Старые новости или Новые старости.

Как здесь свежо под липою густою –
Полдневный зной сюда не проникал,
И тысячи висящих надо мною
Качаются душистых опахал.

А там, вдали, сверкает воздух жгучий,
Колеблется, как будто дремлет он.
Так резко-сух снотворный и трескучий
Кузнечиков неугомонный звон.

За мглой ветвей синеют неба своды,
Как дымкою подернуты слегка,
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака...

А.Фет, 1857 г.

Долговѣчность.
Недавно умерла 110 лѣтняя старуха Анна Сергѣевна Самойлова, крѣпостная бывшаго въ 50-хъ годахъ министромъ народнаго образованія Норова.
Покойная рано вышла замужъ и имѣла 17 человѣкъ дѣтей, изъ которыхъ остался только
одинъ сынъ, имѣющій теперь лѣтъ 60. Онъ занимается хлѣбной торговлей въ Саратовѣ. По словамъ сына, покойная при жизни никогда не болѣла, обладала крѣпкимъ здоровьемъ, превосходнымъ зрѣніемъ и долго бы еще прожила, если бы за годъ до смерти не получила ушибовъ при паденіи, которые потомъ стали отзываться на ея здоровьи. За часъ до смерти она заявила сыну, что чувствуетъ приближеніе смерти, причемь жаловалась на упадокъ силъ. Самойлова послѣ вдовства долгое время была вь семьѣ Норова няней.

Саратовский вестник. 26.08.1911

Жертва Волги.
Пароходовладелец г. Лайхиа заявил местной полиции, что производитель работъ Самаро-Оренбургской землеотводной парии А.С. Богуславский, взявъ 19 августа билетъ 1-го класса на пароходе «Иматра» отъ Баронска до Саратова, съ парохода неизвестно куда скрылся.
Здесь въ Саратове офицант парохода «Иматра» П. Н. Бурьянов, убирая каюту г. Богуславскаго, под диваном нашел записку, написанную последним, такого содержания: «Бросился въ воду; запутанъ въ делахъ; виновникъ всего сельский писарь с Баронска, который довелъ меня до самоубийства. Прошу сообщить о смерти моему родителю въ с. Белый Ключ, Киевской губ. , и въ г. Самару доктору Мильротъ».

Журнал «Советский цирк» ноябрь 1958 г.

[q]

Рассказ-быль Исчезновение Фридиани
Несколько человек в униформе внесли и поставили на манеже небольшой стол и стул. Затем, под пытливыми взглядами зрителей, они положили на стол портсигар и спички, поставили керосиновую лампу и зеркало. А когда к этому были добавлены стакан на блюд­це, сахарница и чайник с заваркой, по рядам зрителей пробежал шум веселого недоумения — что, мол, можно делать необычайного с этими столь обыкновенными, повседневными бытовыми пред­метами?

Когда же на стол водружен был кипящий самовар, какой-то скептик густым басом прогудел внизу:

Это мы завсегда и дома видеть можем. Разве в этом цирк?

На что молодой, совсем еще мальчишеский голос с галерки звон­ко ответил:

Обожди! Вот поглядишь, что будет!

Униформисты принесли на стол бутылку и бокал, коробку с цветными бумажками, непонятно причудливой формы, а потом за­чем-то установили неподалеку довольно большую прямоугольную белую доску на подставке.

И вот шпрехштальмейстер хриплым голосом объявил:

Только в нашем цирке. Единственный в России и Европе, неподражаемый во всем мире... — тут он сделал паузу и, вытаращив глаза, выкрикнул: — Артист-феномен Фридиани!

Заиграла музыка.

На арену скачущей походкой стремительно вышел молодой артист с бледным, открытым лицом и глубокими умными глазами, взглядом которых быстро окинул ряды зрителей. Тут же он накло­нил голову в скромном приветствии.

Ему зааплодировали. Некоторые потому, что уже знали, а дру­гие негромко и недолго, в ожидании еще невиданного.

Несколько секунд артист стоял неподвижно. Он был в черном, почти обыкновенном костюме, в черной длинной накидке-крылатке с пелериной, застегнутой на груди медной цепочкой, соединявшей две такие же львиные головы.

Затем поднял голову и запрыгал на костылях и на одной левой но­ге к центру манежа, к столу.

Сел на стул.

Быстро, привычным движением вынул ногу из ботинка и ловко поднял ее над столом. Носок был срезан так, что обнажал пальцы ноги. И тут все заметили, что у артиста нет не только другой но­ги, но и обеих рук. Стало немного страшно.

А Фридиани уверенно взял левой ногой чайник и очень акку­ратно налил в стакан заварки, положил ложечкой сахар, долил из самовара кипятком, размешал и начал пить чай.

Раздались аплодисменты.

А с каким бы недоверием отнеслись эти же зрители, и все вместе и каждый в отдельности, если бы им несколькими минутами раньше сказали, что они удивятся тому, что артист на арене будет... просто пить чай.

И еще больше поразились бы они, если бы их предупредили о том, что они еще громче и дружнее будут хлопать артисту только за то, что он…

...снял с лампы стекло, зажег спичку, поднес ее к фитилю, отре­гулировал пламя и надел стекло. Затем открыл портсигар, достал из него папиросу, подержал ее над горящей лампой и начал курить.

Все это, очень обычное, оказалось вдруг необыкновенным.

Хлопали дружно.

А когда перестали, артист Фридиани стряхнул с папиросы пепел и положил ее бережно на край пепельницы. После чего переставил поближе зеркало. Разложил бритвенный прибор. Намылился и быст­ро отлично побрился.

Аплодировали громко и долго.

Фридиани поклонился на три стороны.

Многие решили, что номер закончен и захлопали еще сильнее.

Однако артист не уходил.

Он ногой придвинул к себе белую доску на подставке. Снова раскурил над лампой папиросу, которую уже не вынимал изо рта. Моментально намазал доску клеем. Быстро начал брать из коробки причудливо вырезанные кусочки разноцветной бумаги и ловко при­кладывать их к доске.

Не успели зрители, как говорится, моргнуть глазом, а на доске появился составленный из бумаги цветок, с яркими лепестками и зелеными листьями. Один из униформистов подбежал, схватил до­ску и обнес ее по кругу, близко показывая зрителям, чтобы они могли убедиться, насколько точно приложены кусочки бумаги в этой моментальной аппликации.

После этого на другой стороне доски Фридиани так же момен­тально сделал аппликацией целый букет цветов.

Все зрители аплодировали дружно, громко, долго, улыбаясь от удовольствия.

Продолжали хлопать и тогда, когда Фридиани, раскланявшись на все стороны, ушел за занавес форганга. Вызывали его на поклон. Артист кланялся. Подошел к столу, сел, быстро налил из бутылки красную жидкость, изображавшую вино, в бокал и поднял его над головой.

Шпрехштальмейстер прохрипел в публику:

За ваше здоровье!

Фридиани выпил, поставил бокал, встал.

Цирк бурно аплодировал. Артист кланялся и улыбался. Но улыбка была невеселой.

Браво! Бис! Бис! — надрывались ряды, топали ногами на га­лерке.

Разнообразные афиши — то большие, то поменьше, то яркие и выразительные, то кое-как намалеванные и перегруженные подробностями, — сообщавшие публике о том, что «только у нас» и «лишь столько-то дней» будет выступать АРТИСТ-ФЕНОМЕН ФРИДИАНИ, можно было увидеть на цирках небольших уездных городов, редко в губернских, а чаще всего на временных ярмарочных балаганах в крупных селах. Имя этого артиста появлялось даже на афишах, ра­склеенных в Москве.

Это продолжалось примерно с 1904 по 1917 год.

После Великой Октябрьской социалистической революции ар­тист-феномен Фридиани исчез.

Время тогда было настолько переполнено событиями, которые потрясли весь мир, что никто не обратил ни малейшего внимания на исчезновение Фридиани.

Я заинтересовался Фридиани совсем недавно. В мои руки слу­чайно попала фотография, сделанная в 1928 году. На фотографии изображен, как видите, человек, левой ногой наливающий себе в стакан чай. Примус на столе и ряд других бытовых деталей, так же как и весь облик человека на фотоснимке, говорят о том, что он делает это дома, а не на цирковом манеже.

Цирковой артист Фридиани

При взгляде на этот снимок нельзя было не вспомнить циркового артиста Фридиани. Правда, артист-феномен был намного моложе, но ведь время не стояло на месте и фотография сделана была спу­стя одиннадцать лет после Великой Октябрьский революции.

Под фотоснимком, опубликованным в одной периферийной мо­лодежной газете три десятилетия назад, была подпись: «Тов. Каза­ков за завтраком».

«Казаков» звучит совсем не так как «Фридиани», но кто не знает, что в прошлом, а тем более до Октябрьской революции, многие русские артисты работали на манеже под иностранными псевдони­мами.

Поэтому и родилась мысль: «А вдруг этот товарищ Казаков и есть исчезнувший артист Фридиани?»

Захотелось узнать, как сложилась его судьба.

В небольшой газетной заметке было сказано: «Сейчас тов. Каза­ков работает председателем Аткарского районного комитета кре­стьянской взаимопомощи, кроме этого он член бюро ячейки партии и представитель в ячейку комсомола. До этого он работал секрета­рем волкома партии, политруком отряда, красным директором мас­лозавода, заведывал ссыпным пунктом»1. Аткарский район входит в Саратовскую область, и я обратился в партийный архив Саратовского обкома КПСС. Заведующий архи­вом Николай Иванович Полянцев, выслушав меня, сказал:

Помочь в поисках не отказываюсь, но ведь Казаковых много... Вот если бы вы знали его имя и отчество или хотя бы инициалы, де­ло намного облегчилось бы.

_____________________________________________________

1 Газ. «Молодой ленинец», 14 декабря 1928 г., стр. 4.

В Саратовском государственном областном архиве, куда я за­тем отправился, заведующая читальным залом и библиотекой Таисия Сергеевна Колгина любезно предложила мне газету «Известия Аткарского уисполкома» за двадцатые годы. В уцелевших разроз­ненных номерах упоминались (в списках лиц, вносивших средства в фонд воздухофлота) Казаков И. Е. и Казаков А. Г. Возможно, один из них и есть Казаков, изображенный на фотографии, которая при­влекла мое внимание. Но как в этом убедиться?..

Заведующая историческими фондами архива Капитолина Гри­горьевна Филатова подсказала:

А вы познакомьтесь с фондом Аткарского уездного ис­полкома.

Из описи этого фонда я выбрал десятка полтора дел и сел за их просмотр.

Пыль десятилетий слетает со страниц архивных дел. Одно, вто­рое, третье... Стопка просмотренных дел растет, но Казакова все нет как нет. Наконец, в деле «Списки делегатов коммунистов (боль­шевиков) VI Аткарского съезда Советов р. к. и к. депутатов 15 октяб­ря 1918 года» встречается нужная мне фамилия.

Далее поиски усложнились. Из других дел удается узнать, что в органах Советской власти работало еще несколько Казаковых: в Галаховской волости — Казаков Георгий Иванович, член волисполкома. В Аткарском сельсовете Казаков Константин Николаевич, член сельсовета в Медведевском сельсовете — Казаков Николай Василье­вич, секретарь сельсовета, и в Березовском сельсовете — Казаков Степан Иванович, член сельсовета2.

Который же из них изображен на фотографии?

Знакомлюсь с личными делами Казаковых. Начинаю с работав­ших в сельсоветах. Нет, это не они — не та биография.

Наконец — удача! В личном деле Казакова Георгия Ивановича, члена Галаховского волостного исполкома, с радостью читаю: «Род занятий до Октябрьской революции — артист-феномен»3. Наверное, это он!

Правда, возможно совпадение. Неизвестно, каким артистом-фе­номеном был Георгий Казаков.

Но для начала, для поиска в партархиве этого достаточно.

Тут же звоню по телефону Полянцеву и сообщаю ему имя и от­чество Казакова.

На следующий день Николай Иванович Полянцев, уже явно заинтересованный поисками, встретил меня с торжествующей улыбкой. Он быстро принес из соседней комнаты партархива тоненькую пап­ку — «Личное дело № 397022 члена РКП Аткарской уездной органи­зации тов. Казакова Георгия Ивановича» — и протянул ее мне:

Вот, читайте. Интереснее дело. Этот человек определенно за­служивает большого внимания.

Личный листок, находящийся в деле4, рассказывал немало инте­ресного. Он дал возможность узнать о Георгии Ивановиче Казакове, что он — русский и «кроме русского ни на каких языках не гово­рит», что «хорошо знает Москву, в которой жил с 1913 по 1919 год, Саратов и Аткарский уезд», что он «по происхождению крестьянин, но крестьянством не занимался ввиду физических недостатков», что основным его занятием до 1914 года была «сценическая деятель­ность»; членов семьи «трое: жена, грудной ребенок одного года и мать 65 лет», что он окончил «сельскую школу, а в 1919 году с ав­густа по октябрь проходил школу в Москве, а в 1921 году курсы политорганизаторов, что в Красной Армии «по случаю 100-процент­ной инвалидности никогда не служил», что в партию принят «Богатовской организацией Аткарского уезда 4 января 1920 года», «в других партиях не состоял»; на партийной работе «с 1917 года».

Далее сообщалось, что Казаков был волостным политорганизатором в Широко-Уступской и Упоровской волостях, потом райполиторганизатором по работе в деревне по четырем волостям, затем от­ветственным секретарем волостного комитета и членом Президиума райкома РКП(б) в Галахово.

Кроме партийной работы он «вел большую массовую работу: выступал на митингах, вел агитационную и пропагандистскую рабо­ту, проводил беседы, делал доклады на самые различные темы. Много работы вел путем совместительства».

С июля 1921 года он работал председателем волостного испол­нительного комитета в Широком Уступе; потом уполномоченным по трудовой гужевой транспортной повинности там же; затем уполно­моченным уездного посевкома в Софьино; снова предволисполкома в Широком Уступе; заместителем предволисполкома в Галахово, председателем волостного крестьянского комитета в Широко-Уступ­ской и Галаховской волостях, а с мая 1925 года уполномоченным саратовского губвнуторга по Аткарскому уезду.

Одновременно — в 1920, 1921, 1922, 1924 годах — Г. И. Казаков был уполномоченным по перевыборам сельских партийных ячеек РКП(б), сельсоветов, селькресткомов, волкомов РКП(б), волисполкомов, волкресткомов, волостных и сельских посевкомов, кооператив­ных организаций по Упоровской, Широко-Уступской, Софьинской и Галаховской волостям. С 1920 года по день составления листка, и, надо думать, дольше, вел работу как председатель волостной экс­пертной комиссии, а с 1925 года и как член уездной экс­пертной комиссии по оценке урожаев. Работал председателем кон­трольно-проверочного совета с 1923 по 1925 год при сельхозкооперации и сельскохозяйственном кредитном товариществе. Работал в комиссиях по распределению семенной ссуды, по пересмотру льгот единого сельскохозяйственного налога. Работал в военно-при­емочных комиссиях.

«Вел и веду работу в комсомоле, работал в общественной и культурно-просветительной областях, как предволкульткомиссии, словом, всей работы не перечтешь»5.

Даже это сухое, анкетное перечисление всего того, чем зани­мался коммунист Георгий Иванович Казаков в первые годы после Великой Октябрьской революции, очень убедительно говорит о том, каким энергичным, подвижным, инициативным, работоспособным и надежным человеком он был. А ведь у него, как свидетельствует этот же личный листок, заполненный им самим, имелись большие физические недостатки: «Не имею обеих рук и правой ноги, но физически вполне здоров».

Да ведь это же Фридиани! Теперь уже никаких сомнений быть не может. Это он!

Нашелся! — невольно воскликнул я громко.

Полянцев утвердительно закивал мне головой, не отрывая те­лефонной трубки от уха и продолжая слушать кого-то. Пока я зна­комился с личным делом, он несколько раз звонил куда-то и спра­шивал о Казакове. Положив трубку, он сказал:

Я сейчас звонил старой коммунистке Ольге Никитичне Загуменной, которая долго работала в Аткарске. Она очень хорошо пом­нит Казакова. Помнит, как ездила с ним вместе проводить перевы­боры сельсовета. Молодец был. Говорил очень хорошо, толково и
красиво, сам протокол писал. Работник был прекрасный и автори­тетом большим пользовался.

А другая старая коммунистка, тоже ранее работавшая в Аткар­ске, Валентина Дмитриевна Торонова, сказала, что у Казакова было вместо рук два коротких зачатка, которыми он придерживал косты­ли. Ходил всегда в длинном черном плаще.

А что если съездить в Аткарск и поговорить там со старо­жилами?

По-моему, это будет самое правильное, — поддержал Полян­цев. — Там, на месте, вы, наверное, сможете узнать немало интерес­ного. Желаю вам успеха!

_______________________________________________________________________________________________________

2 Саратовский государственный областной архив, ф. 517, Аткарский уездный исполнительный комитет, ед. хр. 21, лл. 141, 144, 181, 183.

3 Там же, л. 5.

4 Саратовский областной партийный архив, ф. 14, ед. хр. 3715, лл. 3, 4.

5 Там же, л. 5.

Прежде чем поделиться услышанным в Аткарске от земляков, бывших зрителей, товарищей по партии и сослуживцев по работе, предоставим слово самому Казакову-Фридиани.

Перед нами его автобиография, написанная в марте 1923 года.

Этот живой, человеческий документ, написанный артистом дореволюционного цирка, нельзя читать без волнения.

Первая его часть, рассказывающая о жизни одного из многих цирковых артистов до Великой Октябрьской революции, пропитана глубокой горечью и звучит гневным обвинением.

«Я родился 10 ноября 1886 года в крестьянской семье в селе Широкий Уступ, Аткарского уезда. В 1891 году умирает мой отец, и я остаюсь на иждивении у дяди и бабушки, а мать выходит вторично замуж в деревню Богатовку, за двенадцать верст. Хотя мне было тогда шесть лет, но я ярко помню до настоящего времени весь пройденный мною тяжелый тридцатилетний путь, полный борь­бы, невзгод и лишений, что и хочу изложить ниже.

Детство мое проходило безотрадно, потому что не пустили учить­ся. Причины были следующие: на лошади возить в школу дядя не захотел, а сам ходить я не мог, потому что от рождения не имею обеих рук и правой ноги. А потому пришлось учиться грамоте от двоюродных братьев, ходивших в школу.

Когда мне исполнилось одиннадцать лет, то меня мать взяла к себе, где я и прожил до шестнадцатилетнего возраста.

В 1904 году, в Саратове, поступаю в цирк. С этого времени и начинается моя артистическая деятельность. Вернее, с того време­ни попадаю под гнет разного рода цирко - и балагановладельцев, вечно нагло пьяных. Они в большинстве случаев платили за труд нашему брату незаконными штрафами. А жаловаться в те проклятые времена на паразитов было невозможно. Так и жилось до 1914 го­да прескверно, много и много раз.

За труд артисты цирка получали скудную оплату, да и ту не пол­ностью, так как при расчете большая часть ее задерживалась экс­плуататором под видом штрафов и мнимых банкротств. Вот отчего приходилось частенько влачить голодное существование и ездить «зайцах» в вагонах четвертого класса. Не раз меня вытаскивали из-под лавки вагона и отправляли в Жандармскую комнату, где и со­ставляли протокол, несмотря на мои физические недостатки. Много-много таких протоколов было составлено.

По вине имевших тогда власть тиранов, в результате их нечело­веческого зверского обращения пришлось немало попортить крови в борьбе за существование. Поддерживало только сознание того, что нас, таких борцов за существование, целая рать. Вот эта борьба и родила во мне сначала общественника, а затем и коммуниста.

31 марта 1914 года в Москве был организован «Всероссийский союз сцены и арены», в организации какового я принимал горячее участие, вербуя в члены союза своих товарищей по труду. Всего нас при организации этого союза было тридцать два человека. С это­го началась моя общественная деятельность.

А с революционным движением я познакомился вплотную в 1905 году в Саратове, где не только читал политическую литературу, но и участвовал 17 октября в борьбе двух классов, то есть нашего ра­бочего класса с вечно нам враждебными капиталистами и черносо­тенцами. Цели борьбы организации большевиков хорошо осознал в 1917 году. В особенности в то время, когда велась борьба агита­цией и большой шум был поднят вокруг «учредилки». Я в это время находился в Москве и вел усиленную агитацию за список № 5, за большевиков. К тому времени и сам был по убеждениям больше­вик.

В августе, сентябре и октябре 1919 года учился в Москве в пар­тийной школе при Высших политических курсах. С того времени и со­стою в организации РКП(б). Действительным членом РКП (б) являюсь с января 1920 года...».

Так постепенно прояснялись причины, приведшие к исчезновению артиста Фридиани и вызвавшие к жизни товарища Казакова.

В Аткарске мне удалось разыскать тех, кто сообщил ценные све­дения о Казакове-Фридиани, рассказал интересные эпизоды из его жизни и работы в родном Аткарском районе. Это старый коммунист пенсионер Аким Михайлович Синцов, пенсионеры Иван Яковлевич Романцов и Василий Евсеевич Волостнов, секретарь райотдела милиции Вера Ивановна Логинова и некоторые другие.

Вот что я записал в Аткарске о Георгии Ивановиче Казакове. «...Некоторые из нас помнят, как он артистом раньше был. Бывало, на ярмарочной площади, там, где теперь стоит маслозавод, построят балаган. Приедет цирк, и он в нем выступает: чай пьет, бреется, цве­ты клеит... Но многие тогда, до революции, и не подозревали, что этот артист с иностранной фамилией, в черном плаще — наш аткарский земляк. Потом уже, когда стали с ним встречаться на партийной и советской работе, сразу по накидке-крылатке, которую он всегда носил, признали. Интересно, конечно, было, почему он перестал артистом работать, но не спрашивали. Да он сам ответил.

Принесли как-то раз ему старую, перетершуюся на сгибах карту уезда, рассыпавшуюся на куски. Он быстро прикрепил кнопками к стене большой лист бумаги, моментально намазал его клеем и так ловко и скоро приложил кусок к куску, что точь-в-точь совпали все линии железнодорожного пути и проселочных дорог. Все, кто были при этом, пришли в восторг:

Вот это здорово! — сказали мы. — Замечательно искусно ты ее, Георгий Иванович, склеил!

Да, это — искусство! Правильно вы сказали. Пойдет мой труд на пользу людям, которым карта эта потребуется. А вот раньше я был артистом. Цветы выклеивал. Разве то было искусство? Когда в цирках или балаганах меня выпускали, всегда подчеркивали, что я
все «как человек» делаю. А ведь этим и мне и другим вдалбливали, что я не человек. Монстр — вроде обезьяны. Даже хуже, ниже ее. И меня унижали и у зрителей человеческое достоинство оскорбляли.

Нездоровый интерес к уродству в народе воспитывали. А ведь ис­кусство там, где красота! Вот, говорите, хорошо, красиво карту склеил. Вы так не сможете. Значит, это и есть настоящее искусство!

...В годы гражданской войны часто для воинских частей лошади требовались. Вот придут к нему представители (Казаков в ту пору в волисполкоме работал) и говорят, чтобы сейчас же отправляться мобилизацию лошадей проводить. Он их успокоит, уговорит на квар­тиру идти и спать ложиться. Только точно узнает, сколько лошадей требуется. А утром, чуть свет, даже еще раньше, еще затемно, при­ходит и будит этих представителей. Те выходят из дома и видят, что все, сколько нужно, лошади готовы, у волисполкома стоят. Удивятся они и говорят:

Ты, товарищ Казаков, чудеса прямо делаешь!

А он им отвечает:

Может быть, это и чудеса, только не я их делаю, а наша Со­ветская власть. Народ ведь понимает, что Советская власть все ему же на пользу делает. Ведь власть-то у нас теперь наша — народная. Ну, а которые еще по несознательности этого не понимают, тем
объяснить надо. На это мы и поставлены. Если кое-кто по классовой злобе против идет, таких ломать надо. За попустительство народ и партия с нас спросят.

Правильно он политику понимал и быстро все делал.

...Тогда ведь не то, что теперь, — автомашин совсем не было, все на лошадях ездили. А времена были трудные: не то что лошади, люди едва ноги таскали. Бывало, сядешь в телегу и вожжами нахле­стываешь и кнутом лошадей стегаешь, а они все плохо бегут. А он на телегу вспрыгнет с клюшками, вожжи под них зажмет, да так видно ловко и крепко, что у него лошади и без кнута куда лучше бегут. Много он ездил, народу разъяснял, что к чему, а надо было — при­казывал, а то и требовал. Но чаще веселый был, балагур, а вообще уважали его сильно. И не в одной-двух волостях — почти по всему уезду. Говорил отрывисто, а помнил все долго. Башковитый мужик был и для Советской власти у нас в районе много сделал. С жад­ностью работал, видно было по всему, что дорвался человек до своего дела, что по душе ему было. Работяга был и человек хоро­ший. Где-то он теперь?

...Верхом ездить он и умел и любил. На что-нибудь повыше
станет и с клюшками ловко, немного боком, на лошадь сядет. По­вод под клюшкой зажмет и скачет, только плащ его черный на ветру развевается. Летом он всегда в черном плаще с накидкой ходил, а зимой черную бурку надевал. Вот что на голове носил — вспомнить трудно. Кажется, всегда у него голова открыта была. Сядет он верхом и как птица чернокрылая летит вперед. А за то, что бурку носил, у нас его некоторые «Аткарским Чапаевым» назы­вали, хотя он официально в Красной Армии и не служил и никогда
никаким командиром не был. Правда, поговаривали, что он в 1920 году, вооружившись наганом, сел верхом и не то командиром, не то политруком был в одном из местных красных отрядов. А мо­жет быть, то был продотряд. Но, во всяком случае, он всегда храбро боролся с врагами революции и хорошо помогал молодой Советской республике.

…Однажды в селе Радушинке, Голоховской волости, в которой он в волисполкоме работал и как раз единый сельхозналог вводил, кулаки решили расправиться с ним за то, что он твердо про­водил все постановления Советской власти; кулаки его люто ненави­дели и прозвали «одноногим чертом». И вот собралось их человек тридцать, окружили они дом, где остановился Казаков, и намерева­лись покончить с ним, проще говоря — убить.

Тридцать человек здоровых против одного — так только кулаки-звери могли действовать.

А он сидел на завалинке и ничего не подозревал.

Когда же на него набросились, — не растерялся, не струсил ни­чуть, как другой бы на его месте. Один перед толпой не сробел. Быстро выхватил свой наган да так хладнокровно их осадил, что ничего у кулаков не вышло.

Позже девятерых кулаков арестовали, и он помог сдать их куда следует.

Правильно и, можно сказать, по-геройски поступил.

Озверевшие кулаки думали, что он беспомощный человек, и против одного такого коммуниста тремя десятками пошли. А он настоящим отважным бойцом оказался. Из такой стычки победите­лем вышел. Не удалось его врагам убить. Интересно, жив ли он теперь?

...Помню, как в августе 1929 года к нам в Аткарск пришел пер­вый трактор. Тогда у здания райисполкома митинг большой со­стоялся. С трактора, как с трибуны, говорили. И он, Казаков, тоже выступал. Говорил горячо, немного, может, грубовато, зато умно и с шутками. Его лучше других слушали. Вскочил на трактор и за­говорил:

Вот вы, крестьяне, что собрались здесь, по старинке еще косматыми ходите. Бородами обросли. Гривы почти до плеч отпу­стили. Некультурность это. Остатки прежней старорежимной жизни. И вот видите: трактор. Машина эта сделана Советской властью для вас, для пахарей. Трактор идет на смену кляче с сохой. Машина, и эта и другие, даст нам возможность добиться таких урожаев, которых вы и во сне не видели. Чудеса будут твориться в нашей Советской республике. И куда там до них тем чудесам, что вы на ярмарках в балагане цирковом видели. Был и я артистом в цирко­вом балагане, вы знаете. И если бы не калека от рождения, там бы и остался. Люблю цирк! Только нелегко таким, как я, в цирковом искусстве трудиться. Вот теперешняя моя работа — больше по мне. Да и вам от меня теперь пользы больше. Не так ли? Вот то-то и оно. Советская власть меня полезным, настоящим человеком сделала. Советская власть вам путь к новой, счастливой жизни откры­ла. Ленин завещал, чтобы коммунисты пересадили мужика с телеги на трактор и на автомобиль, чтобы машины помогали советскому человеку работать на земле. И вот он пришел, первый ленинский трактор, в наш район. За ним придут другие машины. Постепенно будет у нас много машин, и вы, ваши сыновья будете на них рабо­тать. А машина требует культуры. Поэтому космы все полетят прочь. Но мало срезать космы, нужно быть культурным, знающим человеком, понимать машину. Вот это знаете что? — спросил он. — Это руль, чтобы поворачивать машину в нужную сторону. А это ры­чаг переключения скоростей, чтобы быстрее или медленнее ехать. Это вот мотор, в нем сила машины.

А Казаков продолжал:

Все в тракторе надо знать. Как свои пять пальцев. Необхо­димо научиться на нем работать. Значит, даешь поход за культуру! За технику! А тех, кто будет нам мешать строить социализм, — всех кулаков и подкулачников, тракторами сметем со своего пути.

Даешь механизацию сельского хозяйства! Да здравствует наша пар­тия, приславшая нам этот первый ленинский трактор! Да здравст­вует Советская власть! Да здравствует коммунизм!

Если бы вы только знали, как ему аплодировали! Теперь в та­кой речи можно найти немало недостатков, но тогда она была от­личной. Особенно по воздействию на слушателей, на массу. Замеча­тельный он был оратор и организатор.

...Где-то он теперь и что делает?»

Этот вопрос интересовал и меня. Действительно, жив ли Казков-Фридиани? Если жив, где он? Что делает?

Мне удалось установить, что Казаков уехал из Аткарска пример­но в 1930 году.

Намного труднее оказалось выяснить, куда уехал Казаков. По этому вопросу собраны лишь очень приблизительные данные.

Кажется, я встречал его в Саратове, где он руководил какой-
то артелью, — сообщил Василий Евсеевич Волостнов.

Когда я был в 1954 году на курорте, то там от кого-то слы­шал, что Казаков как будто бы живет в Москве, — рассказал Аким Михайлович Свинцов.

На этом нить поисков оборвалась.

Исчезнувший из цирка артист-феномен, художник-моменталист Фридиани, как теперь выяснено, стал после Великой Октябрьской революции товарищем Казаковым и проявил себя на работе в род­ном районе как энергичный, инициативный, настойчивый работник и бесстрашный, самоотверженный коммунист. Он стал хорошим ора­тором, талантливым организатором, одним из популярных и авто­ритетных работников, достойным членом партии, пропагандистом-агитатором, способным на геройство и подвиг.

Очень хочется узнать, где сейчас Казаков и, если возможно, встретиться с ним...

[/q]

В. БАИШЕВ

Журнал «Советский цирк» декабрь 1958 г

[q]

В гостях у Г. И. Казакова



Московский метрополитен. Станция «Мир».

Эскалатор выносит нас наверх, пере­секаем проспект и входим в подъезд красивого многоэтажного гиганта. Здесь живет Георгий Иванович Казаков — дав­ным-давно выступавший в цирке под псевдонимом Фридиани. События, проис­шедшие в его жизни после революции, кажутся невероятными, хотя даже самая исключительность их закономерна.

Как сложилась дальнейшая судьба че­ловека со столь необычной, удивительной биографией? Ведь последние сведения о нем — четверть вековой давности...

И вот мы сидим за круглым столом в уютной комнате; напротив нас, в крес­ле — Георгий Иванович Казаков.

_____________________________________________________

См. очерк А. Прокопенко-Лодгауза «Исчезнове­ние Фридиани», «Советский цирк», 1958, № 11

Он оживлен, сверкает глазами, шутит. Труд­но поверить, что этому бодрому, полному сил человеку на днях исполнилось 72 года!

Рассказать, как я стал артистом? Могу... Я ведь «вор». Вы это знаете?

Впервые слышим.

Георгий Иванович улавливает в наших словах иронию.

— Я вам серьезно говорю: конокрад. Вот слушайте. 1904 год, русско-японская война... К нам в село приезжает комис­сия по мобилизации лошадей во главе с помещиком Хановым. Ханов на тройке приехал. А я озорник был, — когда ку­чер зашел в избу, я прыг на облучок и — не улицей, а задами, по дворам, — вы­ехал в поле. Покатался всласть и по главной улице (все равно — отвечать!) возвращаюсь в село. Там паника: приехал помещик лошадей забирать, а у са­мого тройку угнали! Может, наказали бы меня, да врач-ветеринар заступился... Уз­нал, что я верхом хорошо езжу, — посо­ветовал мне артистом стать и адрес дал, к кому обратиться. Так я стал артистом; сначала выступал как Казаков, а позже — под фамилией Фридиани.

Георгий Иванович, откуда у вас этот псевдоним?

Это тоже интересная история. Слу­шайте. В 1906 году я приехал на гастроли в Симбирск. В городе как раз в канун моего приезда эсеры бомбой убили губер­натора. Являюсь я к полицмейстеру за разрешением на выступления, сижу в при­емной. Приоткрывается дверь, выгляды­вает осанистый, с бородой полицмейстер. «А вы, — говорит, — по какому вопросу?» Объясняю, что я артист.

«Могли бы и встать, когда с генералом разговарива­ете!» — говорит полицмейстер в щелоч­ку. «А вы выйдите, — отвечаю я ему в тон (а со стула не встаю), — не бойтесь, я ведь бомбу в вас не брошу». Полицмей­стер позеленел. «Выслать за крамолу!..» Так и написал на моей афише.

Скитаясь по России, я попал в Брест-Литовск. Там я познакомился с итальянской артисткой Фридиани. Она быстро и красиво составляла из кусочков цветной бумаги аппликации. Ее контракт в Рос­сии истекал, я купил у нее станок для аппликаций и стал выступать, как ху­дожник-моменталист под именем Фридиани. К иностранцам русские полицмейсте­ры относились благожелательнее...

Беседу нашу прерывает 6-летний Жо­рик: «Дедушка, Леша из школы пришел!..» Следом за ним в комнату входит и второй внук, 9-летний школьник. Лицо деда светлеет: как видно, для него не вся романтика в прошлом. Обняв внука, Геор­гий Иванович рассказывает:

Наш первый сын Алексей умер четырех лет от дизентерии во время граж­данской войны. Лечить тогда негде, да и нечем было: старое разрушили, нового еще не построили — трудное было время...

Я был комиссаром продотряда, из седла не вылезал. У меня лошадь в кабинет за мной приходила, вы знаете? Я озорник был...

Когда у нас в 1924 году родился второй сын, в народном доме состоялись октябрины. За 120 километров приехал секретарь губкома комсомола. Он сделал доклад о старом и новом мире в духе антирелигиозной пропаганды. Потом выбирали имя новорожденному: мать хотела на­звать сына Спартак, но голосованием при­няли предложение секретаря губкома — дать имя в честь Коммунистического Ин­тернационала Молодежи...

Ким работал на заводе, доброволь­цем пошел в армию, сейчас служит в Ма­гадане... А мой младший — Геша — рабо­тает механиком на швейной фабрике.

Разговор петляет, переходит с одного на другое, связывая прошлое и будущее, перемежаясь то наивными, то возвышен­но-героическими эпизодами.

Мы просим рассказать, когда Георгий Иванович уехал из Аткарска.

В 1929 году райком партии напра­вил меня на работу в г. Петровск, Саратов­ской области. Там меня чуть не убили. Поехал я как уполномоченный райкома партии по коллективизации в село Гудошино. Только въехал в деревню — кто-то из кулаков ударил меня колом. Меня отвезли в больницу в бессознательном состоянии, дважды речь отнималась, по­том — «обошлось». Кулаков арестовали и судили, я сам на суде выступал...

В 1932 году меня перевели в Моск­ву. В Москве 23 года проработал на од­ном месте: председателем швейной арте­ли. Во время войны шили обмундирование для бойцов, неоднократно держали пере­ходящее знамя Моссовета. Три года назад ушел на пенсию: инфаркт прогнал!

Ну, а как вы сейчас живете, Геор­гий Иванович?

Как живу... А вот: как видите... Персональный пенсионер. Но связи с ар­телью не теряю, бываю на партийных соб­раниях, захожу в цеха. В прошлом году получил новую квартиру... Только вот здо­ровье стало пошаливать. Правда, наш министр социального обеспечения меня не обижает: после войны я четыре раза отдыхал в Ялте и Кисловодске, несколько раз был в подмосковном санатории «Лес­ное». Впрочем, вам это неинтересно, луч­ше я расскажу, как я Владимира Ильича слушал. Я ведь счастливый: осенью 1919 года на выпуске совпартшколы ВЦИК я и мои товарищи слышали выступление Ленина...

Долго длится беседа. Поздно вечером мы прощаемся и выходим на улицу.

Проспект Мира залит огнями. В одном из домов на третьем этаже светится окно Георгия Ивановича Казакова, одного из многих миллионов советских людей, чья биография увлекательна, как легенда, су­рова, как правда, и прекрасна, как сама жизнь.

[/q]

Спасибо Марии Салийза найденные материалы!

1."Молодой ленинец", 11 декабря 1928 г.
2. Г. И. Казанов с женой в санатории

Саратовские губернские ведомости. 1872 год. Февраль
В ночь с 4 на 5 февраля в доме мещанина Буражникова на Царицынской улице скоропостижно умер крестьянин села Гремячки Саратовского уезда Матвей Кондратьев Пономарев.