Дети Сталинграда

...Однажды пришел мой приятель (как звали, не помню) и предложил пойти разряжать снаряды (там их было много), чтобы достать мешочки с порохом (порох находился в белых шелковых мешочках) для пошива из них платья сестрам. Снаряды были большими, и я с трудом поднимал один и стучал о другой, чтобы расшатать и вытащить головку. Успели мы разрядить только по одному снаряду, как прибежала моя мать (ей кто-то из соседей сказал) и хворостиной всыпала нам обоим.
За хутором кое-где лежали замерзшие присыпанные снегом трупы немецких солдат. Ребята 15-17 лет иногда приносили труп к двери какой-нибудь хаты и стучали. Спрятавшись, наблюдали за реакцией хозяев, когда они, открыв дверь, натыкались на мертвеца в немецкой форме.
Однажды трое ребят, старшего из них звали Микола, второго не помню, и внук нашего деда Генка нашли немецкую противотанковую гранату и решили бросить ее с мостика в речку. Речка была мелкой, а взрыв был такой силы, что Миколу убило сразу, второму оторвало руку, а Генке, он стоял подальше от них, осколок пробил сапог и слегка вошел в голень ноги.
У хуторян была проблема со спичками, и наш дед сделал зажигалку из трассирующей пули, откусив кусачками ее конец. Когда пулю доставали из гильзы, она горела, как свечка, но пламя не воспламеняло даже газету, а только порох. И у нас на полочке лежала кучка пороха в виде узких пластинок примерно 7 см длиной для розжига печи.
Наконец, до нас дошла весть об освобождении Сталинграда. Мама засобиралась в дорогу. Дед с бабкой ее уговаривали: «Ну, куда вы поедете, там все разрушено, оставайтесь, выделим вам землю, посадите картошку». Но мать рвалась домой. И вот в апреле мы погрузились в товарный состав, набитый людьми, возвращающимися в родные места. Когда приехали на станцию Садовая, эшелон остановили для проверки документов. У матери паспорт с немецким штампом и она боялась, что ее задержат. Поэтому, поручив нас с сестрой какой-то женщине, которая ехала до станции Сталинград - II, сама, покинув вагон, бегом по балкам отправилась вслед за поездом. Задыхаясь, прибежала на станцию, где нашла нас. Пришли домой. Видим, одной стены у дома нет, полов и окон тоже, жить негде. Мама как-то узнала, что в Красноармейске живет ее двоюродная сестра Елена Ивановна Тихонина. Она работала заведующей районным трестом столовых и кафе. Мы приехали к ней и несколько дней жили у них. Когда мама показала Елене Ивановне паспорт, та пришла в ужас. Сразу схватила его и бросила в нужник, сказав маме, чтобы всем говорила, что документы сгорели.
Маму Елена Ивановна устроила работать поваром в столовую, а жить мы стали в кухне, которую снимали в Узком переулке у Титовых...

продолжение следует

Мой отец имеет удостоверение "Дети Сталинграда" т.к. жил во время начала боев под Сталинградом со своими родителями и сестрами в городе. Несколько лет назад областная администрация (кажется) Дзержинского р-на, где он проживает проводила интервью и записи воспоминаний всех жителей кто считал себя детьми Сталинграда. Я полагаю что были собраны довольно большие материалы, не только в Дзержинском р-не но и в других. Известно ли кому-нибудь что-нибудь об этом и если да, то доступны ли эти материалы для всех? Меня очень беспокоит то что были собраны огромные исторические материалы и они останутся лежать в архивах волгоградских администраций навеки и никто о них потом ничего не узнает и не вспомнит...

...На краю Узкого переулка жили братья-близнецы Маусовы. По возрасту, они всего на два года были старше меня. Это были необычно мастеровые ребята. У них, как говорят, были золотые руки. Братья мастерили модели пароходов с резиномотором, которые я у них выменивал на хлеб с маслом. Они сделали самодвижущую коляску, у которой на изогнутом в виде коленчатого вала толстом металлическом пруте были насажены колеса от рулевого управления автомобиля. Задок коляски был поворотным, сидел на металлическом стержне, а колеса были от станка пулемета «Максим». Братья также сделали диапроектор и показывали диафильмы. У них же мама купила мне за 25 рублей первые коньки. Это были ржавые коньки «Английский спорт».
Наш Узкий переулок был всегда в состоянии «войны» с улицей Тельмана. Мы, набрав заклепок на заводе № 264, который ремонтировал танки, из рогаток обстреливали друг друга. А в периоды перемирия их атаман одноногий Колька, лет на пять старше нас, подначивал, чтобы мы боролись друг с другом или до первой крови, или положив на лопатки.
В сентябре 1943 года я пошел в первый класс школы № 55 вместе с хозяйским сыном Сашкой по прозвищу Тюля. Это был рохля, вечно испачканный чернилами. Учительница ему говорила: «Титов, ты как трубочист грязный».
Читать и писать я научился еще до школы, и когда все учились писать палочки и крючочки, я сидел и смотрел в окно. Это вынужденное безделье, конечно, не способствовало прилежанию к учебе. В этой школе я проучился один год. Потом Елена Ивановна пригласила нас жить к себе. Она с дочерью Людмилой занимали две комнаты в четырехкомнатном бывшем немецком доме. Во второй половине жила женщина с двумя дочерьми Женей и Ирой по фамилии Фишлер.
На нашей, теперь уже Гражданской улице, было здание школы, где находился госпиталь. Вскоре госпиталь перевели, и здесь стала школа № 22, в которую я перешел во второй класс. В школе не было ни парт, ни столов, мы принесли из дома, кто стул, кто табурет и, стоя на коленях на полу писали кто на газетах, кто на чем. У меня была амбарная книга, и я писал в ней.
В классе нас оказалось трое Филимоновых: Володя, Миша и я. И вызывая к доске, нас называли по именам. Директором школы была женщина, а военруком отставник. Утром они отлавливали опоздавших и заставляли по-пластунски ползать вокруг школы, выбирая места, где были колючки или больше грязи. В последствии они предстали перед судом за издевательства над детьми.
Во дворе школы был сарай с заколоченными окнами, который охранялся часовым, и привлекал наше внимание. Однажды часовой исчез, мы день подождали, но он не появился и тогда, оторвав доски, залезли внутрь. Там находились ящики с противогазами, которые мы растащили по домам на рогатки...

продолжение следует

...Моя бабка с дочерьми, которые бросили нас на дороге, тоже вернулись в город из Белой Калитвы, где были в немецком концлагере. Они отремонтировали дом, в котором все мы жили до войны, и стали в нем жить. Бабка от голода опухла и болела, а когда старшая дочь обокрала их и скрылась, совсем слегла и вскоре умерла. Ее младшая дочь Нина, которой был 21 год, осталась одна. Работала она на разрубке сбитых немецких самолетов, которые огромными кучами были навалены вдоль железнодорожной насыпи. Платили очень мало, и она еле сводила концы с концами. Впрочем, тяжело было всем, продовольствия не хватало, хлеб выдавали по карточкам. Я никогда не забуду чувство непроходящего голода, который все мы испытывали.
Нина стала уговаривать маму вернуться и жить вместе. И в августе 1945 года мы вернулись в свой старый дом на улицу Тулака.
Осенью я пошел в третий класс школы № 53. Учительница Евгения Давыдовна Якубович посадила меня одного за парту. Напротив сидел какой-то белобрысый пацан, который ни минуты не мог сидеть спокойно, все время вертелся, вскакивал, получая замечания от учителя. Наконец, он обратился ко мне: «Я сяду с тобой?» И получив добро, перебрался за мою парту. Это был Борис Нагорнов, с которым впоследствии мы дружили всю жизнь.
Наше детство прошло на фоне войны. Отголоски ее еще долго преследовали нас, детей Сталинграда. То взорвались ребята на Мамаевом кургане, разряжавшие снаряд, то у нас в Ельшанке в местечке, застроенном землянками и лачугами, вернувшимися жителями, с ироничным названием «Москва», погибли ребята, пытавшиеся извлечь порох из мины. А однажды в конце апреля 1948 года мы, ученики 6 класса сидя на уроке, услышали за Волгой сильный взрыв. В этот день в классе не было Гены Урывского. Как потом выяснилось, он с уличными приятелями отправились на лодке за Волгу, там нашли снаряд и положили его в костер. В результате, кто-то погиб, а Урывскому оторвало кисть руки. В школу он больше не вернулся, а вскоре они переехали из нашего района.


Из воспоминаний Александра Петровича Филимонова

Есть в Волгограде вот такой скромный памятник