Письма и воспоминания

http://3mksd.ru/ts116.htm

Г. Красавцев Шумят боевые знамена

ВРАЧ

- Мамочка! Это платье тоже возьму с собой. Оно старенькое, но дорого мне как память. И к лицу мне.

В комнате был беспорядок. Посредине стоял раскрытый чемодан. Вокруг на спинках стульев, на кровати, у чемодана валялись платья, кофточки, косынки, коробки. Вокруг хлопотала Лиза Камаева, молодой врач, только накануне получившая диплом.

Было это утром в воскресенье 22-го июня 1941 года.

- Мамочка, а ты не горюй. Это ведь совсем, совсем близко. Саша вон, говорит, что на самолете туда лететь всего-то двое суток. А потом, послушай, мама, с тобой ведь остается Валя, Алеша, Сергей, Володя и Женюрка твой. И я буду приезжать в отпуск. Писать буду часто.

- Какой палец не ушиби - больно, - ответила сдерживая слезы мать Лизы Ксения Гавриловна. - Я вот растила, растила тебя, а ты улетаешь из родного гнезда.

Лиза опустилась на стул. Задумалась. Она плохо понимала грусть матери. Ей не было и 23-х лет. Перед ней раскрывалась широкая дорога. Вот она едет на Дальний Восток, куда вчера получила назначение. Сказочный край. Лиза много, много слышала об этом чудном еще малоизученном крае.

Перед ней проплывали картины: Урал, Сибирь, Забайкалье, Уссурийский край, Приморье. Там она будет жить. В тайге, где водятся тигры и вызревает виноград. Будущее захватило ее всю. Будущее казалось таким светлым, широким, простым. И радовалась, бурно радовалась. Ей хотелось петь, танцевать ...

Но вот в мечты молодой девушки, в ее начинающую жизнь ворвалось страшное слово - война.

- Мама! Что же это?

В этот час она почувствовала себя маленькой, маленькой. Ей хотелось, чтобы это был сон.

Но это была страшная действительность.

В первые же дни войны добровольцами ушли на фронт братья Лизы - Алексей, Владимир и 17-ти летний Евгений. Ушел даже инвалид Сергей. В квартире всегда шумной и гостеприимной стало как-то тихо, неуютно.

Сборы на Дальний Восток продолжались. Уложены чемоданы. Куплен билет. Оставалось лишь пойти в наркомат, получить путевку - предписание к новому месту работы. Но Лиза Камаева уже не радовалась поездке в сказочный край. На полях и по дорогам Литвы, Белоруссии, Украины, Молдавии шла война. Кровавая, неумолимая. И вот созрело решение: простое и ясное.

- Мама! Я ухожу на фронт.

Ксения Гавриловна не плакала, не жаловалась. Она долго и нежно смотрела на дочь, потом перекрестила ее.

- Но обижайся, Лиза. Это тебе мое материнское благословление. Береги себя. Будь невредима. Наше дело правое. Иди Лиза. Хорошо, что ты так решила.

Но не так-то легко было попасть на фронт. В райвоенкомате Железнодорожного района Москвы девушке коротко и сухо отвечали:

- Молодых врачей на фронт не посылаем.

Два месяца изо дня в день Камаева обивала пороги райвоенкомата, районного Совета Осоавиахима, РОККа. И везде одно и тоже:

- На фронт послать не можем.

Наконец, видимо настойчивость девушки надоела военному комиссару района. А в это время как раз формировались Московские добровольческие батальоны. И вместе со многими Лиза Камаева была зачислена в нашу часть. Назначена она была хирургом ординатором.

. . . Февраль 1942 года. Лютые морозы. Часть при полном снаряжении совершает стокилометровый марш, а с хода вступает в бой. Молоденький врач Лиза Камаева стойко выдержала первое испытание фронтовой, походной жизни. Вместе со всеми она шла в пургу, по ухабам, не показывая и виду, что устала. Так началась суровая фронтовая жизнь, полная невзгод и лишений.

С первых же дней пребывания на фронте Лиза Камаева показала себя как истинная патриотка, беспредельно преданная партии Ленина-Сталина. Однажды оперируя красноармейца, Камаева обнаружила, что раненому нужно переливать кровь. Консервированная кровь была уже израсходована. Тогда Камаева приказала сестре взять кровь у нее. Тут же у операционного стола совершилось переливание. Жизнь красноармейца была спасена. Пошатываясь от слабости, Лиза продолжала работать до следующего утра.

В другой раз во время боев был большой наплыв раненых. Консервированная кровь для переливания была так же израсходована. А в это время на столе в операционной лежал тяжело раненый гвардии лейтенант Андрей Саенко. Его внесли полуживого. Бескровное осунувшееся лицо. Гимнастерка, бинты, снаряжение в крови. Он смело дрался в бою. Много вражеской крови пролил он. Верный Присяге он в бою не щадил своей жизни. И вот теперь смерть стояла над ним.

Два донора - Капранов и Семенова дали свою кровь. Но Камаева видит: этой крови мало. Жизнь раненого висит на волоске.

- Возьмите мою кровь, - коротко сказала Камаева.

Третья игла оказалась тупой, со сломанным концом. Чтобы продезинфицировать иглы, которыми брали кровь у Капранова и Семеновой, нужно было 12-15 минут. А лейтенант Андрей Саенко умирал. И вот Камаева решительно подставила руку: - Колите этой.

Тупым концом, словно гвоздем, начали колоть вену. Спокойно стояла девушка у операционного стола. Только плотно сжала губы и закрыла глаза.

… Чередовались дни, образуя недели, месяцы. Наступил сентябрь 1942 года. Для многих из нас эти дни были самыми страшными в жизни. Лиза Камаева в эти дни тоже подверглась жестокому испытанию.

... Самолетов было очень много. С пронзительным воем они, словно коршуны, камнем падали на добычу, пикируя на палатку, к которой на полотнище был прикреплен красный крест, и на сарай, где в операционной работала Лиза.

Бомбежка казалась бесконечной. Мучительно долго тянулись секунды. Фашистские стервятники с отвратительной паучьей свастикой по бортам и на крыльях были страшны.

Земля содрогалась от разрывов бомб. На столе под наркозом лежал раненый. Лиза ампутировала ему руку.

- Было страшно. Очень страшно, - закрывая глаза, вспоминает девушка, - но ведь дело шло о жизни бойца. Именно поэтому внешне я была спокойна. Руки действовали привычно и уверенно. Я гнала прочь страх.

Прямым попаданием бомбы в клочья разнесло палатку, на которой был прикреплен красный крест.

В операционную внесли нового раненого. Осколками только что упавшей бомбы ему оторвало ногу выше колена. Нога держалась на клочке кожи, нелепо болтаясь, свисала с носилок.

Камаева быстро наложила шину и начала готовить руки к операции. Врачу помогали медицинские сестры Ирина Архангельская и Дуся Уризченко. Вдруг над сараем снова взревели моторы, пронзительные завыли сирены, которые немцы в те годы устанавливали на своих бомбардировщиках для психического воздействия. И снова начался ад. Бомбы ложились рядом. Осколки пробивали стену сарая, Летели сквозь крышу, впивались в землю. Камаева подбежала к раненому. В этот момент воздушной волной из стены вырвало бревна я в сарай влетели доски, щепы, земля. Инструменты и аппаратура покрылись грязью. Операцию пришлось оставить. Девушка подбинтовала оторванную ногу раненого к его здоровой ноге. Сделано это было затем, чтобы оторванная нога не мешала перенести раненого.

На сарай пикировали все новые и новые самолеты. Осколки бомб решетили стены. Лиза сняла раненого со стола, положила его на бревенчатый пол и сама легла рядом. Ей стало страшно. И как всегда, в минуту смертельной опасности, Лиза вспомнила свою мать.

- Мамочка, помоги, - интуитивно шептали ее губы.

Вихрем носились в голове мысли. Как в калейдоскопе промелькнули годы детства. И почему-то опять она почувствовала себя маленькой, маленькой девочкой с Рязанской улицы. Ярко встали картины прошлого. Вот она босая, с растрепанными косичками, несет в руках большой жестяной чайник. У Казанского вокзала, как всегда, толчея. Девочка звонко кричит:

Есть свежая, холодная вода!

Подходи народ.

От Красных ворот,

С Земляного вала,

Курского вокзала!

Есть свежая, холодная вода!

Милое, милое детство. Пусть оно было тяжелым, безрадостным. Ведь приходилось годами носить одно и то же платье, перешитое с чужого плеча, вечно недоедать, мучительно думать о завтрашнем дне, непосильно работать, помогая матери по хозяйству ... И все же это было детство. Такое родное, неповторимое.

Потом пошли годы учебы. Три раза приходилось покидать стены университета и помогать семье своим заработком.

И мама, старенькая неграмотная мама - билась как рыба об лед, поддерживая дочь, пробивающуюся в люди...

Лиза лежала на настильном полу сарая, обуреваемая мыслями. Осколки летели во все стороны, неся в себе смерть. Раненый очнулся и застонал. - Мамочки,. Что же это я! ... Камаева вскочила на ноги, разыскала носилки. взвалила на них раненого и осторожно потащила к выходу.

А через несколько секунд прямым попаданием бомбы сарай, где находилась операционная, был разбит вдребезги.

В землянке было тесно и неуютно. Раненый, у которого была оторвана нога, нуждался в срочной помощи. Через каждый час Лиза снимала жгут: тогда кровь из раны била фонтаном. Камаева спешила перелить раненому консервированную кровь. При тусклом свете коптилки, стоя на коленях, в тесноте, под приглушенные стоны других раненых работала она во имя спасения жизни.

Ночью пришла машина и увезла раненых. А с рассветом фашистские самолеты налетели снова. Опять появились раненые. Но оперировать уже их было негде. Как могла, Лиза облегчала страдания воинов.

Самолеты шли волнами и, казалось, нет им ни конца ни краю. Так в напряжении прошел еще день. Прямыми попаданиями бомб были разбиты соседняя землянка, походная кухня медсанбата и еще одна санитарная палатка.

- Ну, кажется все, - облегченно скачал кто-то, прислушиваясь. - Улетели проклятые.

Первый раз за двое суток Лизе захотелось кушать. Она вытащила из мешка кусок колбасы салями, нарезала и раздала ломтиками присутствующим.

- Тебе нельзя, Боря, - сожалея, сказала она. Санинструктор Борис Сосновка, так деятельно помогавший в эти дни, был ранен в живот. Ему очень хотелось есть. Он жадными глазами смотрел на хлеб и колбасу.

С наслаждением Лиза положила в рот кусочек. Но проглотить ей так и не удалось,

... На этот раз налет был коротким. Одна бомба угодила в камень-валун, на котором держался угол землянки. Бревно наката обвалилось и серединой ударило Камаеву по голове. Девушка лишилась чувств.

Спаслась она случайно. Конец бревна уткнулся в ребристую стенку землянки и ослабил силу удара. По сидевшему рядом слева соседу удар был настолько силен, что пострадавший сошел с ума. Несчастный хохотал, дико, истерически, пугая окружающих. От этого страшного хохота очнулась Лиза. Во рту оставался недожеванный кусок колбасы салями и земля, которая неизвестно как попала в рот.

Вход в землянку был разрушен. На месте камня валуна зияла огромная воронка.

Стемнело.

Оглушенная ударом, Камаева ходила, как пьяная. Она вывела всех уцелевших из землянки. Раненых разместила в автомашины, которые случайно проходили мимо.

Один лейтенант из соседней части рассказал ей, что немцы совсем близко и вот-вот нагрянут сюда. Офицер советовал ей уходить.

Лиза оглянулась. На месте, где находился передовой медицинский пункт, который она возглавляла, были одни развалины. Сотни воронок испахали, изранили землю; кое-где тлели головни догорающих землянок.

- Да, я могу уйти. Здесь я уж больше не нужна.

Лейтенант помог Лизе взобраться на машину. Шум в ушах, головная боль и тряска по настильной дороге были невыносимы. Девушку непрерывно тошнило и она решила итти пешком. Машина прогремела по настилу дальше.

Девушка шла шатаясь. Сначала шла, чувствуя под ногами настил, потом сбилась с пути, в темноте попала в воронку и упала, обессиленная переживаниями последних дней.

И снова в воображении всплыли картины детства. Вот Лиза видит себя одетой в материнскую кацавейку. На улице холодно. Как всегда от Рязанского вокзала непрерывным потоком во все стороны расходятся люди. Много людей. И все спешат. Девочка звонко кричит:

Есть ирис!

Хороший сливочный ирис!

Подходи бери!

Дешево!

Иногда вместо ириса Лиза продавала вареные яйца. Часами бегала по вокзалу и на улицах, зарабатывала гроши.

Лежа в сырой холодной воронке, Лиза вспомнила, как не раз голод и озорство заставляли ее воровать льняные жмыхи у проезжающих на улице ломовых извозчиков.

Вдруг до слуха девушки донеслась речь. Чужая, лающая. Немецкие автоматчики были совсем близко. Они уже шарили по разбитым землянкам, там, где был передовой медпункт, где пятнадцать минут назад была Лиза.

Превозмогая боль и усталость, Камаева встала и тихо пошла прочь подальше от дороги.

В полночь ее обнаружили повар батальона и санитар, которые на двуколке везли оставшееся после бомбежки имущество. Они и помогли девушке добраться до своей части.

… Много десятков сержантов, бойцов и офицеров спасла Камаева от смерти. Правительство высоко оценило заслуги врача-патриотки. Она награждена орденом Красная Звезда и медалью «За оборону Москвы».

Прибывшая в нашу Гвардейскую Краснознаменную дивизию делегация трудящихся столицы от имени МК ВКП(б) вручила Лизе Камаевой ручные золотые часы.

- Моя жизнь принадлежит Родине. Не пожалею сил и здоровья, все знания и опыт отдам делу быстрейшего разгрома ненавистного врага, - заявила Камаева, принимая подарок.

http://3mksd.ru/ts128.htm

ПОДРУГИ

Петров-Соколовский П. Поляков А.

Хорошо укрепившись, немцы считали район неприступным. Этой уверенности способствовали невероятно тяжелые естественные условия: болотистая местность, непроходимые леса.

Полк получил приказ именно здесь прорвать оборону противника. На рассвете заговорила артиллерия, минометы. С оглушительным ревом разлетались вырванные с корнями деревья. Полк пошел в наступление. Немецкая линия обороны была прорвана.

На одном из самых ответственных участков борьбы противник особенно упорно мешал продвижению. Решено было направить туда часть снайперской группы и снайперскую пару - Ковшову и Поливанову. Когда связной бросился передавать приказание, оказалось, что девушки уже ползли к опасному месту по собственной инициативе. Подруги героически разили врага. Они уничтожили более сорока фрицев.

Невдалеке от девушек действовала снайперская группа. Бой разгорался. Несколько снайперов пали смертью храбрых. Группа осталась без командира. Это вызвало замешательство. Увидев, что снайперский огонь стал менее интенсивным, девушки подползли к группе. Вдали показались фашисты. Наташа крикнула: - Снайперы! Слушать мою команду! - и в этот же миг она метким выстрелом уложила шедшего впереди фашистского офицера.

- Приготовиться для встречи!..

С автоматами наперевес, ведя беспорядочный огонь, гитлеровцы наступали сомкнутым строем.

- Без команды не стрелять! - приказала Наташа.

Фашисты подходили все ближе. Вот они совсем вышли из леса, пересекли небольшую поляну и приблизились к снайперам. Теперь отчетливо были видны их лица.

- Огонь! крикнула Наташа. И меткие пули сразили первый ряд.

- Огонь!

Снайперы не успевали перезаряжать винтовки. Сделав еще одну попытку прорваться, немцы не выдержали, побежали. Снайперские пули нагоняли их на поляне, па опушке леса. Фашисты открыли по группе снайперов сильный минометный огонь. Казалось, не было клочка земли, где бы не рвались мины. Немцы снова пошли в контратаку. Один снайпер предложил отойти.

- Ни шагу назад! - крикнула Наташа. - Среди нас не найдется труса, который опозорил бы знание советского снайпера.

У Наташи глаза загорелись презрением, но она сказала струсившему снайперу:

- Если бы я не думала, что ты шутишь, я бы тебя сама расстреляла.

Воодушевленные непоколебимым мужеством девушек, снайперы не отступили ни на шаг. Группа редела... Оставшиеся продолжали вести меткий огонь по врагу. Маша и Наташа были ранены. Они наскоро перевязали друг другу раны, но не оставили поля боя. Фашисты продолжали бешеный минометный обстрел. Вскоре из снайперской группы остались в живых лишь три человека - Наташа, Маша и тяжело раненный снайпер Новиков, который уже не мот стрелять. Немцы упорно лезли вперед. Они были совсем близко.

- Рус, сдавайс! Мы ничего не сделайм! - раздались голоса гитлеровцев.

Патроны были на исходе. Девушки молча посмотрели друг на друга и поняли без слов, что не отступят.

- Я бы тебя с радостью вынесла, - обратилась Наташа к тяжело раненному снайперу Новикову, - только видишь... нельзя. Надо бить до последнего патрона...

- Понимаете, в такую минуту она подумала обо мне, хотела помочь! В такую минуту!.. - с нескрываемым волнением рассказывал потом поправившийся Новиков.

Наташа была вторично ранена. Она побледнела, осунулась... Немцы подползали вплотную. Они увидели, что перед ними две девушки, что они ранены, истекают кровью, и решили их взять живыми. Офицер оторвался от земли и крикнул:

- Рус, сдавайс! Он шагнул вперед.

- Проклятущие! Русские девушки живыми не сдаются. - И последняя пуля наташиной винтовки пробила сердце фашистского офицера.

В это время вторично была ранена Маша. Патронов больше не было. Девушки теряли последние силы. Оставались только четыре гранаты. Наташа и Маша плотно прижались к земле и бросили по гранате. Несколько фашистов повалились. Трусливо, беспрерывно стреляя из автоматов, немцы продолжали осторожно подползать все ближе и ближе.

- Наташенька. - тихо сказала Маша, - у меня уже нет сил бросить эту гранату.

- И не надо, - так же тихо ответила Наташа. - Ты подожди минутку и только встряхни... чтобы фрицев проклятых... - Наташа не договорила и крепко поцеловала Машу.

Они не шевелились, лежа на окровавленной земле. Кольцо немцев сжималось все плотнее и плотнее. Они подошли к девушкам, с злорадным хохотом рассматривали их бледные лица. Кто-то из бандитов ударил Наташу ногой... Неожиданно Маша и Наташа приподнялись, и в ту же минуту раздались два взрыва. На воздух взлетело больше десятка разорванных на куски немцев. Ни один гитлеровец не прошел на участие, который держали под снайперским огнем доблестные воины Ковшова и Поливанова. Пришло подкрепление. Часть продвинулась вперед.

Весть о гибели любимых подруг, о их беззаветном героизме мгновенно облетела все подразделения. Яростной контратакой немцы были отброшены.

«Мсти за них, - писала фронтовая газета, - если ты боец Красной Армии, если ты сын своей Родины - мсти!

Пока руки твои могут наносить удары - убивай немцев. А если ты чувствуешь, что жизнь уходит, что сердце твое должно вот-вот остановиться, вспомни о двух героических подругах, сделай последнее нечеловеческое усилие - и убей еще одного немца!»

За проявленное мужество и героизм Наталии Ковшовой и Марии Поливановой присвоено звание Героя Советского Союза.

Вскоре после гибели девушек в часть пришло письмо от матери Наташи Ковшовой.

«Я любила мою доченьку больше всего на свете. Я горда тем, что она пламенно, мужественно, самозабвенно, как истинная патриотка, отстаивала свою Родину. Разве есть более благородная цель, за которую можно, не раздумывая, отдать жизнь, биться до последнего вздоха! Если мне удалось внушить моей дочери такую любовь к Родине, чтобы в нужную минуту, не раздумывая, она могла жертвовать собой, значит Наташенька была воспитана так, как следует воспитывать советских детей.

Мой сокол, мой любимый маленький друг, мой солдатеночек драгоценный, мы были большими и верными друзьями, любящими друг друга безмерно.

Отомстите, дорогие воины, за смерть наших детей, за материнские слезы!»

Бойцы читали письмо матери Наташи Ковшовой и клялись отомстить.

Сотни девушек встали на место убитых Наташи и Маши и вступили в бой с ненавистным врагом. Героическая Красная Армия неустанно наносит удар за ударом врагу. Давно очищена от фашистской погани земля, на которой отдали свои жизни девушки-героини Ковшова и Поливанова. Придет день, когда враг будет разбит, изгнан из пределов нашей Родины. В одной из московских квартир соберутся друзья Наташи и Маши. И, празднуя победу, они почтут память героических подруг, замечательных русских девушек-патриоток, тех, кто беззаветно отдал молодые жизни за свой народ, за то, чтобы он никогда не жил на коленях.

http://www.3mksd.ru/ts117.htm
Из книги АРХИТЕКТОР В СОЛДАТСКОЙ ШИНЕЛИ

С. Саркисов ВСЕГО ДВА ДНЯ

Никогда не забудутся горячие фронтовые будни августа 1942 года, на реке Робья в районе Старой Руссы, Северо-западного фронта. Долину реки Робья бойцы назвали «долиной смерти», так как здесь происходили особо кровопролитные бои с частями 16-й немецко-фашистской армии.

Робья - речка небольшая, шириной метров десять-двенадцать, мягко огибает полудугой деревню Сутоки с востока на северо-запад, впадая в реку Ловать, плавно несущую свои воды в озеро Ильмень, Севернее и южнее Робьи простираются леса, изредка прерываясь вырубленными участками или болотами, покрытыми зеленовато-желтыми островками мха и редким мелким кустарником, над которыми постоянно царит какой-то особенный сладковато-гнилостный запах.

В те дни название «Сутоки» стало нарицательным. Это небольшая русская деревня, окруженная с трех сторон рекой. Самой деревни-то уже и нет, она разбита немцами до основания, и только кое-где торчащие печные трубы напоминали о варварстве гитлеровцев.

В этом районе и был дислоцирован наш полк, где командиром был гвардии майор С. И. Тарасюк, а комиссаром гвардии старший батальонный комиссар П. Л. Петров-Соколовский. Полк входил в состав 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Прибытие нашей части под Сутоки в августе 1942 года совпало с развернувшейся Сталинградской битвой.

Мы знали, что придется вести здесь с немцами жаркие и долгие бои, чтобы сковать их силы и не дать возможности для переброски части войск на Сталинградский фронт.

Комиссар Петров-Соколовский и парторг полка капитан Тарасов 13 августа провели совещания с политработниками всех подразделений, разъясняя главные задачи партийно-политического обеспечения в предстоящих боях. Командир 1-го стрелкового батальона капитан Орлов - русый, большеглазый, энергичный офицер, командир 2-го стрелкового батальона капитан Еремин, командир минометной роты старший лейтенант Морозко и другие офицеры немедля приняли все меры к доведению боевой задачи на предстоящий бой до каждого солдата. «Ни шагу назад!» - гласил приказ Родины. Об этом знали все. Наша часть была гвардейской, и это налагало на нас особую ответственность.

Начальник штаба полка капитан Чистяков приказал нам, четверым своим помощникам, еще раз проверить подготовленность всех подразделений к выполнению боевой задачи и затем идти отдохнуть.

На землю опустился вечер. Засверкали звезды. Над вершинами сосен и остроконечных елей поднялась круглая лимонно-золотистая луна. Где-то за командным пунктом полка слышны то раскатистые, то хлюпающие разрывы снарядов и мин противника. В промежутках между ними, когда наступает краткая тишина, мир предстает спокойным и прекрасным.

Находясь в лесу в лунную ночь, даже на войне нередко любуешься небом,: находишь знакомые созвездия, вспоминаешь далекие школьные годы, когда с таким вниманием мы слушали захватывающие рассказы о планетах и звездах, о вселенной и ее строении... Но вот опять слышны разрывы.

Недалеко от палатки командира полка, вокруг тлеющего костра, на котором еще недавно кипятили чай, собралась группа солдат и офицеров. Они делились воспоминаниями о боях с фашистами под Большим и Малым Врагово, о смелых действиях бойцов и командиров, о родных и близких.

На траве у сосен сидели комиссар Петров-Соколовский и несколько штабных офицеров. Тут же рядом две неразлучные подруги, знаменитые снайперы и инструкторы снайперского дела - Наташа Ковшова, голубоглазая, с нежным лицом и с непокорной копной волос, с ровным рядом ослепительных зубов и Маша Поливанова, чуть курносенькая, с карими веселыми глазами и ямочками на щеках, стриженная под мальчишку. На счету у этих симпатичных девушек были уже десятки уничтоженных фашистов, нашедших бесславную могилу под Новой Руссой, Великушей, Большим и Малым Врагово, другими фронтовыми деревнями.

Вокруг Маши и Наташи разместились девушки телефонистки и сандружинницы. Одна из них, Зина Попова, затянула знакомую украинскую песню «Реве та стогне Днипр широкий», все стали тихо подпевать. Потом уже дружнее зазвучали «Штурмовые ночи Спасска», «Три танкиста» и «Катюша».

В это время на юго-западе появились три самолета, похожие по звуку на наши пикирующие бомбардировщики ПЕ-2. Со стороны противника по небу заскользили лучи прожекторов. Да, самолеты были наши. Радостно было сознавать, что они готовят наше наступление - наверное, прилетели громить ближние тылы врага. Но вот возле самолетов засверкали разрывы зенитных снарядов. Один из самолетов попал в перекресток двух прожекторов, засверкав серебром качающихся крыльев. Два других успели миновать заградительный огонь и скрылись в темноте. Пойманный лучами самолет летел натужно, тяжело. Видно, снаряд уже угодил в него. Моторы надрывно ревели. Самолет всеми силами старался вырваться из зоны зенитного огня, но тщетно...

Наташа Ковшова, сложив руки, будто на молитве, глядя в небо, непрестанно повторяла: - «Уходи же, уходи! Пикируй вниз, пикируй..! Что же это?!» Вдруг самолет резко накренился., словно в самом деле приготовился идти в пике, но в это время из него вырвались обильные потоки пламени... Еще мгновение, и машина почти отвесно начала падать вниз. Все мы с острой болью, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Еще несколько секунд, и самолет уже не виден. Глухой, далекий взрыв потряс окрестности.

- Ну гады! Погодите! Мы еще покажем вам, покажем! - говорит пожилой солдат, сжимая кулаки.

Кругом стало тихо-тихо. Песен больше мы не пели. Изредка над лесом прокатывалось эхо дальних выстрелов. Все молчаливо стали расходиться. Завтра, 14 августа, нам предстоял тяжелый бой.

Ночь кончалась. В предрассветной мгле заметней стало движение солдат, направляющихся к исходным позициям, установленным приказом.

Метрах в пятидесяти, от КП полка, возле кухни комендантского взвода уже завтракают саперы, автоматчики. Нас, помощников начштаба, разбудил связной, сержант Алексей Земсков, которого в любой фронтовой обстановке не покидало чувство юмора. За это его любили и ценили.

- Товарищи офицеры, - громким шепотом сказал он, - извольте подниматься - кофе стынет.

Каша из котелка и кипяток из алюминиевых кружек - вот и весь наш завтрак.

Подошел командир полка майор Тарасюк, мы вытянулись.

--Вольно, вольно! - сказал он, улыбаясь. С ним был и начальник штаба полка капитан Чистяков. Командир полка дал нам несколько последних указаний и вернулся к своей палатке. Обращаясь ко мне, Чистяков сказал:

- Товарищ лейтенант, вы пойдете с командиром полка на новый командный пункт.

- Есть идти с командиром полка! - ответил я и с его разрешения пошел в палатку взять запас патронов для пистолета, две гранаты и фляжку с водой.

Брезжил рассвет, в лесу почти никого уже не видно. Первый и второй батальоны давно на исходных рубежах. Чистякову доложили о готовности все подразделения. Разведка сообщила о поведении противника. Небо на востоке стало прозрачным, бледно-розовым.

Последние минуты ожидания начала нашей артиллерийской подготовки кажутся бесконечными.

Но вот величественная тишина утра внезапно нарушилась мощной канонадой. По позициям противника разом ударили сотни орудий, минометов; в сторону врага со скрежетом и воем в воздухе понесся смертоносный фейерверк. Радостно было наблюдать сокрушительный удар знаменитой русской артиллерии по фашистским выродкам, причинившим столько горя нашей Родине.

Над лесом уже поднималось солнце, ярко освещая вершины деревьев, а воздух все еще сотрясался гулом канонады. Потом в небо одновременно взвились зеленые ракеты - сигнал к началу наступления. В бой вступили первый батальон капитана Орлова и второй батальон капитана Еремина. Воздух наполнился дробным стуком пулеметов, треском автоматных очередей, винтовочными выстрелами. Бой разгорался. Появились первые раненые.

Вскоре после начала наступления, когда наши части с боем во многих местах уже продвинулись вперед, майор Тарасюк решил передислоцироваться на новый, заранее подготовленный для него КП. Его сопровождал комиссар Петров-Соколовский, я, другие офицеры штаба, группа автоматчиков, связистов и саперов, сандружинница Маша Молодостина.

Нам предстояло быстро и скрытно перейти на другую сторону лесной речки Робья, где располагался передовой КП полка.

Когда солнце уже вставало над дальними синеющими лесами, мы вышли на опушку и направились мелколесьем в сторону реки. Дойдя до первой излучины, спустились к воде, перебрались через небольшой приток по лежням-перекладинам из бревен и жердей, и вскоре дошли до изготовленного саперами моста через Робью на дороге в Сутоки. Недалеко от моста, на возвышенном берегу, в бывшем немецком дзоте, расположился КП соседнего полка.

Мост сильно простреливался. Кругом разрывы. От снарядов, упавших в реку, поднимаются столбы воды. Небольшими группами мы без потерь проскочили через мост. КП полка был уже недалеко, однако все так устали, что Тарасюк дал команду немного отдохнуть. Мимо нас с передовой уже тянулись раненые, а им навстречу быстрым маршем двигались свежие подразделения. Вот появилась большая группа автоматчиков; они идут гуськом, метрах в полутора друг от друга. Среди них замечаю лица знакомых командиров - это, оказывается, рота автоматчиков старшего лейтенанта Васильева. И вдруг - в плащ-палатках и пилотках две известные всему полку девушки-подружки - Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Они, как всегда, рядом, чему-то улыбаются.

- Девчата! Вы куда? По чьему приказу? - невольно вырвалось у меня. Девушек этих я знал очень хорошо. Обе они уже были молодыми коммунистами. С понятным чувством гордости я рекомендовал Машу Поливанову в партию.

На мой вопрос Наташа крикнула:

- Идем с ротой на задание.

По правде говоря, другого ответа и нельзя было ожидать. И все-таки каждый раз приятно перекинуться хоть парой слов с этими чудесными девчатами. Я преклоняюсь перед ними и завидую им. Сколько гитлеровцев я уничтожил? Лично я? Убил ли я хоть одного фашиста, грабящего, разоряющего нашу землю, убивающего женщин и детей? Не знаю... А они - десятки!

Да, это настоящие героини! Сейчас эти героини с теплой девичьей улыбкой приветливо машут мне руками и спешат на бой. Они - гроза фашистов!

Передышка кончилась. Командир полка встает и, подняв руку, подает команду:

- Тронулись!

К нему подходит Петров-Соколовский. Майор Тарасюк что-то говорит ему, указывая в направлении КП, и вдруг на виду у всех с него со звоном слетает каска, и он, взмахнув руками, молча падает. Каска пробита разрывной пулей. Рана смертельна.

Мы все потрясены. Убит командир полка, еще не дойдя до передового КП, в самом начале боя. Его положили в плащ-палатку и понесли.

Петров-Соколовский по телефону немедленно доложил о случившемся командиру дивизии полковнику Анисимову, и тот приказал принять полк капитану Чистякову. Об этом приказе Чистяков еще не знал, так как отбыл на КП немного раньше, чтобы подготовить все к приходу командира.

Под командованием комиссара мы двинулись вперед. Не дойдя до нового поворота реки, попали под сильный артналет. Все залегли. Через некоторое время встретили старшего лейтенанта Летичевского, который сообщил, что Чистяков уже находится на передовом КП вместе со своими помощниками.

- Быстрей, быстрей, - торопит комиссар. Поднимаемся на высокий берег Робьи. Перед нами открытое пространство, простреливаемое немцами. Наконец, выскочили на опушку леса. Вокруг рвались мины и снаряды. Справа от меня майор Мелицев схватился за голову и слабо застонал. К счастью, рана касательная. Его быстро перевязала Вера Лебединская и направила в санчасть.

Вдруг впереди я увидел Наташу и Машу, лежащих в воронке у сваленной сосны со своими снайперскими винтовками.

- Девчата! Будьте осторожнее, - кричу я им.

- Не волнуйтесь, лейтенант, все будет в порядке, - в ответ кричит Наташа, повернувшись в мою сторону.

Еще один бросок вперед, и мы оказались на небольшой поляне, где увидели капитана Чистякова. Он стоял на коленях перед рацией и пытался связаться с батальонами. Здесь же были помкомвзвода по связи, помначштаба по разведке, бойцы-разведчики, связисты, автоматчики, саперы.

Увидев Петрова-Соколовского и всех нас, Чистяков обрадованно улыбнулся, а затем в сердцах сказал:

- Петр Леонтьевич! Телефонная связь оборвалась, а рация не отвечает!

- Надо срочно послать на линию связиста, - посоветовал комиссар.

- Да связиста я уже послал, но результатов пока нет, - ответил с досадой Чистяков. Вдруг раздается громкий крик:

- Немцы!

Первым их заметил бывший в нашей группе журналист Перельман из редакции фронтовой газеты «Вперед на запад». Он показал рукой вперед и упал в траву.

Действительно, вдали показалась большая группа немцев. Они быстро приближались, ведя на ходу огонь из автоматов. Мы залегли. Чистяков, бросив рацию, скомандовал:

- Приготовиться к отражению атаки, огонь всеми средствами!.. Он резко встал, выбежал вперед и, подняв руку с пистолетом, крикнул:

- За мной! За Родину, вперед!

Грянули дружные выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ручного пулемета. Мы бросились вперед, теперь залегли немцы. Но что это? Пистолет вдруг выпал из руки Чистякова. Он покачнулся, сделал несколько шагов вперед и на ходу ткнулся головой в траву. Я бросился к нему. Он сильно ранен в живот. Тут же, согнувшись, подбежала Вера Лебединская и стала его перевязывать.

Немцы на минуту поутихли, видимо, готовясь к новому броску... Я был ошарашен - не успел еще разгореться настоящий бой, а у нас выбыл уже второй командир полка. Да и они-то оба еще не попали на командный пункт для руководства боем. Что делалось на передовой, какая обстановка в батальонах - мы фактически не знали. Комиссар полка где-то далеко от нас, на левом фланге.

Ко мне неожиданно подползает Вера и торопливо говорит:

-Лейтенант! Чистяков передает вам командование и приказывает действовать самостоятельно...

Какие-то секунды онемения. «Что?! Я - командир полка? Невероятно!» - проносится у меня в мозгу, но тут же почти бессознательно я отвечаю:

- Есть!

Чистякова уносят с поля боя.

Лихорадочно пытаюсь осмыслить ситуацию, свою в ней неожиданную роль. Кто мы? В сущности, пока что изолированная группа, состоящая из бойцов различных родов войск, приданная штабу полка. Связь с подразделениями отсутствует. Однако надо действовать - нас атакуют немцы.

Прежде всего назначаю своим помощником младшего лейтенанта Костю Нечаева и поручаю ему левый фланг. Снайпера Петра Конакова ставлю ответственным за правый. Вперед выдвигаю пулеметчика, который размещается в большой воронке. Наблюдателем за тылом посылаю солдата по имени Сережа, фамилию которого я не запомнил. Он ранен в правую руку, стрелять не может, его винтовку забираю я.

Немцы снова атакуют. Теперь они от нас на расстоянии всего лишь одного броска. Стрельба. Кругом стрельба!

С огромным волнением кричу, надрывая голос:

- По фашистским гадам огонь, огонь! Стреляю сам, строчит без перерыва пулемет. Кто-то бросил далеко вперед несколько гранат. Они разрываются в самой гуще немцев.

- А ну еще, а ну еще! - кричу я.

- Выстрелы со стороны немцев заметно поредели, а вскоре и совсем затихли. Надолго ли? Ранен в руку Костя Нечаев, ранены еще несколько бойцов, но не тяжело.

Немцы стали бросать гранаты. Две из них взорвались близко, но осколки никого не задели. Но вот одна упала рядом со мной и не взорвалась, наверно потому, что попала на ворох сосновых веток... Я мгновенно схватил ее и бросил что есть силы вперед. Раздался резкий взрыв. Вдруг еще одна граната падает рядом и снова не взрывается. Хватаю и ее и бросаю в сторону, где поднялись два немца. Взрыв! Один из фрицев падает, другой поворачивает обратно. Наш автоматчик дал по убегающему очередь, тот упал, но вскоре вскочил и стремглав бросился в гущу леса.

- Ах, мерзавец, все-таки удрал! - вырвалось у меня.

- Лейтенант, лейтенант! Сзади немцы - крикнул Сережа.

Повернувшись, я увидел перебегающего за кустами фрица с автоматом наготове, в каске, обмотанной травой для маскировки. Заметив вскинутую на него винтовку, немец упал наземь и стал быстро отползать. Я дважды выстрелил по нему, и больше он не показывался...

Немцы контратаковали еще и еще, но безуспешно. Каждый из нас с огромным напряжением всех сил участвовал в отражении вражеских атак. Я решил послать комиссару полка краткое донесение:

«Товарищ комиссар! Отбиваем частые контратаки. Имеются убитый и раненые. С наступлением темноты выведу группу к КП полка, что за речкой Робья. Сурен.».

С донесением отправился Сережа.

На землю опустился теплый вечер. Вдалеке продолжают раздаваться взрывы, но на нашем участке стало тихо, только пули свистят без перерыва. Темнеет. Пора вести группу на КП.

- Товарищи! Еще раз предупреждаю - двигаться только по-пластунски, иначе могут быть большие неприятности, - напоминаю я.- Впереди открытое пространство.

Ползем по пахучей траве. Все усталые, изможденные. Теперь бы хоть капельку воды. У всех давно пересохло в горле от жаркого боевого дня.

Через несколько минут слышу, как кто-то глухо застонал. Что такое? Оказывается, пуля задела одного из попавших к нам солдат соседней части. Я приостановил движение и еще раз строго предупредил, чтобы на корточках никто не двигался, а только по-пластунски.

- Тяжело, товарищ лейтенант, тяжело, - жалуется потерпевший, а сам рукой придерживает то место, куда попала пуля.

- Хорошо еще, что ранение легкое, касательное, могло бы быть хуже, - ободряю я солдата. В цепи послышалось: «Вода!» Откуда? оказывается в канаве у межи. Слышу возгласы:

- Товарищ лейтенант, разрешите задержаться на минуту - горло промочить.

- Пейте, пейте, - говорю, - ребята. Сам с жадностью напился из теплого болотца, сполоснул лицо. Сразу стало легче.

Темное небо уже искрилось сочными заездами. Со стороны Суток бил наш станковый пулемет. Огонь противника тоже не прекращался.

Мы доползли до полосы высокого кустарника, за которым лежала темная низина. И здесь я смутно различил движение людей и звуки русской речи. Значит, мы соединились со своими. С облегчением забилось сердце. Спускаясь по тропе, я натолкнулся на сандружинницу Машу Молодостину. Увидев меня, она радостно сказала:

- А тебя, лейтенант, давно уж ищут! Посылали к тебе в лес неоднократно, но не могли вас обнаружить. Тебя очень ждет Петров-Соколовский. Пойдем скорей к нему, я провожу тебя.

Захожу в землянку. Горит лучина в гильзе орудийного снаряда. Навстречу встает улыбающийся комиссар, приветствует меня, обнимает дружески.

- А теперь, - говорит он, - познакомься с нашим новым командиром полка. Майор Чернусских.

Я представился. С души моей скатился груз, но и кольнуло что-то... Вот он - настоящий командир полка!

Этот офицер мне был известен как начальник разведывательного отдела штаба нашей дивизии. Я кратко рассказал о событиях дня по отражению немецких контратак и о наших потерях.

Комиссар одобрил наши действия, потом спросил:

- Ты про Машу и Наташу слышал что-нибудь?

- Не только слышал, но и видел их сегодня, - ответил я, - утром у моста, в составе роты автоматчиков, а потом, во время артналета немцев - в воронке от снаряда, у сваленной сосны.

- Они погибли - тихо сказал комиссар.

- Неужели?! - невольно вырвалось у меня. - Не может быть! Не может быть!..

- Их окружили немцы - продолжал комиссар, - и хотели захватить живыми. Девушки сражались до конца, а в последний момент обе подорвали себя гранатами вместе с наседавшими на них фашистами...

- Слава им и вечная память! Они были достойными дочерями своей Родины. - Я снял каску, и все мы замолчали. После длинной паузы командир полка сказал:

- На войне как на войне - ничего не поделаешь! А теперь лейтенант Сурен подите и поспите, вам надо отдохнуть. К семи ноль-ноль приходите к нам, разговор не кончен. Я козырнул и вышел из землянки. Ночь была звездная. Запахи порохового дыма смешались с прохладным запахом сырой травы, кустарника, деревьев. Временами где-то далеко за лесом взмывались вверх ракеты, освещая местность тусклым светом. Тишина прерывалась редкими выстрелами на участках наших батальонов.

Усталый от всего пережитого за сутки, я лег в палатке на кучу мягких веток и сразу же заснул.

Утром 15 августа, в половине седьмого меня разбудил не часовой, которого я предупредил, а связной из штаба полка. Значит, надо было торопиться.

Быстро умывшись и позавтракав, я направился к начальству. Майор Чернусских с комиссаром сидели над картой и что-то разбирали. Я представился, комиссар пригласил сесть. - Ну, Сурен, мы тут решили назначить тебя начальником штаба полка, так как неизвестно еще, когда пришлют нам нового начштаба - сказал комиссар и посмотрел на Чернусских. Тот в свою очередь, пристально глядя на меня, спросил:

- Как вы на это смотрите?

Такого предложения я не ожидал и, смутившись, произнес:

- Но ведь я же не имею военного образования, с такой работой я не справлюсь.

- Знаем, знаем, не имеешь, но тем не менее мы доверяем тебе и уверены, что все будет хорошо, - дружески сказал комиссар и, шутя, добавил. - Ты ведь командиром полка уж побывал!.. -- Все улыбнулись.

- Есть! Спасибо за доверие, товарищ майор и товарищ старший батальонный комиссар. Буду стараться!

После этого стали обсуждать боевую обстановку.

Противник не унимался. Нервничал. Враг не мог смириться с тем, что наши части в результате решительных боев глубоко вклинились в его мощную оборону, сковали силы и не давали возможности высвободить часть войск для отправки на Сталинградский фронт. Одна контратака следовала за другой. Немцы в ярости буквально лезли на рожон, несмотря на огромные потери.

Откуда у нас брались силы, я не знаю. Новые обязанности потребовали от меня предельной мобилизации всех своих физических и нравственных возможностей. Я вспоминаю эти боевые дни как непрерывный огненный буран, но самого себя и своих действий в подробностях не помню. Может быть «со стороны виднее», поэтому прошу не посчитать большой нескромностью, если я приведу здесь в сокращенном виде заметку из нашей фронтовой газеты под названием «Архитектор-воин», посвященную событиям, о которых я пишу.

«Его фамилию мы за ночь, проведенную на передовой, слышали каждую минуту...

- Сурен! -

- Сурен Саркисов! -

Этот человек до фашистского вероломного нападения на нашу Родину был архитектором. Он строил. А фашисты пришли к нам разрушать его труд. Тогда архитектор, никогда не державший оружия в руках, добровольно пошел на фронт...

Сейчас Сурен Саркисов - московский архитектор - начальник штаба подразделения Чернусских.

...В самом начале контратаки Саркисов прибежал в землянку командира: - Майор! Будет жарко. Я распоряжусь!

...Все, кто был на КП, получил определенное место. Саркисов раздал гранаты. Вовремя выслал разведку. Позаботился о подноске к передовой боеприпасов. Назначил и проверил дополнительные посты. ...Минула страшная ночь. Солнце щедро поливало израненную землю ослепительными лучами. Люди улыбались солнцу. И никто не сказал бы, что вот эти люди уже много ночей не спали, отбивая предыдущие 25 контратак. Не спали, чтобы в будущем обрести славу, мир и счастливую жизнь на долгие годы».

Спустя несколько дней после начала боев в районе Сутоки-Бяково наша фронтовая газета «Вперед на запад» опубликовала выдержку из беседы с командиром дивизии гвардии полковником Н.П.Анисимовым, который говорил: «...стремителен и сокрушителен наступательный порыв наших частей и подразделений.

Взятые в плен немецкие солдаты рассказывают о больших потерях у противника. Так, один пленный показал, что за первые два дня боев его батальон потерял убитыми и ранеными 400 солдат и офицеров.

Другой пленный 16 августа показал, что в его подразделении в последнем бою уничтожено 130 человек.

По предварительным данным, наши части в боях уже истребили 1300 фашистских извергов...»

В одном из газетных сообщений говорилось об успехах отважных снайперов, учеников Наташи и Маши - Лобкова, Субботина, Новикова, Конакова и Дьячкова, которые за несколько дней истребили 22 гитлеровца.

Так дрались воины-добровольцы 3-й Московской коммунистической дивизии, проявляя храбрость, сметку и выносливость, не щадя своих сил и презирая смерть, - во имя победы над врагом, за наш советский народ, за нашу великую Родину.

Снайперам Наташе Ковшовой и Маше Поливановой за их беспримерный подвиг Президиум Верховного Совета СССР 15 февраля 1943 года присвоил звание Героев Советского Союза. Теперь их именами названы многие улицы, школы, корабли...

Поэт Михаил Матусовский, часто бывавший в нашей части, посвятил Наташе и Маше вдохновенные стихи:

Немало героев взрастила война,

Но мы называем двух,

и нам никогда не забыть имена

Отважный московских подруг.

немало певцы посвятили строк

Их подвигам и делам.

Походную жизнь и солдатский паек

Делили они пополам.

Шагать до победы всегда вдвоем

Давали они зарок,

Когда Поливанова видела цель,

Ковшова спускала курок.

Вдвоем они шли по дороге прямой,

мечтали о счастье своем,

Вдвоем они письма писали домой,

И встретили смерть вдвоем».

После ожесточенных августовских боев, когда наша часть была отведена на отдых и пополнение, мы узнали, что наш комиссар получил от знаменитого писателя Алексея Толстого очередное письмо, которое было напечатано в газете «Вперед на запад». Надо сказать, что Петров-Соколовский сам был писателем, драматургом и большим другом Алексея Толстого. Они часто переписывались. Последнее письмо, полученное им в период жарких боев в районе Сутоки, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы привести его полностью. Вот его текст:

«Дорогой Петр Леонтьевич, получил сразу два твоих письма с вырезками. От всего сердца радуюсь за тебя: быть политработником в такой части - это счастливый жребий в жизни. Передай, что кланяюсь каждому бойцу, каждому командиру за верную любовь к нашей Родине, за непреклонную ненависть к врагу.

Желаю вести дальнейший успешный счет снайперской работы. Августовские бои очень показательны, хотя еще рано говорить о переломе, но тенденция истощения от перенапряжения сил у немцев уже наметилась. Это такой процесс, который поправить нельзя. Он может только ухудшаться. Он может давать вспышки подъема, но вслед за каждой такой вспышкой последует еще более заметное ухудшение.

Вся наша задача сейчас - в стойкости, упорстве сопротивления, эта основная тактика теперешнего периода войны.

Ты видел когда-нибудь бокс? Противник взял инициативу и бешено наступает, стараясь ошеломить, оглушить и дезорганизовать своего партнера. Противник не щадит своей морды и сердца, вместо лица у него сплошной кровавый бифштекс, где не разберешь, где нос, где рот, глаза заплыли, весь он в кровище. Вот тогда его партнер, которого он загоняет в угол, должен быть все хладнокровнее, все упорнее, все расчетливее. И победа будет за ним.

Я видел такой бокс в Лондоне... Бешено наступающий противник - публика ему кричит в восторге: «Ну-ка, Биль, наддай, ударь еще, ну-ка, посильней!» - вдруг получил от партнера двойной удар в сердце и в челюсть, пошатнулся и упал замертво... Так будет и с немцем...»

Скоро, скоро, я в этом твердо уверен, ты сядешь в Барвихе за круглый стол, и я налью тебе чарку. Петя, с победой!

Твой Алексей Толстой».

Такие воспоминания оставили у меня всего два августовских дня 1942 г. из 1418 дней Великой Отечественной войны, на фронтах которой я провоевал с начала и до конц

Лисицын Федор Яковлевич "В те грозные годы".

Продолжение

В те трудные дни мне пришлось побывать во многих соединениях и частях, в том числе и в оперативной группе генерала Н. Д. Захватаева. Я видел, как, несмотря на значительное превосходство врага в танках и авиации, воины армии мужественно и самоотверженно отражали его следовавшие одна за другой атаки.

Положение на нашем участке еще более осложнилось в апреле, когда началось бурное таяние снегов, вскрылись озера и болота, разлились многочисленные реки и речушки.

В связи с половодьем совершенно непроходимыми оказались дороги, по которым в боевые соединения и части доставлялись боеприпасы, продовольствие. Правда, командование фронта организовало доставку снарядов, патронов и продуктов питания на транспортных самолетах. Но их явно не хватало, поэтому нам приходилось выделять большие группы красноармейцев и младших командиров, которые буквально на себе носили боеприпасы и продовольствие за 30–40 километров. Но и эта крайняя мера не помогла решению проблемы.

Обеспечить войска хотя бы минимальным количеством необходимого для продолжения боев — это стало первостепенной задачей командования и политорганов 1-й ударной. Военный совет армии в тот период принял специальное решение, которым обязал командиров, военкомов, начальников политотделов соединений, партийные и комсомольские организации вести с личным составом разъяснительную работу по поводу того, что трудности в снабжении войск боеприпасами и продовольствием вызваны не чем иным, как весенней распутицей, и носят временный характер.

Он требовал широко оповестить войска о том, что командованием и Военным советом армии приняты срочные меры по прокладке лежневых дорог, а тылам дано указание всемерно усилить самозаготовку продовольствия.

Командирам и начальникам политорганов частей и соединений предлагалось лично контролировать количество заготовленного и полученного с армейской базы продовольствия, следить за правильностью его распределения между подразделениями, ежедневно докладывать Военному совету, какую норму питания получает каждый боец и командир на день.

Одновременно Военный совет настоятельно требовал упорно сдерживать врага, наносить ему возможно большие потери в людях и боевой технике.

Выполняя эти указания, политотдел армии направил группу своих работников в тыловые части и подразделения для оказания практической помощи на местах. Ее возглавил старший батальонный комиссар Д. П. Макеев.

Быстрее всего, естественно, можно было наладить доставку боеприпасов и продовольствия по Ловати. Однако наша армия не располагала ни катерами, ни понтонными средствами. И все же надо было что-то придумать. В села Раково и Снегирево, расположенные на берегах реки в непосредственной близости от базы снабжения, срочно выехали начальник тыла армии генерал-майор А. Д. Волков, начальник продовольственного отдела подполковник Н. И. Крылов, старший батальонный комиссар Д. П. Макеев и специалисты инженерной службы. Здесь и было принято решение организовать доставку продовольствия, боеприпасов и горючего на плотах. Подразделение саперов с помощью местных жителей и красноармейцев тыловых служб сразу же приступило к работе — разборке сараев, общественных сельских строений.

Дело шло споро. Уже к вечеру один плот из пяти секций был готов. На него погрузили 15 ящиков мин, 15 ящиков консервов, 5 мешков муки, 3 бочки с бензином, 18 мешков сухарей, 5 мешков махорки. Для доставки груза к месту назначения отрядили двух автоматчиков и одного из местных жителей — «лоцмана». Так было положено начало «плотовой флотилии», то есть более или менее регулярной доставке продовольствия, боеприпасов и горючего на плотах по Ловати.

Относительно быстро шла и прокладка лежневых дорог. Саперы работали дни и ночи. Вместе с ними с таким же упорством и самоотверженностью трудились и местные жители. Между ними даже развернулось соревнование. Каждый стремился сделать как можно больше и лучше. По инициативе коммунистов и комсомольцев здесь регулярно выпускались боевые листки, в которых отмечались имена передовиков.

Личный состав частей и соединений армии конечно же прекрасно понимал причины перебоев в снабжении. Вот почему сутками не выходившие из боя бойцы и командиры сохраняли стойкость духа, уверенность в победе. И, как всегда, пример боевой отваги и выдержки показывали коммунисты и комсомольцы. Они первыми поднимались в контратаки, увлекая за собой беспартийных, смело вступали в рукопашные схватки с гитлеровцами, когда кончались боеприпасы.

Кстати, рукопашные бои в трудные дни весны 1942 года происходили довольно часто, что обусловливалось прежде всего необходимостью экономить боеприпасы. Командиры, политработники, парторги и комсорги, агитаторы неизменно подчеркивали в беседах с личным составом, что рукопашные схватки в создавшейся обстановке — один из чрезвычайно важных тактических приемов борьбы, что их необходимо чаще навязывать противнику. Армейская и дивизионные газеты призывали воинов: «Бейте врага штыком и прикладом!»

Бои между тем продолжались с неослабевающим напряжением. Ударная группа генерала Зейдлица, имевшая задачу во что бы то ни стало пробиться к окруженным в районе Демянска дивизиям, своими главными силами действовала в основном на стыке нашей и 11-й армий. Гитлеровское командование, безусловно, догадывалось о нашем трудном положении и, стремясь воспользоваться этим, постоянно усиливало нажим на наши оборонявшиеся войска.

Об ожесточенности боев в полосе обороны армии весной 1942 года, о стойкости и мужестве воинов 1-й ударной красноречиво свидетельствует хотя бы тот факт, что во много раз превосходившей наши войска как в количественном отношении, так и в технике группе фашистского генерала Зейдлица потребовалось больше месяца, чтобы пробить на стыке 1-й ударной и 11-й армий узкий, так называемый рамушевский коридор к окруженным в районе Демянска дивизиям. Пробивая его, войска Зейдлица понесли огромные потери. Только части и соединения нашей армии за период с 20 марта по 7 мая 1942 года истребили более 17 тысяч вражеских солдат и офицеров, уничтожили в воздухе и на аэродромах 127 самолетов противника, вывели из строя 47 танков, 74 артиллерийских орудия, 74 миномета, 172 пулемета, сожгли 137 автомашин с боеприпасами и продовольствием.

Не менее значительные потери нанесли врагу и войска 11-й армии.

Бои не ослабевали и после того, как группе Зейдлица удалось пробить рамушевский коридор. Но если в марте и апреле усилия командования 1-й ударной армии были направлены на то, чтобы войска выстояли, то теперь требовалось в сжатые сроки перегруппировать силы, подчинить все формы и методы работы подготовке к ликвидации рамушевского коридора. Именно такую задачу поставил нашей и 11-й армиям фронт.

В частях и подразделениях состоялись массовые митинги. Кроме того, командиры, политработники, партийные и комсомольские организации, агитаторы провели на местах большую работу по доведению до личного состава требований командования фронта. И все же, несмотря на титанические усилия, нам в тот период не удалось выправить создавшееся положение. Рамушевский коридор не был закрыт. Одной из причин неудачи было то, что немецко-фашистское командование оперативно ввело в него свежие силы. Мы же из-за распутицы и по ряду других причин не имели возможности в короткий срок восполнить понесенные ранее потери, создать хотя бы на небольшом участке фронта перевес в силах и средствах. Поэтому-то все наши атаки и не достигали цели.

К середине мая обстановка в полосе действий 1-й ударной армии в основном стабилизировалась. Наступило затишье. Лишь на отдельных участках порой вспыхивали яростные перестрелки, велись бои за улучшение позиций. Но они, как правило, носили сугубо местный характер.

К этому времени вместо генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова, отозванного в распоряжение Ставки для назначения на новую должность, в командование армией вступил его первый заместитель генерал-лейтенант В. 3. Романовский. Генерал-майор Н. Д. Захватаев был назначен командиром корпуса. Штаб возглавил его заместитель полковник И. Я. Фурсин. Их обоих мы все хорошо знали, так что времени на привыкание к новому начальству не потребовалось.

http://www.litmir.me/br/?b=242425&p=18

Лисицын Федор Яковлевич "В те грозные годы".

Продолжение

Практической проверкой действенности проводимой командирами и политорганами партийно-политической, агитационно-пропагандистской, воспитательной работы в связи с приказом Наркома обороны СССР стали для нашей армии сентябрьские бои, развернувшиеся на узком участке фронта — Великое Село, совхоз «Знамя».(1)

Противник, сосредоточивший в этом районе две пехотные дивизии, большое количество танков и артиллерии, нанес мощный удар по 26-му гвардейскому полку 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Воины части оборонялись самоотверженно, но все же не сдержали напора превосходящих сил врага и отошли на вторую оборонительную позицию. К вечеру того же дня в довольно тяжелом положении оказались и вступившие в бой 397-я и 129-я стрелковые дивизии, а также один из полков 130-й дивизии.

За лето мы привыкли к боям местного значения. В данном же случае немецко-фашистское командование решило, видимо, осуществить операцию с далеко идущими целями. Наши предположения подтвердились, когда были захвачены в плен несколько вражеских офицеров и штабные документы. Выяснилось, что прорыв на рубеже Великое Село, совхоз «Знамя» был задуман гитлеровскими генералами как начало наступления на юг вдоль реки Ловать с целью отрезать 1-ю ударную армию от главных сил фронта, окружить и уничтожить ее войска и таким образом ликвидировать тот выступ, что удерживался нами за Ловатью.

Однако развить свой первоначальный успех противнику не удалось. Против предпринявшего наступление врага командование армии своевременно бросило артиллерийские противотанковые части, три стрелковые дивизии и одну бригаду, танковые подразделения. Продвижение врага было остановлено. Сказались мужество и самоотверженность наших воинов, их поистине необоримая стойкость. А о том, насколько тяжелыми были эти бои, можно судить хотя бы по такому факту: части и подразделения только 397-й стрелковой дивизии за 11 дней отразили почти 40 вражеских атак, из них 15 — в рукопашных схватках.

Все время, пока продолжались бои, работники поарма неотлучно находились в войсках — в частях 7-й гвардейской, 397, 391, 129, 130-й стрелковых дивизий, в 47-й стрелковой бригаде, в частях поддержки и обеспечения. Наши товарищи не только помогали политорганам соединений обеспечивать непрерывность ведения партийно-политической работы в динамике боев, но и выполняли задание командования армии по налаживанию взаимодействия между стрелковыми, танковыми, артиллерийскими, саперными частями и подразделениями.

Противник дорого поплатился за свою попытку перейти в наступление. За 11 дней сражения он потерял на поле боя почти 11 тысяч солдат и офицеров, 98 танков, 58 самолетов, 220 пулеметов, более 350 автомашин, много другой боевой техники.

В борьбе с вражескими танками особенно отличились артиллеристы, расчеты противотанковых ружей, стрелки-гранатометчики 47-й стрелковой бригады полковника С. Н. Лысенкова. Они сожгли 27 фашистских бронированных машин. По 17 уничтоженных танков противника записали на свой боевой счет воины 130-й стрелковой дивизии полковника Н. П. Анисимова и 397-й стрелковой дивизии полковника К. Т. Ильина. Большой вклад в сентябрьскую победу над врагом внесли и гвардейцы дивизии полковника Е. В. Бедина, первыми принявшие на себя яростный удар немецко-фашистской пехоты, артиллерии, танков и авиации.

Значительные потери несли в этих боях и наши войска. Но при любых обстоятельствах они стояли насмерть. Например, 448-й стрелковый полк 397-й дивизии Много раз оказывался в исключительно трудном положении. Но всегда рядом с бойцами и командирами был бесстрашный военком этой части батальонный комиссар Иван Куликов. Когда подошли к концу боеприпасы, он трижды первым поднимался в штыковую контратаку, ведя за собой других. Только в рукопашных схватках воины полка, вдохновляемые словом и личным примером комиссара, истребили более двухсот вражеских пехотинцев.

В одной из контратак Куликов был смертельно ранен. Он погиб как герой. Воины части решили увековечить память любимого военкома. По их инициативе был организован сбор средств на танк «Комиссар Иван Куликов». В него включились бойцы и командиры не только 448-го полка, но и всей дивизии. Эта боевая машина потом победно дошла до Берлина. А после войны именем военкома Ивана Куликова была названа и одна из улиц районного центра Залучье, что в Новгородской области.

Список героев сентябрьских боев пополнялся с каждым днем. Так, например, семь вражеских танков за это время уничтожили артиллеристы старшего лейтенанта Василия Еремеева, два из них лично подбил наводчик орудия красноармеец Иван Морозов, когда остальные его товарищи выбыли из строя. Расчет счетверенной зенитно-пулеметной установки под командованием сержанта Макара Грома сбил в этих боях шесть фашистских самолетов. Храбрейшим из храбрых, таким, как военком Иван Куликов, минометчик Иван Квашнин, артиллеристы Василий Еремеев и Иван Морозов, зенитчики Макар Гром и Николай Привалов, летчик Антон Устименко, были посвящены выпущенные поармом большим тиражом листовки.

Вскоре после сентябрьских боев в частях и соединениях армии развернулось соревнование за достойную встречу 25-й годовщины Октября. Инициаторами его выступили коммунисты и комсомольцы. Соревнование носило вполне конкретный характер. Воины брали на себя обязательства: к юбилею Великой Октябрьской социалистической революции открыть или увеличить свой личный счет уничтоженных оккупантов, добиться отличного владения оружием, боевой техникой. И надо сказать, что эти обязательства в условиях фронтовой обстановки с честью выполнялись.

В соответствии с решением Военного совета имена тех, кто добился наилучших результатов, по представлению командиров, военкомов, начальников политотделов соединений заносились на армейскую Доску почета. Их портреты публиковались затем на страницах газеты «На разгром врага». Выглядело это примерно так. На первой полосе помещался портрет лучшего танкиста, а ниже подпись: «Андрей Петров, лейтенант, танкист. Уничтожил в последних боях 2 немецких тапка. Всего же имеет на своем боевом счету 9 уничтоженных танков, 2 орудия, 2 пулемета, 8 машин с боеприпасами и много истребленных фашистов». Иногда подписи под портретами были совсем краткими, но не менее впечатляющими. Например: «Галим Копшибаев, красноармеец, снайпер. Истребил снайперским огнем и в рукопашных схватках 64 гитлеровца». Или: «Николай Устинов, сержант, сапер. Расставил сотни мин в тылу врага»; «Николай Вознов, младший лейтенант, снайпер. Один из инициаторов снайперского движения. Истребил 126 фашистов»; «Павел Некрасов, младший лейтенант, разведчик. Неоднократно возглавлял вылазки в тыл врага, захватил 8 «языков».

Высокой чести быть занесенными на Доску почета удостоились не только отдельные бойцы и командиры, но и лучшие дивизии, бригады, полки. Это — 180-я, 201-я латышская и 130-я стрелковые дивизии, за боевые успехи преобразованные в 1942 году соответственно в 28, 43 и 53-ю гвардейские; а также награжденные орденом Красного Знамени, неоднократно отличившиеся в боях 2-я гвардейская морская стрелковая бригада и 518-й стрелковый полк.

Тогда, осенью 1942 года, все мы с большой тревогой следили за боевыми действиями советских войск на юге страны. Как дела под Сталинградом? Что нового на кавказском направлении? С этими вопросами так или иначе связывались все партийно-политические мероприятия, проводимые в частях и соединениях армии. Партийно-политическая работа велась в тесной связи с пропагандой подвигов героев волжской твердыни, стойкость и мужество которых уже в ту нору изумляли весь мир. Даже наше боевое предоктябрьское соревнование велось под девизом: «Беспощадно уничтожай фашистских оккупантов! Этим ты помогаешь защитникам Сталинграда!»

Осень 1942 года запомнилась и еще одним очень важным событием, имевшим непосредственное отношение к партийно-политической работе в войсках. 9 октября редакцией армейской газеты были приняты по радио Указ Президиума Верховного Совета СССР об упразднении в Красной Армии института военных комиссаров и установлении полного единоначалия, а также приказ Наркома обороны СССР, определявший практические меры по выполнению этого указа. В документах подчеркивалось, что Великая Отечественная война с немецко-фашистскими захватчиками закалила командные кадры, они приобрели значительный опыт ведения боевых действий, выросли и окрепли как в военном, так и в политическом отношении. Поэтому-то и назрела необходимость упразднить институт военных комиссаров, установить в Красной Армии полное единоначалие, целиком возложить на командиров ответственность за все стороны работы войск, в том числе и за политическое воспитание личного состава. Вместо комиссаров и политруков согласно указу вводились теперь должности заместителей командиров по политчасти.

---

(1) Великое Село - совхоз "Знамя" (при дер.Дубки) - участок по р.Сутокская Робья чуть южнее д.Сутоки (Е.Н.)

http://www.litmir.me/br/?b=242425&p=20