БОРОРЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ!

Неа, девочки. У меня теперь сельхознаправленность прет. Вот дождик зарядил второй день подряд - поливать не нужно. Можно разогнуть спину и снять перчатки. Хотя, честно сказать, маникюру каюк все равно(((...
А Вам, как всегда, добрым и юморным, спасибо .

поддерживаю идею про блог!

Мурзилка написал:

[q]

( представила себя в ореоле славы)

[/q]

В нашей среде - запросто!
Придется для себя на память в таком виде отсюда "тырить"... Позволите? Со значком (с) и под грифом "Мурзилкины рассказы"? А?

Ах, как жаль, что больше нет Ваших заметок. Прочитала залпом. Низкий Вам поклон за творчество, как чистой воды из родника напилась, и слезами умылась, и повеселилась от души. Мир Вашему дому

Мой дед по папе Василий Ефимович умер до моего рождения. Папа говорил, что ему было 62 года, то есть родился он в 1890 году. Но я помню его не только по воспоминаниям и отретушированному портрету. Оставленным им в наследство внукам мир был полон чудес.
Чего стоит один только сад! В нем была высоченная груша, на вершину которой, как по винтовой лестнице вокруг ствола, можно было взобраться по веткам. Самые сочные груши дожидались именно там. А яблоня-прищепа, на которой росли разноцветные яблоки! Бывало стоишь перед ней и выбираешь - куда бы сегодня забраться, чем бы полакомиться?
Со смертью деда сад приходил в запустение, ухаживать за ним было некому. Бабушке одной трудно было справляться с большим хозяйством. Одного огорода было пол-гектара! Поэтому папа собирал нас в охапку и мы все вместе ехали то садить, то хату белить, то полоть, то собирать урожай.
Блаженные были вечера, когда под кроной груши-дички расстилался тканный лижнык, в центре его ставили столик на низенький ножках, на него водружались макотры со снедью, и многочисленная родня, сложив по турецки ноги, усаживалась вечерять.
Блаженное состояние, когда уже в сгустившихся, как сбитые сливки, сумерках взлетал к звездам звонкий голос тети Груни
У полі калина,
У полі червона.
Хорошенько цвіте.

И многоголосно все подхватывают:
Ой роду наш красний,
Роду наш прекрасний,
Не цураймося, признаваймося,
Бо багацько нас є.

Работать приучали рано. Бери ковшик и сходи курам воды налей в старую каменную ступу, стянутую железным обручем. Да не разлей, смотри! Яйца собери в корзинку. А там петух-задира встает на защиту своего курятника от наглого твоего вторжения! Гвалт поднимают куры, взлетающие с насеста. До сих пор терпеть не могу сырые яйца, которые надо было выпить утром. Коровы не было, то всегда из крынки наливался стакан молока, который приходилось всасывать по полчаса, закатывая глаза, но не смея отставить не допив. Потом опять получаешь задание по силам своего взросления. И так до горячего полуденного солнца, от которого можно было укрыться в прохладной хате.
Но от бабушкиного бдения за наличием трудового энтузиазма никак не увильнуть - полно хатней работы! Больше всего мне нравилось месить тесто для хлеба. Тычешь в него кулаками, а оно не поддается. Ты пыхтишь, сопишь от усердия, но как только начинаешь сердиться, тут же бабушкины руки перехватывают твои и тихий голос
- Анна мана гол плашелков новичь. По­молюся и поклонюся царю осинил. Сократи и смири его, кобеля боярскова и крестьянскова и монастрыскова, чернаго и белаго, пестраго и желтаго, что есть от роду ро­дился слеп, и стал бы глуп, как мокре теля, смернея мокрово теляти, кротае мокрово желтеяте. Сколь плотно и сколь жестоко кол сосновый в сыру землю воткненой и ви­цами сосновыми завязаный плотнее и того жестчае в оное доля связались бы рез­вые ноги к ногам, руки к ру­кам, челюсти к челюстям, пузо ко пузу. Язык мой ключ.

Повторяю за ней непонятные слова. Месить надо с такой силой, чтобы "руки немели". И семь раз читать этот заговор, а иначе никак не получится тот высокий и неимоверно вкусный хлеб, который долго хранится, не черствея, а становится только вкуснее. И нет сил от выбивания этих кобелей разноцветных с мокрым телям. А может и не их прогоняли, но слышалось мне так? Не знаю как там у них было с пузами и челюстями, но мой язык не поворачивался от усталости, и я без сил растягивалась на лаве под окном, проваливаясь в сон.
Что привлекало меня в этом? Не знаю. Но я никогда не ела ничего вкуснее этих бабушкиных заговоренных хлебов. Может, потому что это были мои хлебы, в которые были вложены все мои силы?

-