Кривощековская волость (Томский у.)

[q]

Писатель-прозаик. Живет в Новосибирске. Является членом Союза писателей России и лауреатом литературной премии им. Н.Г. Гарина-Михайловского (2011).

Анатолий Жамалиевич Садыров, по паспорту, родился 8 мая 1938 года в городе Уш-Топе Талды-Курганской области.

Анатолий Алексеевич Федоров, по свидетельству о рождении, родился 28 июня 1938 года в селе Чалдонка Могочинского района Читинской области.
С мая 1951 года живет по паспорту. И именно эти данные стоит считать официальными.

Отец будущего писателя так и не увидел сына, поскольку был репрессирован в 1937 году, а после реабилитации не вернулся из сталинских лагерей. Беспризорничая с малых лет, Анатолий исколесил чуть ли не весь СССР и трудовую жизнь начал рано. Был каменщиком, рабочим сцены в театре оперы и балета, токарем-револьверщиком на инструментальном заводе, слесарем-сборщиком на заводе имени Чкалова, слесарем-испытателем СибНИА, слесарем-электроремонтником на заводе точного машиностроения. Отслужил в армии.

Окончил Томский государственный университет. С начала 70-х занимался интеллектуальным трудом: работал корреспондентом газеты «Советская Сибирь», референтом по пропаганде литературы и искусства, более тридцати лет преподавал в вузах Новосибирска общественные науки. Имеет ученое звание доцента.

В 1990 году в Новосибирске была издана первая книга А. Садырова - «Дорогие мои».

Произведения Садырова выходили также в сборниках «Письма в будущее» и «Лебединый клик» в серии «Сибирская проза. Век XX — век XXI». А в книге «Левобережье Новосибирска» его перу принадлежит глава «Росинки Кривощековского бытия».

Печатался Анатолий Садыров в альманахе «Мангазея», в журналах «Новосибирск», «Сибирские огни», «Сибирская горница» и других.

В центре произведений А. Садырова — близкое и далекое прошлое Сибири. Он много лет увлеченно и успешно работал в крупнейших российских архивах, где и открывал события жизни людей, ставших героями его книг. И произведения его написаны именно на основе историко-архивных материалов, порой даже не публиковавшихся ранее. Вот что говорит об этом сам автор в своих интервью: «И ни единого выдуманного факта или события. Художественный вымысел сведен до минимума, и касается это преимущественно реконструкции характеров моих героев».А. Садыров - Сказания домовых южаковского двора

И ещё одна цитата от Анатолия Жамалиевича: «Когда держишь в руках подобные бумаги, словно ощущаешь биение человеческих сердец людей из далекого прошлого, примеряешь на себя их нелегкую судьбу. Ощущение, которое трудно с чем-либо сравнить…»
http://infomania.ru/map/?p=12037

[/q]

[q]

«Сохранилась перепись 1710 года, там всего 11 дворов, у четырех из них — фамилия Кривощёковы.

[/q]

[q]

Когда в начале войны появились эвакуированные, а они приезжали в основном с заводами, началось строительство бараков для их расселения. Бараки строили на пустующих окраинах, что оставались вокруг 30–32 кварталов. По ту сторону улицы Трамвайной (сейчас – ул. Титова) отстраивали 49–52 кварталы деревянными домами, местами сохранившимися до наших дней по улицам Костычева, Титова, Римского-Корсакова. Появились Южный поселок (нынешние улицы Танкистов, Связистов, Парашютистов), Восточный поселок (сейчас есть ул. Восточный Посёлок возле ТЭЦ-2), «Зеленстрой» – позднее Западный поселок: улицы Филатова, Порядковая (Забалуева), Халтурина и Фасадная. Там строили одноэтажные бараки с печным отоплением и с удобствами на улице. Это жилье давали работягам. Тогда кирпичные дома вообще не строили. Итээровцев (инженерно-технических работников, служащих) селили в коммунальных квартирах в блочных и брусчатых домах, в основном на Соцгороде[8].
http://bsk.nios.ru/content/vst...evoberezhe

[/q]

[q]

По некоторым волостям мы имеем данные о maximum'е и minimum'е посевов на двор в [18]87 г.<...> По Томскому: в Ояшинской - от 1 до 20 дес., в Кривощековской - от 2 до 50 дес. на двор. Эти данные говорят о громадном имущественном различии в крестьянских хозяйствах.

[/q]

[q]

В Томском окр. низший процент безлошадных дворов 2,8% - в Кривощековской и высший - в Тутальской - 5,6% и Ояшинской - 6%.

[/q]

[q]

В Томском окр. Кривощеков[ской] в[ол.] д. Тюменцеве - 12%, Изылинской - 12,5%; Ояшинской в[ол.] д. Черной - 10%, Зудовой - 14%, в новом выселке Елизаровом из 4 дворов лишь один с лошадью, остальные безлошадные; в Тутальской в[ол.] д. Лукино - 20%. Мы выбрали все селения, где безлошадные дворы составляют более 10%; этот список хотя и не особенно велик, но полон поразительных фактов: оказывается, что есть селения и немалые, где почти половина дворов безлошадные; из примечаний к некоторым селениям можно видеть, что эти безлошадные дворы в большинстве случаев принадлежат переселенцам, только что осевшим на новых местах.

[/q]

[q]

Подробности о численном составе крупного и мелкого скота отдельно по волостям у нас имеются за [18]82 и [18]87 годы.<...>В Томском окр. в двух волостях, Кривощековской и Тутальской, скотоводство даже несколько улучшилось, в первой произошло увеличение с 3,7 до 4,6, во второй - с 4,2 до 4,7.

[/q]

[q]

После рыболовства большое значение в экономической жизни населения имеет ореховый промысел.<...>В 5 волостях Томского окр. этим промыслом занято 580 сем[ей], из них большая часть 289 приходится на Тутальскую вол., Ояшинскую - 190 сем[ей], Чаусскую - 90, Кривощековскую - 11.

[/q]

[q]

После щепного наиболее распространенным промыслом в Томском округе является шерстобитно-пимокатный, которым занято 175 семей. Наибольшее развитие этот промысел получил в волостям алтайских: Кайлинской (особенно в дер. Мотковой 19 шерстобитов, в сел[е] Корпысакском 7 ш[ерстобитов], а всего в волости 45 ш[ерстобитов]), Кривощековской (в с. Каменском 10 ш[ерстобитов], дер. Мочищенской – 6 ш[ерстобитов], а всего в волости 41 ш[ерстобит]), в Чаусской волости – 19 ш[ерстобитов], а не в кабинетских большее число шерстобитов-пимокатов находится в Ишимской волости (26).

[/q]

[q]

Из других промыслов наибольшее число семей занимает смолокурно-дегтярное (113 с[емей]) и обжигание угля (54 с[емьи]). Они сосредоточены преимущественно в Тутальской, Спасской и Кривощековской волостях. Продукты промысла идут лишь для местной потребности и широкого распространения не имеют.

[/q]

[q]

Главные хлебные пристани по Оби в пределах Алтая следующие: г. Бийск, Пристань, г. Барнаул, Шелаболиха, Камень, Спирино, Атаманово, Тула, Бердск, Кривощеково и г. Колывань. Количество хлебного груза, отправляемого ежегодно с этих пристаней, зависит от урожаев.
В навигацию [18]87 г. после хорошего урожая предшествующего года было отправлено около 2 1/2 милл[иона] пудов хлеба. Главный отпуск – пшеница, крупчатка и соль. Пшеница сплавляется в Тюмень, для Екатеринбургских мельниц, а крупчатка – в Томск, как главный складочный пункт ее, и частью в Бирлюсы и Ачинск, по Чулыму. Соль идет в Томск, и главные грузы ее – в Ачинск.

[/q]

[q]

Еще более интереса для характеристики развития местной торговли (мелкой) представляют имеющиеся у нас данные волостных правлений о кабаках за [18]82 и [18]87 гг.<...>В Томском окр. также в [18]82 и [18]87 г[г.] не было ни одной волости без кабака; наибольшее сокращение в [18]87 г. произошло в Кайлинской вол. – с 18 на 4, в Тутальской и Кривощековской с 18 на 12, в Чаусской – с 7 на 4, в Ояшинской – с 19 на 14. Это общее уменьшение раздробительной продажи вполне совпадает с приведенными выше сведениями об уменьшении с [18]82 г. выкурки спирта на единственном здешнем заводе Платонова и Судовской.

[/q]

[q]

По Томскому окр. в Кайлинской вол. в каждом сел[ьском] обществе оклады существуют одинаковые для всех селений; 43 сел[ения] распределены между 10 сел[ьскими] общ[ествами], низший оклад 18 р. 14 к. находится в Боровлянском с[ельском] общ[естве], высший 21 р. 53 к. в Карпысакском. В Кривощековской оклады были от 12 р. 77 к. в с. Кривощековском до 20 р. 50 к. в с. Каменском и дд. Мочищенской и Гусиный Брод.

[/q]

[q]

Раскладки в большинстве случаев составляются на мирских сходах всем обществом; но очень часто для составления проектов раскладок сельские общества избирают особых «раскладчиков», в большинстве случаев людей уже пожилых, которых часто и называют «стариками». Таких раскладчиков избирают в 6 обществах Лялинской вол., в бывшем Томском заводе Уксунайской в[ол.], на Салаирском руд[нике] и Гурьевском заводе (по 3 старика), в Кайлинской в[ол.] Томск[ого] окр., где они называются «учетчиками»; то же делается и в Кривощековской вол. того же окр[уга], в Бобровской в[ол.], Бийского окр., где избираются 12 «доверенных раскладчиков», в Енисейской вол. того же округа избираются «учетчики» и пр. Почти везде эти раскладчики освобождаются или совсем или отчасти от причитающихся с них сборов, как освобождаются и служащие в волостных и сельских управлениях.

[/q]

[q]

В Томском округе находятся две волостные ссудные кассы – Ояшинская и Кривощековская. В первой ссуды выдаются лишь целым обществам, под их круговую поруку, из 6% годовых; во второй ссуды выдаются и отдельным «бедным» крестьянам из тех же 6% годовых.

[/q]

[q]

В Томском округе в 1887 году частные учителя были в деревнях: Подволошной (от 3 до 5 мальч[иков] за плату от 60 к. до 1 р. в месяц с каждого), Алаевой (8 м[альчиков]), Косогоровой (10 м[альчиков]), Верх-Тулинской, Тюмениной, Малокривощековской, Плотниковском и Барышевском участках, у каждого по 5-6 учен[иков] с платой до 1 р. в месяц и на готовых харчах от родителей учеников.

[/q]

[q]

Не менее оригинально передает взгляд сибиряка на российца Кривощековское вол[остное] правление: «старожилы к переселенцам относятся без особых симпатий или антипатий и принимают в свою среду неохотно; причина тому та, что переселенцы народ бедный и на первых порах не столько способный к хозяйству по местным условиям и, будучи приучены к известному порядку хозяйства и земледелия, но, оторвавшись от этого своего места и гнезда, привык переходить с одного места на другое и подыскивать подходящее к его способностям и привычкам, и отвечающее воспитанным в нем нравственным и сердечным его воззрениям, а потому неустойчивый в оседлости и не совсем надежный член общества по платежу податей и отбыванию разных повинностей; к тому же, занимаясь в прежнем месте крестьянским хозяйством сравнительно в тесных рамках и, привыкши поэтому себе оспаривать и отстаивать самые мелкие вещи, и здесь он является сравнительно более склонным к спорам и тяжбам, а поэтому и слишком мелочным в глазах старожилов, привыкших к более обширному хозяйству. Такой народ, на взгляд старожилов, кажется вздорным и в частной жизни, и в общественной, тем еще более, что он приносит с собой рассказы о[бо] всем более и лучше устроенном на прежнем месте, но ничем, ни вывезенным им, ни своими способностями не оправдывает таких рассказов».

[/q]

[q]

Около 1646 г. был большой недород хлеба в северных и северо-восточных частях Европейской России, и «государю ведомо учинилось, что с Руси, с поморских городов: с Устюга Великого, с Соли Вычегодской, из Перми, с Вятки, с Кевроли, с Мезени и из иных русских городов, с посадов и уездов сошли в Сибирь посадские и многие крестьяне от хлебного недороду и бедности, с женами и детьми, с[о] своих тяглых жеребьев и начали жить в сибирских городах и уездах на церковных землях и за детьми боярскими, за подъячими и за всякими служилыми людьми на пашнях во крестьянех, и в половниках, и у ямщиков и пашенных крестьян в захребетниках, и денежного и хлебного оброку в государеву казну не платят». Их велено было сыскать, переписать и оставить здесь же в Сибири с тем только условием, чтобы были сведены в пашенные крестьяне на государеву пашню, дабы «никто в избылых не был»[1].
Такое же массовое бегство в Сибирь и из уездов тех же поморских городов повторилось в 1670 г., повторилось до такой степени усиленно, что «в уездах Устюжском и Усольском стала великая пустота»[2]. Что многие из этих поморских беглецов достигли отдаленных Томска и Кузнецка, это не может подлежать ни малейшему сомнению.
[1] Доп[олнение] к Актам истор[ическим. СПб., 1846-1872]. Т. III, № 14.
[2] Доп[олнение] к Актам истор[ическим. СПб., 1857]. [Т.] VI, № 19.

[/q]

[q]

Познакомимся ближе с образчиками беглецов, пришедших в наш Томский край до вступления на престол Елизаветы Петровны.
1) Ил[л]арион Абросов пришел с отцом из Архангелогородской губернии, предварительно поживши с ним несколько лет у Демидова на Невьянском заводе. Явившись в глубь Сибири с Урала, они остановились и обосновались в деревне Усть-Чумыше.
2) Зотей Бородухин и Ив. Плотников из Архангелогородской же губернии. Пришли в Сибирь в конце царствования Петра I.
3) Петр Красильников пришел из России с отцом, братом и женой к р. Оби, в район Малышевской слободы и поселились здесь сначала на пустом месте, а затем перешли в дер. Усть-Чарыш.
4) Алексей Исаков от матери слышал, что с отцом пришел из Устюга к р. Оби, в Бердский острог.
5) Василий Степанов родом из Устюга же. В Сибирь пришел с отцом. Сначала скитался «меж дворов» в Томском ведомстве, затем ушел в Барнаульскую степь на одиночное жительство.
6) Алексей Овчинников, из Нижегородской губернии, Керженской волости. Свезен был оттуда матерью, за скудостию хлеба в 1714 г., в деревню Чарышскую.
7) Егор Корел, из Олонца, деревни Суждальской. Ушел с родины в 1729 г. Пришед в Сибирь, долгое время бродил по разным деревням около Оби и, наконец, основался в дер. Тугозвоновой.
8) Василий Казанцев, Даниил Богданов, Фома Колотилов, из Казанской губернии, пришли к г. Кузнецку до первой ревизии, т. е. до 1721 года.
9) Сидор Антипин и Ив. Вагин, из Московской губернии. Из них последний ушел с отцом «до ревизии Солнцева» и, поселившись Малышевской слободы, в дер. Сопляковой, завел здесь свой дом.
10) Василий Пискунов с товарищами, из Нижегородской губернии, Арзамасского уезда.
11) Игнатий Брутов от матери слышал, что пришел с отцом «из российских городов» еще до переписи Солнцева и поселился в районе Белоярской слободы.
12) Прохор Низовских, из Устюга. Явился в Сибирь будто бы с паспортом, но паспорт на дороге сгорел.
13) Василий Орлов, из Московской губ., из города Суздаля, деревни Пущенской. Вышел в Сибирь в 1738 г. и поселился около дер. Артамоновой, Бердского острога.
14) Кузьма Гуляев с племянником Антоном Никифоровым – мордовского рода. Ушли с родины в 1738 г. и поселились около Чаусского острога.
Мы перечислили только единичные примеры российских беглецов в Томский край, взявши эти примеры на удачу из длинных перечневых списков, найденных нами в бумагах Барнаульского горного архивах[1]. Да и в эти длинные списки занесены только те из бежавших, которые не записались во II[-ю] ревизию. Следовательно, все из беглецов, захотевших после многообразных блужданий, жить открыто, на легальных основаниях, и ко II[-й] ревизии явившихся, в указанные перечни попасть не могли.
Пред нами довольно длинные же списки беглецов из Тобольской области и из ее дистриктов: Тарского, Ялуторовского, Ишимского и др."
[1] Архив Колывано-Воскресенского горного начальства. Столп д[ел] № 35.
"Является сам собою вопрос: что заставляло этих людей менять свои сибирские места в пользу Томской стороны? Сами они указывали то на недород хлеба, то на выпашку полей. Разумеется, могли побуждать к переселениям и эти причины, заставлявшие крестьян искать более хлебородных и более тучных полей. Но, думается нам, что в нередких случаях и эти пришельцы принадлежали к составу российских беглецов, передвигавшихся к томским пределам постепенно, чрез посредство непродолжительной оседлости в более западных сибирских частях. Но если это были давние сибиряки, то не забудем, что общие тягости крестьянской жизни в эпоху Петра и его преемников не могли миновать и сибирских старожилов. От тягостей можно было укрываться только в более пустых и более глухих местах, каких в Томской стране было изобильно. В самом деле, если тобольские пришельцы уходили с[о] своих мест к дальней Оби и за нее только от хлебного недорода или выпашки полей, то почему уклонялись от записей в ревизские сказки?
Берем опять наудачу несколько беглецов этого разряда.
1) Яков Угрюмов, из Тарского ведомства. После разных блужданий поселился в дер. Бажевой, Белоярской слободы, где и построил свой двор.
2) Ив. Аксенов, из Курганской слободы, Тобольского ведомства, откуда самовольно ушел в 1728 году. Сначала поселился в деревне Красный Яр, Чаусского острога, а затем перешел в дер. Карматскую, Белоярской слободы.
3) Ефрем Михайлов, Ишимского дистрикта, из дер. Гаевой. Около 1718 г. был взят в рекруты и отправлен в Петербург, но с дороги бежал. Спустя 8 лет после бегства объявился в Сибирской канцелярии, из которой его отпустили домой. Но ушел и из дому, ушел за [р.] Обь и завел
двор в дер. Черкуновой, Белоярской слободы.
4) Тимофей Чепарин, из Аятской слободы. Ушел оттуда в 1728 г. и ходил по разным местам, прежде чем пришел к берегу Оби.
5) Кирилл Койнов, из Тобольского ведомства деревни Койновой. Ушел с родины вместе с братом в 1728 г. Жили сначала в пустых местах, затем он, Кирилл, поселился в дер. Орде, Чаусского острога, а брат домообзавелся в другой деревне, от него получившей свое название, т. е. в дер. Койновой.
6) Михайло Тарасов, из Тюменского ведомства дер. Гилевой. Ушел оттуда в 1738 г. в дер. Курзу, Чаусского острога, а отсюда перешел в д. Зайцеву, Бердского острога.
7) Ив[ан] Фоминский, из Камышловской слободы, по р. Пышме. Пришел в Бердский острог к прежде вышедшему сюда родному дяде.
8) Амфилохиев, из Шадринского дистрикта. Пришел в 1733 г. в дер. Сует[к]у, Чаусского острога, а отсюда перешел в дер. Караканскую, Кузнецкого ведомства, где поставил свой двор и женился.
И т[ак] дал[ее], т. д.[1]
То обстоятельство, что в перечне, которым пользуемся, встречается очень немало крестьян, убежавших из Аятской, Абацкой слобод (Тоб[ольского] вед[омства]) и из-под [г.] Тюмени, указывает, по нашему мнению, ясно, что эти люди пришли в Томскую область по расколу, так как из других источников нам известно, что те слободы были сильно населены раскольниками и в начале XVIII в. раскол преследовался там весьма жестоко. Очень часто затем упоминаются перебежчики из г. Тары и его округа. Из другого документа мы узнаем, что в 1735 г. томский воевода получил из Сибирской канцелярии указ о сыске крестьян и разночинцев, самовольно ушедших из Тары же и волостей Тарского ведомства. И сыщики во главе с офицером нашли немало тарских семей, бежавших в 1722, 1724 и в позднейшие годы и поселившихся, главным образом, в деревнях Чаусского острога[2]. Усиленное бегство из Тары наводит на мысль, что в данном случае имело важное значение то большое розыскное дело о тарянах, которое вызвано было их отказом
присягнуть супруге императора Петра I Екатерине, после того, как Петр короновал ее в 1722 г. Известно, что при этом страшном розыске один из главных зачинщиков сопротивления Бочагов с несколькими из сообщников заперся в доме и поджог под домом порох, чтобы взлететь на воздух. Поджог не удался и запершиеся были схвачены живыми. Но это обстоятельство только усилило строгость розыска, от которого пострадало более 1 000 человек[3].
[1] Архив Колывано-Воскресен[ского] горного начальства. Столпы дел по описи № 35 и без описи от 1749 г.
[2] Арх[ив] Том[ского] Алекс[еевского] монаст[ыря]. Связка 3.
[3] Словцов [П.А.] Истор[ическое] обозр[ение] Сибири. [Кн]. I. С. 266.; Соловьев [С.М.] Истор[ия] России [с древнейших времен]. [Т.] XVIII. С. 238.

[/q]

[q]

Как при Елизавете и Екатерине было много бежавших в Сибирь красноречиво доказывается тем, что на одних Уральских заводах беглых насчитывали десятки тысяч душ[3]. Что касается, в частности, Томского края, то, по архивным материалам, беглые нам встречаются здесь чаще всего единичными личностями и семьями. Мы, однако, ограничимся сообщением указаний только на беглецов группами. Вот едут в Томскую Сибирь крестьяне Ставалдины с товарищами. Всех их на пути хотели было задержать, но беглецы успели укрыться, оставив в руках поимщиков одну женщину[4]. Вот еще 13 беглых семей, найденных в 1745 г. в деревнях Ординской, Малой Кривощековой и Ярской[5].
[3] В 1747 г. беглых было найдено на Урале 16 391 д[уша]. Соловьев [С.М. История России с древнейших времен. Т.] ХХII. Гл. II. С. 398.
[4] Арх[ив] Том[ской] Д[уховной] Koнcистории. Указ Тобольск[ой] Консистории Том[скому] Дух[овному] правлению от 11 мая 1752 г.
[5] Промемория ревизоров по II ревизии в Томскую воеводскую канцелярию // Монаст[ырский] Арх[ив]. Св[язка] 4.
Вот еще несколько монастырских крестьян, пришедших к Томску без паспортов с Урала, и 30 семей, поселившихся по р. Кыргизинской, в Чаусском стану и т. д.[1] По-прежнему являлись беглецы и из Тары, скрывавшиеся, несомненно, от преследования по расколу. В 1749 г. из Тарского района вышло самовольно 100 семей, найденных затем в самых отдаленных углах Кузнецкого уезда[2].
Как сказано, «пришлых» в то время приписывали к заводам и селили на заводских землях. И в Барнаульском горном архиве тянутся целые ряды дел о пришлых, взятых то в Иркутске или около него, то присланных под конвоем из Тобольска, то из Томска или Кузнецка и т. д.[3] С конца царствования Елизаветы Петровны количество сел и деревень, причисленных к Колывано-Воскресенскому горному ведомству, увеличилось. С 12 янв[аря] 1761 г. были прикреплены к заводам все крестьяне, жившие в Томском и Кузнецком уездах, не исключая и крестьян, которые имели оседлость в самых Томске и Кузнецке, и которые во многих случаях происходили от бывших служилых людей и сибирских детей боярских.
[1] Арх[ив] Том[ского] Ал[ексеевского] Монаст[ыря]. Св[язка] 4.
[2] Арх[ив] Колыв[ано]-Воскр[есенского] гор[ного] нач[альства]. В столпе д[ел] № 79.
[3] См. огромный список пришлых, приписанных к заводам в арх[иве] Колыв[ано]-Воскр[есенского] гор[ного] начал[ьства]. Cтолп дел № 85, см. столпы: № 30, 79, 110, 172. Между прочим, в 1748 г. велено было выслать к Алтайским заводам некоторых из пришлых, проживавших в Невьянской демидовской богадельне. Нарочно посланному в Невьянск сержанту приказано было захватить из богадельни 53 чел., оказавшихся годными к работе // Арх[ив] К[олывано]-Воскр[есенского] г[орного] п[равления]. Столп д[ел] № 30. По cooбщению Гуляева, в конце 1740-х годов пришлых было приписано к заводам всего 2 216 душ. // Тетрадь Гуляева (в рукописи). 1 янв. 1759 г. Колыв[ано]-Воскр[есенская] Канц[елярия] писала бригадиру Фрауендорфу, что в скором времени ожидает присылки для заселения заводских земель 400 «пришлых» семей // Чт[ения] при императорском общ[естве] ист[ории] и др[евностей] рoccий[ских]. 1867. Кн. 2. С. 261.

[/q]

[q]

А как по прибытии в Сибирь скитались беглые, видно из следующих примеров. Крестьянин Бояркин, пришедший в Томскую область в 1736 г., рассказывал о себе, что 12 лет жил с семьей на рч. Бурле и питался, «промышляя рыбу и меняя рыбу на хлеб у проезжающих людей»[1]. Крестьянин Койнов говорил, что, пришед из Тобольского ведомства на р. Карасук, проживал в кое-как построенной избушке 2 года и прокармливался здесь почти исключительно птичьим и звериным мясом[2]. Беглые братья Кондратий и Евсей Плотниковы передавали, что когда с родителями пришли в Томское ведомство, то, остановившись на пустом месте около р. Кырзы, жили долго в земляной избе. Отец умер здесь, оставив их малолетками. Без отца перешли в другую избушку, где жили три года и содержались милостынею, которую собирала мать, «бродя по жилым местам». После смерти матери в 1733 г. они, ставши уже взрослыми, перебрались с другими пришлыми крестьянами Шестаковым и Голубцовым на новое место, к устью р. Кырзы, где вчетвером
построили совместный дом, и в этом доме вчетвером же «живут и поныне» (1749 г.)[3]. Беглый Иванов, пришедший в Сибирь около 1766 г., проживал довольно долгое время на берегу озера в Барнаульском бору, пропитываясь «от зверья и от рыбной ловли, так как завести хлебопашество средств не имел»[4]. В 1779 г. один из беглецов показывал, что по прибытии из России с отцом, матерью и братом, остановился сначала в ведомстве Сосновского острога, около дер. Смолиной, а потом со всею семьею переехал [из] Бочацкого[5] села в дер. Горскую, где жили с год в доме крестьянина-старожила.
[1] Арх[ив] Колывано-Воскр[есенского] гор[ного] нач[альства]. Столп дел о пришлых без описи, от 1734 г.
[2] Арх[ив] Колывано-Воскр[есенского] гор[ного] нач[альства]. В столпе д[ел] № 35.
[3] Список 30 семей беглых крестьян, найденных по р. Кыргизинской // Арх[ив] Том[ского] Алексеевск[ого] монастыря. Связка 4.
[4] Арх[ив] Колыв[ано]-Воскр[есенского] горн[ого] нач[альства]. В столпе д[ел] № 511.
[5] Современное написание – Бачатское. (Ред.)
Отсюда ушли «в суху степь, к озерам Соловьевым» и, живя на этом месте в одиночной избушке, питались от рыбной добычи. Рыбу излишнюю продавали проезжающим людям или меняли на хлеб и одежу[1].
[1] Арх[ив] К[олывано]-В[оскресенского] горн[ого] нач[альства]. В столпе д[ел] № 991.

[/q]

[q]

Только на почве томского религиозного равнодушия и возможны были такие случаи, как случай с крестьянином Дм[итрием] Усольцевым, который, будучи уже пожилым и многосемейным, оказался некрещеным. Свящ[енник] Чигизской[2] слободы Павел Попов встретил этого крестьянина в одной из многочисленных приходских деревень при объезде своего прихода в 1790 г. Прослышав о его некрещении, Попов расспросил мать Дмитрия: как это могло статься с ее сыном? Старуха-мать рассказала, что когда Дмитрий родился, она, оправившись от болезни, поехала для крещения младенца в Малышевскую слободу, но священника дома не застала, а ждать его ей показалось долго. На обратном пути попросила окрестить ребенка одну старую деву. Дева крестила в озере и, когда погружала, то кричала одно: «держите лодку, держите лодку!», так как на глубоком месте лодка колыхалась. Родители на первых порах удовольствовались таким крещением, а после, хотя им и приходило в голову, что указанного крещения как будто бы недостаточно, но боялись объявить, «дабы не последовало за сие какого-нибудь взыскания». Тобольский епископ Варлаам, на рассмотрение и решение коего доложено было это дело, определил: крестьянина Усольцева окрестить полным крещением[3].
[2] Вероятно, Чингинской. (Ред.)
[3] Дела Тоб[ольской] Д[уховной] Консистории в арх[иве] Том[ской] конс[истории] за 1797 г.

[/q]