Тифлис-Тбилиси, ссылки, фото

Михаил Лавровский артист балета.

Михаи́л Леони́дович Лавро́вский (наст. фамилия —Иванов) (род. 1941) — советский и российский артист балета, балетмейстер, хореограф, балетный педагог, актёр. Народный артист СССР (1976). Лауреат Ленинской (1970) и Государственной премии СССР (1977).
Михаил Лавровский родился 29 октября 1941 года в Тбилиси, (ныне - в Грузии), в артистической семье. Его отец — Л. М. Лавровский, известный советский балетмейстер и хореограф, народный артист СССР (1965), мать Е. Г. Чикваидзе.
В 1952 году Лавровский поступил в Московское хореографическое училище, учился у педагогов О. К. Ходот и Н. И. Тарасова. После окончания училища в 1961 году, поступил в труппу Большого театра, став солистом театра в 1963 году. Работал под руководством А. Н. Ермолаева. Среди первых ролей Лавровского были партии в балетах «Страницы жизни» (1961), «Спартак» (1962), «Пламя Парижа» Б. В. Асафьева (1962).
Среди наиболее известных работ Лавровского того времени — партия Альберта в балете «Жизель»* (1963), где его партнёршей стала Н. И. Бессмертнова.
В 1978 году Лавровский окончил балетмейстерский факультет ГИТИСа имени А. В. Луначарского. Работал в Большом театре до 1988 года педагогом-балетмейстером и репетитором.
C 1983 года по 1985 год — художественный руководитель ГрАТОБ имени З. П. Палиашвили.
Грузинский театр оперы и балета им. Палиашвили
1983 - «Ромео и Джульетта» С. С. Прокофьева, по Л. М. Лавровскому
1983 - балет «Порги и Бесс» на музыку Дж. Гершвина .
Михаил Лавровский о спектакле «Ромео и Джульетта»
«В нашей музыкально-хореографической поэме мы сохранили дух музыки Прокофьева и преподнести основную линию Шекспира: прославление любви, преодолевающей вражду»
— М. Л. Лавровский
Михаил Лавровский о спектакле «Порги и Бесс» Дж. Гершвина
«Музыка оперы Гершвина удивительно сочная, мелодичная, в которой пульсируют ритмы "века джаза". В моём балете соединены элементы современного танца и классической хореографии»
— М.Лавровский 
«Участие Михаила Лавровского в спектаклях как хореографа возродило интерес публики, и он получил возможность для осуществления собственных творческих замыслов — балетов „Ромео и Джульетта“ и „Блюз“. В одноактном балете „Ромео и Джульетта“ Лавровский нашёл новые режиссёрские решения внутри спектакля, новые способы раскрытия конфликта. Вопрос хореографической драматургии, режиссуры, также как и взаимоотношений с музыкальной основой, стал самым острым в работе балетмейстера. В свободной интерпретации известной оперы Гершвина „Порги и Бесс“, в интересом образном решении художника Мураза Мурваниндзе, много находок и удачных сцен, балетмейстер использовал основной приём рассказа о калеке Порги, любящем „негритянскую Кармен“ Бесс. За Бесс реальной стоит Бесс-мечта…» — Н. Ю. Чернова, кандидат искусствоведения
http://old.balletacademy.ru/bi...ovich.html

Почему Вы так рано ушли из классического балета?
– Тут я согласен с Юрием Николаевичем Григоровичем: танцевать можно сколько угодно, смотреть нельзя. Классический балет требует юности, конечно, таланта, конечно, индивидуальности, но юности.
Надо делать вещи, которые волнуют молодое поколение и в пластике, и в нагрузке смысловой. Но классический балет забывать нельзя, мы страна классического танца, в этом наша сила, этим мы покорили весь мир, этим мы сильны. И забывать наши завоевания, я не считаю это правильным. А вот пробовать новое, свое искать, это надо обязательно.
Я работал в Тбилиси главным балетмейстером, меня вызвала дирекция театра и поставила перед фактом, что они приглашают на постановку танцев замечательного, блистательного танцовщика, моего коллегу, моего товарища. Я: «Ради бога. Пожалуйста, пожалуйста». И он еще не приехал, но мне уже сказали, а потом я это увидел сам, что начались брожения, интрижные течения, чтоб меня убрать, а этого товарища поставить на мое место.
Я говорю: «Знаете, дорогие мои, во-первых, вы пригласили его без меня. Я отвечаю за балет Тбилисского театра. И вы должны были оговорить со мной. А если вы это делаете без меня, тогда я вам не нужен».
Нельзя забывать, чем мы были сильны, ни в коем случае. Мы были сильны необычайной логикой классического танца на сцене. То есть, туда входило чувство позы, координация феноменальная у всех, все… Ну, я сейчас на мелочи отвлекаюсь, характерный танец необходим, и классическому танцу тоже, потому что он дает ощущение чувства позы.
Вы понимаете, в чем дело, я в свое время сам заплатил бы деньги, чтоб меня только выпустили на сцену, когда я был в форме, чтобы станцевать и выиграть. Но сейчас уже все рассматривается на деньги. Я понимаю, жизнь тяжелая, и бутерброд стоит 15 долларов, конечно, вам надо зарабатывать деньги. Это хорошо обеспеченным людям рассуждать о морали, когда они все имеют. А когда вы не имеете, остаться принципиальным и верным своим взглядам – это очень трудно, когда вы в таком положении.
Это все переходит в балет. Когда уходит герой из жизни… Мы часто смеялись над этим где-то лет 15 назад: «ой, ой, герой-романтик». Да, Данко должен быть. Вы понимаете, романтика должна присутствовать в жизни в определенных пропорциях.
Роль, которая мне помогла в жизни, – это были две роли мои, – «Жизель» и «Спартак». «Спартак» – это был мой звездный час. Знаете, как роль строится у нас? Сочетание большой технической нагрузки и коэффициент взлета имел значение для выражения своих чувств, мне удобно было очень, удобны были по пластике, по технике, «Жизель» и «Спартак». И по образу. Хотя они абсолютно различные. И, как ни странно, я очень любил «Дон Кихот», но танцевать мне было всегда несколько рискованно.
По материалам передачи “Линия жизни”
www.classicalmusicnews.ru/interview/mikhail-lavrovsky-2011/
Фото: https://kinozon.tv/stop_kadry/152771
* мне повезло смотреть балет в Большом театре с этими замечательными артистами.

Из истории русско-грузинского культурного сотрудничества

После следовавших один за другим опустошительных вторжений полчищ Тамерлана правители Грузии обратились к единоверному северному соседу с просьбой помочь восстановить порушенные святыни Христовой веры. Просьба не осталась безответной. Из России в Грузию было направлено десять лучших оформителей храмов. Сохранились имена некоторых из них: Иван Тарасов, Максим Терентьев, Посник Дермин, Шигалей Васильев, Юрий Минин. Они потрудились в Грузии на совесть и с честью выполнили свой долг.
В XVI веке при царе Алексее Михайловиче (отце Петра Первого) в столицу России прибыл грузинский царь Арчил II в сопровождении многочисленной свиты. Царь Арчил развернул в Москве кипучую культурную деятельность. Основал типографию, участвовал в строительстве Донского монастыря.
Дочь Арчила Дареджан (в России она более известна под именем царевна Дарья) построила на собственные средства во Всехсвятском (ныне это - возле станции метро «Сокол») внушительных размеров православную церковь во имя Всех Святых. Брат Дарьи царевич Александр Арчилович вошёл в ближайшее окружение Петра Первого, став одним из «птенцов гнезда Петрова».
В 1724 году ещё один грузинский царь - Вахтанг VI, со свитой из трёх тысяч человек обосновался в Москве. Вахтангу и сопровождавшим его лицам были пожалованы земли, получившие впоследствии название «Грузинская слобода». В ней по сей день существуют Большая и Малая Грузинская улицы и улица под названием Грузинский вал.
Дело Вахтанга по укреплению дружеских связей между Россией и Грузией продолжили его сыновья Вахушти и Георгий. Царевич Вахушти был соучредителем Московского университета. На строительство первого его здания на Моховой улице он внёс десять тысяч золотых рублей. А Вахушти Вахтангович был учёным в области географии и картографии, оставившим огромное научное наследие. Георгий Вахтангович воздвиг на Большой Грузинской улице православную церковь во имя святого великомученика Георгия Победоносца.
Все лица из окружения Вахтанга VI со временем приняли российское подданство и нанялись на государственную службу в России. Многим потомкам грузинских поселенцев в Москве за верную службу своей новой родине были пожалованы земли и поместья в разных регионах России и Малороссии. Среди них был писатель Давид Гурамишвили (1705-1792), создавший на земле Малороссии выдающиеся литературные памятники. На таком же поприще прославился потомок ближайшего сподвижника Вахтанга VI – Дмитрия Шаликашвили, поэт Пётр Иванович Шаликашвили (1767-1852), упомянутый А.С.Пушкиным в «Евгении Онегине» под именем «князь Шаликов». Мировую известность получил потомок ещё одного ближайшего сподвижника Вахтанга VI - Мамуки Бараташвили, обосновавшийся в имении под Симбирском - учёный историк и археолог, основоположник научной нумизматики князь Михаил Петрович Баратаев (1784-1856), удостоенный избрания почётным членом Парижской академии наук.
После вхождения Грузии в состав Российской империи (1801 г.) взаимовлияние и взаимопроникновение культур двух народов получило новый импульс.
Русский офицер, участник кавказских войн и одновременно художник, ученик Карла Брюллова - Григорий Гагарин (1810-1893), прожил и творил в Грузии целых восемь лет. Написанные им портреты представителей грузинской аристократии - Давида Чавчавадзе, Маико Орбелиани и Марты Сологашвили, поныне хранятся в Тбилисском музее искусств и Русском музее Санкт-Перербурга. Гагарин мастерски расписал главный грузинский храм в Тбилиси - кафедральный Сионский собор, а также зал и фойе Тбилисского оперного театра.
Архитектор Николай Северов (1877-1957), уроженец Тбилиси, получил соответствующее образование в Петербурге. Возвратившись в 1918 г. в Тбилиси, он явился одним из основателей и первым профессором Тбилисской Академии художеств. По его проектам построены: самый большой тбилисский кинотеатр -имени Руставели (на проспекте, также носящем имя создателя «Витязя в тигровой шкуре»), мост через реку Куру вблизи вокзала и Дом правительства Закавказской Федерации, а также произведена реконструкция здания Музея Грузии. Велика его заслуга и в научном изучении и описании памятников грузинского зодчества.
Уроженцем Тбилиси был и архитектор Михаил Непринцев (1877-1962). По его проектам в Тбилиси были построены центральный телеграф и телефонная станция, здание института инженеров железнодорожного транспорта (ныне – второй корпус Грузинского политехнического института) и совместно с Д.Урушадзе и С.Сатунцем здание цирка, считавшегося одним из лучших в СССР. Сын его - Юрий, проявил себя блестящим живописцем. Был удостоен званий «народный художник Грузии» и «действительный член Академии художеств Грузии».
Ещё один архитектор - Анатолий Кальгин (1875-1943), с 1907 года обосновался в Тбилиси, где по его проекту (совместному с Мачавариани) возведено монументальное здание Национальной библиотеки Грузии, перестроена на современный лад древняя, относящаяся к VI веку нашей эры, Кашветская церковь в самом центре города, сооружён комплекс Земоавчальской гидроэлектростанции близ Тбилиси, украшенный величественной скульптурой работы Ивана Шадра. Кроме того Кальгин участвовал в научных экспедициях академика Евтимия Такаишвили по изучению памятников грузинской архитектуры. Удостоился звания профессора Тбилисской Академии художеств.
В 30-е годы ХХ столетия выдающийся советский архитектор академик Александр Щусев (1879-1943) построил в Тбилиси монументальное здание, в котором ныне размещается Музей новейшей истории Грузии. Им же (по совместному проекту с архитекторами Кокориным и Лежава) возведено в Тбилиси здание Дома правительства Грузии (ныне в нём размещён парламент республики).
Нельзя не отметить следующего важного обстоятельства. После вхождения Грузии в состав России талантливым молодым грузинам предоставлена была возможность совершенствоваться в российских центрах высокого искусства. Грузинский князь, поэт и участник Отечественной войны 1812 года генерал Александр Чавчавадзе отправил (на собственные средства!) в Санкт- Петербург своего крепостного - живописца Георгия Майсурадзе (1814-1885). Георгий был принят в Академию художеств, где учился у самого Карла Брюллова. По возвращении на родину он получил от князя вольную и воспитал целую плеяду талантливых грузинских живописцев, передав им полученные в столице Российской империи знания. К слову сказать – как разительно отличается модель поведения Чавчавадзе от таковой Энгельгардта, в чьей крепостной зависимости находился Тарас Шевченко…
Вторым грузинским художником, получившим образование в той же Академии художеств, был Роман Гвелесиани (1859-1884), проживший недолгую жизнь, но успевший оставить в грузинском искусстве весьма яркий след. Майсурадзе и Гвелесиани сумели соединить в грузинской живописи её исконно национальную почву с классическим академизмом.
Ровесник Гвелесиани Александр Беридзе (1858-1917) также учился в Петербургской Академии художеств. В стенах этой же Академии учился ещё один сын Грузии – Гиго Габашвили (1862-1936). По возвращении в Грузию он плодотворно работал в области жанровой живописи и преподавал в Тбилисской Академии художеств. Его ученицей была ставшая впоследствии выдающейся художницей Елена Ахвледиани.
Ещё один грузинский живописец – Мосэ Тоидзе (1871-1953) был воспитанником Петербургской Академии художеств, где его наставником был великий И.Е.Репин. В 1918 году М.Тоидзе стал одним из основателей Академии художеств Грузии и первым её профессором. Его сын – Ираклий Тоидзе, был воспитанником уже Тбилисской Академии художеств. Широко известна его патриотическая картина «Родина-мать зовёт». Дочь Ираклия – Натела Тоидзе, продолжает дело отца и деда на московской ниве.
Учеником Мосе Тоидзе был и Уча Джапаридзе, ставший наставником многих грузинских живописцев. Он много лет возглавлял Союз художников Грузии.
Александр Мревлишвили (1866-1933) учился живописи в Москве – в знаменитой Школе живописи, ваяния и зодчества. Его учителем был сам Поленов, от которого он перенял не только мастерство, но и демократические идеи художников-передвижников. По возвращении на родину он стал первым грузинским бытописателем многотрудной крестьянской жизни.
В той же московской Школе у выдающихся мастеров живописи Серова, Коровина, Васнецова учился ещё один одарённый грузин – Сидамон-Эристави (1889-1948). Он стал портретистом высочайшего класса, пейзажистом и театральным художником. Создал портреты исторических деятелей Грузии – Шота Руставели, царицы Тамары, Георгия Саакадзе и других.
В московском Строгановском училище освоил основы скульптурного искусства Якоб Николадзе (1876-1951). Затем он продолжил совершенствоваться у великого Родена в Париже. Николадзе не стал его подражателем, а выработал собственный стиль ваяния. По возвращении на родину он стал родоначальником школы грузинских скульпторов. Самое известное его произведение – бронзовый памятник Отцу грузинской нации Илье Чавчавадзе, погибшему от рук террористов в 1907 году.
Другой грузинский скульптор Николай Канделаки (1889-1970) осваивал искусство ваяния в Петербурге – сперва в мастерских Дмитриева-Кавказского, затем – в Академии художеств под руководством Матвеева. Впоследствии Канделаки стал профессором Тбилисской Академии художеств. Его ученики Элгуджа Амашукели, Георгий Очиаури и Мераб Бердзенишвили стали выдающимися ваятелями и мастерами пластики по металлу, а Тамара Абакелия – ещё и графиком и театральным художником.
Под руководством того же Дмитриева-Кавказского постигал искусство живописи Давид Какабадзе, ставший по возвращении в Грузию одним из лучших её живописцев.
Автор- Герман Цверианишвили
https://mirznanii.com/a/275690...nichestva/

Тифлис. З.Н.Гиппиус и Д.С.Мережковский
В Тифлисе – в круговороте веселья, танцев, поэтических состязаний и скачек – состоялась
судьбоносная встреча Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского - молодого, но уже довольно
известного поэта. Она как-то читала его стихи, опубликованные в петербургском журнале
"Живописное обозрение". Даже запомнила имя, но сами рифмы тогда не произвели на неё
большого впечатления.
«Мы встретились и оба вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что
мы женимся, и что это будет хорошо».
Через год, 8 января 1889 года Гиппиус и Мережковский обвенчались в тифлисской церкви
Михаила Архангела. Невеста была в тёмном стогом костюме и маленькой шляпке на розовой
подкладке, жених – в сюртуке и в форменной шинели. Ей было 19, ему – 23. Они прожили
вместе 52 года, не разлучаясь ни разу, ни на один день.
Хрупкая капризная девочка, которую поначалу воспринимали лишь как тень знаменитого мужа,
сумела сломать все возможные стереотипы и завоевать среди современников титул
"декадентской мадонны" – вдохновительницы и одного из самых беспощадных критиков своей эпохи.
«Про Гиппиус говорили – зла, горда, умна, самомнительна. Кроме «умна», всё неверно, то есть,
может быть и зла, да не в той мере, не в том стиле, как об этом принято думать. Горда не более
тех, кто знает себе цену. Самомнительна – нет, нисколько в дурном смысле. Но, конечно, она знает
свой удельный вес …», - напишет позднее в своих мемуарах жена Бунина.
Поначалу её стихи не были приняты. «Электрические», как называл их сам Бунин, «строчки как
будто потрескивают и светятся синеватыми искрами», добавлял Г. Адамович, - они были так не
похожи на «хорошую литературу» шестидесятников. Когда в Россию пришёл символизм, именно
этим «электрическим» рифмам, наряду с поэзией Брюсова, Сологуба, Бальмонта, было
суждено встать у истоков нового движения и возрождённой эстетикой сместить с литературного
пьедестала главенствующую идею «гражданско-обличительной пользы».
http://www.lyubi.ru/phil14.php
Они познакомились в Тифлисе в 1887 году, когда ей было 19 лет, и у обоих сразу возникло
ощущение духовного родства, хотя, как вспоминала затем Гиппиус, их общение началось и
продолжалось в спорах, касавшихся тех вопросов, которые интересовали их обоих: «…Мне
уже не раз делали, как говорится, «предложение»; еще того чаще слышала я «объяснение
в любви». Но тут не было ни «предложения», ни «объяснения»: мы, и главное, оба – вдруг
стали разговаривать так, как будто это давно было решено, что мы женимся и что это будет
хорошо. Начало дал тон этот, очень простой, он, конечно, а я так для себя незаметно и
естественно в этот тон вошла, как будто ничего неожиданного и не случилось», – писала Гиппиус.

8 января 1889 года Мережковский и Гиппиус, в ограниченном кругу самых близких родственников,
обвенчались, после чего, по утверждению Зинаиды Гиппиус, до самой смерти Мережковского они
на протяжении 52-х лет не разлучались ни на один день. Несмотря на это, многие, кто знал эту
супружескую пару, не наблюдали какой-то особой теплоты между ними, это скорее был творческий
тандем с определенными ролями. …В основе которого, тем не менее, все же лежала – любовь:

«ЛЮБОВЬ – ОДНА», стихотворение Зинаиды Гиппиус 1896 года:

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь – одна.

Мы негодуем иль играем,
Иль лжем – но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна – любовь одна.

Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь... И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном – бесконечность,
Лишь в постоянном – глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа – верна,
И любим мы одной любовью...
Любовь одна, как смерть одна.
https://stihi.ru/2015/11/04/7627
автор-Виктория Фролова -Вита, 2015

Наш замечательный школьный учитель по литературе и русскому языку
Орест Александрович Шереметев (Шелеметьев) в 1967 году рассказывал нам о поэтах Серебрянного века
( в советских школах того периода об этом не рассказывали), которые писали прекрасные стихи.
О Зинаиде Гиппиус он сказал, что она - талантливый поэт, но очень злая.

ЧУГУНО-ЛИТЕЙНЫЕ ПРОИЗВОДСТВА. Тифлис.
Самое ранне упоминание о попытке открыть в Тифлисе механическое заведение встречается в 1847 году. В своем докладе Государю Императору князь М.С.Воронцов писал: ,,По просьбе моей, министр финансов откомандировал в ведение мое двух механиков из окончивших курс в С-Петербургском технологическом институте. Они принесут несомненную пользу здешнему краю улучшением машин, сельскохозяйственных орудий и устройством мельниц и заводов.,,
Скоро Воронцов начал практическое воплощение своей идеи.
Он писал:
,,Желая основать в Тифлисе механическое заведение я в 1850 году разрешил отвести проживающему в Тифлисе механику Штюссе землю и выдать ему из сумм моего распоряжения 10 тыс. руб. взаимообразно. Постройка для сего заведения окончена и служит залогом займа, выписаны из за-границы машины самой тщательной отделки и завод в нынешнем (1851) году пущен в ход. Кроме того, начал действовать в последние два года такой же чугунный завод артиллерии полковника Корганова. ,,...полковник Корганов был первый механический заводчик в Тифлисской губ., при том, организовавший свое дело без правительственной помощи,,. И далее... ,,Необходимость таких заведений здесь ощутительна и до сих пор не только не думали здесь о чугуне, но и всё железо, нужное в огромном количестве для края и даже каждый гвоздь выписывается из России...,,
Начало было положено. Теперь надо было разведать месторождения каменного угля, чтобы обеспечить вновь открывающиеся заводы. Нельзя сказать, что железная руда не была знакома местным жителям, но здесь никогда не проводилось никаких исследований её содержания и не было специалистов, способных проводить геологическую разведку. Положение дел начало меняться только после посещения Болниса академиком Г.В. Абихом, впервые определившем состав местной руды, которая оказалась богатой чугуном от 23% до 62 %, т.е. в среднем около 40% . Рядом с рудником протекала речка, дававшая возможность установить на ней несколько водяных колес и др.гидравлических двигателей. В 1860 году в Болнисском ущелье начинается строительство ,, чугунолитейного и железоделательного,, завода с двумя доменными печами, двумя вагранками, кричными и самодувными горнами. Было установлено 40 различных станков для изготовления разноообразных изделий их металла и пр оборудование.
Работа на заводе была сменная. Одновременно работали 150 человек. Основным заказчиком завода была казна, внесшая весьма значительные суммы на его строительство .
Первая промышленная плавка состоялась в 1867 году, но добыча руды производилась не регулярно и завод не мог увеличивать объемы продукции.
Из воспоминаний сына Юлия Федоровича, Сергея Юлиевича Витте: ,, . Когда же кавказский наместник очень заинтересовался тем, чтобы на Кавказе было производство чугуна, то он обратился к некоему Липпе, Баденскому консулу в Одессе, который приехал на Кавказ; наместник предложил ему разработать Четахские руды (Место Четах находится недалеко от Тифлиса, верст около 40.).
Липпе пригласил туда русских горных инженеров (главный инженер Бернули), которые, приехав в Тифлис, начали разрабатывать эту руду. — ... все, что касалось государственных имуществ находилось в ведении Департамента государственных имуществ, т. е. в ведении моего отца... Эти Четахские заводы сыграли печальную роль в дальнейшей участи нашего семейства. Липпе, едучи раз из Четахских заводов в Одессу верхом, свалился с лошади, упал и разбил себе голову. Вследствие этого заводы эти, которые в то время только еще начали действовать и, конечно, ничего еще кроме убытков не давали, должны были закрыться; тогда Барятинский упросил моего отца взять на себя управление этим заводом и мой отец, — который кончил курс в Дерптском университете и затем изучал, как горное дело, так и сельское хозяйство в Пруссии, — согласился, или, вернее говоря, подчинился желанию наместника. ..
Но своих денег ему не хватило; он вынужден был обращаться к частным лицам, и брать у них деньги, давая им векселя за своею подписью. Таким образом велось дело этого завода. ...
Между тем мой отец совершенно неожиданно умер, истратив все состояние моей матери и, кроме того, сделав громадные долги. ... Долги эти были сделаны моим отцом не для себя, а, собственно говоря, для Четахских заводов. Таким образом, все состояние моей матери было истрачено на это дело; имение также было потеряно... ,,
Дела начали приходить в упадок и в 1875 году завод пришлось закрыть.
Открытие железной дороги на Кавказе и быстрое её развитие, серьезно повысили спрос на механические и особенно чугуно-литейные изделия . Завод был абсолютно необходим.
В 1881 году инженер Агапов и технолог Зрюдловский открыли в Тифлисе небольшое чугуно-литейное заведение. Прекрасно наладив работу, они постоянно увеличивали выпуск своих изделий. Завод затем перешел к инженеру путей сообщения Р. О.Ренквисту.
На заводе действовал небольшой 8-сильный локомобиль и кузнечные горны, работавшие на нефтянных остатках, 1 вагранка, 3 токарных станка, 2 вентилятора, 1 строгальная и 1 винторезная и др. машины. Плавка чугуна в вагранках производилась на антраците. На заводе работало 120 человек.
Чугун и антрацит Р.О. Реквист поначалу получал из за границы, а затем начал сотрудничать с русскими заводами-производителями. Основными заказчиками изделий была Закавказская железная дорога, но завод выполнял и частные заказы, которые сыпались на него, как из рога изобилия и завод с большим трудом справлялся с этими заказами.
Примеру Р.О.Ренквиста в 1887 году последовал владелец механической мастерской англичанин Рукс. Он купил необходимое оборудование и тоже начал производить отливку чугуна.
В конце 19 века заработал ещё один чугуно-литейный завод компании ,,Карапетов и Бережанов,,. Завод изготовлял крупные металлические сооружения для железной дороги. Но самым крупным чугуно-литейным производством стал завод, построенный инженерами Яраловым и Амирхановым. Завод совмещал и механические мастерские. Находился он близ Управления железных дорог. Завод являлся собственностью Г.Яралова и работал под маркой ,,Яралов и Ко,,. Кроме прочей продукции, на заводе Яралова отливали колокола.
Изделия с маркировкой этого завода и сегодня можно встретить на улицах города.
Чугуно-литейные заведения открылись затем в главной мастерской закавказской железной дороги и при тифлисском городском ремесленном училище. 
Автор- Аида Бабаджанова (Бабаджанянц)
https://aidatiflis7.livejourna...0%B0%D0%B2

Михаил Булгаков в Тифлисе.
Если бы сегодня всемогущий персонаж великого романа перенес его автора в Тбилиси, тот не узнал бы этих мест. Хотя здесь он впервые побывал 92 года назад, надеясь поставить в столице Грузии свою пьесу. Именно тут два соседних здания были связаны с его именем – в одном он жил, в другом «пробивал» свое творение. Сюда он приходил и во второй приезд, через семь лет, пытаясь возобновить постановку еще одной пьесы. Сейчас этих домов нет. А вот стены стоявшего рядом с ними Штаба Кавказского корпуса все еще помнят, как мимо них ходил писатель и драматург, всемирная слава к которому пришла лишь после его смерти. Ходил в Русский театр, ставший позже Тифлисским рабочим театром, а затем – Тбилисским государственным академическим русским драматическим театром имени А.С. Грибоедова. Звали этого человека Михаил Булгаков.
Между тем, в 1921-м Михаила Афанасьевича приводят в Тифлис не только дела театральные. Этот город должен стать еще и «перевалочным пунктом» на пути в Батуми, откуда начинающий писатель надеется бежать в Турцию. Подальше от темных полос жизни, которых потом становилось все больше и больше. А начинается первая такая полоса у границ Грузии, во Владикавказе, куда военный врач Булгаков попадает вместе с Добровольческой армией. Несмотря на свидетельство его первой жены Татьяны Лаппа о том, что «добровольцем он совсем не собирался идти никуда». Да он ненавидит вообще всю братоубийственную гражданскую войну, но с белыми его, все-таки, связывает большее, чем с красными. «Довоенное время» - с большой счастливой семьей, уютным домом, любимой работой, светом, теплом и ясностью – остается для него идеалом на всю жизнь. А расстрел царской семьи и впечатления от революционных событий, свидетелем которых он был на Смоленщине и в Вязьме, приводят в ужас.
Так что, от деникинцев, призвавших его в свои ряды, он бежать не пытается и вместе с ними оказывается во Владикавказе. Там начальник санитарного околотка 3-го Терского казачьего полка Булгаков с осени 1919 года  работает и корреспондентом в местных газетах. А когда он поправляется от свалившего его тифа, в городе уже красные. Ради куска хлеба он занимается литературой и театром, пишет пьесы, которые сам же называет «рванью». Самоуничижительная оценка. И все же, присмотримся к двум из этих пьес. У первой – название, так много говорящее нам сегодня, «Братья Турбины». Конечно, она еще далека от той, принесшей автору славу, но уже свидетельствует: Булгаков не просто занимается поденщиной, а пытается художественно переосмыслить происшедшее с его классом, со страной. Вторая пьеса – революционная, «Сыновья муллы». Именно ее, написанную «в соавторстве с голодухой», Булгаков надеется поставить в Тифлисе, когда приходится бежать из Владикавказа.
Не бежать нельзя – начались репрессии. Михаила Афанасьевича увольняют из отдела народного образования с роковой  пометкой «бел.» рядом с его фамилией. Куда «сматываться» из «Владикавказа – паршивого города», сомнений нет. Направление указывает один из подзаголовков первой главы  автобиографического рассказа «Богема» - «Верхом на пьесе в Тифлис». То есть, постановка «Сыновей муллы» - официальный повод для отъезда в столицу Грузии. В особом отделе, давая разрешение на выезд, спрашивают, хороша ли эта «революционная пьеса». И признание, которое  Булгаков делает позже, показательно: «Если бы я хотел остаться чистым перед особым отделом, я должен был бы ответить так: « Нет. Очень не хорошая пьеса. Она – дрянь. Просто мне очень хочется в Тифлис». Я смотрел на носки своих разорванных сапог и молчал».
Теперь прочтем два отрывка. Первый – из «Богемы»:
«Почему же? Почему именно в Тифлис?... говорили, что:
1) В Тифлисе открытые все магазины.
2)  -»-  есть вино.
3)  -»-  очень жарко и дешевы фрукты.
4)  -»-  много газет и т.д. и т.д.
Я решил ехать. И прежде всего уложился. Взял свое имущество, одеяло, немного белья, керосинку».
Ох, уж, этот великий  мистификатор Михаил Афанасьевич! Правду он пишет совсем в другом тесте, в письме сестре в мае 1921-го: «Дорогая Надя, сегодня я уезжаю в Тифлис-Батум… Выезжаю спешно, пишу коротко». Так что, Тифлис нужен, в основном, чтобы добраться из него до Батуми. А там – рукой подать и до Константинополя…
И вот, через Баку, в теплушке, писатель добирается до заветного города Тифлиса. Того самого, о котором столько наслушался еще во Владикавказе:
«Вчера ехал Рюрик Ивнев. Из Тифлиса в Москву.
- В Москве лучше.
Доездился до того, что однажды лег у канавы:
- Не встану! Должно же произойти что-нибудь!
Произошло: случайно знакомый подошел к канаве – и обедом накормил.
Другой поэт. Из Москвы в Тифлис.
- В Тифлисе лучше».
Что ж, здесь действительно лучше – уже хотя бы потому, что нет никаких осложнений по «политической линии»: «Как перед истинным богом, скажу, если кто меня спросит, чего я заслуживаю: заслуживаю я каторжных работ. Впрочем, это я не за Тифлис, в Тифлисе я ничего плохого не сделал. Это за Владикавказ». Лучше и из-за того, что есть деньги – получил за тех самых «Сыновей муллы». И, «пристраивая» эту пьесу в Русском театре, можно жить в соседнем с ним доме, в номерах «Пале-Рояль». Сейчас на этом месте – станция метро «Площадь Свободы». А в июне 1921-го отсюда в Москву уходит единственное сохранившееся письмо Булгакова из Тифлиса: «Дорогие Костя и Надя,  вызываю к себе Тасю из Влад. и с ней уезжаю в Батум, как только она приедет и как только будет возможность… «Турбиных» переделываю в большую драму… Целую всех. Не удивляйтесь моим скитаниям, ничего не сделаешь. Никак нельзя иначе. Ну и судьба! Ну и судьба!»
Тасе – Татьяне Лаппа – номера «Пале-Ряль» запомнились тем, что в них… не было клопов. Ну, а для нас, спустя десятилетия, их ценность в следующем: именно в стенах тифлисского «Пале-Рояля» Булгаков работает над тем, что через три года воплотилось в первый вариант романа «Белая гвардия». А вот добиться постановки его пьесы на тифлисской сцене тогда так и не удалось.
Нелегкая жизнь Михаила Афанасьевича в июле-сентябре 1921 года в Батуми – отдельная, очень большая тема. А сейчас мы отметим лишь два важных момента, подаренных ему Грузией в этом городе, несмотря на то, что там  ему пришлось даже голодать. Первый определяет всю дальнейшую жизнь: Булгаков не только окончательно осознает, что его призвание – литература, но и понимает, что не в силах стать эмигрантом. Несмотря на все испытания, которые принесет родина, уже ставшая иной: ««Довольно! Пусть светит Золотой Рог… Домой. По морю. Потом в теплушке. Не хватит денег – пешком. Но домой. Жизнь погублена. Домой!» Да и выдержал бы он ту нелегкую долю, которой потом наделил героев своей пьесы «Бег»? Разве можно представить его в трущобах Константинополя или в «лимонных подштанниках» генерала Чарноты на парижской набережной? «По общему мнению всех, кто серьезно интересовался моей работой, я невозможен ни на какой другой земле, кроме своей…» Это – уже из письма Сталину, написанного через десять лет после первого приезда в Грузию.
Второй значительный момент того трудного батумского лета – встреча с … Маргаритой. «Стоп, - скажет искушенный читатель. - С какой такой Маргаритой? Давно известно, что прообраз героини великой книги – третья жена писателя Елена Шиловская!» Что ж, основные черты Маргариты Николаевны и впрямь взяты у Елены Сергеевны. Есть в них немало и от двух других жен Михаила Афанасьевича, да еще с десяток прекрасных дам считали себя и музами писателя, и прототипами Маргариты. Но в Батуми навстречу голодному, бедствующему Булгакову действительно шла женщина, которую звали Маргарита. Маргарита Петровна Архангельская – весьма респектабельная супруга крупного советского чиновника Смирнова. И тут вспомним, что в романе Мастер встретил вполне благополучную Маргариту, будучи в таком же состоянии, как Булгаков в Батуми. Тогда Архангельская прошла мимо, даже не заметив Михаила Афанасьевича. Встречаются они через целых 10 лет, в Москве.
И снова – реминисценции из «Мастера и Маргариты». Женщина, столь поразившая в Батуми воображение писателя, идет по Москве с желтыми весенними цветами. На ее сумочке – желтая буква «М», вышитая ею самой, у нее нелюбимый муж и красавица-домработница. А когда он признался, что видел ее в Батуми, Маргарита называет его… Мастером: «Уж и мастер очки втирать!» Она рассказывала ему о теплом ветре на батумской набережной, а потом, читая роман, нашла в нем свои слова: «...Отдала лицо ветру». Были и другие связывавшие их обстоятельства, о которых Булгаков так и не узнал. Старшая  сестра Маргариты работала с ним в «Гудке», а другая ее родственница  была первой исполнительницей роли Елены в «Днях Турбинных». Вот такая, чисто булгаковская мистика в реальной жизни.
Конечно же, всего этого ничтожно мало, чтобы видеть в ней Маргариту из романа. Но нельзя отрицать, что батумское прекрасное виденье, ставшее через годы явью в образе москвички с желтыми цветами, оказало огромное влияние на Михаила Афанасьевича. И не только в каких-то деталях, перешедших в главное произведение его жизни. Встреча в Грузии могла стать еще одним поводом не покидать Россию.
Но вернемся в Тифлис – уже в апреле 1928 года. Театральная слава Булгакова гремит второй сезон: во МХАТе идут «Дни Турбиных» и заключен договор на постановку «Бега», в Вахтанговском – «Зойкина квартира». Критика, конечно, громит его, но у касс – длиннющие очереди. В  Грузию он приезжает со второй женой, Любовью Белозерской. «Предполагалось, что М.А. будет вести переговоры с Русским драматическим театром о постановке «Зойкиной квартиры», - вспоминает она. И поскольку сам писатель не оставил никаких записей об этом приезде, слово для комментариев в дальнейшем предоставим именно его супруге.
В те годы столица Грузии, как, впрочем, и во все времена, по особому относилась к талантам, «зажимаемым» властью. Она стала одним из немногих городов, в которых печатались произведения Булгакова. В газете «Заря Востока» - его рассказ «Таракан» и перепечатка из киевской газеты «Шквал», отрывок из романа «Белая гвардия». Самой судьбой Тифлису было уготовано оказаться и в числе восьми городов, в которых разрешают ставить «Зойкину квартиру». Эта пьеса в сезоне 1926-27 годов идет все в том же русском театре, правда, уже переименованном в Тифлисский рабочий театр. Потом «наверху» опомнились, и пьеса исчезает из репертуара. Зато руководство театра задумывается о постановке «Бега». Вот и решает Михаил Афанасьевич приехать на берега Куры, чтобы, как говорится, разобраться на месте. А потом в столь памятный ему черноморский город. Говоря словами его жены, «загорелось ехать на юг, сначала в Тифлис, а потом через Батум на Зеленый Мыс».
На тифлисском вокзале встречает «мастерица шляп» Ольга Туркул – старая знакомая по Владикавказу, у которой Булгаков встречал 1921 год. Ночь проводят в ее доме, а затем – гостиница «Ориант» на проспекте Руставели. Ей тоже не суждено дожить до наших дней. Приняв с годами «Интурист», а затем – Дом художника, ее обгоревшие зимой 1991-92 годов стены стали печальным памятником «тбилисской войны» и были снесены. А восемьдесят пять лет назад из окон «Орианта» Булгаков с женой восхищаются открывающимся видом: «Поздним вечером город очень красив и загадочен. Слегка вырисовываются темные силуэты гор, и какими-то особенными кажутся огоньки фонарей – блестки на черном бархате». Окна эти не закрываются – апрель необычно теплый для москвичей. Белозерская даже ходит в платье, «что здесь не принято до 1-го мая», по словам Ольги Туркул.
Кстати, с окнами «Орианта» связана и забавная история. Ольга пригласила Булгаковых в кино, но «М.А. отказался, сказал, что приляжет отдохнуть». Дамы уходят, забрав ключ от номера и заперев «собирающегося спать Маку» - так жена по-домашнему звала Михаила Афанасьевича. После сеанса они, естественно, задерживаются по каким-то женским делам. А, подойдя к гостинице, видят невероятную суматоху: «Пароконные извозчики, стоящие вереницей у гостиницы, весело перекликивались и поглядывали на одно из окон». Именно из этого окна, «до предела высунувшийся», взъерошенный Булгаков кричит на весь проспект Руставели: «Я не ожидал от тебя этого, Любаша!» Накидывается на нее и коридорный: «Зачэм ушла? Зачэм ключ унесла? Он такой злой, такой злой. Ключ трэбует... Ногами стучит» - «Так неужели второго ключа у вас нет?» - «Второго нэт...»
Но в целом, Булгаковым хорошо в Тифлисе: «Купаемся в солнце. Купаемся в серных банях. Ходили через Верийский спуск в старый город, в Закурье. А Кура быстрая и желтая… То висячий балкон, то каменные ступени крутой, карабкающейся на гору лестницы вдруг остро напомнят мне Константинополь...» В одной из уютных кондитерских Туркул знакомит друзей с хозяйкой-француженкой, а ее внучку, полуфранцуженку-полуармянку Марику Чимишкиан представляет так: «Она будет вашим гидом!» Девушке чуть больше двадцати, она – подружка будущей великой актрисы Нато Вачнадзе, свой человек в среде молодых грузинских поэтов, среди которых – немало громких имен. Получив такого гида, Булгаковы хотят отправиться в Ботанический сад, но Марика признается: «Не могу – только что оттуда, устала». «А! Ну, тогда я пойду за машиной», - восклицает Михаил Афанасьевич, они совершают превеселое катание по Коджорскому шоссе и очень нравятся друг другу. «Нет, сегодня нам нельзя расставаться!», - резюмирует Булгаков и бежит за билетами в Оперный театр – там гастролирует московский Малый театр.
В тот вечер дают «Ревизора», но после первого действия Белозерская заявляет: «Вот что, братцы, после Мейерхольда скучновато смотреть такого «Ревизора». Вы оставайтесь, а я пойду пошляюсь (страшно люблю гулять по незнакомым улицам)». Нет сомненья, что прогулкой этой она осталась довольна – улицы-то были тифлисские… А тот вечер в театре, ей все-таки запоминается – там было еще одно главное действующее лицо: «Недалеко от нас в ложе сидела пожилая грузинка в национальном наряде: низкая шапочка надвинута на лоб, по бокам лица спускаются косы. Сзади к шапочке приколота прозрачная белая вуаль. Все в Тифлисе знали эту женщину – мать Сталина».
С Марикой они встречаются практически каждый день – из десяти, проведенных в Тифлисе. Но, как известно, время должно быть уделено и делу. А главное дело для Булгакова – переговоры о возобновлении «Зойкиной квартиры». Ведутся они с директором Тифлисского рабочего театра Владимиром Швейцером. Судя по всему, ничего конкретного так и не сказал тогда Булгакову этот человек, впоследствии создавший со знаменитым кинорежиссером Яковом Протазановым сценарии таких фильмов, как «Праздник святого Йоргена», «Бесприданница», «Василиса Прекрасная»… Но весьма конкретным и чисто тифлисским становится завершение этой встречи – гости  отправляются с труппой в подвальный кабачок «Симпатия». Без которого не обходились приезды в Тифлис очень многих деятелей русской культуры. Этот подвальчик – символ славной старины – под разными названиями дожил до XXI века в доме 15 на Пушкинской улице. И недавно его уничтожило проведенное  здесь строительство «под старину». В то время он был расписан художником-самоучкой Григором, славившимся на весь город уникальными вывесками. Такими, как «В духане Гога аппетит Бога», «Скори файтон весоли Антон иду вагзал и обратон», «Вини погреба кахетински Акоба Пием до гроба и даже в гроба!», «Гостиница имееш место на мая галава»… Подвал «Симпатия» коллега Пиросмани художник Карапет Григорянц украсил весьма специфическими портретами классиков литературы. Слово Любови Белозерской: «Тускло-золотистые стены были расписаны портретами: Пушкин, Лермонтов, Горкий (так и написано), все в медальонах из виноградных гроздьев и все на одно лицо сильно грузинского типа. За стойкой, заставленной национальными закусками… стоял такой же черноусый грузин, как Пушкин, Лермонтов, Горкий». От себя добавим, что со стен смотрели еще и Шекспир, Коперник, Цезарь, Наполеон, Колумб, Раффи, царица Тамар, Руставели... Под их наивно-просветленными взорами застолье длилось часов пять: «Тост следовал за тостом. Только и слышалось «алаверды к вам, алаверды к вам». Чисто тифлисский колорит поражает приезжих не только этим: «Был момент, когда за соседним столом внезапно разгорелась ссора: двое вскочили, что-то гортанно крича, сбросили пиджаки на край маленького водоема, где плавали любимые грузинские рыбки и… я закрыла глаза, чтобы не видеть поножовщины, а когда открыла их, оба сидели за столом и мирно чокались своим излюбленным кахетинским».
В общем, Булгаковым есть, что вспомнить о Тифлисе, когда они уезжают в Батуми. И многие считают, что больше писатель в этом городе не появлялся. Оно и понятно литературоведы ориентируются на русскоязычные источники. Ну а мы прочтем несколько строк, которые тбилисская исследовательница творчества Булгакова, доктор филологических наук, профессор Мзия Микадзе отыскала в грузинской газете «Комунисти» за середину октября 1928 года: «В Тбилиси приехал известный русский писатель Михаил Булгаков». И еще. Как раз в то время московскому Камерному театру вдруг разрешают постановку «Багрового острова», пьесой заинтересовались еще два ленинградских театра. На это надо реагировать, и именно из Тифлиса приходит телеграмма жене: «Предложения театров телеграфировать мне». Конечно же, в столь важный для судьбы своей пьесы период Михаил Афанасьевич просто обязан находиться в Москве, а он – в Грузии. Почему? Причина может быть лишь одна. Известно, что в 1928-м его пьесы собирались ставить грузинские театры, и он посчитал свое присутствие в Тифлисе необходимым.
Казалось бы, все! С Тифлисом его больше ничего не связывает. Ан, нет! Обратно он уезжает не один, а… с Марикой Чимишкиан. Семья Булгаковых продолжает поддерживать с ней контакты, девушка даже посылает Белозерской «кофточку, заграничную, шерстяную, серенькую», купленную на тифлисском «толчке». Там, как водится и по сей день во многих странах, распродавалась бесплатная помощь из-за рубежа. Марика виделась с писателем и его женой в Ленинграде, а после расставания, на обратном пути, в Москве, ее встречают чета Булгаковых и Владимир Маяковский с Натой Вачнадзе. С Маяковским она познакомилась в 1927-м в Тифлисе, он провожал ее тогда по ночному городу. А позже признавался: «Из-за тебя я даже с Булгаковым подружился!»
Сам Михаил Афанасьевч называл ее «Марон», а когда, приехав в Москву, она поселилась в его доме, относился к ней, как к младшей сестренке. Но атмосфера рядом с создателем «Мастера и Маргариты» особенная, и Марика оказывается на орбите булгаковщины. Именно в этом доме тифлисская девушка знакомится с литературным критиком и сценаристом Сергеем Ермолинским. И выходит замуж за этого человека, ставшего прототипом застройщика Алоизия Могарыча. А комнату они снимают в деревянном доме в Мансуровском переулке, где Булгаков поселил своего Мастера. Чимишкиан видят в очертаниях главной героини пьесы «Адам и Ева», автор даже изменил первоначальное отчество Евы на то, что у Марики, - Артемьевна. И, наконец, 10 апреля 1940 года, именно тифлисскому гиду Михаила Афанасьевича, по словам Белозерской, «выпала печальная доля дежурить у постели умирающего писателя Булгакова в качестве сестры милосердия и друга».
Ну, как не назвать по-булгаковски мистическими эти хитросплетения судеб и персонажей, связавшие берега Куры и Москвы-реки?
Автор-Владимир ГОЛОВИН
http://www.rcmagazine.ge/index...p;Itemid=1