Петровы Смоленская губерния, Юхновский уезд

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

14 июня съездила в Пречистое. И нашла там троюродную тетушку!!! История фантастическая)))
Мы приехали просто так, на удачу.
Зашли на деревенское кладбище и обнаружили там самую старую могилу (из ухоженных) с табличкой Петровы. Иван Петрович 1860-1931 и Авдотья Андреевна 1864-1909.
Тогда мы пошли по деревне, искать, кто ухаживает за могилой, и нашли.
Выяснилось, что часть семьи Петровых осталась жить в Пречистом, в частности Анна Ивановна, сестра моего прадеда. И вчера я встретилась с её внучкой Еленой. Елена живёт в том самом доме, что построили ещё до революции наш с ней общий прапрадед, Иван Петрович Петров.
Бабушка в детстве рассказывала Елене про своего старшего брата Петра, который строил в Азии железную дорогу, и его убили. Так что сомнений никаких.
Теперь точно надо смотреть Перепись 1917 года.
Елена назвала мне, но не очень уверенно, ещё несколько имён сыновей Ивана Петровича. Андрей, Алексей и Михаил.

Прочитала выкупное дело 1864 года, которое описывает выкупную операцию по селениям, принадлежавшим помещице Бистром М. П. В числе прочих и сельцо Пречистое. К сожалению, никаких списков крестьян в деле нет. А в целом - интересно.
Землей в Пречистом наделялись 183 крестьянские души мужского пола. Это было самое крупное селение из всех, принадлежавших Бистром в Смоленской губернии.
4 человека, из приписанных к деревне - отказались от наделов. Их имена я выписала:
Павел Афанасьев, Михей Петров, Герасим Иванов и Иван Фадеев.
Еще 19 человек из приписанных к деревне, проживали по факту в селении Полотняный завод, тоже принадлежавшей Бистром М. П., и пожелали получить земельные наделы там. Из них записала нескольких: Иван Ильин с сыном Андреем, Петр Дмитриев, с сыном Иваном и сыном Ивана Павлом, Павел Петров, Тимофей Петров.
Размер надела был определен в 4 десятины на ревизскую душу мужского пола.
Всего крестьянам Пречистого выделялось 732 десятины земли, стоимость которой была определена в 21 960 руб. Сумма выкупного платежа в год за всю деревню составляла 1394 руб и 46 коп. Получается, что с каждого мужчины - 7 рублей 62 коп в год. Если я все правильно поняла. Это как-то очень и очень мало???

Зафиксирую: до 1836 года владельцем этих селений был отец Бистром Марии Павловны - Павел Григорьевич Щепочкин, поручик.

Долгое время не могла понять, почему семья моего прадеда перемещалась по стране. Хотелось знать конкретную причину.
В 1903 году старший сын у Петра Ивановича и Прасковьи Павловны родился в Риге. В 1909 - 1911 годах моя бабушка и её брат Павел Петрович родились в Пречистом, на родине. Хотя, Павел Петрович - под вопросом. Место рождения он указывал по-разному, где-то Пречистое, где-то Тюмень. В 1910-1912 годах семья уехала в Тюмень. Там с 1909 по 1913 годы шло строительство железной дороги Тюмень - Омск. Ну и в конце 1920-х годов семья уехала в казахстан на строительство Турксиба.
Еще Елена, троюродная тетя, с которой я познакомилась в Пречистом сказала что, Пётр Иванович, по рассказам её бабушки, был "горный инженер" и самый умный в семье. Насчет специального образования - пока не нашла ничего. Мой брат двоюродный помнит из детства, что у бабушки было фото её отца в форме, но не военной. Сейчас этого фото в домашнем архиве нет.
А сегодня в чате Фамилио наткнулась на упоминание о юхновских грабарях. Думаю, что это они и есть. Причем десятники у грабарей - главы артели - это и правда инженеры))), судя по описаниям их задач и обязанностей.
Оставлю здесь пару текстов о грабарях, найденных в интернете.
Спасибо большое авторам этих материалов! История наших предков и нашей страны оживает благодаря Вам!

ЮХНОВЧАНЕ-ГРАБОРЫ Часть вторая... | Деревня Мочалово
https://m.vk.com/wall474010274_571

«Юхновцы идут далеко и на самые тяжелые работы; они известны как отличные грабари (т.е. землекопы), колодезники, мостовщики; их можно встретить на работах в Архангельске, на Кавказе и даже в Сибири», - говорится в словаре Брокгауза и Ефрона начала прошлого столетия.

А лучше и детальнее всех об этой профессии написал помещик села Батищево (Смоленская губ.) публицист-народник А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни»:

«Все хозяйственные работы граборы исполняют хорошо, потому что они сами хозяева и занимаются дома земледелием, а граборское ремесло служит им только подспорьем.
Исконные, старинные граборы, из поколения в поколение
занимающиеся граборским делом, достигли в земляном деле
высочайшей степени совершенства. Нужно видеть, как режет грабор
землю, вырывая, например, прудок, - сколько земли накладывает он
на тачку, как везет тачку! Нужно видеть, как он обделывает дерном
откосок! До какого совершенства, до какого изящества доведена
работа! Грабор работает, по-видимому, медленно: он тщательно
осматривает место работы, как бы лучше подладиться, тщательно
выбирает такой дерн, какой ему нужен, режет землю тихо,
аккуратно, так, чтобы ни одной крошки не осталось, ни одной
крошки не свалилось с заступа, - он знает, что все это будет
потеря работы, что все эти крошки придется опять поднять на ту же
высоту, с которой они свалились. Нельзя не залюбоваться на
граборскую работу, тем более, что вы не видите, чтобы грабор
делал особенные усилия, мучился на работе, особенно напрягал
мускулы. Ничего этого нет. Он работает, как будто шутя, как будто
это очень легко: дерн, глыбы земли в пуд весом грабор отрезывает
и выкидывает на тачку, точно режет ломтики сыру. Так это все
легко делается, что кажется, и сам так бы сделал. Только тогда и
поймешь, как трудна эта граборская работа, сколько она требует
науки, когда рядом со старым опытным грабором увидишь молодого,
начинающего, недавно поступившего в артель. Старый уже выкидал
свою дольку земли и сел трубочку покурить - залогу делает, а
молодой еще возится на своей дольке, и глыбы земли у него не
такие, и земля крошится, и подчистки много, и тачку опрокинул, не
довезя до конца доски, подчищать нужно. Старые позаложили,
отдохнули, пора за новые дольки браться, а ему и отдохнуть
некогда, потому что нужно выгнать столько же, сколько и другие
товарищи артели. Положим, в артели каждый получает за то
количество кубов земли, какое он вывез, но ведь едят сообща,
совестно отставать от артели. И вот, нервно пососав трубочку,
отдохнув всего какую-нибудь минуту, молодой грабор опять берется
за заступ и спешит на свою дольку. Искусство граборов в земляном
деле еще более ярко выделяется, если посмотреть на эту же работу,
когда ее делают обыкновенные крестьяне, не граборы. Мне
достаточно посмотреть то место, с которого брали землю, чтобы
безошибочно определить, кто работал: граборы или крестьяне. Где
брали землю неграборы, тотчас видно, что люди делали огромную
массу непроизводительной работы, бесполезно растрачивали силу.
Крестьяне, впрочем, за настоящие граборские работы никогда почти
и не берутся, и если в деревне нужно вырыть канаву или пруд, то
нанимают граборов.
... Сравнительное ли благосостояние, вследствие большого
заработка, или особенности граборской работы, требующей
умственности, тому причиною, но граборы очень интеллигентны, и
смышлены. Не говоря уже о том, что настоящий грабор отлично
определит, как нужно провести канавы, чтобы осушить луг, отлично
опустит воду, сделает запруды и стоки, чтобы наидешевейшим
образом исправить худое место на дороге - сам становой со всеми
своими "курятниками" не сделает лучше, - вычислит емкость
вырытого пруда (для этого всегда в артели есть особенный
умственный человек), поставит лизирки, чтобы нивелировать
местность. Замечательно еще и то, что граборы обладают большим
вкусом, любят все делать так, чтобы было красиво, изящно. Для
работ в парках и садах, при расчистке пустошей, если кто хочет
соединить полезное с приятным, граборы - просто клад. Даже
немцы-садовники, презирающие "русски свинь мужик", дорожат
граборами. В самом деле, стоит только сказать грабору, чтобы он
так-то и так провел дорожку, обложил дерном, перекопал клумбу,
сделал насыпь, сточную канаву, и он тотчас поймет, что требуется,
и сделает все так хорошо, с таким вкусом, с такою аккуратностью,
что даже немец удивляться будет».

http://www.ugra.alexandrovi.ru...c=1866.200

Юхновские землекопы

Если во второй половине 19-го века организовали модный сейчас опрос по выбору символа Юхновского уезда, Смоленской губернии, то с большой вероятностью местные жители выбрали бы таким предметом… лопату. Вот что писал в тот период один из Климовских (ныне населенный пункт – Климов-Завод Калужской области) старожилов Семен Рыбалкин: «Ежегодно с апреля, у нас наступает «бабье царство» и продолжается до глубокой осени. Преобладание женского элемента резко бросается в глаза: в храме, на базаре, в поле – везде женщины составляют подавляющее большинство. Такое на первый взгляд странное явление объясняется тем, что домохозяева на указанный период времени уезжают из родных сел и деревень на производство тяжелых земляных работ, преимущественно по железным дорогам и шоссе, к подрядчикам и рядчикам (разница между подрядчиком и рядчиком заключается в том, что первый имеет дело из первого источника, а последний из вторых или третьих рук - С.Р), которыми обильна наша местность. Как известно, землекопство чрезвычайно развито среди крестьян Юхновского уезда и вообще бывших Юсуповских крестьян, живущих в волостях – Климовской, Слободской, Бутурлинской и Подсосонской. Оно служило главным источником дохода нашего крестьянина. До какой степени специализировался наш «сеятель и хранитель» в означенной работе даже трудно и представить. Если, например, по какому либо стечению обстоятельств мужичек не пойдет на лето в «земляную» работу, то он в качестве домохозяина, если не совсем бесполезен, то во всяком случае оказывается мало способным к сельским работам. Главной причиной чрезмерного развития у нас отхожего промысла является тяжелая неплодородная почва вашего уезда, которая, как мачеха, гонит нашего Микулу Селяниновича искать заработка на стороне, удовлетворяя его нужды… («Смоленский Вестник» от 10 июня 1898 г., 3 стр.). В июньских номерах этой же газеты за 1887 год была представлена статья И. Добротворского с вышеприведенным заглавием, представляющая несомненный как общий, так и местный интерес и в наше время. Ниже мы предлагаем ее вашему вниманию без каких-либо стилистических корректировок и поправок.
Этот округ – южная половина Юхновского уезда, где издавна приютился грабарский промысел, не мыслимый без знания основных правил геометрии. О грабарском промысле грамотные русские люди знали до сих пор не больше того, что им давали различные географические учебники, т. е. что «Юхновский уезд славится своими грабарями», или «Юхновский уезд ежегодно отпускает очень много грабарей во все губернии России». Есть, правда, о грабарях ещё несколько теплых слов у А. Н. Энгельгардта в его «письмах из деревни», но они очерчены здесь очень уже слегка и мимоходом (и преимущественно с одной стороны – нравственной), вследствие чего описание их как-то стушевывается и тонет в той массе интересных и разнообразных явлений и фактов из деревенской жизни, которые полными руками рассыпает перед читателем талантливый наблюдатель в «письмах из деревни. А между тем грабарский промысел представляет собою весьма интересное явление как по своей экономической организации, так и потому влиянию, какое он оказывает на население, занимающееся им». Автор полагает, что помимо общего интереса, подробное фактическое описание будет представлять даже некоторую поучительность, потому что, при помощи этого описания, можно хотя отчасти выяснить изнанку так их «великих и блестящих подвигов ума человеческого», как железные дороги. Изнанка эта, как увидит читатель, если и не так страшна, как описал ее поэт, слишком уж изобильно разубравший ее «косточками русскими», за то все таки в общем очень и очень неприглядна». После такого вступления, автор переходит к описанию местности, где развиты грабарский промысел и излагает вкратце его историю. «По последней статистической переписи», говорит автор, произведенной земскими статистиками, в Юхновском уезде насчитано 6505 человек грабарей, что составляет по отношению к общему количеству промышленников в уезде 32%, а по отношению к общему числу всех мужчин, достигших рабочего возраста – 23,4%. В грабари уходит ежегодно около ¼ части всех мужчин, работников в уезде, и они составляют в общем валовом итоге треть всех рабочих, занимающихся, кроме земледелия, еще какими бы то ни было отхожими заработками. Главным центром землекопного района считается южная часть уезда, так наз. Юсуповщина (бывшее поместье князя Юсупова), состоящая из волостей Бутурлинской, Климовской, Слободской, Подсосонской и частью Знаменской. В этих волостях живут «коренные» настоящие землекопы, принявшие почему то немецкое название «грабарей»; здесь, как говорят, первоначально зародился и развился этот промысел, охвативший в настоящее время уже добрую половину уезда, и здесь же и по сию пору живет главная масса грабарей; в волостях же, расположенных по левую сторону реки Угры, в северной части уезда, землекопов совсем почти не встречается». «Возникновение этого промысла в здешней местности нужно отнести ко времени Петра I, когда в России впервые земляные работы (по части возведения крепостей и канализации) начали производиться в огромных размерах. Так, по крайней мере, говорят сами грабари, передающие, «со слов дедов», что «землекопному ремеслу научил их царь Петр, что бороды всем брил». На основании этих отрывочных данных, можно догадываться, что первая практика в землекопном деле была получена ими при постройке Петербургской Петропавловской крепости, которая, как известно, была построена сначала вся из земли, и для которой «землю должны были рыть и таскать согнанные для того из всех областей русского царства помещичьи крестьяне, отчасти в кулях, отчасти в полах своих кафтанов (Факсродт, «Россия при Петре В.»). Затем, очень может быть, Юхновцы принимали участие в проведении Ладожского, Обводного и Вышневолоцкого каналов, в устройстве Рогервицкого рейда, Троицкой крепости и других капитальных земляных работ петровского времени. Первая практика далась им не легко. Они сделали грабарство постоянным своим занятием, начали ходить на сторону с лямкой и лопатой и нанимались рыть колодцы, пруды, канавы и т. п. Юхновские грабари приняли большое и деятельное участие в постройке шоссе в России. Они нанимались к подрядчикам не иначе, как в десятники, или артельщики (т.е. руководителями и заправилами работ). Такое исключительное положение юхновцев–землекопов в артелях, особый почет и уважение, оказываемые им не только простыми рабочими, но и подрядчиками и инженерами, высокая плата, получаемая ими, – соблазнительно действовали на тех крестьян Юхновского уезда, которые не занимались грабарством. Многие из них бросили другие промыслы и пристали к землекопам. Таким образом, благодаря постройке шоссе, с 80 годов число грабарей все увеличивалось, все расширялось, пока не стали строить железных дорог. Постройка этих дорог еще более послужила к развитию грабарства в Юхновском уезде. Юхновцев по прежнему обязательно приглашали в строительные артели, за ними посылали иногда за целые сотни верст. Эпоха железнодорожной горячки 60-х и половины 70-х годов была золотым временем для Юхновских грабарей. Многие из них сделались сами подрядчиками, накопили деньженок и зажили припеваючи. Со второй половины 70-х годов, железнодорожная горячка поостыла, главные линии были уже проведены, количество работ уменьшилось, – и грабарский промысел быстро пошел под гору, число грабарей стало с каждым годом уменьшаться и самый заработок их начал, по общим отзывам, падать». Выше упомянуто, что всех грабарей в настоящее время в Юхновском уезде 6505 человек, тогда как ранее их было втрое больше, это единогласно утверждают сами крестьяне. В настоящее время насчитывают 36 деревень, в которых нет ни одного грабаря, и из которых лет 15 назад почти все уходили на сторону по земляной части; во многих деревнях из 20, 30 грабарей осталось всего 3, 4 человека, остальные взялись или за местные кустарные промыслы, или стали уходить на фабрики и «по черной работе» в Петербург, Москву и др. большие города. «Совсем рушился наш промысел», говорят сами землянники, жалея о прекратившихся, хорошо оплачивавшихся постройках железных дорог. Упадок промысла виден уже из того, что теперь грабари сами ходят и напрашиваются к подрядчикам, тогда как в прежнее время подрядчики присылали к ним, или приезжали сами. Крестьяне, по словам автора, рассказывают, что иной пойдет на сторону, как следует землекопу, – с лопатой и лямкой, а потом и пришлет известие, что он поступил на фабрику, в дворники или извозчики. Очертив таким образом положение грабарского промысла прежде и теперь, автор перечисляет работы, на которые грабари ходят в настоящее время, и каким образом организуются их артели, уходящие на сторону. «В настоящее время», говорит автор, грабари ходят на железнодорожные работы только в Уфимскую губернию и Туркестан, где строятся новые линии; незначительное число их подряжается на ремонт каналов Мариинской и Вышневолоцкой систем и на работы по осушению болот в западном крае. Большая же часть их уходит на мелкие земельные работы, как то: рытье прудов, колодцев, канав и т. п., в разные губернии. На стройку железных дорог, на каналы и «болота», как говорят здесь, грабари нанимаются только к крупным подрядчикам, содержащим артели от 100 до 500 человек. Подрядчиками являются по большей части местные крестьяне, сторонние же подрядчики приезжают сюда редко, – разве только в том случае, если где-нибудь открываются новые капитальные работы, напр. постройка крепостей, железнодорожной линии и т.п». «На мелкие работы землекопы ходят всегда самостоятельными артелями по 4–7 человек и очень редко в этом случае нанимаются к подрядчикам». На мелкие работы подрядчики нанимают артели не более, как в 15, 30 человек, много в 50. («Смоленский Вестник» от 19 июня 1887 г., 2–3 стр.).

Продолжение:
Переходя к описанию организации землекопной артели, г-н Добротворский характеризует ее следующим образом. «Организация самостоятельной артели землекопов очень проста», говорит он. «Члены ее «подбираются промежь себя», «по дружеству», – по соседству и «по согласию». Рабочие в таких артелях делятся на три руки. Артель выбирает из своей среды старосту «подрядчики», который ведет все отношения и заключает условия от имени товарищей, подписываясь полным именем, с прибавлением слов «и с товарищами». На нем же лежит обязанность заботиться о всем необходимом для артели; каждую неделю он должен отдавать своим товарищам отчет в израсходованных общественных деньгах, который обсуждается до малейшей копейки. За свои труды он получает 5–10 р. за лето, в случае же плохих заработков всего 2, 3 р., а то и ничего не получает, так как он лицо выборное, получающее вознаграждение не по обязанности, а «из чести», «из уважения». При найме на работы, в договоре участвуют все члены артели и только выработавши подробные условия, передают свои руки и права старосте. Артели уходят обыкновенно из дома не на все дето, а только с апреля месяца до Петрова дня, возвращаясь к сенокосу и страдной поре домой, и потом уже, покончив все работы, уходят из дому до глубокой осени. Таким образом рабочий сезон их продолжается пять месяцев, с апреля по ноябрь. За это время работник первой руки зарабатывает обыкновенно, не считая разных мелких расходов, от 60 до 80 р., работник второй руки от 40 до 60 р. и работник третьей руки – от 25 до 40 р. За рытье колодезя, считая в том числе и вставку сруба, берут от 1½ до 2 р. с сажени. За рытье прудов берут гораздо дешевле, так как эта работа легче и удобнее рытья колодцев. Как на особенность землекопной артели, автор указывает на то обстоятельство, что члены артели исполняют свою работу не сообща, а каждый порознь, в отдельности от других. Это особенно часто встречается при копаньи канав, прудов и корчеваньи кустов. Сначала вся площадь работ разбивается на участки по 10, 20 сажень в каждом, затем, при помощи жеребья, определяют кому на какой участок становиться, и каждый затем работает на своем участке, получая плату, по количеству выработка. Артель оказывает несомненное нравственное влияние на всех своих членов. А. И. Энгельгардт говорит об них следующее: «в артели грабары ведут себя отлично; ни пьянства, ни шуму, ни буйства, ни воровства, ни мошенничества. Артель не только зрит за своим членом, но, оберегая от всяких подозрений свою добрую славу, наблюдает за всем, что делается в усадьбе (при рабочих), дабы не случилось какого-нибудь воровства, подозрение в котором могло бы пасть на грабаров. Все грабары пьют водку охотно, любят выпить, и когда гуляют дома, то пьют много, по-русски, несколько дней без просыпу, но в артелях ни пьяниц, ни пьянства нет. Никто в артели не пьет в одиночку, а если пьют, то пьют с общего согласия, все вместе, в свободное время, когда это не мешает». Заведомо воров, пьяниц или буянов артель не принимает в свою среду. После этого автор переходит к описанию условий найма, на каких землекопы поступают к подрядчикам.
«Договор с подрядчиком, говорит он, заключается обыкновенно в феврале или марте месяце; условия эти в большинстве случаев на бумаге не пишутся и в правленскую книгу сделок и договоров не заносятся, так как у каждого подрядчика есть свои особые печатные «расчетные книжки» или «договорные листы», запасенные заранее; в них рабочему остается только подписаться рядом с печатной фамилией хозяина, или поставить крест в случае своей неграмотности. Рабочий здесь уже не может предлагать хозяину свои условия или, по крайней мере, вносить коррективы, так как хозяин все заранее одумал за него и придал всем условиям одну прочную, постоянную форму печатного слова. Для большей верности эти договоры представляются в волостное правление, где старшина свидетельствует их. В книжке подробно указаны срок, на который нанялся рабочий, плата, выговоренная им и условия работы; последние обозначены иногда очень детально, с скрупулезной точностью. Мелкие подрядчики разсчетных книжек не имеют, а заключают письменные условия, сущность которых вполне одинакова с первыми. Общий срок найма у подрядчиков – с 20, 25 апреля по 1–5 ноября, т. е. 6 месяцев и 10–15 дней. Плата назначается обыкновенно огульно за весь срок. В отношении платы рабочие делятся также на три руки. Рабочий 1 руки получает от 75–100 р., второй – 50 до 75 р., третьей – от 15–50 р. В состав рабочих третьей руки входят как «перволетчики», которые пошли на работу только первый год, парни от 17–20 лет, так и все те рабочие, которые по своим слабым силам не в состоянии «вытянуть» в работе наравне с первыми группами. Рабочие третьей руки определяются в «крючники» или «подтяжки», для переноски тяжестей и в «мостовщики – для очистки мостов, а также на вырубку просек, корчевку леса, водоотлив, разравниванье земли и проч. мелкие работы. Лучшие из землекопов первой руки назначаются обыкновенно в старосты или десятники и получают за это особое вознаграждение. В договорах и расчетных книжках новейшей формации (1885–1886 г.) вносится еще условие такого рода: «если же я окажусь неуспешным в работе, то волен подрядчик цену мне уменьшить, назначив сообразную с ценами других рабочих по стоимости труда. Определение этой стоимости производится хозяином, или его служащими и принимается мною беспрекословно» (рассчет. книжка, выданная подрядчиком Смирновым рабочему Рубихинской вол., д. Горенцы, Ив. Булычеву, от 18 февраля 1886 г.). В других договорах «за неисполнение работы в нужном количестве», рабочий «подвергается штрафу, определяемому по добровольному соглашению с подрядчиком», или же тотчас увольняется из артели с платою только по день увольнения. Десятники получают обыкновенно двойное или тройное жалованье и значение их лучше всего определяется пословицами, сложившимися о них среди землекопов: «десятник – чорту племянник», «бойся Бога да десятника», «что подрядчик не сделает словами, то доделает десятник матюгами» (по другому варианту «кулаками»). Десятники играют роль главных надзирателей над работами, заменяют как бы самого хозяина в артели, пользуются неограниченной властью. Они могут переводить рабочего из одной руки в другую, налагать штрафы, делать вычеты и проч.; за оскорбление десятника рабочий наказывается также, как и за оскорбление подрядчика (штраф), об этом проставляется и в условии, в такой, напр., форме: «за оскорбление подрядчика или лиц, которым он вверит управление артелью и надзор за работами, полагается такой то штраф. В отсутствие хозяина десятник не сам работает, а только надзирает за другими, если же подрядчик сам находится при артели, то десятник, сохраняя свое звание и плату, обязан выходить на работы наравне с другими. За последние годы подрядчики стали было вместо дорогих десятников (от 200–400 р. каждый) нанимать приказчиков со стороны, из бывших волостных писарей, недоучившихся семинаристов и т.п., платя им по 50–100 р. в лето. Но такие приказчики оказались совершенно не пригодными, так как рабочие их постоянно обманывали и производили работы вдвое медленнее. Это заставило подрядчиков отказаться от таких приказчиков, и возвратиться к десятникам, хорошо знакомым с работами, почему и рабочие не могут их обманывать. При заключении условия, рабочими выговаривается задаток, около 1/5 части всей платы, проезд же до места работ и обратно рабочий принимает на свой счет, причем на это иногда уходит более ¼ всей заработной платы. Рабочий обязан прибыть на место работ в обозначенный в условии срок, иначе он штрафуется в размере полуторного или двойного жалованья за каждый просроченный день. В случае же совсем не явится на работы, то возвратить задаток и уплатить неустойки от 50 до 70 р. В прежнее время неустойку эту в условиях не обозначали, а причисляли просто к прогулам. Вообще в договоры последнего времени стали вноситься многие подробности, о которых прежде не было и помину. В некоторых условиях 1886 г., напр., сказано: «прибыть на место работы я (рабочий) должен за день до поступления на работу и в этот день, назначенный для отдыха, обязан изготовить бараки и нужные инструменты, так, чтобы никакой задержки в работе не было на следующий день»; день поступления рабочего на работу считается за начало работ и с этого дня производится ему плата. На работах землекопы помещаются или на квартирах у крестьян, или живут в землянках и бараках, которые строятся ими в праздники или в дождевые дни, когда работ не бывает. Так как помещение рабочих полагается от хозяина, то он, соблюдая свою выгоду, обыкновенно заставляет рыть землянки или строить бараки, а не помещает их у крестьян, хотя бы работы производились в самой деревне. Пища рабочим полагается от подрядчика и в договорах обозначается только, что она должна быть в достаточном количестве и из доброкачественных припасов. Но в последнее время стали подробно причислять харчи, отпускаемые рабочим. Из этих перечислений видно, «что хлеба рабочему выдается досыта, но не более 3–4 ф. в день; в скоромные дни на обед и ужин варится кашица из гречневых круп с говядиной или солониной; кроме этого дается еще каша с постным маслом, которого идет по 1 ф. на 10 человек. На кашу и кашицу отпускается круп по 1 ф. на человека, говядины тоже по 1 ф.; в постные дни дается сушеная рыба, а вместо кашицы иногда варится горох. Капуста для щей на замену кашицы отпускается только по праздникам по усмотрению подрядчика; соли и квасу дается, сколько потребуется. За растрату хозяйской провизии виновный подвергается штрафу вчетверо против ее стоимости, или просто штрафу в 2 р. и сверх того за каждый фунт растраченной провизии по 1 р. Платье и обувь у рабочих обыкновенно свои. Инструменты для работы все выдаются подрядчиком, кроме лямки, которая должна быть принесена из дому. Рабочему дается тачка с чугунным колесом, железная лопатка на деревянном черенке и лом; в течение лета рабочий может переменить 1 лопатку и потребовать, чтобы ему насадили на нее 2 новых черенка, что и производится плотниками, нанимаемыми для этой цели в артель человека по 2–3. По окончании работ все выданные инструменты должны быть возвращены в целости, в случае же потери какой-нибудь вещи с рабочего вычитается ее стоимость «по назначению подрядчика» или по цене, определенной в расчетной книжке: за тачку 1 р. 60 к., колеско с болтом 1 р. 20 к., лом 1 р. 70 к., лопатка железная 50 к., черенок к лопатке с насадкой 30 к. Цены эти выше обыкновенных, рыночных цен, потому что, взыскивая с рабочего, подрядчики имеют в виду наказать его «за небрежность». Такому же взысканию рабочий подвергается, если он, вследствие порчи инструментов, потребует их больше указанного числа, т. е. в лето сломает не две лопаты, а три, потребует не два черенка, а более и т.п. Если рабочий, без согласия подрядчика, передает кому-нибудь постороннему свои инструменты, или позволит временно ими попользоваться, то подвергается за это штрафу в 2–3 р. за каждый раз (условия 1885, 1886 г.). По условиям прежнего времени подрядчик обязывался водить рабочих в баню на свой счет не менее 2 раз в месяц; в последнее же время этого условия не проставляется, а говорится только, что «рабочий будет пользоваться на счет подрядчика банею по возможности после уроков или во время отдыха» когда и сколько раз в месяц обыкновенно не обозначается. По условию рабочей обязан работать в тех местах, где будет указано ему подрядчиком. В случае надобности рабочей должен во всякое время переходить с одного пункта работ на другой, как бы далеко расстояние между ними ни было. В договорах 60, 70 годов обозначалось, что при таких переходах каждые 30 верст засчитываются рабочему за 1 рабочий день и он получал харчи, как и в обыкновенную рабочую пору. В новых договорах (80 год.) полагается на переход 40 верст, жалованья за это время не полагается, а вместо обеда хозяин выдает во время перехода по 1 или ½ коп. на человека с версты. Кроме того ставится условием, что рабочее не могут уклоняться от переходов и в праздничное время. Перевозка громоздких инструментов производится на счет подрядчика; а более легкие и удобные для переноски, в роде лямки, лопаты, должны быть переносимы самими рабочими. («Смоленский Вестник» от 26 июня 1887 г., 2–3 стр.).

Сергей Юрьевич Поляков.

И еще кусочек из Энгельгардта, очень уж приятно читать):

«Расчищая на луга заросшие пустоши, я хотел так расчистить поляны между рощами, чтобы пустоши превратились в красивый парк. Стоит такая расчистка не дороже, а между тем и самому приятней, и для скота хорошо, если всюду есть чистые проходы, наконец, и ценность имения возвышается. Линии лужаек на пустошах определялись рощами, но необходимо было сделать опушки красивыми, оставить кое-где деревья на полянах, осушить низкие места, сделать просеки или дорожки, по которым пастух мог бы опережать стадо, и пр. Наняв для расчистки пустошей граборов с тем, чтобы они, расчищая, выбирали все годное на дрова, срезали кочки, давали, где нужно, канавки, я объяснил рядчику, чего бы мне хотелось достигнуть. Он понял с двух слов.
— Понимаю. Чтобы, значит, поляны были для травы, чтобы скот на виду у пастуха шел, чтобы красиво было. Понимаю: чтобы в роде гульбища было.
— Ну, да, да.
— Понимаю. А деревья какие на лужайке оставлять?
— Которые покрасивее.
— Раскидистые, значит, которые ни на какое дело не годятся.
— Разумеется. Да ты работал где-нибудь в парках?
— Работали, знаем, чтобы в роде, значит, гульбища. Дорожек только не будет. Понимаем.
— Ну, да.
— Понимаем, отделаем. Вот эту низину мы на этой неделе к субботе отделаем. Пожалуйте тогда посмотреть. Будете довольны. Знаю, что ребятам по стаканчику поднесете.
В субботу я пришел посмотреть расчистки. Поражен был — просто прелесть. Поляна уже обозначилась, опушки рощ были подчищены и выровнены, лом везде подобран, кусты и лишние деревья на поляне вырублены, кочки срезаны. Загляденье. Грабор тотчас же заметил, что я доволен.
— Вот сюда еще пожалуйте. Я здесь на лужке, в закоулке, сосенку подпустил, сосенка-то она не того, чтобы очень, пораскидистее бы нужно, да что делать, какая есть, все-таки хорошо будет на березе темным отдавать — вот отсюда посмотрите.
Действительно, на красивой лужайке, окруженной березовыми зарослями, была оставлена небольшая сосна, темная зелень которой превосходно оттеняла освещенную вечерним солнцем светлую зелень молодых берез. Грабор сам любовался и сиял удовольствием.
— Это еще теперь осень, весною лучше будет, — заметил он, — да и воздух от сосны духовитый. Там над рвом на бичажку я еще дубок оставил, славный дубок, пряменький, на всякую поделку годен. Нет раскидистых дубов, а раскидистый бы лучше, и ни в какое дело не годится, целее бы был. Ну, да попытаем на счастье оставить.
— Да где ты этому всему научился? — восхищался я, осматривая расчистки, — ишь как вывел!
— Уж научились — знаем, как господам нужно.
— У немца где-нибудь работал, парк разбивали?
— Работали и у немцев тоже. В Петлине работали, дерева там сажали всякие. Да мы у самой Шепелихи работали, а уж та ли барыня не чудила. Чего-чего там не делала, на полях пруды рыли, дерном откосы обкладывали, дорожки по полям проводили, цветы сажали, горы насыпали. Уж так чудила, так чудила, аглицкую парку из всего имения сделать хотела, чтобы всюду чисто было, духовито. Коровы с колоколами. Уж на что ваша Брендиха чудит, каждый год кусты с места на место пересаживает, а про Шепелиху и говорить нечего. Чудная барыня, нужно чуднее, да не найдешь. Денег сколько хочешь — одних граборов больше ста человек артель, да и цены-то какие — 60 копеек поденщина. Жаль, умерла эта барыня, много граборам работы давала. Как умерла, все работы прекратились… А вот тут канавку нужно дать, — остановился грабор.»

Что касается находок по семье:
На Памяти народа совершенно случайно нашла ещё одного брата бабушки - Павла Петровича Петрова. Конечно, поиск с такой фамилией, это очень не просто. Здесь повезло, выложено фото, на котором он очень похож на старшего брата, Николая Петровича.
Что узнала: это тот самый брат - кавалерист, о котором мне рассказывала со слов бабушки тетушка.
Родился Павел Петрович 31 августа 1911 года, вроде бы в Пречистом. Хотя, на одной из страниц на ПН указано место рождения - Тюмень.
Образование - 4 класса + коневодческая школа. Первое место работы - Туркестано-сибирская железная дорога, зав. перев. вагон. - кто это? заведующий чем? Не очень понятно, зато подтверждает идею о том, что вся семья в Казахстане жила, не один прадед туда уехал.
А дальше Павел Петрович оказался на Алтае, на конном заводе № 78. там он работал заведующим племенными конюшнями. Даты его работы там не указаны, вероятно, конец 1930-х годов.
В августе 1931 года на территории Усть-Канского района был образован Ябоганский государственный конный завод №78. Местонахождение - с.Ябоган. Основное производственное направление завода - развитие животноводства - коневодства.
В апреле 1941 года он был призван в РККА в городе Ойрот-Тура (сейчас Горно-Алтайск). Войну прошел на Западном и 2-ом Белорусском фронтах. Награжден орденом Красной звезды, медалями "за оборону Москвы" и "За победу над Германией".
После войны жил в Адыгее, в городе Майкопе. Работал на Майкопском конном заводе тренером. Жена - Реброва Екатерина Васильевна, 1922 года рождения.
Почему-то в моей семье о нем ничего не знали.. Со старшим из своих дядей, Николаем Петровичем, мой отец и его сестра общались. А про Павла Петровича никто из нашего поколения уже и не слышал.
Теперь мы знаем! И будем помнить!

Пара находок в архиве Тюмени.
Одно дело о национализации кирпичного завода, принадлежавшего моему прадеду - Петру Ивановичу. Он купил этот завод у местного купца Гилева, когда тот ушел из города с Белой армией. А в 1923 году его отбирают. Подробностей пока не знаю, жду копии.
Второе дело - о брате Петра Ивановича - Иване Ивановиче. В этом деле есть немного биографических сведений, в том числе указано, что до 1917 года он работал на железной дороге. Тоже семья была не маленькая, жена и пятеро детей, 4 сына и дочь. Годы их рождения между 1908 и 1922. Возможно, было 2 брака. Тоже жду копии, тогда попробую разобраться.

Петровы Смоленская губерния, Юхновский уезд

от Петровой Любови Петровны