Георгиевские, Верещагины, Кирилловский и Белозерский уезды

Неизвестные носители родственных фамилий:

НЕВ № 3/4, 1885 г.
 "На праздное псаломщицкое мѣсто къ Базегской церкви Бѣлозерскаго уѣзда определѣнъ уволенный изъ Кирилловскаго Духовнаго училища Иванъ Георгіевскій, 6 Февраля."

НЕВ № 5/6, 1885 г.
"  На праздное псаломщпцкое мѣсто къ Маэкской церкви, Бѣлозерскаго уѣзда, опредѣленъ вольнонаемный церковникъ Бѣлозерскойградской Успенской церкви Михаилъ Щукинъ, 2 8 Февраля."

OBaskakov написал:

[q]

Дело по обвинению пономаря Архангелькой Падчеварской церкви Никанора Велицкого в пьянстве и оскорблении жены священника ГЕННАВЫ МИХАЙЛОВОЙ (той самой! Ты узнаешь ее по имени … cheer.gif )

ГАВО, ф. 1147, оп.2, д. 1821. Крайние даты документов 21.08.1861 – 13.07.1864. Дело не оцифровано

[/q]

Можно утверждать, что поспособствовал оцифровке дела двоюродной пра2. Кое-какие выдержки из разбора дела:

Сельские приходы на Северо-Западе России богатством не отличались. Не была исключением и Архангельская Падчеварская церковь. В описании, составленном в апреле 1856 года говорится, что «замечательных благолепий» она не имеет (НГОМЗ, ф.14, оп.1, д.189). О церковной земле, находящейся в пользовании причта церкви приводятся такие сведения: на владение землею «до 1824 года имелись крепости, но в 1824 году посланы оные при прошении, поданном на имя Преосвященного Моисея Епископа Старорусского о дополнении 10 десятин земли, числящихся при деревне Коргозере за 12 верст, и как на прошение никакого удовлетворения не получено, так неизвестно и где хранятся крепости».
Этот важный момент. Как будет видно из дела Никанора Велицкого, в его конфликте с семьей священника фигурирует и земельный спор.
О средствах содержания причта в описании церкви сказано: «В прежнее время единственным содержанием сей церкви были доброхотные подаяния и пожертвования прихожан, а причт, кроме церковной земли получал паевое содержание от прихожан… но со времени получения штатного жалования сих доходов уже не получает. В настоящее время церковь содержится только пожертвованиями прихожан ... В средней сложности в год получается: а) свечного дохода до 30 руб. серебром, а кошельковых и кружечных сборов бывает до 100 рублей серебром. Причт церкви получает штатное жалование 103 руб. 88 коп. (в год). Сверх сего во время Св.Пасхи при хождении со Св. Крестом по приходу за молебны в церкви и часовнях может получать не более 10 руб. в год, б) земли пахотной при сей церкви 13 десятин и покосной 11,… сверх же сего в другом месте расстоянием от церкви в 12 верст числится неудобной земли 1 десятина, и за 6 верст 1 десятина».
Церковная земля не являлась собственностью причта, она принадлежала церкви и распределялась между членами причта на трехштатном приходе (священник, дьячок, пономарь) следующим образом: 3 части получал священник, по одной — причетники. То есть, в данном случае на долю пономаря приходилось всего 2,6 десятин пахотной земли, и если у Никанора Велицкого не было дополнительно собственной земли, его семье приходилось довольно туго, так как сельское хозяйство являлось основным источником существования приходского духовенства.
По такому же принципу распределялось штатное жалование и денежный доход, остававшийся в распоряжении причта после обязательных отчислений, которых было немало. Полагаю, что годовой доход пономаря Падчеварской церкви в денежном выражении составлял не больше 30 рублей.
В деле о пьянстве Никанора Велицкого и оскорблении им жены священника имеется несколько документов.
Первый из них — рапорт исправляющего должность Благочинного священника Александра Либрова в Кирилловское духовное правление от 17 марта 1863 года:
Поданное мне, ведомства моего Архангельской Падчеварской церкви священническою женою Еннавою Михайловою Ольховской, прошение в обидах, нанесенных ей пономарем Никанором Велицким честь имею представить в оное Духовное Правление.
К сожалению, самого прошения жены священника в деле нет, поэтому неизвестно, как она описала суть конфликта.
В марте 1863 году Никанор Велицкий был вызван в духовное правление для дачи объяснений, о них будет ниже.
Но вот следующий документ — рапорт и.д. Благочинного Александра Либрова в Кирилловское духовное правление, поданный 16 августа 1863 года, касается уже совсем другого вопроса:
Вследствие поданного мне прошения священником Дмитрием Ольховским о незаконном пользовании причетниками его — Вячеславом Архангельским и Никанором Велицким пятой частью земли, ему принадлежащей, я предписывал таковым о надлежащем священнику Ольховскому выделе земли, но пономарь Велицкий по грубости своего характера не согласился на это и мое предписание ни во что вменил, — почему прошение и рапорт священника Ольховского о взыскании претензий представляю в Духовное правление на суд и благоусмотрение с присовокуплением, что пономарь Велицкий человек грубый и дерзкого характера и кроме того весьма бессознателен.
В документе не упомянуто, что явилось первопричиной конфликта — земельный спор между священником и членами причта или ссора пономаря с женой священника. Не исключаю, что в основе плохих взаимоотношений могли лежать давние претензии семьи священника на землю, которой пользовались дьячок и пономарь.
Из-за невозможности изучить документы за другие годы, установить родственные связи между членами причта сложно. Тем не менее, из имеющихся в Новгородском архиве церковных ведомостей удалось выяснить, что Геннава Михайлова была дочерью священника Пачеварской церкви Михаила Васильева Архангельского. Место священника перешло к мужу Геннавы — Дмитрию Евсееву Ольховскому, когда ее отец вышел за штат. Родной дядя Геннавы Семен Васильев служил пономарем в этой же церкви. Михаил Васильев и Семен Васильев в свою очередь были детьми дьячка Василия Семенова. Немаловажным в этом деле мне кажется и то, что брат Дмитрия Ольховского — Иона Евсеев Ольховский, служивший священником Старо-Ёрговской церкви Череповецкого уезда, с 1864 годы состоял благочинным и, возможно, мог как-то повлиять на ход дела.
Отец Геннавы — Михаил Васильев Архангельский был назначен на место умершего священника Иоанна Андреева, вдова которого в 1832 году состояла просвирней при церкви. При церкви жили и незамужние дочери покойного Клавдия и Анна, которые находились на иждивении брата — дьячка Вячеслава Иванова Архангельского, того самого, к которому муж Геннавы Дмитрий Ольховский также предъявил земельные претензии.
В следующем документе, содержащемся в деле Никанора Велицкого, всплывают любопытные подробности конфликта с женой священника.
Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского к Новгородской Духовной Консистории, в Кирилловское Духовное Правление.
По делу о нанесении обид священнической жене Архангельской Падчеварской церкви Геннаве Михайловой той же церкви пономарем Никанором Велицким в нетрезвом виде, определением Консистории Его Высокопреосвященством утвержденным заключено:
На жалобу священнической жены Геннавы Михайловой Ольховской об оскорблении ея непристойными словами в нетрезвом виде пономарем Архангельской Падчеварской церкви Никанором Велицким, сей последний в своем объяснении пишет, что 26 февраля истекающего года в деревне Назаровской, когда пономарю захотелось выпить для своего здоровья, зашел он в питейный дом к крестьянину Ивану Алексееву, и на вопрос бывшей здесь священнической жены Геннавы Михайловой «ты пошто пришел?» сказал: «ты пошто пришла, и я про то пришел — мне нужно выпить». Когда же священническая жена назвала его будто бы вором, мошенником, подлецом, то и он сказал ей: «ты сама такая же, должно быть, кабацкая валявка».
Как этим объяснением пономарь Велицкий сам уличает себя в наклонности выпить — и не дома притом, но в кабаке, и в нанесении оскорблений грубыми словами священнической жене; то за такую предосудительную наклонность и за причинение обиды словами пономаря Велицкого на основании 197 и 198 ст. Устава Духовных Консисторий послать для раскаяния и исправления на шесть недель в Кирилло-Новоезерский монастырь с тем, чтобы по выжитии срока подначалия с одобрением от Настоятеля и по испрошении прощения у обиженной, допустить его к исправлению своих обязанностей на прежнем месте, но обязав строгою подпискою вести себя трезво, кротко и вообще прилично своему званию, под опасением в противном случае, как рекомендуемого Благочинным поведения неблагонадежного, исключить из Духовного звания;
далее, что касается оговора самой священнической жены со стороны Велицкого в оскорблении грубыми словами Велицкого и доноса сего последнего на мужа Михайловой — Ольховского в допускаемых якобы им злоупотреблениях по церкви, опущениях по должности и беспрерывном пьянстве, то оговор сей, как ничем не подтверждаемый со стороны Велицкого и делаемый в то время, когда уже поступила на него самого жалоба, равно и донос, им не основанный, как бы следовало по 48 ст. 11 кн. XV том Св. Зак., на явных и точных доказательствах, а главное — кем чинимый им — Велицким во время производства следствия над ним самим, оставить на сей раз без последствий, и Велицкому, если точно священником Ольховским допускаются предосудительные действия, велеть донести об оных вновь с явными и точными доказательствами;
наконец, Кирилловскому Духовному правлению, которым рассматриваемое дело без всякой очевидно-основательной причины придержано с 22 мая по 6 сентября, это обстоятельство поставить на вид, с чем к должному исполнению в Кирилловское Духовное Правление послать Указ, каковый и посылается декабря 9 дня 1863 года.
Примечательно, что присутствие жены священника в кабаке во время визита туда Никанора Велицкого не отрицается, но и никак не комментируется. Из документа не ясно, по какой причине Геннава Михайлова назвала Никанора вором и подлецом, но вполне возможно, она имела ввиду пресловутый земельный спор.
В 1864-1865 годах вновь разбиралось «Дело по обвинению пономаря Архангельской Падчеварской церкви Никанора Велицкого в пьянстве и неподчинении священнику Дмитрию Ольховскому» (ГАВО, ф.1147, оп.7, д.6). Дело не оцифровано, но судя по заголовку, священник и пономарь остались в плохих отношениях.
Однако обвинения в адрес священника, высказанные Никанором Велицким в 1863 году, оказались небеспочвенными. Похоже, что доказательства он представить сумел, и два года спустя духовное правление разбирало уже «Дело по обвинению священника Падчеварской церкви Дмитрия Ольховского в пьянстве и венчании находившихся в близком родстве крестьян Александра Семенова с Ириной Владимировой» (ГАВО, ф. 1147, оп.2, д. 1956).
К 1866 году между членами причта, если верить записям в клировой ведомости, ненадолго воцарился мир. Поведение пономаря Велицкого отмечено как добропорядочное, а священника Ольховского — очень хорошее и трезвое. Но все же побороть пагубную привычку Никанор не смог. В 1866-1867 годах в отношении него духовным правлением рассматривалось еще одно «Дело по обвинению пономаря Падчеварской церкви Никанора Велицкого в пьянстве» (ГАВО, ф.1144, оп.2, д.1976).

https://vk.com/@-213028783-velickii-nikanor-vasilevich

VL49
VL49 написал:

[q]

Размышления о неуловимом Анатолии Мефодьевиче Георгиевском.
Он закончил СПб ДА в 1881 г. В Памятных книжках Новгородской губернии в 1882-1884 г.г. значится священником, законоучителем Череповецкой учительской семинарии

[/q]

Познавательный очерк про ЧУС

Лебедева В. В., Тяпунова В. С., Карачева 3. Л., Малышева Н. А., Прохорова Т. И., Хитарян М. Г.
Череповецкая учительская семинария (1875 – 1919 гг.)
// Очерки по истории народного образования в Череповце / [ Редкол. В. Ф. Гогулин и др.]. - Вып. 1. - Л., 1970. - 121 с. - (Учёные записки / Ленинградский государственный педагогический институт им. А. М. Герцена; Т. 438)

В 60-х подах XIX века царизм вынужден был провести ряд буржуазных реформ и в их числе в 1864 году была осуществлена школьная реформа, позволившая сделать известный шаг по превращению русской школы из сословной в школу классовую. Реформа 1864 года давала возможность частным лицам открывать новые школы. К школьному делу привлекалось и учрежденное в том же году местное буржуазно-помещичье самоуправление (земство). Правда, царизм всячески ограничивал права земства в области развития народного образования, предоставляя ему скромную роль деятельности «преимущественно в хозяйственном отношении», запрещая вмешиваться в учебно-воспитательную работу школы. Однако, несмотря на эти ограничения, земства многих губерний уже в первые годы своего существования создали значительную сеть начальных сельских школ.
До революции Череповец входил в состав Новгородской губернии. Земство этой губернии находилось «в числе передовых по народному образованию» [Антипов В. Краткая история Уломского земского училища. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 11, стр. 30.]. По свидетельству земского учителя В. Антипова, «начальные земские школы во всех углах стали быстро открываться. Явился большой спрос на учителей, но их не было». Об этом же пишет и анонимный историк Череповецкой семинарии: «Школы начали быстро открываться. Явилась большая потребность в учителях» [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 15.].
Учительские должности занимались лицами без всякой специальной подготовки. Поэтому очень остро встал вопрос о подготовке учителей для земских школ.
Летом 1869 года Новгородское губернское земство организовало в Новгороде и Череповце при местных уездных училищах шестинедельные педагогические курсы. Курсами руководили инспектора уездных училищ. По замыслу их устроителей курсы должны были дать «возможность учителям сельских школ пополнить свое образование и выдержать установленный экзамен, без чего они не могут быть учителями» [Очерк народного образования в Новгородской губернии за 1884/1885 учебный год. Новгород, 1887, стр. 18.]. По воспоминаниям В. Антипова, слушателями курсов были «люди разных сословий и различной научной подготовки: тут были и окончившие курс в духовных семинариях, и исключенные из семинарий и духовных училищ, и неудачники гимназисты, не осилившие курса древних и иностранных языков, грамотные и полуграмотные деревенские парни...» [Антипов В. Краткая история Уломского земского училища. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 11, стр. 30.].
На педагогических курсах в Череповце были открыты две временные начальные школы, в одну из которых были набраны дети, а в другую – взрослые, пожелавшие научиться грамоте. Обучение в этих школах вели курсанты. После окончания занятий часть курсантов сдала экзамены на право занимать должность учителя. Так сто лет тому назад в Череповце было положено начало педагогическому образованию – подготовке народных учителей.
Летние педагогические курсы продолжали работать в Череповце и в 1.870, 1871, 1872 годах. За эти четыре года на Череповецких курсах перебывало свыше 200 учителей [Очерк народного образования в Новгородской губернии за 1884/1885 учебный год. Новгород, 1887, стр. 19 – 20.]. Организация летних педагогических курсов позволила обеспечивать учителями многие из вновь открываемых земских школ. Однако, по словам того же учителя В. Антипова, «такие скороиспеченные учителя не могли удовлетворять самым скромным требованиям, которые предъявлялись к народному учителю и в то нетребовательное время» [Антипов В. Указанная статья, стр. 30.].
Следует отметить, что еще в 1869 году в Новгороде для более основательной подготовки учителей земских школ губернии была открыта мужская Александровская земская учительская школа с трехлетним сроком обучения. Однако первый выпуск из нее ожидался лишь в 1872 году, поэтому педагогические курсы продолжали свою работу. Но уже в 1871 году в губернии сложилось мнение о нецелесообразности их организации в последующие годы. «Дальнейшее существование курсов, – читаем в одном из документов губернской земской управы, – не может уже подвинуть много школьное дело вперед, так как почти все народные учителя уже прослушали педагогические курсы, а некоторые из них по несколько раз... Педагогические курсы выполнили уже свое назначение в качестве временнной меры в деле народного образования, и все заботы земства должны быть направлены на подготовку учителей и учительниц в специальных учебных заведениях» [Очерк народного образования в Новгородской губернии за 1884/1885 учебный год. Новгород, 1887, стр. 20.].
Но уже тогда было ясно, что одна учительская школа не сможет обеспечить потребности губернии в учителях для начальных школ. Поэтому губернское земское собрание поручило управе разработать проект организации в губернии еще одной учительской школы на совместные средства казны и земства [Там же, стр. 14.]. Чтобы шире привлечь женщин к учительскому делу, было решено вторую учительскую семинарию в губернии сделать женской. Как раз в это время было объявлено об открытии новой учительской семинарии в одной из губерний Петербургского учебного округа [В Петербургский учебный округ входили губернии: Петербургская, Олонецкая, Архангельская, Вологодская, Новгородская и Псковская.]. Тогда Новгородское земство предложило окружному начальству построить за свой счет здание для семинарии и взять на себя половину расходов по ее содержанию. Министерство народного просвещения приняло такое выгодное для него предложение [ЦГИА, ф. 733, оп. 170, д. 846 («Об учреждении в Череповце учительской семинарии»), л. 1.]
Когда встал вопрос о конкретном пункте размещения новой учительской семинарии в Новгородской губернии, то министерство предложило организовать ее близ города Боровичи. Но земство твердо настаивало на том, чтобы местом для организации новой семинарии был избран город Череповец [Там же, лл. 1-а, 5 – 8.]. Такая его настойчивость объяснялась тем, что город Череповец, расположенный на реке Шексне и Мариинской судоходной системе, был оживленным экономическим и культурным центром всей восточной части Новгородской губернии (Череповецкий, Устюженский, Тихвинский, Кирилловский и Белозерский уезды). В городе уже имелось реальное училище, женская гимназия, техническое училище и ряд начальных школ. В Череповце же находился и окружной суд для 5 восточных уездов. Все это делало его в некотором роде и административным центром для этой части губернии.
Ходатайство Новгородского земства об учреждении женской учительской семинарии в Череповце попало в руки известного реакционера царского министра графа Дмитрия Толстого, который в указанном ходатайстве подчеркивает слово «женскую» семинарию. В своем ответе попечителю Петербургского учебного округа 23 февраля 1874 года за № 2163 Д. Толстой писал: «...Я не встречаю препятствий об учреждении в г. Череповце, Новгородской губернии, мужской, но не женской (курсив авторов. – Ред.) учительской семинарии» [ЦГИА, ф. 733, оп. 170, д. 846, л. 2.]. Так произвол царского сановника закрыл доступ в Череповецкую учительскую семинарию женской молодежи. Только победа Великой Октябрьской социалистической революции открыла женскому населению Новгородчины дорогу к получению педагогического образования,
В 1874 году, однако, семинарию в Череповце открыть не удалось. Она была открыта лишь 21 сентября (8 сентября по старому стилю) 1875 года [Там же, л. 93.]. Торжественное ее открытие произошло во временном помещении, в доме местной домовладелицы Милютиной [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 15.], находившимся рядом со зданием Окружного (ныне городского) суда.
В 1876 году было выстроено для семинарии специальное двухэтажное деревянное здание на Александровском проспекте (ныне проспекте Луначарского). В этом здании сейчас помещается Череповецкая школа рабочей молодежи № 1.
На первом этаже здания находилась квартира директора семинарии, комната для гимнастики и пения и квартира учителя начальных классов. На втором этаже располагались мастерская, физический кабинет (с пособиями по истории и естествознанию), библиотека и две классные комнаты. Однако эти помещения не могли обеспечить дальнейшее развитие учительской семинарии, так как она должна была иметь три класса воспитанников и одноклассную начальную школу для проведения педагогической практики. Поэтому решено было построить во дворе особый флигель для начальной школы и квартиры учителя начальных классов. Это строительство было начато в 1877 году. Впоследствии помещения второго этажа основного здания были перепланированы. Из 5 имевшихся здесь комнат три были заняты классами, одна – актовым залом и одновременно физическим кабинетом и одна – библиотекой. От коридора было отделено небольшое помещение, в котором располагалось медовое хозяйство.
Библиотека семинарии состояла из фундаментальной (преподавательской) и ученической. Обе эти библиотеки в 80-х годах прошлого века насчитывали 1030 названий, 2128 томов, физический кабинет имел 206 названий приборов и пособий на сумму 3759 руб., общая стоимость всех прочих пособий составляла до 3292 рублей [Сведения о состоянии учебных заведений. «Новгородские губернские ведомости». Новгород, 1879, № 27, стр. 9.].
Столярная мастерская при семинарии использовалась для изготовления физических приборов, наглядных пособий, которыми семинаристы и обеспечивали себя для предстоящей работы в сельской школе.
В 1879 году город в знак доверия к «экономическому направлению здешней учительской семинарии, которое может положить самую надежную связь между школой и жизнью» [ЦГИА, ф. 733, оп. 170, д. 846, л. 147.] передал в безвозмездное ее пользование 9600 кв. сажен хорошей пахотной земли, прилегающей к зданию учительской семинарии. На этом участке был посажен плодово-ягодный сад, располагались огород и пасека, устроенная в 1885 году преподавателем естествознания Н. Т. Иса-иным. Пасека давала семинарии большой доход и содействовала распространению пчеловодства в Новгородской губернии [Там же, оп. 203, д. 479, л. 12.]. В семинарии был заведен обычай: успешно окончившие семинарию воспитанники получали при выпуске рой пчел и улей, с которым они отправлялись на место работы. Через два года они возвращали улей в семинарию. Благодаря этой деятельности семинарии количество пасек в 5 уездах Новгородской и 3 уездах Олонецкой губернии возросло до 600 [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 23.].
Следует отметить, что здание Череповецкой учительской семинарии в предреволюционные годы было неудобным, а в связи с ростом численности учащихся и очень тесным. Физический кабинет вмещал только приборы, места для проведения опытов по существу не было. Актовый зал был мал и узок, мало пригоден для проведения торжественных актов и вечеров семинаристов. Несмотря на то, что в 1882 году было проведено утепление здания, обшивка его тесом, покрашены крыши и стены, проведена осушка территории вокруг семинарии, к началу XX века семинарское здание сильно обветшало. В 1904 году некоторые стены настолько покривились, что пришлось укреплять их особыми бревнами, подводить под наружные стены кирпичный фундамент. Сделанные к зданию пристройки существенно не расширили помещение. Неоднократно поднимался вопрос о постройке нового здания, но дальше разговоров дело не шло [«Новгородские губернские ведомости». Новгород, 1883, № 8, стр. 6; ГИАЛО, ф. 139, оп. 1, д. 10705, л. 39; Государственный архив Новгородской области (ГАНО), ф. 98, оп. 3, д. 1346, лл. 23 – 24.]. В 1916 году посетивший учебное заведение инспектор Петроградского учебного округа отмечал: «Учительская семинария производит самое убогое впечатление. Дома поставлены в низине. Непосредственно под полом держится вода. Здание решительно не отвечает своему назначению, а представляет собой какое-то нагромождение построек и перегородок» [ГИАЛО, ф. 139, оп. 1, д. 15744, лл. 1 – 98.].
В 1875 – 1908 годах Череповецкая учительская семинария имела трехлетний курс обучения, который затем был увеличен на один год. Учебный план и программы семинарии были рассчитаны, главным образом, на выпускников так называемых двухклассных училищ с пятилетним сроком обучения. Выпускники этих школ обучались в семинарии наиболее успешно.
Учебный план предусматривал изучение довольно широкого круга общеобразовательных предметов: русский язык и литература, арифметика, география, история, естествознание, старославянский язык. Однако по сравнению с гимназией и реальным училищем учительская семинария давала значительно меньший объем общеобразовательных знаний. Положительной стороной семинарии была хорошая педагогическая подготовка будущих народных учителей, особенно практическая. Однако по сравнению с современными педагогическими училищами дореволюционные учительские семинарии по педагогическим дисциплинам давали меньше теоретических знаний. Преподавалась лишь педагогика (с элементами психологии и истории педагогики), методика преподавания в начальной школе русского языка и арифметики. Учебный год в семинарии продолжался около десяти месяцев, обычно с середины августа до середины июня (по старому стилю).
В Череповецкой учительской семинарии хорошо было поставлено преподавание столярного и переплетного дела. Специфической особенностью семинарии была основательная подготовка учащихся в теории и на практике по сельскому хозяйству. Обширное семинарское хозяйство полностью обслуживалось силами учащихся.
Для знакомства семинаристов с работой начальной школы при семинарии имелась так называемая «образцовая школа», работавшая по программам одноклассного училища. Ознакомление семинаристов со школьными порядками начиналось во втором классе со второго полугодия. Учащимся сообщались необходимые сведения по методике предметов, входящих в курс начальной школы. В конце учебного года учитель образцовой школы давал для учащихся второго класса показательные уроки по каждому предмету. Семинаристы III класса в начале года знакомились с учащимися начальной Школы, а затем сами давали уроки. К каждому уроку практикант составлял конспект и представлял его для проверки преподавателю. Каждый урок практиканта обсуждался особой педагогической конференцией, на которой присутствовал директор, учитель начальной школы и все ученики III класса. В обязанность практикантов входило и дежурство по школе. Каждый семинарист выпускного класса в течение года давал в начальной школе 10 – 12 уроков и дежурил в школе не менее 15 раз. Таким образом, за год каждый практикант посещал не менее 200 уроков товарищей и учителей школы [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 22 – 23.].
Учительские семинарии в царской России по существу были почти единственным типом учебных заведений, в которых дети крестьян могли получить повышенное образование. Как отмечалось в обзоре, посвященном 25-летию Череповецкой учительской семинарии, для крестьянских детей «семинария является высшею школою, где значительно расширяется их умственный кругозор и откуда дается возможность продолжать дальше свое образование... Учительская семинария – заведение преимущественно крестьянское и дает возможность получать крестьянскому населению учителей из своей среды» [Там же, стр. 18 – 20.]. То, что Череповецкая учительская семинария по социальному составу была крестьянским учебным заведением, подтверждают следующие данные.
В 1875 году в Череповецкую учительскую семинарию был принят 21 человек. По социальному составу учащиеся первого набора представляли следующую картину: из детей духовенства – 10, из крестьян – 9, из чиновников – 2, из мещан – 1 [ЦГИА, ф. 733, оп. 170, д. 846, лл. 93 и 98.].
В дальнейшем социальный состав учащихся Череповецкой учительской семинарии значительно изменился. Уже в конце XIX века большинство семинаристов были сыновьями крестьян. Так, например, из 321 учителя, подготовленного за 25 первых лет существования семинарии, к крестьянству принадлежало 193 человека, к духовенству – 57, к дворянам и чиновникам – 18 [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 16.]. Таким образом, свыше 60 процентов выпускников было из крестьян. В предреволюционные годы процент крестьян среди семинаристов еще более увеличился.
Наиболее подготовленными воспитанниками семинарии в первые годы ее существования оказывались обычно выпускники двухклассных училищ, затем духовных училищ, самые слабые ученики поступали из сельских одно-классных училищ [ЦГИА, ф. 733, оп. (170, д. 846, лл. 98 об. – 99.]. В связи с тем, что двухклассные училища были главным типом повышенной начальной школы для крестьян, то и большинство семинаристов первоначальное образование получало в них. Так, например, за 25 первых лет существования семинарии 152 ее выпускника окончили двухклассные училища, 71 – городские и уездные училища, 42 – духовные училища, 28 – одноклассные сельские и только один человек получил домашнее образование [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства», 1901, № 2, стр. 17.].
Следует сказать, что далеко не все желающие могли поступить учиться в семинарию. Конкурс за 1 место составлял обычно 2 человека. Так, например, за 25 лет было 984 заявления о приеме, а принято 550 человек, отказано в приеме было 434 человекам, хотя «в числе их и были достойные приема в семинарию». Дело в том, что число стипендий было ограничено. Многих крестьянских пареньков по уровню их подготовки можно было бы принять без стипендии, но они «за неимением средств, лишены были возможности поступить в семинарию». Многие из тех, кто и поступал учиться на свой счет без стипендии, впоследствии вынуждены были бросать учебу. Так, за 25 лет из семинарии до окончания курса выбыло 142 человека. Такое «значительное число выбывших до окончания курса... объясняется главным образом недостатком средств для дальнейшего образования» [Там же.]. Действительно, 134 из них начинали учиться без стипендии, а крестьянский «достаток» очень часто не позволял содержать сына три года в семинарии.
Жизнь воспитанников семинарии, получавших стипендию, была не намного легче. Семинария не имела общежитий, и все семинаристы жили группами («артелями») но 2 – 6 человек на частных квартирах, и хозяйка за их счет готовила пищу, стирала белье [Сведения о состоянии учебных заведений «Новгородские губернские ведомости». Новгород, 1879, N 27, стр. 9.]. На все это с трудом хватало восьмирублевой стипендии. В предреволюционные годы в связи с ростом цен стипендия была увеличена до 15 рублей, но и это нисколько не улучшило материального положения семинаристов. Правда, в отдельные периоды семинария за счет доходов от семинарского хозяйства помогала своим воспитанникам материально, давала им кровати, солому на тюфяки, устраивала во время больших перемен горячие завтраки (кусок хлеба и кружка чая) [Череповецкий филиал Государственного архива Вологодское области (ЧФ, ГАВО), ф. 1105, оп. 1, д. 5, лл. 39 – 40.]. Однако, несмотря на все это, материальное положение семинаристов было довольно тяжелым.
За 25 лет с 1875 по 1900 годы семинария сделала 23 выпуска, за это время окончили семинарию 321 человек [Двадцатипятилетие Череповской учительской семинарии. «Вестник Новгородского земства». 1901, № 2, стр. 16.]. С 1901 по 1919 год (по неполным данным без учета четырех выпусков) окончило еще 254 человека

Попались сведения по Вашей родовой линии в книге Сивени Д.С. " Приходское духовенство Новгородской губернии"
Белозерский уезд
Тумбажско- Базегский приход
Успенская церковь в Базеге, деревянная, построенная в 1686 г.
В Базегской церкви служит и.д. псаломщика в 1876-1879 г.г. Порфирий Георгиевский. В 1879 г. переведен к Запогосткой церкви Череповцкого уезда.

Тихвинский уезд
Бутковский (Бутьковский) приход
Георгиевская церковь
В 1915 г. служит священник Владимир Порфирьевич Георгиевский - сын псаломщика Базегской церкви Белозерского уезда.

Куность.

«Отъехавши от села Маекса четыре, а от города Белозерска восемь верст, для перемены за присталостию почтовых лошадей обывательскими, остановились в стоящем на большой дороге экономическом же, бывшем Белоезерскаго Кириллова монастыря, называемом по текущей из Ласкова в Бело-озеро реке селе Куность; в нем две деревянных церкви, одна - Покрову Пресвятыя Богородицы, другая - архангелу Михаилу с приделом Николаю Чудотворцу. Крестьян, довольствующихся в озерах Белом и Ласковом рыбною ловлею, сто дворов. В нем, поколь собрали и перепрягли лошадей, за чем пробыли часа полтора, в доме крестьянина Лариона Евсеева напились чаю; а поехали из него на шести крестьянских лошадях в девять часов по полудни.» - в своём дневнике писал в 1791 году П.И.Челищев, путешествуя по северу России, о посещении села Куность.

Сведений о возникновении села мне найти пока не удалось. Известно, что в актах хозяйственной деятельности Кирилло-Белозерского монастыря, за период с 1397 по 1427 годы, есть Данная грамота Марфы Даниловой игумну монастыря Кириллу (самому Кириллу Белозерскому) на землю на реке Куность. Из этого можно сделать однозначный вывод, что на рубеже XIV – XV веков на месте где сейчас находится село Куность Кирилло-Белозерским монастырём велась хозяйственная деятельность, в частности вёлся рыбный промысел в Белом озере, о чём свидетельствует ещё и выданная в этот же период Жалованная грамота князя Андрея Дмитриевича Можайского игумну Кириллу о праве на беспшлинный лов рыбы в Белом озере. (Напомню: после гибели в 1380 году в битве на Куликовом поле белозерского князя Фёдора Романовича и его сына с дружиной к 1389 году Белозерское княжество отходит Дмитрию Донскому, а от него переходит в удельное владение уже князю Андрею Дмитриевичу.)

Скорее всего, именно на рубеже XIV – XV веков образовалось рыбацкое село Куность – вотчина Кирилло-Белозерского монастыря. А так как село принадлежало монастырю, то полагаю, что в селе в скором времени появился и храм. Но всё это пока мои предположения и догадки, неподкреплённые пока никакими документальными сведениями.
В фонде отдела письменных источников Государственного Исторического Музея хранится благословенная грамота Вологодского архиепископа Симона старцу Иоасафу, датированная 1665 годом. В этой грамоте есть сведения о том, что в 1664 году в селе Куность уже существовала церковь посвящённая Покрову Пресвятой Богородицы. Вот, что говорится в этой грамоте: «Божиею милостию Симон смиренный архиепископ вологоцкий и белозерский в нынешнем во 174-м году февруария в 20 день бил нам челом архиепископу Белозерского уезду Кирилова монастыря белозерского чюдотворца постриженник старец Иоасаф. А в челобитной ево написано: в прошлом де во 173-м год[у] июня в 30 день поставлен он был в мире в попы братом нашим преосвященным Варламом митрополитом ростовским и ярославским в Белозерской уезд к церкви к пресвятому к Покрову пресвятыя Богородицы в село Куность, и ставленая грамота у него есть….»
Видимо, Покровская церковь, о которой упомянуто в грамоте была деревянная, но та ли она была, что видел Челищев, или другая – вопрос. Между становлением к церкви отца Иоасафа и посещением Куности Челищевым минуло 127 лет. Вполне возможно, за это время церковь могла подвергаться перестройкам. Но достоверных сведений об этом у меня пока нет.

В 1801 году в селе был построен каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы вместо деревянного, которого видел Челищев.
Странно, но в Новгородском сборнике 1865 года под редакцией Н.Богословского нет сведений о приходе Куностьской Покровской церкви, разве что мимолётное упоминание в описании Прихода в селе Маэксе, о том, что Успенская церковь в Маэксе с 1842 по 1854 год по малочисленности прихожан была приписана к Куностьской Покровской церкви VII класса.
К сожалению, в советские времена храм постигла участь многих храмов России – храм был полностью разрушен. Местные жители спутано говорят о времени разрушения храма. Одни жители села говорят, что, вроде бы, храм разрушили ещё до Великой Отечественной войны, кто говорит, что храм разрушили уже после войны. В общем, пока ясно в этом вопросе одно – дело ясное, что дело тёмное….
Местные жители сказывали, что Покровский храм стоял на левом берегу реки слева за мостом через реку, если ехать от города.
Примерно, на месте этого дома, что на заднем плане фотографии виден, и стоял храм, как сказывали нам местные бабушки-старушки.

https://seredina77.livejournal...3335186087