Родство по линии Эйнем - Генеалогический форум ВГД. Тема №52102

Ну а главное событие ожидало меня впереди. В один из вечеров в личной почте я обнаружил письмо примерно такого содержания: "Доброй ночи. Прочла вашу статью и очень заинтересовалась. Моя бабушка - Эйнем Александра Павловна (в девичестве Валуева). Если Вам еще интересна данная тема, могла бы поделиться фотографиями и некоторыми известными мне фактами".

Я сразу не мог поверить своей удаче! Человек, о котором знали мои дальние родственники, которого я искал довольно долгое время, сам нашел меня. Причем весь комизм ситуации состоял в том, что мы, как оказалось, вот уже 13 лет живем в Москве на соседних улицах в 5-ти минутах ходьбы друг от друга! Ходим в одни магазины, водим детей в одни детские сады, и наверняка не раз встречались на улице! Просто удивительно, какие сюрпризы иногда преподносит судьба. Разумеется, мы сразу договорились встретиться, и уже через несколько дней мне посчастливилось окунуться в огромный архив семейных фотографий, тот самый, который остался не только от Александры Павловны и Петра Оттовича Эйнем, но и от Зинаиды, средней дочери Петра Оттовича от первого брака. Тот, кто хоть раз занимался поиском семейных фотографий, знает, что редко после смерти человека родственники делят поровну фотографии между собой. Как правило, их забирает себе кто-то один, а в худшем случае – просто выкидывает. В моем же случае на руках у моей родственницы оказалось фактически два полноценных семейных архива!

Для меня сразу открылся огромный пласт данных о судьбе потомков Петра Оттовича Эйнема. Я тут же нашел ответы на многие вопросы, которые меня интересовали. Например, в актовой записи о смерти Петра Оттовича в 1922 году фигурировало имя некоего Николая Молебнова, жильца дома на Пешей улице в Пензе, где и скончался Петр Оттович. А оказалось, что фамилия Зинаиды, дочери Петра по мужу как раз и была Молебнова. Из фотографий и сохранившихся документов ее архива я многое узнал о ней. Архив содержал множество ее семейных фотографий 10-х-20-х годов. Судя по ним, поженились они примерно в 1915 году, у них с мужем было двое детей Ирина (1917 г.р.) и Геннадий (1924 г.р.), в советское время жили они в Тарусе. Судьба Николая Молебнова мне неизвестна, последние его фото можно датировать началом 30-х годов. А вот их сын Геннадий Николаевич Молебнов, молодой 20-летний лейтенант, командир огневого взвода, погиб под Брестом в июле 1944-го. Благодаря современным ресурсам удалось быстро установить обстоятельства его гибели, место захоронения, и даже получить фотографию памятника на братской могиле. Знала ли об этом Зинаида? Или получила простую похоронку, одну из миллионов? Последнее их с сыном фото датировалось 10 августа 1943 года. Умерла она в 1968 году. Через 4 года скончалась и ее дочь Ирина Николаевна Митяева, которая была замужем за сотрудником НКВД. Довоенных его фотографий тоже немало, но, к сожалению, ни имени, ни дальнейшей его судьбы установить пока не удалось. Также как и того, были ли потомки по этой линии.

Появилась информация и о младшей дочери Петра Оттовича от первого брака Марии Петровне Эйнем. На заре своих исследований именно с ее документов 20-х годов, как работницы Пензенского Нарсуда и «дочери бывшего дворянина» и началось мое общение с Пензенским госархивом, которое успешно продолжается и по сей день. По воспоминаниям моей родственницы Мария так и не вышла замуж и умерла в той же Тарусе в 70-е годы.

О старшей дочери Петра Любови Эйнем я узнал из одной единственной фотографии примерно 1907-1908 гг., где Петр Оттович запечатлен в кругу трех дочерей. Если бы не это фото, я бы наверно с трудом понял, что это за девушка, которая фигурирует только на отдельных карточках, сделанных в профессиональных фотомастерских, и периодически пересылает их родным с трогательными сообщениями на обороте и подписью «любящая вас Люба». Видимо в 1910-е годы она уже училась вдали от дома (на одной из фотографий указано место – г. Козлов) и на совместных фотографиях не фигурирует. К сожалению, я не знаю дальнейшей ее судьбы. Среди фотографий с неопознанными родственниками примерно 30-х годов пару раз встречается женщина, отдаленно ее напоминающая, но подтвердить или опровергнуть что-либо я не могу. И еще в архиве Зинаиды есть несколько фото семьи неких Мерцаловых, а точнее детей и юношей с этой фамилией. Как знать, может быть это дети той же Любови? А может, это родственники со стороны Николая Молебнова? Может быть когда-нибудь я узнаю и это.

Петр Оттович Эйнем со старшими дочерьми Зинаидой, Марией и Любовью. Пенза, 1907-08 гг.

[ Изображение на стороннем сайте: d8bf3a3a17e4t.jpg ]

Фотографии же архива Александры Павловны составили блестящий иллюстративный материал к тем архивным документам, которые мне удалось найти еще в начале своих поисков. Узнал я, как выглядело имение Эйнем в 1910-е годы, увидел лица всех детей Петра Оттовича, родных по своей линии Валуевых, которые видимо часто гостили у Эйнемов в имении, а также пожилой няньки и прислуги. Многие из этих фото наверняка украсили бы коллекцию любого краеведческого музея, ведь в большинстве своем они были сделаны не в фотоателье, а в «домашних условиях» и на них прекрасно представлен быт помещичьей семьи того времени. До того интересно было узнавать, какой была обстановка в доме предков, как они одевались, что ели и пили, из какой посуды. Передо мной словно в калейдоскопе мелькали картинки из жизни столетней давности: вот вся семья с детьми и домашними питомцами на зеленом лугу жарким летним днем, а вот они уже наряжают елку под новый год или собираются в лес на санях и лыжах, вот женщины рукодельничают, вот дети всей гурьбой резвятся во дворе под присмотром пожилой няни, а вот взрослые пьют чай (а кто-то и кое-что покрепче) на веранде за неспешной беседой. Вот глава семьи Петр Оттович в своем кабинете за работой, а вот мой двоюродный прапрадед Константин Валуев – бравый унтерофицер с четырьмя георгиевскими крестами на груди. Почти на всех фото счастливые детские лица. Ребят Александры и Петра звали Владимир, Петр, Тамара, Георгий и Маргарита. Жили с ними также сестра Александры Антонина, а также их престарелая мама Наталья Ивановна Валуева (моя пра-пра-прабабушка). Вот такая большая семья, которая судя по фото постоянно принимала гостей – других близких родственников семейств Эйнем и Валуевых! Разглядывая эти чудесные картинки из далекой, незнакомой, непростой, но все ж таки счастливой, жизни, я вновь и вновь возвращался к строчкам, которые напишет Александра Павловна всего через несколько лет в 1925 году: «…По смерти Петра Оттовича в 1922 году у меня на руках осталось ПЯТЬ малолеток, в возрасте коих теперь от 5 до 14 лет. К моему несчастью присоединилось несчастье моей сестры Лидии Павловны Панкратовой, которая оставшись вдовой с тремя малолетками в возрасте теперь от 6 лет до 13 пришла ко мне, но в 1919 году и сама умерла, ея малолетки остались у меня. Эти круглыя сироты с 1919 г. живут у меня и на моем иждивении… Стало быть около меня образовалась семья, состоящая из восьми малолеток, коим я совместно с своей сестрой Антониной Павловной Валуевой отдаем наши материнския заботы, уход и собственными руками добываем им средства для пропитания…» Понятно, что эти тяжелые времена уже не представлены на фотографиях, однако дети продолжали держаться друг за друга, никто не погиб, не сгинул в круговороте лет и еще в 80-е годы они все знали друг о друге и продолжали общаться.

Петр Оттович и Александра Павловна Эйнем. Пенза, 1908-1910 гг.

[ Изображение на стороннем сайте: 18336be6ce29t.jpg ]

Сестры Лидия, Александра и Антонина с детьми в имении Эйнем в с.Кучки Пензенской губернии.

[ Изображение на стороннем сайте: 2c053917cad4t.jpg ]

Были в архиве фотографий и свои раритеты – уникальные фото 1880-х годов совсем юного Петра Оттовича Эйнема, а одно – и вовсе 1869 года (!), где он снят с сестрой Зинаидой, когда ему был 1 год и 3 месяца от роду. Думаю, не каждому доводится подержать в руках такие редкости, тем более имеющие непосредственное отношение к твоей семье.
А еще меня порадовал такой момент. Праправнучка Зинаиды Оттовны Маевской сообщила мне, что в свое время успела пообщаться с другом своего деда Романа Маевского, который в далекие 20-е годы застал представителей семьи Эйнем. По его воспоминаниям младшая сестра Петра Оттовича Ольга Оттовна Городецкая (на самом деле фамилию ее он за давностью лет забыл) была женщиной огромного роста и обладала глубоким зычным голосом. Стоит ли говорить, что обнаружив в архиве Александры Павловны вот такие фотографии, у меня не было сомнений, кто на них изображен

[ Изображение на стороннем сайте: ff71b038c714t.jpg ]

К сожалению, ничего о дальнейшей судьбе Ольги Оттовны Городецкой мне неизвестно. Позднее я лишь нашел пензенский сборник 1901 года, в котором она, жена штабс-капитана, вместе с первой женой Петра Оттовича Александрой Сергеевной фон Эйнем была указана в качестве попечительницы Татищевской ремесленной школы. Сам Петр Оттович в том же сборнике фигурировал как член Комитета общества поощрения трудолюбия в г. Пензе. Дети продолжали дело своего отца Отто.

Ну и конечно копилка семейных историй пополнилась неоценимыми сведениями из воспоминаний новых родственников и их предков. Так, например, я узнал, что Петр Оттович на свое 50-летие в январе 1917-го получил от фабрики «Эйнемъ» великолепный торт из шоколада в форме баварской колбаски. Еще одна история связана с тем как можно утратить родственные связи и затем всю жизнь заблуждаться. Как я писал ранее, благодаря нашему форуму мне удалось узнать, что Зинаида Оттовна Маевская за два года до смерти родила сына Романа, который стал профессиональным военным врачом, успел послужить в царской и красной армии, прошел 1-ю мировую, гражданскую и Великую отечественную. Умер он в Киеве в 1963 году. И вот когда я рассказал эту историю своей московской родственнице, она была несказанно удивлена: ведь ее мама, которая приходилась Роману Маевскому двоюродной сестрой, прекрасно его помнила по 30-м годам, когда они уже жили в Москве, и знала, что он погиб 8 мая 1945 года в последний день войны. И исправно поминала его всю жизнь в этот день…

А еще на фото конца 1910-х годов родственники периодически листают толстый семейный альбом с фотографиями. Теперь уже не определить, сколько их было утрачено за прошедшие сто лет и сколько тайн и открытий в них хранилось, но мне думается, что то, что дошло до наших дней, дает полное представление о жизни предков, тем более что многое подтверждается документами. Жаль только лишь утраченных раритетов, которые могли существовать в единственном экземпляре, и нести в себе память о еще более далеких предках. Так, например, ни одного фото самого Отто Карловича фон Эйнема до меня не дошло. Возможно, они хранились в семье той же Ольги Городецкой. Хранятся ли они сейчас у ее потомков? Да и были ли они, эти потомки? Пока у меня нет ответов на эти вопросы.

Что же касается Александры Павловны, то теперь я знал, что фамилия ее после второго замужества была Селикаева, а далее не составило труда уточнить через ЗАГС, что умерла она все ж таки в Пензе в 1959 году в день своего 70-летия. Похоронили ее на Мироносицком кладбище. Судьба их с Петром Оттовичем детей сложилась по-разному. Конечно, им пришлось претерпеть определенные трудности в связи с фамилией, ведь по соседству находилась Республика немцев Поволжья, но в общем и целом, даже с учетом последующей судимости Владимира по роковой для сотен тысяч статье 58-10 ч.1, можно сказать, что все сложилось не самым худшим образом. Сыновей переселили в Сибирь и Казахстан, а дочери вышли замуж, избежав ненужных вопросов с фамилией. Все они пережили войну и продолжали общаться, связь не терялась, и прожили они в общем-то стандартную жизнь советских граждан. Сейчас их потомки живут в Москве, Пензе, Кызыле, Израиле, Германии.

Продолжение следует…

Конечно такое событие как обнаружение семейного фотоархива и обретение новых родственников, которые с большим интересом относятся к твоим интересам, трудно недооценить. И вроде бы любые другие открытия меркнут по сравнению с прикосновением к истории своего рода. Но все-таки не могу не рассказать о еще одной находке, которая в очередной раз подтверждает правило, что дыма без огня не бывает. И любое воспоминание, пусть даже совершенно невероятное или переворачивающее все с ног на голову, и совершенно не подтверждаемое документами, все равно хранит в себе долю истины. Итак, напомню, что в начале своих поисков, из воспоминаний своей двоюродной бабушки я знал, что семья Петра Оттовича Эйнема была репрессирована, а усадьба разграблена крестьянами то ли в 1917-м, то ли позже в 30-е. Однако найденные мной документы полностью опровергали такое развитие событий. В архивах ФСБ и МВД документы о каких-либо репрессиях, переселениях или поражении семьи в правах отсутствовали, в деле «помещицы Александры Павловны Эйнем» четко указано, что крестьяне благосклонно относились как к бывшему начальнику участка Петру Эйнему, так и к его семье после его смерти. По результатам рассмотрения дела сельский совет единогласно принял решение оставить землю «бывшей помещице» (дело я смотрел сам, там действительно нет какого-либо негатива в отношении семьи моих предков со стороны новой власти и «членов общества»). Казалось бы, гипотеза о разграблении усадьбы растворяется в небытие? А вот и нет! На глаза мне попалось дело «О поджоге крестьянами с. Любятина Пензенского уезда двух помещичьих усадеб». Напомню, что именно в Любятине Эйнемы приобрели себе дом и землю, а поместье в Кучках (совсем, кстати, неподалеку) принадлежало первой жене Петра Оттовича, и даже в сельхозпереписи 1917 года в качестве домохозяев были указаны «наследники Александры Сергеевны Эйнем», не смотря на то, что она уже 9 лет как скончалась. Приведу текст этого дела:

«1905 г. ноября 12. — Представление прокурора Пензенского окружного суда В. Н. Казембека прокурору Саратовской судебной палаты А. А. Макарову о поджоге крестьянами с. Любятина Пензенского уезда двух помещичьих усадеб.
Доношу Вашему превосходительству, что в ночь на 4-е сего ноября крестьянами с. Любятина Загоскинской вол. Пензенского уезда сожжены владельческие усадьбы при том же селе:
1) в имении дворянки Екатерины Алексеевой Тиздель, арендуемом мещанином Уточкиным, и
2) в имении губернского секретаря Петра Оттовича Эйнем, арендуемом мещанином Грязновым.

Произведенным дознанием установлено, что поджог усадьбы Тиздель ожидался за последние два дня, так как некоторые из крестьян открыто выражали намерение сжечь усадьбу. Накануне пожара в усадьбу явились крестьяне с. Любятина Федор Лаврентьев (старший), Василий Васильков, Афанасий Корнеев и Василий Селезнев, которые экономическому старосте Постнову предложили выселяться из усадьбы ввиду намерения сжечь ее. Постнов упрашивал крестьян не производить поджога, но получил ответ: «Убирайся вон и увози свое имущество». Арендатор же имения Уточкин выехал из имения за неделю до пожара. 3 ноября после обеда означенные лица вытащили из владельческого погреба водки и вина, вошли в дом и начали пьянствовать. В доме был племянник арендатора Александр Уточкин. Староста имения Павел Постнов, услышав намерение сжечь усадьбу, отправился к местному священнику о. Нечаеву и просил его принять меры к вразумлению крестьян. Священник ответил: «Спасай самого себя». В 6 ч. вечера бывшие во владельческом доме крестьяне вышли из него и начали открыто поджигать постройки. Постнов два раза тушил кладовую, но ее вновь поджигали. Скоро вся усадьба была объята пламенем. Ограбления в усадьбе Тиздель не произошло, потому что, кроме хлеба, в амбаре ничего не было; из дома же имущество было заблаговременно вывезено в Пензу. Амбар с хлебом Постнов упросил не зажигать, говоря, что хлеб может пригодиться им же, крестьянам.

Главными подстрекателями к поджогам в с. Любятине Постнов считает сыновей священника того же села Александра и Анатолия Нечаевых, из которых первый окончил курс в Пензенской духовной семинарии, а второй обучается в той же семинарии. Постнов давно замечал, что Нечаевы имели постоянное сношение с крестьянами и восстановляли их против владельцев. У крестьянина Дмитрия Федяшева видал прокламацию, содержащую в себе якобы манифест государя императора об уничтожении владельческих усадеб. Александр Нечаев, по объяснению Постнова, бывал на сельском сходе в сельце Пановке, где внушал крестьянам идеи против правительства.

Брат жены арендатора имения Эйнем Петр Леонтьев Савельев объяснил, что в ночь на 2-е сего ноября в означенном имении сожгли молотильный сарай. Толпа народа с угрожающими криками подходила к флигелю, в котором помещается семья арендатора. На следующий день зять его выбыл в Пензу, захватив часть имущества.
3-го сего ноября около 3 ч. дня в усадьбу на подводах приехали крестьяне Семен Мишин, Алексей Шишков, Андрей Мишин, Петр и Трофим Давыд-кины и Степан Ключников, сломали у амбара замок и стали насыпать хлеб, которого в амбаре было 500 пуд. Подъехало еще несколько неизвестных Савельеву крестьян, и всю рожь из амбара вывезли. В дом Эйнем, никем не занимаемый, вошли крестьяне сельца Пановки Иван Мамлеев и Тимофей Устинов и сшибли замок у дома. Устинов был с топором. В доме был сундук с имуществом владельца, который был тут же разбит, и начался грабеж.
Около 7 ч. вечера толпа с криками «ура» и «свобода» начала поджигать все постройки в усадьбе.

К следствию по этим делам приступлено 6 ноября судебным следователем по важнейшим делам. Привлечено в качестве обвиняемых 11 чел. местных крестьян, причем они виновными себя в поджогах не признали, утверждая, что о предстоявших поджогах они ничего не знали, никаких разговоров о том, что надо забирать у помещиков землю и поджигать усадьбы, ни от кого не слыхали и не знают, кто совершил поджоги. Некоторые из обвиняемых сознались лишь в том, что брали рожь из амбаров в имении Эйнем, и то лишь потому, что караульщик имения приходил к ним и предлагал им разобрать рожь из экономических амбаров, так как она все равно пропадет; почему рожь должна пропасть, караульщик не объяснял.
В настоящее время судебный следователь ограничивается исключительно допросом обвиняемых по дознанию, задержанных и доставленных полицией в Пензу. Все обвиняемые по этим делам заключены под стражу. Дальнейшее производство следствия как по этим делам, так и другим начнется не ранее 15 ноября, когда следователь, закончив допрос обвиняемых по всем делам, выедет на место для допроса свидетелей.

Относительно пропаганды среди крестьян Нечаевыми пока еще не добыто никаких положительных данных.

Копия сего мною вместе с сим представлена его высокопревосходительству господину министру юстиции.
Прокурор Пензенского окружного суда В Казембек ЦГИАЛ, ф. МЮ, on. 194, 1905 г., д. 82, лл. 27-28. Копия.»

Так вот оказывается, откуда пошли слухи о репрессиях и грабежах! Их источником послужили совершенно реальные события, к тому же официально задокументированные. И пусть Петр Оттович не проживал на тот момент в своем имении, а сдавал его, и пусть это было не совсем «родовое гнездо», а приобретенное его отцом, но все же факт на лицо. Трудно сказать, какие мысли тогда посещали Петра Эйнема. Может быть он даже и предвидел надвигающуюся опасность, может и проскакивала мысль уехать на историческую родину. Но он родился в России, всю жизнь здесь жил, был православным, его жена и дети были русскими и вряд ли он видел для себя какой-то другой путь.