Дети Сталинграда

...Бабка и мать зарыли в яму лучшие вещи, сами оделись во что похуже.
Немцы погнали жителей на запад. Конвоя, как такового не было, мы пошли сами по себе через Дар-гору в сторону Воропоново.
По дороге проезжали немецкие фуры с ручкой тормоза на борту, запряженные битюгами с обрезанными хвостами. Некоторые возницы останавливались и предлагали подвезти в обмен на патефон или часы. У нас этого ничего не было, и мы все время шли пешком. На первой остановке бабка с дочерью решили вернуться, чтобы откопать кое-что из вещей и застали соседского деда Попова, который копался в их яме. На возмущение бабки он ответил, что думал, что они больше не вернутся.
Шли мы очень медленно, так как сестра заболела, и мать и тетка Нина несли ее на руках. Ночевали в поле в стогах соломы.
Однажды проснувшись, не увидели бабки и ее дочерей. Они еще затемно ушли, бросив нас. Мама была в отчаянии от такого вероломства и сильно плакала. Теперь мы шли еще медленнее. Так мы дошли до Мариновки. Есть у нас было нечего, и здесь мать обменяла скатерть на чашку картошки. У матери был, как она называла, оклунок зерна, и она, оставив мою сестру под присмотром каких то людей, со мной пошла на мельницу. Мельница работала на немцев. Мельник русский еще не старый мужик на просьбу матери смолоть зерно за деньги сказал, что советские деньги при немцах не имеют хождения, вот если бы мыла дала… Бутылка жидкого мыла у нас была и мать отдала ее мельнику. Наше зерно он высыпал в общую кучу, а нам дал немного муки. Теперь на привалах мать варила на костре галушки, что нам очень помогало.
На одном из таких привалов к нам подошли двое молодых мужчин и сказали, что убежали из плена и два дня ничего не ели. Мама быстро сварила галушки и накормила их. Они были очень довольны, и мы пошли вместе. Мужчины помогали нести больную сестру и вещи. Дойдя до какого-то населенного пункта, мужики попрощались и ушли.
Опять мы шли одни. Наш путь пролегал через поле обгоревшей пшеницы. Я на ходу срывал колоски и жевал поджаренные зерна. Когда мы перешли это поле, то увидели на дороге немцев и грузовые машины, крытые брезентом. В них уже находились люди, других подошедших немцы загоняли в кузова. Приказали грузиться и нам...

продолжение следует

...Дед все время что-то делал, то ботинки подбивал, то подшивал валенки, или в саду, где в снегу валялось множество незнакомых предметов, что-то разбирал, как выяснилось доставал из боеприпасов порох.
В ста метрах от нашей хаты жил сын деда с семьей. Сам он был на войне, а дома остались его жена и двое детей - Гена и Наташа.
Через наш хутор все время шли в сторону Сталинграда немецкие части, с машинами и другой техникой. Они часто останавливались на ночлег в нашей избе. Немцев сменяли итальянцы, итальянцев – мадьяры, а их – румыны. Иногда их набивалось так много, что с трудом можно было войти во двор. Но немцы никогда не заходили в хату, если там были румыны, брезгливо проходили дальше. Дед иногда пользовался этим и говорил пришедшим немцам: «Румын, румын».
Как-то немцы сразу не ушли, а жили у нас несколько дней и встречали Новый год. Поставили на стол маленькую искусственную елку, пили шнапс и пели песни. Нас угощали конфетами, подзывая «киндер, киндер». Оголтелые фашисты нам не попадались, все с кем нам пришлось сталкиваться были миролюбиво настроены к нам. Один немец даже обучал меня немецкому языку. Он говорил: «Заген зи. Ди тюр ауф махен, ди тюр цу махен».
Всех трудоспособных немцы гоняли на работу по ремонту дорог, в их числе была и моя мать. В управе в ее паспорт (советский) поставили штамп в виде орла со свастикой. За работу давали немного крупы.
Наконец, немцы стали двигаться в обратную сторону. Однажды рано утром к нам в окно постучали, дед вышел на улицу, я за ним. Там стояли два наших бойца в белых маскхалатах и с лыжами. Дед завел их в сарай, они стали расспрашивать, где комендатура, где охранение. На прощание сказали: «Ждите. Через несколько дней будем».
Действительно через три или четыре дня началась артподготовка, дед всех спрятал в погреб в сарае, ставни у дома закрыл. После этого появились наши солдаты. Немцы не оказали активного сопротивления и отступили. Во дворе появилась полевая кухня, и вместе с солдатами накормили и нас. Стало шумно, громкие разговоры, смех, где-то играла гармонь. Солдаты недолго находились в хуторе, они наступали.
После того, как у нас побывали наши разведчики, дед ночью взял меня и Генку для разбора ящиков с минами. Прямо напротив нашего дома находился штабель немецких противотанковых мин в деревянных ящиках. Мать пыталась возражать против того, чтобы я участвовал в этом мероприятии, боялась, что взорвемся. Но дед цыкнул на нее, и она замолчала. Дед топором разбивал ящики, а мы с Генкой относили рейки в сарай. Утром осталась только гора мин, наваленных, как голыши.
Наши солдаты бросили у нас во дворе сломанную машину ЗИС-5. Дед с неделю ходил вокруг нее в ожидании, не вернутся ли за ней. Но никого не было, и он срезал с нее скаты и всем нам подшил этой резиной валенки...

продолжение следует

Случайно наткнулся в инете: воспоминания одного из "Детей Огненного Сталинграда"
http://www.vpravda.ru/Archiv/March/2.03.06(36)/index4.html

ko3epor!

Надеятся на разного рода администрации я бы не стал. Зачастую все в них делается ради политических выгод. Думаю, что это дело детей и внуков участников Сталинградской битвы и детей переживших ужасы войны в Сталинграде, сохранить воспоминания своих отцов и дедов. Самих себя нужно обязать заниматься этим, а не ждать, что "дядя" все сделает за нас.
Кстати, общественная организация "Дети военного Сталинграда" сейчас проводит перерегистрацию своих членов. И что, на мой взгляд, прискорбно, кретерием участия в ней выбран принцип документального подтверждения факта пребывания в Сталинграде на момент 23 августа 1942 года. Но ведь у многих в огне битвы на Волге погибли все документы, и не осталось ничего, кроме воспоминаний. Эти люди могут остаться не признанными. Похоже, начинается новое перераспределение льгот и ничего более. Память народа, к сожалению, многих мало волнует. :sad:

...На новом месте у меня появились новые товарищи: Валерка Фокин, Вилька Лунев, Витька Снегирев, Юрка Долотов по прозвищу Пыра, Генка Гончаров, а дружил я с Генкой Дубоносовым.
Через две железнодорожные станции от нашего дома находилась Лесобаза. Туда свезли огромное количество металлолома, завалы из него простирались от железной дороги до самой Волги. В этом металлоломе мы отыскали немецкие винтовки с обломанными прикладами и стреляли из них в балке на пустыре, уперев обломок приклада в кирпич или доску. Когда кончались патроны, мы ехали на Лесобазу. Однажды в сентябре с двумя приятелями я вместо школы поехал за патронами. Приехав на место, мы быстро набрали патронов (их там было полно - и запаянные цинки, и открытые) и стали копаться в железках. Все мечтали найти пистолет. Мы знали, что обратный поезд будет в 17 часов. И вот, увлекшись поисками, я далеко углубился от станции и, когда пришел поезд, не смог быстро выбраться. Друзья уехали, а я остался один и пошел пешком. Устал, но сумку с патронами не бросил. Домой пришел уже затемно, за что здорово попало от матери.
Война подходила к концу, это чувствовалось во всем. В городе появились клумбы с цветами, стали продавать мороженое недоступное нам по цене, на которое мы бегали смотреть к проходной оборонного завода.
И вот, 10 мая 1945 года рано утром, когда все еще спали, раздался сильный стук в окно и крики. Ничего не понимая, мы выбежали на улицу, где было много людей из соседних домов, все радовались и кричали: «Победа! Победа!» Война закончилась. Откуда-то появилась гармошка и полилась музыка. Мы дети сновали между взрослыми и, по-моему, не совсем осознавали происходящее...

окончание следует