Тифлис-Тбилиси, ссылки, фото

Валерий Брюсов. Тифлис.
В январе 1916 Брюсов выехал в Тифлис. «В Тифлисе Брюсову был устроен самый теплый прием. Вокруг О. Туманяна, – вспоминает Иоанна Брюсова, – сгруппировались многие армянские литераторы». В Тифлисе Брюсов посетил могилу Саят-Новы, побывал в монастыре Св. Давида и поклонился праху А. Грибоедова. Лекции Брюсова в Тифлисе прошли с большим успехом. Первая состоялась 15 января 1916 г., вторая – по возвращении из Эривани 22 января. Перед началом лекции в Тифлисе классик армянской литературы Ованес Туманян, от имени Общества армянских писателей обращаясь к Брюсову, с приветствием сказал: «Вы явились одним из тех немногих людей, которые смогли прочесть эти волшебные письмена (армянской поэзии) и обнародовать их. О нашей поэзии, о нашей культуре просвещенный мир и в особенности Россия знают мало. Вы явились первым из русских поэтов, который вместе со своими известными коллегами широко знакомит читателя с поэзией, творческой силой армянского народа… И за это высокое и прекрасное начинание я сердечно благодарю Вас…» . На лекции в Тифлисе присутствовал Александр Ширванзаде. Он был очарован мастерством и широкими познаниями В.Брюсова. В статье «Мои впечатления» классик армянской литературы написал: «Никогда не потускнеют в моей памяти те подлинно поэтические картины, которые в течение четырех часов создавал тонкий мыслитель и не менее тонко чувствующий поэт могуществом своей чарующей кисти». А когда завершилась первая часть лекции и Ширванзаде прошел за кулисы, чтобы поблагодарить В. Брюсова за столь интересное, последовательное и объективное представление армянской поэзии, «гость был бледен от волнения и дрожал. Он был взволнован не столько в высшей степени восторженным приемом публики, до краев заполнившей зал, сколько великолепными образами, возродившимися мощью его чудодейственной волшебной палочки. От тех обломков нашего богатого прошлого, которые имеют право жить и должны жить, если не для всего мира, то хотя бы для нас, как гордость за нашу национальную цивилизацию, за цивилизацию прошлого. «Помилуйте, – сказал поэт своим трепетным голосом, – не вы меня должны благодарить, а я – армянский народ, который доставил мне величайшее наслаждение своими бессмертными творениями прошлого». И, поверьте, это была не обычная скромность высокообразованного европейца и не тактичность, а присущая русской душе искренность» .
Автор -Амирханян Михаил Давидович, доктор филологических наук, профессор
https://kaspy.asu.edu.ru/files/1(34)/228-234.pdf

Валерий Брюсов
В Тифлисе
Увидеть с улицы грохочущей
Вершины снежных гор, —
Неизъяснимое пророчащий
Зазубренный узор;
Отметить монастырь, поставленный
На сгорбленный уступ.
И вдоль реки, снегами сдавленной,
Ряд кипарисных куп;
Вступив в толпу многоодежную,
В шум разных языков,
Следить чадру, как дали, снежную,
Иль строгий ход волов;
Смотреть на поступи верблюжие
Под зеркалом-окном,
Где эталажи неуклюжие
Сверкают серебром;
Пройдя базары многолюдные,
С их криком без конца,
Разглядывать остатки скудные
Грузинского дворца;
В мечтах восставить над обломками
Пленителен: молвы:
Тамары век, с делами громкими,
И век Саят-Новы;
Припоминать преданья пестрые,
Веков цветной узор, —
И заглядеться вновь на острые
Вершины снежных гор.

История семейства Ахвердовых. Тифлис. 2 часть.
Прасковья Николаевна Ахвердова – Арсеньева и Лермонтов[

В 1815 году Федор Исаевич Ахвердов женился вторично на блестящей светской красавице Прасковье Николаевне Арсеньевой, которая провела молодость в Петербурге и получила там отличное образование, успешно занималась живописью и музыкой, была широко начитана. Как сообщает «Русский Архив» (статья Бартенева «К биографии Грибоедова» - 1881. с.177-178),П.Н.Арсеньева-Ахвердова по отцу своему находилась в родстве с издавна просвещенною семьей Арсеньевых, которая дала несколько заметных деятелей, в том числе поэта М.Ю.Лермонтова. Отец ее - прославленный генерал Николай Дмитриевич Арсеньев – был начальником штаба Суворова, штурмовал вместе с ним Измаил и участвовал в польском походе. За штурм Измаила Арсеньев носил орден «Георгия» третьей степени. Великий английский поэт Байрон в своем «Дон Жуане», перечисляя ближайших сподвижников великого Суворова, назвал в их числе имя Арсеньева:

Все же назову иных, чтоб вас пленили

Созвучья этих мелодичных слов

С двенадцатью согласными. Тут были:

Арсеньев, Майков, Львов и Чичагов...

Умер Н.Д.Арсеньев в 1796 году вследствие полученных ран. Мать Прасковьи Николаевны была из рода Ушаковых, родственницей княгини Н.П.Голицыной, графов Салтыковых и Строгановых. В Петербурге она получила отличное образование и была одарена многообразными талантами: занималась живописью, в особенности миниатюрною, списывала картины из Эрмитажа, имея даже позволение перевозить их к себе на дачу в Павловск, точила миниатюры из кости и дерева, занималась музыкой, много читала.

У нее и Федора Ахвердова была дочь Дарья, которая вышла замуж за Харламова.

Близкие родственные и дружеские отношения связывали семьи Ахвердовых и Александра Чавчавадзе еще и потому, что жена последнего – Саломэ – приходилась родственницей Федору Исаевичу. Князь Александр Гарсеванович Чавчавадзе – родоначальник грузинской романтической поэзии, первый переводчик Пушкина на грузинский язык, сын известного дипломата и государственного деятеля Гарсевана Чавчавадзе, крестник Екатерины П, участник Отечественной войны 1812 года, адъютант Барклая-де-Толли, деятель с широким кругозором и передовыми взглядами владел как европейскими, так и многими восточными языками.

Ахвердовы и Чавчавадзе жили рядом почти одной семьей. У Ахвердовых был огромный, занимавший целый квартал дом в Тбилиси, в Сололаки, на Садовой улице (верхняя часть бывшей улицы Энгельса, ныне имени Ладо Асатиани). К дому примыкал большой сад, который упоминается в пьесе Грибоедова «Горе от ума» и которым восхищались многие современники. Дети Чавчавадзе – Нина, Катенька и Давид, так же, как и дочь Федора и Прасковьи - Дарья – целыми днями пропадали у Ахвердовых. Прасковья Николаевна охотно занималась воспитанием детей, давала им сама уроки. Летом все вместе ездили в чудесное имение Чавчавадзе в Цинандали.

Ф.И Ахвердов, коренной тбилисец, по тбилисским обычаям любил устраивать приемы, на которых присутствовало местное светское общество, а также чиновники и военные, служащие на Кавказе – кто по своей воле, а кто в качестве ссыльных, которым тогда нелегко вообще было проникнуть в круг грузинского, а тем более – армянского семейства. Поэт Д.Эристави – современник А.Чавчавадзе - с восторгом пишет о хозяйке дома – П.Н. Ахвердовой, в доме которой «образованность, любовь к знаниям и искусству соединялась с радушным гостеприимством». Дом П.Н. Ахвердовой был средоточием всего культурного общества в Тбилиси на протяжении 10 лет.

Умер Федор Исаевич Ахвердов 25 апреля 1820 года и похоронен в Тбилиси в Сионском соборе, как и его первая жена Наталья Юстиниани.

Овдовев в 1820 году, Ахвердова осталась в Тифлисе, где пользовалась всеобщим уважением. Живя в Тифлисе, Грибоедов был «ежедневным гостем» Ахвердовой. В своей книге о Лермонтове Ираклий Андроников приводит архивные материалы о том, что когда в 1828 году Нина Чавчавадзе стала женой Грибоедова, «к сему способствовала Прасковья Николаевна». Грибоедов питал к Ахвердовой чувства самой искренней дружбы и называл ее второй матерью Нины. «Мы оба любим вас, как нежную мать, — писал он ей из Персии, — ваши приемыши, ваши дети — это она и я» (См. Андроников И. Там же, с. 310-315).

В начале 20-х годов в доме Ахвердовой часто бывал служивший в ту пору в Тифлисе Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Пылкие, дружеские чувства к ней он сохранил на всю жизнь. Отбывая заключение в Свеаборгской крепости, на седьмом году своего пребывания в тюрьме Кюхельбекер с радостью отметил в своем дневнике: «Получил письмо от матушки... Бесценно для меня то, что она тотчас посетила друга моего — Прасковью Николаевну Ахвердову, как только узнала, что Ахвердова в Петербурге». Как часто мысли его обращаются к Ахвердовой, можно судить также по его письмам 1834 года: «Хотелось бы мне также что-нибудь узнать о госпоже Ахвердовой...», «Видаетесь ли с Прасковьей Николаевной», «Прасковье Николаевне прошу засвидетельствовать мое почтение...»

В 1881 году единственная дочь Ахвердовой Дарья Федоровна, по мужу Харламова, та самая маленькая «Дашинька», о которой писал Грибоедов, прося Ахвердову заочно «нежно-нежно» поцеловать ее, передала в Публичную библиотеку в Петербурге девять писем Грибоедова к ее матери. Эти письма П. И. Бартенев в том же году опубликовал на страницах своего «Русского архива».

«Князь Александр Гарсеванович Чавчавадзе, — пишет Харламова, — соопекун моей матери над сестрой Софи и братом Егорушкой, нанимал небольшой наш флигель, рядом с нашим большим домом; в нем жила его мать, жена — княгиня Саломе и дети — Нина, Катенька и Давид. Целый день находились у нас девочки, а Катенька и жила у нас, в одной комнате со мной и гувернанткой нашей Надеждой Афанасьевной, той, которой А.С. Грибоедов в одном из писем к матери шлет целый акафист приветствий. Летом ездили мы часто гостить в чудное имение Чавчавадзе Цинандали в Кахетии, совершали путешествие всегда под конвоем не менее 20 солдат, из опасения нападения горцев. Князя я менее других помню, он часто отлучался, а впоследствии, после взятия Эривани, был там губернатором. Но семья его осталась в Тифлисе». (См. Андроников, И., с. 314).

Если заглянуть в планы Тифлиса, снятые в первой половине прошлого века, то мы увидим, что на планах указан не только обширный сад, простиравшийся до нынешней Лермонтовской улицы, на месте которой в те времена протекал Сололакский ручей, но указаны и дома, и даже разделявший оба дома канал.

Из сопоставления планов становится очевидным, что сад и дома Ахвердовых и Чавчавадзе занимали квартал, где ныне находится Союз писателей Грузии, и сад за домом Союза писателей представляет собой часть бывшего сада Ахвердовых .

Вот здесь, в доме Ахвердовых «под горой», и бывал Грибоедов «ежедневным гостем» в 20-х годах. «У нас, — пишет Харламова, — родилась и развивалась его любовь к княжне Нине Чавчавадзе, в нашем доме сделался он счастливым женихом, позабыв на время свою ипохондрию».

Вернувшись после долгого отсутствия из Тифлиса, Грибоедов «почти ежедневно» обедал у Ахвердовых, а после обеда играл детям танцы. «А детей нас было много, — продолжает Харламова, — чуть не маленький пансион, двух возрастов. К старшему принадлежали: дочь от первого брака моего отца Софья Федоровна, впоследствии замужем за Н.Н. Муравьевым-Карским, и брат Егор Федорович, бедная племянница моего отца Анна Андреевна Ахвердова, и приходили для совместного ученья знаменитая княжна Нина Чавчавадзе и княжна Мария Ивановна (Маико) Орбелиани. Княжна Екатерина Александровна Чавчавадзе, впоследствии княгиня Дадиан Мингрельская, княжна Софья Ивановна (Сопико) Орбелиани, Варенька Туманова и я составляли младший возраст».
Таким образом ясно, что не только «тесная дружба» соединяла семьи Чавчавадзе и Ахвердовых, но что обе семьи жили, по существу, одним домом и находились в повседневном общении.

Далее Харламова пишет, что «Либеральная статская молодежь из будущих декабристов, тоже наведывалась на Кавказ и бывала у матери, особенно часто, кажется, В.К. Кюхельбекер, давнишний друг нашей семьи».

Это замечание наводит на мысль, что Ахвердова была знакома с Кюхельбекером еще по Петербургу. Если вспомнить процитированные нами письма Кюхельбекера, из которых видно, что отношения с Ахвердовой в его отсутствие поддерживали и его мать и его племянницы — Глинки, то этого никак нельзя объяснить одним знакомством Кюхельбекера с Ахвердовой по Тифлису.

«После 25 года, — продолжает Харламова, — были отправлены проветриться (на Кавказ) многие слегка замешанные декабристы». Из них Харламова запомнила фамилии только двоих: Рынкевича и Искрицкого.

В числе друзей матери, почти ежедневно посещавших ее дом в Тифлисе, Харламова называет Александра Аркадьевича Суворова. Хотя она ничего и не сообщает о нем, тем не менее нам понятно, откуда шла эта дружба. Александр Аркадьевич Суворов приходился внуком великому полководцу, а отец Прасковьи Николаевны Ахвердовой, прославленный генерал-поручик Николай Дмитриевич Арсеньев, был начальником штаба А. В. Суворова, штурмовал вместе с ним Измаил и участвовал в польском походе. Оказавшись в Тифлисе, А. А. Суворов не мог миновать дом Ахвердовой. Харламова причислила Александра Аркадьевича Суворова к военной «золотой молодежи», которую манили на Кавказ мода и жажда почестей и наград. Она не могла знать в то время, что внук Суворова был в 1826 году отправлен в Кавказский корпус за прикосновенность к тайному обществу декабристов.

Как мы уже говорили, в 1829 году дом Ахвердовой, по словам ее дочери Д. Харламовой, посещал А.С.Пушкин. Харламова называет имена других постоянных гостей Ахвердовой — адъютанта Ермолова графа Самойлова, офицеров Бутурлина, Веригиных, Симборского и Арсеньева. Согласно исследованиям И.Андроникова, действительно, все они в тот период жили или постоянно бывали в Тифлисе .

Впоследствии в 30-х годах Прасковья Николаевна с дочерью уехала из Тифлиса в Петербург.

Но и после переезда в Россию отношения Ахвердовых с семьей Чавчавадзе не оборвались. Харламова говорит, что она всю жизнь оставалась в самых дружеских отношениях с младшей дочерью Чавчавадзе Екатериной и, хотя не встречалась с ней долгие годы, находилась с ней «в переписке до самой ее смерти».

Таким образом, ясно, что Прасковья Николаевна Ахвердова после отъезда из Тифлиса продолжала поддерживать отношения со своими тифлисскими друзьями. И когда сын Чавчавадзе Давид был отправлен в Петербург для поступления в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (где, кстати сказать, учился Лермонтов), она должна была встретить его как родного.

Сопоставим эти факты с еще более важными. В 1834—1836 годах в Петербурге находился сам Александр Гарсеванович Чавчавадзе. Не будем говорить о том, как и при каких обстоятельствах он прибыл туда, в данном случае отметим только одно: во время пребывания в столице он постоянно виделся с Ахвердовой и по-прежнему поддерживал с ней самые дружеские отношения.

Как прежде в Тифлисе, так и в Петербурге, Прасковья Николаевна Ахвердова находилась в курсе всех тифлисских новостей и узнавала многое раньше самого Чавчавадзе. Когда в Цинандали умерла его мать, семья сообщила об этом Ахвердовой: ей было поручено передать Александру Гарсевановичу эту печальную для него весть. Возможно, что на ахвердовский адрес поступала и остальная корреспонденция Чавчавадзе. Это видно из ответного письма поэта тифлисскому гражданскому губернатору Н. О. Палавандишвили от 22 июня 1836 года. «Вчера, — пишет он, — узнал от Прасковьи Николаевны о постигшем меня несчастье, известия о котором ожидал со дня на день. От нее же получил Ваше письмо...»

Согласно исследованиям И.Андроникова, А.Чавчавадзе в 1837 году вернулся в Тифлис. Но по всей видимости, через П.Н.Ахвердову Лермонтов познакомился с А.Чавчавадзе еще в Петербурге или, во всяком случае, знал и слышал о нем. Зная о том, что Лермонтов как раз в это время постоянно видел П. Н. Ахвердову, встреча его с Чавчавадзе становится вполне вероятной.

В 30-х годах, живя в Петербурге и в Царском Селе, Ахвердова постоянно встречалась и поддерживала родственные отношения и с бабушкой Лермонтова — Елизаветой Алексеевной Арсеньевой. Арсеньева пишет из Петербурга родственнице — тамбовской помещице Прасковье Александровне Крюковой: «Я часто видаюсь с Дарьей Николаевной и Прасковьей Николаевной и всегда об вас говорим» .

С 1832 года, живя в Царском селе и Петербурге, Ахвердова постоянно встречалась и поддерживала родственные отношения с Лермонтовым и его бабушкой – Е.А.Арсеньевой. В 1836 году Лермонтов упоминает Прасковью Николаевну в письме к бабушке. Лермонтов пишет: «Милая бабушка. Так как время вашего приезда подходит, то я уже квартиру и карету видел, да высока; Прасковья Николаевна Ахвердова в мае сдает свой дом, кажется, что будет для нас годиться, только все далеко» (см. И.Андроников. Лермонтов в Грузии в 1837 году., М., 1955, с.70).

На основании этого письма можно считать доказанным, что Лермонтов и его бабушка встречались с Ахвердовой в Петербурге. И встречались как раз в то время, когда в Петербурге находился Чавчавадзе. Возможно, что о Грузии рассказывала Лермонтову П.Н. Ахвердова, — во всяком случае, отметим его интерес к грузинским делам именно в это время.

Согласно исследованиям И. Андроникова, А. Чавчавадзе летом 1837 года вернулся в Тифлис. И можно считать несомненным, что в 1837 году, когда Лермонтов пострадал за стихи на смерть Пушкина, оказался в опале и уезжал в ссылку в полк, стоявший недалеко от Тифлиса, а еще ближе от Цинандали, где Ахвердова еще так недавно гостила на правах члена семьи — заботливый друг Грибоедова, Кюхельбекера и Чавчавадзе, она должна была принять участие в судьбе своего племянника, Лермонтова.

Отправляя своего внука опального поэта в Грузию, бабушка, разумеется, заручилась рекомендательными письмами к влиятельным на Кавказе людям: к командиру Отдельного Кавказского корпуса барону Г. В. Розену, с сыном которого Лермонтов служил в лейб-гусарах, к начальнику штаба В. Д. Вольховскому, к А. А. Вельяминову (командовавшему войсками на Кавказской Линии), с которым вместе воевал в Отечественную войну 1812 года ее брат Афанасий Столыпин. Об одном из таких писем пишет Андроников: родственник бабушки, генерал А. И. Философов, оказывается, обращался с просьбой о Лермонтове к генералу Вольховскому.

Несомненно, что при отъезде Лермонтова в ссылку в 1837 году, П.Н. Ахвердова, жившая тогда в столице, снабдила Лермонтова рекомендательными письмами к семье Чавчавадзе. Таким образом, Лермонтов в дом Чавчавадзе должен был попасть непременно — не только как поэт, прославившийся стихами на смерть Пушкина, но и как родственник женщины, связанной с домом Чавчавадзе долгой и прочной дружбой. И трудно допустить, чтобы он при этом пренебрег возможностью встретиться с прославленным грузинским поэтом Александром Чавчавадзе, не захотел познакомиться с его дочерью - вдовой Грибоедова - Ниной Чавчавадзе.

Соображение о поездках Лермонтова в Цинандали должно показаться еще более убедительным, если вспомнить, что Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта, приехавший в Тифлис в начале 1835 года, в ожидании прибытия командира Кавказского корпуса Розена «провел две недели в усадьбе вдовы Грибоедова». Н. О. Пушкина, получившая от него письмо по возвращении его из Цинандали, сообщала дочери — О. С. Павлищевой: «Он говорит, что это были прекраснейшие дни его жизни, что она — очаровательная женщина, он опять собирается туда» (См. книгу И. Андроникова).

Он был приглашен туда, — это для нас совершенно ясно, — как брат великого поэта, с которым семья Чавчавадзе познакомилась лично в 1829 году. Но при этом следует помнить и то, что в 1827—1829 годах сам Лев Пушкин служил в Нижегородском полку и, как офицер этого полка, имел достаточное представление о гостеприимном доме грузинского поэта.

Как видим, Лермонтову, так же служившему в Нижегородском полку, просто трудно было миновать поместье Александра Чавчавадзе. Не случайно историк полка Потто заявлял, что в 30-х годах «с Цинондалами у нижегородцев... была кровная связь» и что в поездках к кахетинским помещикам «играли теперь главную роль Цинондалы».

В Нижегородском полку Лермонтов встретил, как он пишет Раевскому, «много хороших ребят». Среди них было немало грузин: в 1837 году в полку служили подполковник Бараташвили, майор Корганашвили, штабс-капитаны Павленишвили и Шаликашвили, прапорщики Андроникашвили, Иоселиани, Эристави, Мачабели, Сакварелидзе-Бежанишвили. Но прежде всего следует назвать ветеранов полка, двух Чавчавадзе — Ясона и Спиридона — братьев знаменитого своим гостеприимством Гульбата Чавчавадзе – родственника Александра Чавчавадзе, жившего в том же Цинандали «по старине самой глубокой».

Как только в Цинандали появлялись нижегородцы, рассказывает Потто, тотчас съезжались гости и «на широком, как степь, дворе Александра Чавчавадзе начиналась джигитовка, потом скачки, стрельба. Оружием щеголяли и русские и грузины: кинжал и шашка в дорогой оправе, пистолет за поясом и винтовка за спиной имелись почти у каждого. Но у нижегородцев кабардинские кони под легкими черкесскими седлами, а у грузин дорогие карабахские жеребцы, под расшитыми шелком персидскими чепраками, увешанные золочеными бляхами, звеневшими при каждом движении»
Автор
РОКСАНА АХВЕРДЯН,
кандидат филологических наук

>> Ответ на сообщение пользователя snegirev от 14 января 2022 21:21

Упомянутый в статье Андрей Михайлович Фадеев - дед Сергея Юльевича Витте

Леся Украинка. Тифлис -Тбилиси.
Впервые Леся Украинка приехала в Тифлис не позже 10 сентября 1903 года, приехала вместе со своим женихом Климентом Квиткой. Поначалу Леся остановилась в гостинице на Головинском проспекте. Время уходило на поиски квартиры, ибо жизнь в гостинице была ей не по средствам. «Из-за хлопот по разысканию хаты не могла найти минутку, чтобы окончить письмо. Сейчас тороплюсь, так как хату все же не нашли, а здесь это не легкая задача. Тем временем сижу в гостинице, а нужно бы выбраться скорее, поскольку это дорого», – сообщает она в письме сестре Лиле.
Квартиру Леся нашла по Тер-Гукасовской улице (ныне – улица Константина Макашвили), №2, в доме Хитарова. Леся знакомится с достопримечательностями Тбилиси, внимательно следит за грузинской и армянской литературой, не пропуская ничего из того, что появлялось в русских переводах. В письме от 2 декабря 1903 года она пишет: «Чтение грузинской и армянской беллетристики в русских переводах... наводит на оптимистические мысли о литературе».
Поэтесса живо реагировала на перемены тбилисского пейзажа: «Здесь пошел снег... так странно, что Тифлис белый», радовалась приближению весны. «Вчера было начало весны, – пишет она матери. – Лоскутки снега таяли, лед разливался в ручейки и солнце по- весеннему грело».
Восторг по поводу ранней весны был преждевременным: слабая здоровьем Леся простудилась и слегла. «Это я, было, увлеклась январским «началом весны»,– читаем в одном из писем поэтессы,– ну и пробежала несколько раз без калош по мосту через Куру да еще там постояла на мосту, посмотрела на ледоход. Кура под Тифлисом никогда не замерзает, только немного у берегов, а посредине все мчит быстро, будто кипящее течение, так вот это течение где-то наломало в горах льда и гнало его через Тифлис. Красиво это было: серебряный лед, сине-зеленая вода и совсем весеннее, синее небо. Я уже давно не видела зимних эффектов, вот и засмотрелась. А у Куры очень засматриваться и не следовало бы».
В феврале Леся посещает Ботанический сад. Красота настолько ее поразила, что она даже выслала сестре открытку с видом Ботанического сада и с надписью: «Вот тебе наилучший уголок в Тифлисе, здесь начинается весна».
Как большое событие отмечает Леся Украинка премьеру оперу Мусоргского «Борис Годунов». Постановка, состоявшаяся в Тифлисе 25 марта 1904 года, стала большим событием в жизни грузинского музыкального мира.
Леся много работает. Преимущественно это была работа для заработка, но вместе с тем она находит время и для творчества – в ноябре заканчивает драматическую поэму «Что даст нам силу», впоследствии вошедшую в «Триптих», посвященный Ивану Франко.
23 октября 1904 снова приехала в Тбилиси. Родные ее жениха, фольклориста Климента Квитки, проживавшие тогда в Тбилиси, помогли ей найти подходящую квартиру: «Хата у меня превосходная, в хорошей и здоровой части города, и вообще я чувствую себя, как дома… Такое идеальное жилище, как здесь, редко может попасться». Леся жила теперь в доме Гамрекели на Давыдовской улице (ныне – улица Бесики), № 23, кв. 4 – «трехэтажный дом с левой стороны, если стать лицом к Мтацминда».
Она использовала любую возможность, чтобы побывать в уже знакомых ей уголках города, а иногда уходила вместе с Квиткой бродить по горам. «Позавчера мы с Кленей до самых сумерек бродили по горам, было так прекрасно, что и утомление не чувствовалось. Забрались мы в такое место, где еще никогда не были, понаходили какие-то потоки, бассейны, пропасти, очень интересно было».
24 мая 1905 года Леся выехала из Тбилиси, Леся Украинка возвратилась в Грузию только через три с половиной года, в декабре 1908 года. К тому времени тяжелая болезнь все чаще напоминала о себе.
В это время у нее обнаруживается новая болезнь – туберкулез почек.
Вопрос разрешается во второй половине ноября 1908 г.: Климент Квитка может рассчитывать на должность помощника мирового судьи в Телави.
В декабре 1908 года и в начале 1909 года Леся жила в Тбилиси на Судебной улице (ныне – улица Братьев Зубалашвили). В январе 1909 года она переехала в Телави, где сначала жила в доме плотника Амонашвили по улице Карла Маркса. № 35 (ныне – улица Ахвледиани), а потом «в двухэтажном доме на пустыре, направо от главной улицы, если стоять лицом в направлении Сигнаха». Сейчас в этом доме (бывшая улица Камо, № 10, сейчас – улица 26 мая) помещается музыкальная школа №2. На обоих домах в 1951 году были установлены мемориальные доски.
В Телави Леся Украинка жила безвыездно с января до начала ноября 1909 года. Письма поэтессы из Телави дают достаточно полное представление об отношении ее к местному населению, о впечатлениях от природы. Все говорит об оптимизме Леси, о том, как страстно она борется за свою жизнь.
Но если природа, достопримечательности Грузии и сами грузины ее по-настоящему восхищают, то нищета и запустение приводят в отчаяние. Много здесь садов и виноградников (здесь люди только вином и живут), но то на окраинах города, а посреди тесно, каменно и грязно...»
Природа здесь щедра и богатая».
Итак, в начале ноября 1909 г. Леся Украинка в сопровождении К. Квитки впервые уехала в Египет. Прожила там несколько месяцев и уже в июне 1910 г. вернулась в Грузию, которая в последние годы жизни поэтессы стала для нее второй родиной.
В письме от 2 июля 1910 г. поэтесса сообщала: «Сегодня получил К. «назначение» в Кутаис (на такую же должность, что и здесь), так что в этом месяце мы уже выберемся отсюда». В действительности переезд из Телави в Кутаиси состоялся в октябре 1910 г. Переезд был связан с большими денежными расходами, в результате чего Леся Украинка оказалась в сложных материальных условиях. В письме к матери она пишет о своих расходах, мимоходом замечая, что на жалованье мужа они «на Кавказе не могут прожить без голода и холода». Положение было настолько тяжелым, что поэтесса отказалась от ежегодной поездки зимой в теплые края и вынуждена была помогать мужу в его работе, переписывать бумаги: «Кленя попал здесь в такую каторгу, что я прямо боюсь за него и уже чем только могу помогаю ему, так вот и варимся, будто в котле». С той же целью – помочь мужу – она учится печатать на машинке.
Резкое ухудшение состояния здоровья вынудили Лесю, несмотря на тяжелое финансовое положение, всерьез подумать о поездке в теплые края. 14 января 1911 года она выехала из Батуми в Египет. «До Батума и на пароход провел меня Кленя, и это было очень важно, так как я сама не добралась бы сквозь снега к пароходу, а Кленя нашел каких-то людей, которые прокопали дорогу...»
Кутаиси понравился Лесе, и она избрала его местом своего постоянного жительства. Сравнивая ялтинскую осень с кутаисской, она отдавала предпочтение последней, а о городе и реке Риони писала: «Город здесь не плохой, а речка и окрестности даже очень хороши».
Тем временем Климент Квитка был извещен о переводе на службу в расположенный неподалеку от Кутаиси городок Хони.
Несмотря на свое нежелание, она все же была вынуждена ехать, и в сентябре 1911 г. была уже в Хони. В письме от 15 сентября она писала: «Вот мы уже переехали в Хони. Хони скорее похоже на большое село, чем на местечко, так как здесь очень много садов, огородов, просторных зеленых дворов, а хаты скорее мещанские, только типа кавказского – с большими верандами. Мне Хони нравится».
Перед отъездом Леся отправила к сестре два сундука с рукописями и книгами, очевидно, окончательно потеряв надежду на оседлый образ жизни.
Климат Хони благотворно повлиял на состояние здоровья Лоси Украинки. «Здоровье мое в Хони почему-то даже лучше, чем в Кутаи се,– ни разу не было большого жара,– пишет она матери.– Вода здесь в рвах не стоячая, а очень быстрая, ибо отведена из очень стремительной горной речки, и никогда от нее ни тумана, ни болота не видно, то может оно не вредит. Осень здесь лучше, чем лето, может, поэтому и чувствую себя лучше, ибо летом страшно лили дожди». Об улучшении здоровья поэтесса писала и двумя месяцами позже: «В этом году здоровье мое держится лучше, может, как-нибудь продержусь зиму без катастроф, так что на Хони не за что жаловаться».
Как раз в Хони Леся и написала выдающуюся драматическую поэму «Адвокат Мартиан». А если мы вспомним, что перед этим, в Кутаиси, она в молниеносно короткий срок написала гениальную «Лесную песню». Несколькими месяцами позже она создала новый шедевр – драму «Каменный властелин».
Квитку переводят на старое место службы, и 21 января 1912 года Леся с мужем возвратилась в Кутаиси.
В 1912 и 1913 гг. Леся Украинк жила в Кутаиси в трех домах: в доме Чхеидзе, доме Джаиани и доме Кикодзе в Джаиановском переулке (впоследствии – улица Махарадзе). Осенью 1912 года состояние здоровья Леси опять ухудшилось и 25 октября она выехала из Одесского порта в Египет. Возвратилась на Украину 23 апреля 1913 года, а в мае 1913 года уже была в Кутаиси. По последнему адресу (Джаиановский переулок, дом Кикодзе) она написала свои последние драматические произведения, в том числе, «Каменный властелин».
9 июля 1913 года ее вывезли поездом в Сурами. Для Леси сняли комнату на Зиндисском холме, на даче железнодорожника Папава, обращенной к легендарной Сурамской крепости.
Леся находилась под постоянным присмотром матери, младшей сестры Доры и жительницы Сурами Софьи Цуцкиридзе. Врач Д.Н. Пашиков принимал все меры к тому, чтобы облегчить страдания больной и продлить ее жизнь.
В последний день жизни Леси Украинки в Сурами приехала сестра Ольга. Вокруг Леси собрались все ее родные.
С первыми лучами восходящего солнца, в пятницу, 19 июля (1 августа по новому стилю) 1913 года, сердце Леси Украинки остановилось. Ей было 42 года…
Именем Леси Украинки названа улица в центре Тбилиси и улица в Сурами. В Телави и Сурами установлены мемориальные доски на домах, где жила великая поэтесса. В Телави, Батуми и Сурами стоят памятники. В Сурами действует дом-музей Леси Украинки. Он был основан в 1952 году по инициативе поэта Георгия Леонидзе. В музее собраны личные вещи, документы и фотографии, отражающие жизнь и деятельность Леси Украинки. Все экспонаты переданы музею в дар от украинского народа.
http://rcmagazine.ge/index.php...Itemid=122
До революции описываемые места в Грузии - Тифлисская и Кутаисская губернии Российской империи..

Адмирал Исаков И.С. Тбилиси 1942 год.
Под Шлиссельбургом Исаков был контужен и навсегда оглох на левое ухо. Только после
24 октября, когда наступление противника на Ленинград остановилось, адмирала вызвали
в Москву исполнять обязанности начальника Главного морского штаба, но ненадолго.
Вскоре его направили на юг помогать в подготовке Керченско-Феодосийской операции.
С апреля 1942 года он вступил в должность заместителя командующего и члена Военного
совета Закавказского фронта (с августа 1942 года). Ему было поручено координировать
действия Черноморского флота, Азовской и Каспийской флотилий с операциями фронтов.
Он стал одним из главных действующих лиц в битве за Кавказ. Не раз адмиралу
приходилось попадать под обстрел. 4 октября 1942 года, когда немецкие войска рвались к
Туапсе, Исаков выехал туда. Вблизи от перевала Гойтх в воздухе появились фашистские
бомбардировщики. Обычно они бомбили порт и город, но на этот раз вся эскадрилья
повернула на шоссе и сбросила серию бомб. Больше всех пострадал Иван Степанович.
Осколок бомбы пробил правую ногу. Ранение было очень тяжелым. Только через двое суток
его удалось доставить в госпиталь. В результате гангрены ногу пришлось ампутировать.
Операция проводилась в спешке, без анестезии, из-за чего позже ее пришлось повторить.
Журнaл «Ереван», N9, 2009
В тбилисский морской госпиталь, в здании которого сейчас располагается МИД Грузии,
из Сочи эвакуировали адмирала Ивана Исакова (Ованеса Тер-Исаакяна), который в 1942 году
во время Новороссийской операции под Туапсе в результате бомбежки получил тяжелое
ранение. Он вернулся в город, где 30 лет назад с отличием окончил Тифлисское реальное
училище и где его ждало тяжелое испытание. У адмирала началась гангрена, что грозило
смертью.
И тогда в Тбилиси Сталин срочно вызывает главного хирурга Военно-Морского флота СССР
Юстина Джанелидзе, который работал в блокадном Ленинграде в то время, когда адмирал
прокладывал "Дорогу жизни". Джанелидзе, считавший, что "корабельный врач принимает
только единственное и правильное решение", вынужден был во время операции ампутировать
ему ногу. Позднее Джанелидзе стал одним из тех троих ученых-медиков, которые удостоились
звания Героя Социалистического Труда. А Иван Исаков в мае 1943 года вернулся в Москву, его
позже назначат начальником Главного морского штаба.
Автор: Миранда Оганезова
https://sputnik-georgia.ru/202...44718.html
 Лечение контр-адмирала Ивана Исакова и борьба за его жизнь продолжались более 3 месяцев.
Несмотря на тяжелое ранение и последствия в виде ампутированной ноги, адмирал продолжал
работу, только в облегченном режиме.
https://arm-world.ru/ludi/10263-ivan-isakov.html
В Тбилиси он жил на ул. Бесики.