаях, автор С. трансформирует традиц. фольклорный образ.
Ярославна собирается омыть раны Игоря бебряным рукавом своей одежды. Комментируя это, Д. С. Лихачев пишет: «Рукава верхней
одежды знати в древней Руси делались длинными. Их обычно поднимали кверху, перехватывая запястьями. В ряде церемониальных положений их спускали книзу (стояли «спустя рукава»). Такой длинный рукав легко можно было омочить в воде, чтобы утирать им раны, как платком» (Комм. ист. и геогр. С. 461). Возможно, что омовение ран именно рукавом жен. одежды имело какой-то символич. (или магич.) смысл, ср. длинные «плакальные рукава» рубахи, в которой невеста причитала перед выходом замуж (см.: Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах конца XIX — нач. XX в. М, 1984. С. 168).
А. А. Потебня отметил несоответствие между «полечю зегзицею» и «омочю бебрянъ рукавъ». Несоответствие это исчезает, стоит лишь вспомнить сказочные мотивы оборотничества (ср.: лебедь белая оборачивается красной девицей). Преодолев птицей далекие расстояния, Ярославна, достигнув Каялы, принимает вновь жен. облик и рукавом своей одежды заживляет Игорю раны.
Прил. «бебрян» долго переводили словом «бобровый», понимая это как рукав, отороченный мехом бобра. Однако вряд ли можно назвать рукав меховым на том основании, что он снабжен меховой опушкой. Поэтому следует согласиться с Мещерским, указавшим на древнерус. слово «бебр» в значении дорогой тонкой ткани и предложившим переводить «бебрян» как сшитый из белого шелка (К изучению... С. 43—44). Подтверждением правильности такого перевода может дополнительно служить то, что «именно при помощи шелковых предметов... производилось в песнях южнославянских народов излечивание раненых героев» (Прийма Ф. Я. Внимая плачу Ярославны. С. 7).
