Разноцветная мозаика

valcha

Валерия мне прислала дивное стихотворение Игоря Северянина.
Такое праздничное, вкусное!
(о земляничном желе)
У Северянина все так причудливо завлекательно, необычно.
Каждый звук звучит, каждое слово ароматно.





27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве
Игорь-Северянин был избран "королем поэтов".
Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский.

А вот это как вам?

Игорь Северянин
МОРОЖЕНОЕ ИЗ СИРЕНИ!

Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.
Сударышни, судари, надо ль? не дорого можно без прений...
Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал...
Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?
Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,
На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!

Сирень - сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок...
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-Богу, похвалишь, дружок!

Gul написал:

[q]

Николай Заболоцкий

[/q]

Коль уж мы все здесь зациклены на генеалогии, хочу поделиться своим "открытием" по поводу родословия поэта Заболоцкого. Взяла в кавычки, поскольку узнанные мной сведения известны и опубликованы давно. Я сейчас погрузилась в изучение духовенства Вятской епархии. Оттуда и это мое открытие. Ниже фрагмент из статьи на моем блоге:

Не могу пройти мимо интересного факта. Один из Селивановских, священник - села Пищалье Орловского уезда Иван Гаврилович (1823-1870) был прадедом по материнской линии поэта Николая Алексевича Заболоцкого. [5]

И последнее замечание о происхождении Серапиона Фаворского. Любопытен следующий факт. Оказывается, в древе поэта Николая Заболоцкого по материнской линии помимо священника села Пищалье Орловского уезда Ивана Гавриловича Селивановского (об этом см. здесь) числятся и Фаворские. Сохранился рассказ матери поэта - Лидии Андреевны Дьяконовой (в замужестве Заболоцкой):
"Дед и бабушка Ольги, Лидии и других детей А. И. Дьяконова по материнской линии – Иван Гаврилович Селивановский (Селиванов) – священник, благочинный Орловского уезда, его жена – Екатерина Ивановна – учительница, дочь священника И. В. Попова. Прадед Иван Васильевич Попов был священником церкви с. Пищалье Орловского уезда. Его жена Марфа Григорьевна – дочь священника Григория Семионовича Копытова (из шестого колена кайгородского корня генеалогического древа Копытовы – Розадорские – Фаворские), участника народного ополчения в войне с Наполеоном, с крестом в руках дошёл до Германии. Брат Евграф Копытов (1778–1835) служил в этой же церкви дьяконом, а два его сына по предложению епископа Кирилла в духовной семинарии поменяли свои отеческие фамилии: Николай взял фамилию Розадорский, а его брат Алексей взял фамилию Фаворский. Они служили приходскими священниками. Другие братья оставили себе отеческую фамилию – Копытовы".
Полностью статью можно прочитать здесь: Что в имени тебе моем

NINETTA написал:

[q]

Мы плывем за временем вдогонку

[/q]

Закат

Александр Городницкий

Ежевечерняя осень заката.
Медленно пламя плывёт из-за кадра,
Ярко, как листья, горят облака.
Верхнее, долго пылавшее ало,
Вдруг потемнело и пепельным стало,
Падает, нет - удержалось пока.

Тучи лохмотьями стелются сзади,
Словно костёр свой, уставшие за день,
Боги разводят в лиловом дыму,
Варят похлёбку, а может быть, кофе,
Мир обрекая ночной катастрофе,
Нас приучая к вхожденью во тьму.

Ежевечерняя осень заката.
Были и мы молодыми когда-то.
Вместе с природой состарились мы.
Время иною длиною измерьте,
Сон - это тоже подобие смерти,
Ночь - это тоже подобье зимы.

Нас примитивно устроили боги:
Дремлем, подобно медведю в берлоге,
Суслику в норке и рыбе во льду.
Утро придёт воробьиною песней, -
Снова проснёмся мы, снова воскреснем,
Чтобы весеннюю встретить страду.

Вновь повторится любой промежуток
Времени года и времени суток.
Круг завершится - начнётся второй.
Ежевечернее неба горенье
Кружит нас, как колесо обозренья
В Парке культуры воскресной порой.

И снова День поэзии!

Что нового для меня открылось за этот год?

Есть кое-что, конечно!
Как и раньше, интересна тема поэта и поэзии,
взаимоотношений поэтов, раскрытия тайн своего творчества.

Вот это КОЕ-ЧТО:



Владимир Кудинов.
Поэты долго не живут.



Поэты долго не живут,
Поэтам некогда жить долго.
К России страсть, как будто жгут,
Им перехватывает горло.

Они у жизни не в гостях
И роль себе не выбирают:
То в поле хлеб, как стих, растят,
То палубы сердито драят.

Не многим выпадает масть.
Не подают к Парнасу сходней,
И можно на него попасть,
Намучившись, как в преисподней.

Сидят на кухнях по ночам
Периферийные поэты.
Луна – одна на всех свеча –
Недосягаемо им светит.

Как знать, кому прийти к мечте –
Заветной, словно берег дальний,
Себя сжигая на свече,
Нет – на костре своих страданий?

Пусть всё же эта страсть, как жгут,
Мне перехватывает горло.
Поэты дольше всех живут
Во имя собственного долга.



Вильгельм Кюхельбекер.
Участь русских поэтов.




Горька судьба поэтов всех племён;
Тяжеле всех судьба казнит Россию;
Для славы и Рылеев был рождён;
Но юноша в свободу был влюблён...
Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,
Прекрасной обольщённые мечтою,
Пожалися годиной роковою...
Бог дал огонь их сердцу, свет уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки, -
Что ж? их бросают в чёрную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки...

Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любезников презренных
Шлёт пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвёт,
Чей блещущий перунами полёт
Сияньем облил бы страну родную.



Константин Бальмонт.
КАК Я ПИШУ СТИХИ.




Рождается внезапная строка,
За ней встаёт немедленно другая,
Мелькает третья ей издалека,
Четвёртая смеётся, набегая.

И пятая, и после, и потом,
Откуда, сколько, я и сам не знаю,
Но я не размышляю над стихом,
И, право, никогда — не сочиняю.


Осип Мандельштам -
Анне Ахматовой.



Вполоборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.
Зловещий голос — горький хмель —
Души расковывает недра:
Так — негодующая Федра —
Стояла некогда Рашель.



Марина Цветаева -
Осипу Мандельштаму.





Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь.
Целую Вас — через сотни
Разъединяющих верст.

Я знаю, наш дар — неравен,
Мой голос впервые — тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!

На страшный полет крещу Вас:
Лети, молодой орел!
Ты солнце стерпел, не щурясь,
Юный ли взгляд мой тяжел?

Нежней и бесповоротней
Никто не глядел Вам вслед...
Целую Вас — через сотни
Разъединяющих лет


Ф.И. Тютчев.
29-е января 1837.





Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В "цареубийцы" заклеймен.

Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах... знойной кровью.

И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил -
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..



Игорь Северянин



Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней пробыла госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.


Анна Ахматова - Воронеж
Мандельштаму.





И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.