Старые новости или Новые старости.

Труды Саратовской ученой архивной комиссии. Саратов,1889 год.

Архив вольского нижнего земского суда.
докладной реестр 1811 года.
с.Березового удельный крестьянин Семен Федоров Шаталин, отставной поручик Сербанов, Покровской слободы из поляков Леонтий Шубенков причислен в число экономических крестьян в дер. Глотовку вол.округи.

Труды Саратовской ученой архивной комиссии. Саратов,1896 год

Выписки из указов Саратовской казенной палаты Петровскому уездному казначейству.
1790 год.
причислены в петровские купцы: пахотный солдат Угрюмов, мещанин Морозов, мещане Ячменников, Талалаев, Драмов, Шелудяков, Хряпов

там же 7 октября №3660 , выборгский мещанин Захар Меркулов перечислен в Петровсие купцы.

Труды Саратовской ученой архивной комиссии. Саратов, выпуск 21.

1842 год
Дело о повенчании крестьянина деревни Беленькой Зиновия Михайлова Егорова с Евдокией Петровой из деревни Давыдовки по обрядам раскольников

Часоводец Решетов и устройство им городских часов в Саратове

В. П. Соколов в своем обширном и подробном описании саратовского Троицкого (старого) собора между прочим упоминает также и о находящихся на соборной колокольне часах. *) Часы эти до некоторой степени представляют местную достопримечательность и в самом деле не лишены известного интереса, как по примитивности своего устройства, так и потому, что весьма долгое время были единственными часами, предназначенными для общественная пользования. Вместе с тем они являются грустным примером нашего невнимания к памятникам родной старины. Именно, родной, т. к. строителем их, если и не первоначальные, был саратовский уроженец, некий Василий Решетов, по ремеслу кузнец. В одном из дел Саратовской Низовой Соляной Конторы, находящемся в Историческом Архиве **), сохранились некоторый подробности, как о самом Решетове, так и о сооружении им часов. С этими подробностями мы и намерены вкратце познакомить читателей.
«Городовые» часы на соборной колокольне несомненно существовали до 1757 года. Для «вождения» их имелся особый специалист «часоводец», как называется он по документам, саратовский житель Василий Решетов. Решетов имел свою собственную хорошо оборудованную кузницу, в которой кроме него работало не менее трех кузнецов, и, кроме того, как часоводец получал еще и окладное жалованье в размере 10 рублей в год. После того, как в пожаре 3 июня 1757 г. городские часы сгорели, Решетов остался без «казенного» дела, но, по видимому, продолжал получать окладное жалованье. На это обстоятельство обратила внимание Низовая Соляная Контора, бывшая в то время в Саратове высшим правительственным учреждением, и решила использовать Решетова, которого она аттестовала «знающим довольно кузнечное искусство», в интересах казны. Дело заключалось в том. что, как говорится в определении Конторы поэтому случаю (23 марта 1759 г.), „к снятию через определенных Правительствующим Сенатом в ведомство оной Конторы инженерных офицеров и кондукторов принадлежащих планово и прочих отправлений необходимо потребно несколько сделать разных к тому железных надобностей; сверх же того и во ожидании сорока машинных судов уповается, что во исправлении и к ним кузнечною работою вся-

*) В. П. Соколовъ. Саратовский Троицкий (старый) Собор. Саратов. 1904. " См. стр. 82, 88, 97 и 139.
**) Дело Серии „Казен." № 104.


ких касающихся потребностей обстоять будет немалая нужда, коя и впредь простираться может. К чему необходимо надлежать быть при Конторе казенному кузнецу, коего в ведомстве той Конторы нет, да и из солдатской команды обученных тому делу ни одного не имеется». Таким образом, если исполнить все механические, слесарные и кузнечные работы у частных мастеров, то в том последовать может напрасно немалой казенной убыток». Далее указывается на способность и искусство Решетова (который здесь именуется Часоводцевым) и на то, что он находится в данное время без казенного дела. «За вышеписанною», читаем мы далее в определении, «всекрайнейшею необходимостью и ко убежанию излишних казенных в даче партикулярным кузнецам платы расходов предупоминаемому часоводцу (т. е. Решетову) быть в ведомстве Низовой Соляной Конторы и все касающияся до кузнечного мастерства поделки исправлять до построения казенной в собственной его кузнице. А впредь для точной прочности, дабы в тех казенных железных исправлениях за недостатком казенных кузнецов нужды следовать не могло, придать ему Часоводцеву из имеющихся в команде Низовой Соляной Конторы солдат к действительному кузницы обучению дву человек». Как видно из дальнейшей переписки, определение это было немедленно приведено в исполнение и уже 26 марта в распоряжение Решетова подполковником Вилькинсом были командированы двое солдат из команды расположенных в Саратове гарнизонных рот.
В новом своем звании „казеннаго кузнеца" Решетов состоял с 24 марта 1759 по 11 июня 1761 года, когда на него была возложена новая обязанность по возобновлению городских часов. Мысль об этом явилась несколько ранее и еще в феврале 1761 г. главный командир низовой Конторы «обер-стер-крикс-камисар» Лука Никифорович Волков приказал Решетову приступить к устройству новых часов. В поданном по этому случаю рапорте Решетов перечисляет те материалы, которые необходимы ему для работы. По его словам преждебывшие часы сгорели так основательно, что все части приходится делать вновь. Любопытны цены на разные затребованные материалы, существовавшия тогда в Саратове. Лубки, напр., которые требовались на шалаш для временной мастерской, стоили 24 коп. десяток; пуд железа 59 коп.; четверть углей 9 коп., ведро коноплянаго масла 70 коп.; трехсаженныя бревна с перевозкою на казенный двор 8 коп. штука и т. д. Цены эти указаны в справке Саратовскаго магистрата и действительныя цены, по которым после покупались разные материалы, были в общем еще ниже. Несмотря на дешевизну, все же в общем набралось на 28 р. 75 коп. Сумма эта показалась Конторе настолько значительной, что она поручила воеводской канцелярии*) осмотреть часы и на месте решить, что из них может быть исправлено и пойти на новый механизм. В определении по этому случаю указывается и причина, по которой Контора взялась за возобновление часов. „Состояние", говорится там, „в городе Саратове при соборной Троицкой церкви в колокольне казенные бывшие в действии часы в учинивийся в прошлом 757-м году июня 3 дня великой пожар сгорели и затем ныне

*) Саратовским воеводою в то время был кн. Мельхисидек Баратаев.

в Саратове часов не имеется, без которых по учрежденным во многих местах в караулах и казенных работах непорядок происходит. А к тому за неимением в Низовой Соляной Конторе стенных часов для высиживания присутствующим определенного времени также не без конфузии бывает". Воеводская канцелярия в рапорте подтвердила заявление Решетова: годными к починке оказалось только 4 больших ходовых колеса; все остальные „потребности" необходимо было делать вновь. Только после этого Решетову были отпущены потребные материалы, покупать которые и наблюдать за работою было поручено состоящему при конторе капралу Димитрию Саврасову.
К работе часов было приступлено 11 июня 1761 г. В ней, кроме самого Решетова, принимали участие 3 вольнонаемных кузнеца и для устройства „чулана" на колокольне, в котором должны были находиться часы, два плотника из солдат. Решетов и кузнецы по таксе 1724 г. получали 5 коп. в день, а плотники, как люди казенные, по указу 1731 г. 2 коп. Каждый месяц в Контору подавались Саврасовым рапорта, в которых указывалось, сколько людей находилось при работ и что ими сделано. Железо отпускалось из запаса Соляной Конторы; на часовые гири были употреблены три старые двухпудовые гири из нагорных соляных магазинов. Несмотря на наблюдение Саврасова и на большое, сравнительно, число работников, дело с устройством часов подвигалось вперед довольно медленно и только 6 октября, т. е. почти через четыре месяца после начала работы, часы были наконец установлены на соборной колокольне. Как видно из подробного реестра всего, что сработано Решетовым, часы были с боем; «словесный круг», т. е. циферблат, был один. Считая стоимость затраченного материала и заработную плату, часы вместе с устройством чулана обошлись казне в 34 р. 97 1/4 к. Кроме того Решетов, указывая на то, что он получал поденную плату на равне с рядовыми кузнецами, а между тем употреблял при работе собственные инструменты, из которых многие поломались, просил выдать «что Контора заблагоразсудит».
Контора в этом случае оказалась довольно щедрой, тем более, что деньги пришлось платить не ей, а саратовской воеводской канцелярии, т. е. из городских доходов. Принимая во внимание, что «отданные для обучения кузнечному мастерству солдаты казенныя поделки исправляют и затем уже в часоводце Решетове здесь (т. е. при конторе) нужды не обстоит, к тому ж ему неотменно быть надлежит при вождении сделанных ныне градских часов на окладном ему жалованьи, а в бытность его при Низовой Соляной Конторе, то есть 759 марта с 24 сего 761 году июня по 11 число жалованья выдачи не было, а с первого надесять числа июня за бытность его при деле часов октября по седьмое число дача ему, как выше значит, по плакату учинена (т. е. по 5 коп. в день), того ради приказали учинить следующее: 1-е—часоводцу Василью Решетову за сделание часов и за обучение солдат кузнечному мастерству сверх производимой ему с тремя человеки по плакату заплаты выдать еще в награждение из экономической суммы десять рублев, для того, что он те часы делал своими, а не казенными инструментами - 3-е. Часоводца Решетова, что в нем нужды здесь несостоит, для вождения сделанных ныне казенных градских часов, дабы оные всегда в действии своем порядок имели, отослать в саратовскую воеводскую канцелярию". В указе воеводской канцелярии было приказано между прочим заплатить Решетову и за время с 24 марта 1759 по 11 июня 1761 г., а также платить по его окладу и впредь с 7 октября. На этом кончается дело Соляной Конторы.
Так как последующие известия говорят нам только о починках, более или менее капитальных, находящихся на соборной колокольне часов и нет никаких указаний на то, чтобы ставились новые часы, то весьма вероятно, что в тех часах, которые бездействуют теперь, мы имеем образчик искусства часоводца Решетова. Несмотря на то, что со времени постановки часов прошло полтора века, механизм их вполне исправен и теперь, а стоят они исключительно благодаря людской небрежности. Во всяком случае для столь бедного стариною Саратова соборные часы являются древностью весьма почтенной во всех отношениях.
А. Гераклитов

Труды Саратовской ученой архивной комиссии. 29-й выпуск . 1912 год

http://elibrary.gopb.ru/reader...p;scale=1#
Прихоперье и Саратовский край в панораме веков : материалы XVII и XVIII ист.-краевед. конф. / [редкол.: В. В. Назаров (отв. ред.) и др.]. – Балашов: Николаев, 2009.

И. II. Плешаков
РЕКРУТСКИЕ СУДЬБЫ.
БАЛАШОВЦЫ В РУССКОЙ АРМИИ
В XVIII - ПЕР. ПОЛ. XIX ВВ.
Судьбы рекрутов - уроженцев Саратовского Прихоперья, уже становились предметом научного осмысления [I]. Новое обращение к этой теме только подтверждает ее неисчерпаемость и широкие перспективы для изучения заявленной проблемы. Ведь в данном случае объектом исследования являются не безликие человеческие «массы», а конкретные люди, призванные отдать жизнь за Отечество, создатели великой империи и творцы ее военной славы. Судьбы их складывались по-разному, но для каждого их них жизнь радикально и бесповоротно менялась с момента облачения в мундир русского солдата. В XVIII в. служба в армии продолжалась до тех пор, пока нести ее позволяло здоровье, т. е. фактически была пожизненной. Ограничение ее 25 годами, с последующим разрешением выходить после двух десятилетий ратного труда в «бессрочный отпуск», мало что изменило в отношении к этой тяжелейшей повинности со стороны населения. В родные места возвращались лишь единицы и каждого рекрута родные провожали как в последний путь. После Саратова и его уезда Балашовский уезд являлся вторым по численности населения в губернии. Таким образом, количество балашовцев среди саратовских рекрутов всегда было очень значительно. О качестве этих призывников можно судить по следующему описанию крестьян уезда: «Крепкое телосложение составляет основную черту в природе здешнего народа «... повадка их твердая, манеры несколько мешковаты, но во всех частях тела, стане и очерке лица видна правильность, ... редко заметно проворство, торопливость и оборотливость, ... зато крепкий и богатый жизненными силами, он терпеливо переносит жар и холод, труда и работ не боится. В тяжелой работе он вдвое делает против подмосковного» [2]. Словом - безупречный портрет русского солдата.
Впрочем, далеко не всем рекрутам приходилось вполне ощутить тяжесть ратного труда.
26 мая 1804 г. в саратовском магистрате обсуждалась участь Гурьяна Калиновича Щербинина. На допросе 8 августа 1802 г. он показал, что происходит из государственных крестьян с. Шатневки Балашовского уезда. За 14 лет до этого Щербинин был отдан в рекруты, но в 6 эскадроне стоявшего на Кавказе Астраханского драгунского полка не прослужил и полтора года. Сбежав из части, он десять лет «скрывался в Астраханской губернии в камышах и у разных людей», а потом «прошел в туретчину» за р. Дунай, где два с половиною года жил в с. Дунавце. Воспользовавшись амнистией, Г. К. Щербинин вернулся на родину и подал просьбу о приписке в саратовские мещане. Личность беглеца подтвердил Балашовский нижний земский суд, указав, что тот является удельным крестьянином с. Усть-Щербединки (Карай) [3].
15 декабря 1806 г. в рекруты был принят однодворец с. Инясева Балашовского уезда Гавриил Насонович Кабатчиков. 2 июня 1807 г. его зачислили рядовым в находившийся на Кавказе 16-й егерский полк, шефом которого состоял знаменитый генерал П. Г. Лихачев. Весной 1810 г. он принял участие в походе за Кубань, сражениях при ауле Керхи и др. Вслед за этим он бежал из полка, но был пойман и по всемилостивейшему манифесту Александра! 1814г. получил прощение. За последовавший сразу же после этого второй побег солдата судили и 26 марта 1815 г. наказали битьем шпицрутенами, прогнав три раза через комплектный батальон. На следующий день его перевели в Астраханский гарнизонный полк, где 1 августа 1817 г. произвели в унтер-офицеры. Впоследствии он служил в инвалидных командах Астраханской губ. Из-за штрафов Г. Н. Кабатчикову пришлось носить военный мундир целых 29 лет. Лишь после 20-летней беспорочной службы 6 декабря 1835 г. «за старостию лет, дряхлостию и по совершенному увечью» он был отставлен, вернулся в родное Инясево, получил участок земли и обзавелся домом. Жена Матрена Ивановна родила мужу двух сыновей Константина и Александра. Первый из них знал грамоту, попал на службу в Саратовский внутренний гарнизонный батальон, где вскоре достиг звания унтер-офицера. Второго, остававшегося с родителями, отец, по здоровью уже не способный не только к крестьянскому труду, но и работе по дому, просил исключить из кантонистов для помощи немощным старикам. Просьбу солдата удовлетворили [4].
Совсем другая судьба ждала 18-летнего рекрута Осипа Яковлевича Суркова. 30 декабря 1809 г. пополнившего ряды Екатеринославского кирасирского полка. Впереди молодому солдату предстояло суровое испытание в Отечественной войне 1812 г. и заграничном походе. Ему довелось оборонять Смоленск, сражаться при Бородино, пересечь пол Европы и в 1814 г., уже в звании унтер-офицера, брать Париж. Напоминанием этих суровых лет стала серебряная медаль в память войны. В 1827 г. Суркова перевели в инвалидную команду полка с присвоением чина прапорщика, а 24 февраля 1830 г. он был уволен со службы по собственному прошению по болезни, с производством в подпоручики, награждением пенсией в треть оклада и правом ношения мундира. Вместе с женой Ириной Федоровной и тремя детьми отставник поселился в Балашове, где прожил еще два десятилетия [5].
Сдать крепостных в рекруты их хозяева могли в любое время, не дожидаясь очередного рекрутского набора. Так, после выступления крестьян д. Малиновки помещица генерал-майорша Денисьева в конце декабря 1833 г. отдала в солдаты 22-летнего Сергея Семеновича Панова, 26-летнего Дмитрия Степановича Морозова, 28-летнего Василия Михайловича Шестерикова, 22-летнего Артемия Семенова и 35-летнего Григория Ивановича Бирюкова. Все крестьяне были женаты, последний имел трех детей, трое первых знали грамоту. Шестериков и Семенов владели кузнечным ремеслом [6].
Судьбы нескольких участников Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии уже рассматривались мною в одной из прошлых работ [7].
В данной статье ограничусь кратким пересказом биографий героических земляков. Однодворец с. Тростянки Петр Данилович Болмасов весь срок службы с 1808 по 1831 г. провел в рядах Казанского драгунского полка. В его рядах он участвовал в Русско-турецкой войне, сражался с наполеоновской армией в 1812- 1814 гг. В начале
1831г. П. Д. Болмасов попал в плен к польским повстанцам, где вскоре скончался [8]. Уроженец с. Алексеевка Афанасий Павлов был отдан в рекруты молодым человеком в начале 1812 г., «находился в походах и сражениях во время французской кампании, был ранен с повреждением правой руки». Последние годы жизни после отставки в 1845 г. были омрачены для него страданиями от боевой раны и полной потерей слуха. Несколько лет немощный старик добивался возвращения из армии своего единственного сына [9]. В том же 1812 г. в армию забрали крестьянина д. Григорьевки Федора Степановича Степанова. В составе Ладожского пехотного полка он проделал заграничный поход, находился при блокаде французской крепости Тумс и знаменитом военном смотре у г. Вертю. В рядах Лейб-гвардии Московского полка Ф. С. Степанов сражался в Русско-турецкой войне 1828- 1829 гг. и штурмовал мятежную Варшаву в 1831 г. Через пять лет в звании унтер-офицера он вышел в отставку и вернулся на родину. После долгих хлопот терявшему зрение Степанову по его просьбе вернули с военной службы одного из трех сыновей [10].
20 ноября 1819 г. молодой 19-летний крестьянин помешика Иевлева из с. Боцманово Алексей Никитич Тихонов был принят рекрутом в Балашовском уездном рекрутском присутствии. 3 марта 1820 г. он был зачислен рядовым в Ряжский пехотный полк. В 1825 г. Тихонов был отпущен на 5 месяцев в «домовой отпуск», а в 1831 г. за участие в подавлении восстания в Польше получил польский знак отличия за военное достоинство 5 степени. За беспорочную двадцатилетнюю службу никогда не подвергавшийся штрафам рядовой удостоился трех нашивок из желтой тесьмы на левом рукаве. С 1 января 1840 г. он был отпущен в бессрочный отпуск в родные места. 31 января 1845г. А.Н.Тихонов получил паспорт об отставке, благодаря которому мы можем представить его внешность. Ростом он достигал 2 аршин 5 вершков [11], «лицом рябоват», нос имел «посредственный», а волосы на голове и бровях светло-русые. Глаза у него были серыми. Вскоре после отставки он вступил в первый в своей жизни брак, женившись на вольноотпущеннице девице Марфе Христофоровне. В мае 1858 г. солдат просил причислить месячного сына Родиона в число мещан г. Балашова [12].
В 1852 г. в Балашовском уезде проживало 1945 отставных и 361 «бессрочноотпускной» солдат. Число «солдаток» - жен солдат, находившихся на службе, составляло 1636. С ними, их родными или опекунами жили 878 кантонистов-сыновей солдат, по достижении совершеннолетия отправлявшихся на военную службу [13]. Рассмотрение правового положения и судеб членов семей рекрутов требует отдельной работы. Остановим наше внимание на тех немногих солдатах, которым довелось снова увидеть родину. Часто никого из близких они в живых уже не заставали. Если позволяли возраст и силы, холостые отставники женились и обзаводились хозяйством. Огромный, в сравнении с мирными обывателями, жизненный опыт, более широкий кругозор и, нередко, знание грамоты обуславливали практиковавшееся назначение бывших солдат на мелкие административные должности. В одном из произведений балашовского писателя И. А. Салова есть примечательный эпизод, в котором автор описывает свое посещение с. Комаровки [14]: «На завалинке сидело несколько стариков с седыми бородами, а неподалеку торчал сотский -хилый, беззубый солдатишка "времен очаковских и покорснья Крыма"» [15). Для натерпевшихся на службе солдат старость часто не приносила покоя и сытости, становясь новым и, уже последним в их жизни, суровым испытанием. Только в 1884 г. материальную помощь у властей просили двое 55-летних отставников Старохоперской слободы Тростянской вол. Карп Колесников и Антон Ткачев, Анисим Шулюпин из с. Завьялово и др., неспособные содержать себя и свои семьи. Пособия от правительства просили также жены и вдовы солдат [16]. В 1891 г. известный в будущем этнограф и публицист В. С. Арефьев сообщал в корреспонденции из д. Ляховки (Никифоровки) Боцмановской вол. Балашовского уезда: «Здесь проживает крестьянин отставной солдат Николай Романов, лет 80-и со старухою-женою, которая по дряхлости и болезни уже более двух лет не встает с постели. Солдат этот-из николаевских [17], почему-то ему отказали на просьбу о пенсии, и он теперь живет, проводя, в буквальном смысле, по нескольку дней без хлеба. К труду, по дряхлости, он совершенно не способен, кормиться же зиму нищенством не может: нет теплого платья, да и больная жена требует постоянного ухода». В голодный год сход жителей деревни отказал старику в пособии, и помочь ему В. С. Арефьев призывал благотворителей [18]. Некоторым отставникам удавалось проявить чудеса долгожительства. В 1913 г. на страницах «Саратовского вестника» появились сразу два сообщения о кончине живших в Балашовском уезде бывших солдат. Оба умерли в запредельном, но подтверждавшемся документами, возрасте 125 лет. Первым в октябре умер бывший солдат Трофимов из с. Тростянка. «Покойный до самой смерти обладал крепким здоровьем, отличным зрением и слухом», - сообщал корреспондент. Из указа об отставке следовало, что он участвовал во многих войнах и сражениях. В отставке солдат должен был «бороду брить, по миру не ходить, - что старик соблюдал свято» [19]. Спустя два месяца в с. Воронино Еловатской волости от паралича сердца скончался ветеран Семен Дудников. Как и Трофимов, до самой смерти он «обладал прекрасным зрением, слухом и исполнял домашние работы». В течение службы Дудников сражался на Кавказе, участвовал в Крымской войне [20].
Подводя итог, хочу снова констатировать обширные научные перспективы затронутой темы, несомненно, обещающей в будущем много интересных находок. Важно отметить значимость результатов подобных исследований для военно-патриотического воспитания юношества. Благодаря им, далекие предки и события давних времен перестают быть чуждыми и малоинтересными, вызывая чувство сопричастности и гордости за славное ратное прошлое России и края.
Примечания
1. См.: Плешаков И. Н. Прихоперские рекруты в русской армии XIX столетия//Прихоперье и Саратовский край в панораме веков. Материалы XV историко-краеведческой конференции 18 ноября 2005 года. Балашов, 2006.
2. Никольский А. Хозяйственное описание Балашовского уезда Саратовской губернии. СПб., 1855. С. 38.
3. Государственный архив Саратовской области (далее - ГАСО). Ф. 15. Оп. 1. Д. 106. Л. 268-269.
4. См.: Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2426. Л. 13 - 19.
5. См.: Там же. Ф. 19. Оп. 1. Д. 124. Л. 1-3; Хованский Н. Ф. Участие Саратовской губернии в Отечественной войне 1812 г. Саратов, 1912. С. 201.
6. См.: ГАСО. Ф. 75. Оп. 1. Д. 70. Л. 90 - 92.
7. См.: Плешаков И. Н. Балашовский край и Отечественная война 1812 г.: новые материалы и перспективные направления исследований // Прихоперье и Саратовский край в панораме веков. Материалы XVI историко-краеведческой конференции 17 ноября 2006 года. Саратов, 2006. С. 54 - 58.
8. ГАСО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2414. Л. 1 - 8.
9. Там же. Д. 2435. Л. 11 - 11 об.
10. Там же. Д. 2427. Л. 18 - 56.
11. Более 164 см.
12. Там же. Ф. 28. Оп. 1. Д. 2459. Л. 182 - 183.
13. Никольский А. Указ. соч. С. 34.
14. Вероятно, речь идет об одноименном селе в Екатерининском р-не Саратовской обл.
15. Салов И. А. Мертвое тело//Умчавшиеся годы. Рассказы. Повесть. Воспоминания. Саратов, 1990. С. 72.
16. См.: ГАСО. Ф. 82. Оп. 1.Д. 159, 165, 178, 179.
17. Т. е. служивших в царствование императора Николая! (1825-1856).
18. Саратовские губернские ведомости. 1891. 15 сентября.
19. Саратовский вестник. 1913. 31 октября.
20. Там же. 14 декабря.