Мир творчества каспийцев

Мир литературного творчества

Проект "История КВВМКУ в лицах... "

Аксёнов Василий Николаевич

1925 - 2016

Капитан 1 ранга.
Участник Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Старший преподаватель Каспийского ВВМКУ им. С.М. Кирова (1962-1976).



Седой Каспий

На одном из учений кораблей Краснознамённой Каспийской флотилии, когда корабли ОВРа (Охрана водного района) проводили поиск и преследование нашей подводной лодки, у нас произошел такой случай. В подводном положении на глубине около 80 метров командир, стараясь оторваться от преследования, дал «Самый полный ход» электромоторами. Рулевой на горизонтальных рулях, стараясь удержать заданную глубину хода, стал быстро и резко перекладывать и носовые горизонтальные рули и кормовые. Опыта управления горизонтальными рулями на такой большой скорости у него было недостаточно и он, начав нервничать, грубо крутил рули то на погружение, то на всплытие. При этом он использовал и носовые горизонтальные рули и кормовые, хотя рекомендуется пользоваться только кормовыми горизонтальными рулями, установив носовые рули в положение, близкое к нулевому. Соответственно и подводная лодка то уходила на глубину, то подвсплывала, а не удерживалась на заданной глубине. На такую частую и резкую перекладку рулей расходуется много рабочей жидкости из системы гидравлики. Вдруг носовые горизонтальные рули перестали работать, оставшись в положении «на погружение». Давление в системе гидроприводов снизилось до нуля, израсходовав запас рабочей жидкости в гидроаккумуляторах. Подводная лодка с дифферентом на нос стала быстро уходить на глубину. Предельная глубина погружения таких лодок всего 200 метров. Проскок предельной глубины считается аварийной ситуацией, даже если лодка осталась не поврежденной, хотя ее могло раздавить забортным давлением. В эти секунды в центральном посту все замерли, глядя на стрелку глубиномера, которая продолжала медленно ползти на погружение. Так как рули не работали, лодка уходила на глубину с дифферентом на нос, а командир корабля молчал, то инженер-механик, оценив положение, как аварийное, сам дал команду на электромоторы голосом по трансляции: «Шестой. Назад! Оба средний». Команда была выполнена, несмотря на то, что команды, на изменение хода корабля, подаются командиром корабля и дублируются машинными телеграфами, а не подаются голосом по трансляции. Командир электромоторного отсека, мичман Голубков, сам ощутил ненормальный дифферент на нос, и выполнил команду, дав задний ход электромоторами, не дожидаясь приказания машинных телеграфов. В это же время в центральном посту старшина команды трюмных машинистов, мичман Головко, взявшись за клапан аварийного продувания, смотрел на меня и жестами показывал, что готов продуть цистерны главного балласта. Но стрелка глубиномера, замедлив ход, остановилась и медленно поползла на всплытие. Подводная лодка начала всплывать, сохраняя дифферент на нос. Это электромоторы, работая назад, погасили скорость. и начали вытягивать её из глубины. Начали работать горизонтальные рули, так как насосы гидравлики уже справлялись с чрезмерно большим расходом гидравлики. Включился резервный насос гидравлики. Командир, застопорив задний ход машинными
телеграфами, дал малый ход вперёд, и дал команду «всплывать на безопасную глубину» (это глубина около 30-и метров, исключающая столкновение с надводными кораблями). Прослушав горизонт, и убедившись в безопасности всплытия, ПЛ всплыла на перископную глубину. Командир поднял перископ и осмотрел горизонт. Перед всплытием всегда осматривается горизонт, нет ли надводных кораблей в опасной близости. По команде «всплывать», а затем «продуть среднюю», подводная лодка всплыла в надводное положение. При разборе причины отказа горизонтальных рулей выяснилось, что давление в системе гидравлики резко упало, так как один из двух насосов гидравлики был отключен. Обычно одного насоса бывало достаточно для всех режимов работы, поэтому старшина, ответственный за гидравлику, иногда самовольно отключал один насос с целью экономии. Один насос работал, а запас жидкости в гидроаккумуляторе был израсходован, и давление упало до нуля, так как один насос не успевал компенсировать расход гидравлики. Вот почему гидропривод горизонтальных рулей не сработал, когда рулевой пытался переложить рули на всплытие, они так и остались в положении на погружение. Конечно, самовольное отключение одного насоса из двух, это нарушение и оно могло привести к тяжелым последствиям, поэтому были приняты соответствующие меры к нарушителю, и внесены изменения в инструкцию по обслуживанию, строго запрещающие подобные действия. Из разбора этого эпизода выяснились и другие допущенные нарушения. Не было докладов из концевых отсеков об изменении глубины по глубиномерам в носу и в корме, а времени на запрос по трансляции не было. Поэтому не известно, какой глубины достиг носовой отсек. Да это и к лучшему. Иначе надо было бы докладывать об этом, как о чрезвычайном происшествии, об опасном маневрировании. Когда мы пришли в базу, и команда ушла с постелями в береговую казарму, командир корабля капитан третьего ранга Зеленцов Владимир Иванович попросил меня зайти к нему в каюту. Он налил в стаканы спирт и сказал: «давай выпьем стармех!». Молча выпили и ни слова о происшествии, хотя понимали, за что пьём, а я это понял, как знак благодарности мне, инженер-механику, выручившему командира в аварийной ситуации.
Командиром группы движения на нашей подводной лодке, то есть моим помощником, был старший инженер-лейтенант Перов Николай Константинович. Он уже три года был моим помощником, а продвигаться ему было некуда. Да и мне уже захотелось расстаться с подводной лодкой. Вот почему я так быстро согласился на предложенную мне должность помощника дивизионного инженер-механика. Коля Перов стал командиром БЧ-5 на ПЛ С-281, а я стал помдивмех 300-го отдельного дивизиона подводных лодок ККФ, то есть перешел в штаб дивизиона. Теперь у меня не было своей подводной лодки, но я мог зайти на любую из них по поручению дивизионного инженер-механика. Приходилось и в море выходить вместо заболевшего командира БЧ-5 на другой подводной лодке с экипажем, мне не знакомым. В октябре 1959 года меня направили на «курсы офицерского состава» (КОС) в Ленинград. Это трёхмесячные курсы при Высшем Военно-Морском инженерном училище имени Дзержинского, в котором я и учился. Но теперь мы располагались в Инженерном замке, хотя на занятия ходили в училище, в здание Адмиралтейства. Даже некоторые преподаватели были нам знакомы со времён учёбы в этом училище. Нас собралось на эти курсы человек двадцать, двадцать пять, и все выпускники дизельного факультета этого училища, но разных лет выпуска. Да и занятия с нами проводил больше всех преподаватель предмета ДВС (двигатели внутреннего сгорания), тоже знакомый нам с тех времён. Он гражданский преподаватель. Его фамилия Брук. С ним мы ходили на завод, где строились дизельные двигатели для подводных лодок. Там он показывал нам этапы строительства дизельных двигателей, технологию производства топливной аппаратуры для дизелей. В научно-исследовательском институте под названием «Институт №1», куда мы тоже ходили с нашим преподавателем, я встретил знакомых офицеров, с которыми мы вместе учились в инженерном училище. Они сразу после выпуска получили назначение в «Институт .№1» младшими научными сотрудниками. Один из них работал над вопросами шумности дизелей. Он рассказывал нам, что шумы ДВС раскладываются на отдельные гармоники. Эти гармоники анализируются, по резонансным колебаниям определяются их источники в двигателе, даются рекомендации по их уменьшению. Другой научный сотрудник, тоже мой товарищ по учёбе, работал над вопросами повышения качества топливной аппаратуры дизелей. Позже я узнал, что он защитил кандидатскую диссертацию и возглавил отдел управления качеством на заводе топливной аппаратуры. После окончания курсов офицерского состава я возвратился из Ленинграда в город Баку, на Каспийскую флотилию. В это время полным ходом шло сокращение личного состава Советской армии и Военно-Морского флота. Н.С. Хрущёв объявил о необходимости сократить Вооруженные Силы на один миллион двести тысяч человек. Во исполнение этого приказа в 1960 году 300-й отдельный дивизион подводных лодок ККФ расформировали, а подводные лодки с Каспийского моря отправили на ЧФ и СФ. Наша подводная лодка, ПЛ С-281, перешла на Северный Флот в военно-морскую базу Гремиха, где мой экипаж продолжил военно-морскую службу. Я, после расформирования штаба дивизиона, получил назначение на ТОФ, на должность помощника флагманского инженер-механика бригады подводных лодок Камчатской флотилии. Мне предоставлялся отпуск, после которого я должен был прибыть к новому месту службы, на Камчатку, на должность помфлагмеха бригады подводных лодок, которой командовал капитан первого ранга Рулюк. Я ещё не успел уехать из Баку в город Вольск, где всегда проводил свой отпуск. Задержали в связи с приходом на ремонт одной из наших подводных лодок. Да и хорошо, что так получилось. Меня вызвали в отдел кадров и сообщили, что должность на Камчатке занята. Мне предлагается «большой строящийся объект в Архангельске». Так было сформулировано в телеграмме из Москвы, из Управления кадров. Это надо понимать так, что снова мне предлагают должность инженер-механика, командира БЧ-5, но уже на подводной лодке большого водоизмещения, 641 проекта. Я решил отказаться, тем более имея такой козырь, что я соглашался даже на Камчатку. Начальник отдела кадров нашей бригады немного повозмущавшись моим отказом, сказал, чтобы я сам составил текст ответной телеграммы с обоснованием отказа. Составил я текст такой телеграммы, где отказ обосновывал своим возрастом и состоянием здоровья, как участника войны.

Командиром группы движения на нашей подводной лодке, то есть моим помощником, был старший инженер-лейтенант Перов Николай Константинович. Он уже три года был моим помощником, а продвигаться ему было некуда. Да и мне уже захотелось расстаться с подводной лодкой. Вот почему я так быстро согласился на предложенную мне должность помощника дивизионного инженер-механика. Коля Перов стал командиром БЧ-5 на ПЛ С-281, а я стал помдивмех 300-го отдельного дивизиона подводных лодок ККФ, то есть перешел в штаб дивизиона. Теперь у меня не было своей подводной лодки, но я мог зайти на любую из них по поручению дивизионного инженер-механика. Приходилось и в море выходить вместо заболевшего командира БЧ-5 на другой подводной лодке с экипажем, мне не знакомым.
В октябре 1959 года меня направили на «курсы офицерского состава» (КОС) в Ленинград. Это трёхмесячные курсы при Высшем Военно-Морском инженерном училище имени Дзержинского, в котором я и учился. Но теперь мы располагались в Инженерном
замке, хотя на занятия ходили в училище, в здание Адмиралтейства. Даже некоторые преподаватели были нам знакомы со времён учёбы в этом училище. Нас собралось на эти курсы человек двадцать, двадцать пять, и все выпускники дизельного факультета этого
училища, но разных лет выпуска. Да и занятия с нами проводил больше всех преподаватель предмета ДВС (двигатели внутреннего сгорания), тоже знакомый нам с тех времён. Он гражданский преподаватель. Его фамилия Брук. С ним мы ходили на завод,
где строились дизельные двигатели для подводных лодок. Там он показывал нам этапы строительства дизельных двигателей, технологию производства топливной аппаратуры для дизелей. В научно-исследовательском институте под названием «Институт №1», куда мы тоже ходили с нашим преподавателем, я встретил знакомых офицеров, с которыми мы вместе учились в инженерном училище. Они сразу после выпуска получили назначение в «Институт .№1» младшими научными сотрудниками. Один из них работал
над вопросами шумности дизелей. Он рассказывал нам, что шумы ДВС раскладываются на отдельные гармоники. Эти гармоники анализируются, по резонансным колебаниям определяются их источники в двигателе, даются рекомендации по их уменьшению. Другой научный сотрудник, тоже мой товарищ по учёбе, работал над вопросами повышения качества топливной аппаратуры дизелей. Позже я узнал, что он защитил кандидатскую диссертацию и возглавил «отдел управления качеством» на заводе топливной аппаратуры. После окончания курсов офицерского состава я возвратился из Ленинграда в город Баку, на Каспийскую флотилию. В это время полным ходом шло сокращение личного состава Советской армии и Военно-Морского флота. Н.С. Хрущёв объявил о необходимости сократить Вооруженные Силы на один миллион двести тысяч человек. Во исполнение этого приказа в 1960 году 300-й отдельный дивизион подводных лодок ККФ расформировали, а подводные лодки с Каспийского моря отправили на ЧФ и СФ. Наша подводная лодка, ПЛ С-281, перешла на Северный Флот в военно-морскую базу Гремиха, где мой экипаж продолжил военно-морскую службу. Я, после расформирования штаба дивизиона, получил назначение на ТОФ, на
должность помощника флагманского инженер-механика бригады подводных лодок Камчатской флотилии. Мне предоставлялся отпуск, после которого я должен был прибыть к новому месту службы, на Камчатку, на должность помфлагмеха бригады подводных
лодок, которой командовал капитан первого ранга Рулюк. Я ещё не успел уехать из Баку в город Вольск, где всегда проводил свой отпуск. Задержали в связи с приходом на ремонт одной из наших подводных лодок. Да и хорошо, что так получилось. Меня вызвали в отдел кадров и сообщили, что должность на Камчатке занята. Мне предлагается «большой строящийся объект в Архангельске». Так
было сформулировано в телеграмме из Москвы, из Управления кадров. Это надо понимать так, что снова мне предлагают должность инженер-механика, командира БЧ-5, но уже на подводной лодке большого водоизмещения, 641 проекта. Я решил отказаться, тем более имея такой козырь, что я соглашался даже на Камчатку. Начальник отдела кадров нашей бригады немного повозмущавшись моим отказом, сказал, чтобы я сам составил текст ответной телеграммы с обоснованием отказа. Составил я текст
такой телеграммы, где отказ обосновывал своим возрастом и состоянием здоровья, как участника войны.

В это время Каспийское Высшее Военно-Морское Краснознамённое имени С.М. Кирова училище, находящееся в Баку, переходило на подводный профиль обучения курсантов. Училищу требовались преподаватели из числа офицеров с опытом плавания на подводных лодках. Начальник отдела кадров этого училища капитан 3-го ранга Чугреев прежде, чем ехать в Москву, зашел в наш отдел кадров и предложил должность преподавателя мне, как инженер-механику, подводнику. Дело в том, что я остался один, ожидающий нового назначения, а наш инженер-механик дивизиона, у которого я был помощником, уже уехал. Я сразу же дал согласие, но кадровика, должно быть, смущало то, что я был только капитан-лейтенантом, а штатное воинское звание преподавателя училища - капитан второго ранга. Он стал расспрашивать меня о войне, о службе, хотя перед ним лежало моё личное дело. Я рассказал, что закончил Высшее Военно-морское инженерное ордена Ленина училище в Ленинграде в 1955 году. В училище поступил будучи военнослужащим ВДВ после семилетнего перерыва в учёбе, когда мне было почти 25 лет. Что в училище я был Сталинским стипендиатом, и имею диплом с отличием, что сейчас мне уже 35 лет. Это, конечно, оправдывало моё отставание в воинском звании, а возраст был самый подходящий. Уехал в Москву начальник отдела кадров училища, в Управление кадров с заявками на других преподавателей, необходимых училищу, а меня отправили в отпуск, не дав нового назначения. Но ещё до моего отъезда в отпуск ко мне приходил из училища начальник лаборатории кафедры «Теории, устройства и живучести корабля» (ТУЖК). Подошел он ко мне тогда, когда я был в цехе судоремонтного завода города Баку (СРЗ-23), и обеспечивал ремонт одного агрегата подводной лодки, пришедшей после модернизации на заводе «Красное Сормово». Он сказал, что меня ждут на кафедре, что его послал начальник кафедры капитан первого ранга Баснин Роман Владимирович. Очевидно, начальник отдела кадров училища сообщил на кафедру, что подобрал им преподавателя, и они решили со мной познакомиться. Но приказа о моём назначении ещё нет, а мне здесь поручили обеспечивать ремонт радиолокационной выдвижной антенны ПЛ, после чего отправили меня в отпуск. Отпуск мне дали на 45 суток, как и положено офицеру подводнику. Поехали мы всей семьёй, с женой и сыном пяти лет. Поехали в город Вольск, где нас ждали родные. Ещё в Вольске во время отпуска я узнал, что пришел приказ о моём назначении преподавателем в училище. Мне сообщил письмом мой знакомый, которого я попросил об этом перед отъездом в отпуск. Отпуск я, конечно, не прервал, а поэтому прибыл в училище на кафедру ТУЖК только 15 сентября, а занятия начались с первого сентября.
Для меня это, конечно, лучше, так как мой предмет перенесли на второй семестр, и у меня будет время хорошо подготовить лекции по «Устройству подводной лодки». А то было запланировано чтение лекций с первого сентября. Теперь же начальник кафедры поручил мне подготовить лекцию по "Системе погружения и всплытия ПЛ" для офицеров по плану командирской учёбы. Но сначала меня дважды заслушивали на кафедре. Кроме начальника кафедры присутствовал старший преподаватель капитан второго ранга Ставицкий Виктор Трофимович. Они сидели в пустой аудитории, а я должен был читать им лекцию, представляя, что передо мной
большая аудитория офицеров. Для меня это было не легко, тем более, что я видел, что они что-то записывают в своих блокнотах, ну, конечно же, записывают свои замечания. Раньше мне приходилось рассказывать матросам и офицерам обучающихся экипажей устройство отдельных систем подводной лодки. Но это было или в отсеках подводной лодки, или на пирсе. А здесь в пустой аудитории я рассказывал и показывал по развешенным чертежам и плакатам систему всплытия подводной лодки и систему аварийного продувания. При обсуждении лекции мне высказали много замечаний. Оказывается, я не выдержал время и закончил раньше. Я слишком детально объяснял устройство невозвратного клапана, а это лишнее для понимания принципа действия системы. «Не ударяйся в гайку», - сказал мне Ставицкий В.Т. - «ну, а главное, не надо стесняться, надо смотреть на аудиторию, вести себя смелее». Ведь ты этот материал знаешь лучше их, а не отвечаешь заданный урок». Рекомендовали переделать лекцию в соответствии с указанными замечаниями и повторить заслушивание. В течение первого семестра мне несколько раз приходилось готовить и читать лекции офицерам, преподавателям других кафедр. Это были лекции по устройству подводной лодки, особенностям её конструкции по сравнению с надводными кораблями. Ведь до этого все, преподаваемые курсантам дисциплины, были ориентированы на последующую службу их на надводных кораблях. А теперь училищу приказано перейти на подводный профиль обучения курсантов. Темы лекций выбирал начальник кафедры из числа уже написанных мною для курсантов. А мне, как молодому преподавателю, положено иметь полный текст лекции, а не конспект лекции, как другим, уже опытным преподавателям.
Вот я и проводил всё рабочее время за написанием курса лекций по предмету «Устройство подводных лодок». Рабочее время. Здесь, в училище, я, пожалуй, впервые узнал, что рабочее время и у офицеров может быть ограниченным. К девяти утра приходишь на работу, а в восемнадцать можешь идти домой. Конечно, здесь тоже есть дежурства и наряды в патруль, но всё равно это не сравнить со службой на подводных лодках, тем более со службой инженер-механика. Ведь инженер-механик, командир БЧ-5 дизель- аккумуляторной подводной лодки, по возвращении ПЛ в базу, должен сразу начать зарядку аккумуляторной батареи. Только после окончания зарядки, которая может продолжаться часов восемь, десять, он может освободиться и идти домой, если не назначен дежурным по живучести группы кораблей. Так часто бывает, и к этому я привык. С начала второго семестра я начал читать лекции по устройству подводной лодки курсантам третьего курса штурманского факультета. Первую мою лекцию курсантам я провел спокойно и уверенно, и именно потому, что никого из проверяющих не было в аудитории. Хотя я заметил, что начальник кафедры из соседней аудитории подслушивал, но это меня уже не смущало. Лекцию я читал в поточной аудитории, одновременно двум классам. Начальник кафедры, видимо, остался доволен, так как ни каких замечаний или указаний мне не было высказано.

Так началась моя преподавательская деятельность в Каспийском Высшем Военно- Морском Краснознамённом училище имени С.М. Кирова. Кроме штурманского факультета в училище был химический факультет. На химфакультете обучение проводилось по трём специальностям. Были классы «общих химиков», классы «радиохимиков» и классы «химиков-дозиметристов».

Мир литературного творчества

Проект "История КВВМКУ в лицах... "

Чепенко Борис Александрович

Капитан 1 ранга. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник по специальности «Экология».
Выпускник 1962 года химического факультета Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ .




Воспоминания. Продолжение учёбы на химическом факультете Каспийского имени С.М. Кирова высшего военно- морского училища в г. Баку

В июле 1960 года химический факультет поехал поездом из Ленинграда в г. Баку через г. Москву во главе с новым начальником факультета кандидатом химических наук инженер- капитаном 1 ранга Неграшем Фёдором Гавриловичем.
В городе Баку факультет получил номер 2 (второй факультет). По приезде в г. Баку нас разместили по своим ротным помещениям и сразу отправили в отпуск.
Начальником Каспийского им. С.М. Кирова высшего военно-морского училища был контр-адмирал Рамишвили Семён Спиридонович, очень строгий, но заботливый, разумный, выдержанный и справедливый начальник для курсантов.
После отпуска с 1 сентября начался учебный процесс на новом месте.
Начальником кафедры защиты от оружия массового поражения и боевых отравляющих веществ (кафедра № 21) был назначен капитан 1 ранга Власьев Сергей Борисович, кандидат химических наук.
Начальником кафедры дозиметрии (кафедра № 22) стал капитан 1 ранга Кувардин Николай Асинкритович.
Кафедру радиохимии (кафедра № 23) возглавил инженер - капитан 1 ранга Малиновский Валентин Аполлинарьевич.

Старшиной роты нам назначили курсанта 5-го курса мичмана Шарипова Рината. Численность объединённой роты составляла 65 человек, 25 человек – наш 4-ый курс и 40 человек – 3-ий курс (будущий выпуск 1963 года).
Старшиной 241 класса был назначен Чепенко Б.А. Многие курсанты класса стали младшими командирами на 1-ом – 3-ем курсах.
Командиром 1-го отделения 241 класса был Жуковский Дмитрий Фёдорович, 2-го – Лугов Олег Александрович, 3-го – Белоусов Николай Антонович, все нахимовцы.
В начале сентября в воскресенье пошли в первое увольнение в городе Баку. Со своим другом Буряком В.П. шли по одной из центральных улиц города (ул. 28 апреля), видим, навстречу идёт майор в морской форме с красными просветами на погонах, который подозрительно смотрел на нас. Я говорю другу: «Витя, он недобрым взглядом смотрит на нас, давай поприветствуем, что и сделал. Буряк ответил мне: «Что, я какого-то майора буду приветствовать?». И не отдал честь. Майор говорит: «Товарищ старшина второй статьи, подойдите ко мне». Друг начал останавливаться, я его потянул за рукав и говорю, что не стоит подходить, идём дальше, если он за нами побежит, то убежим, он толстый и нас не догонит.
Витька мне отвечает: «Что, я к какому-то майору не подойду», подошли оба. Далее состоялся следующий диалог: «Майор – Ваши документы! Витя - а Вы кто такой? Ответ – помощник коменданта города Баку по военно- морским частям майор Мирзатуниев». Друг отдал увольнительную, документы, майор посмотрел их и забрал увольнительную. Потом говорит, глядя на меня: «Давайте и Вы», я молча отдал. Прекращаю вам увольнение, идите в комендатуру! Мы ответили, что не знаем, где комендатура, слегка попререкались и пошли искать комендатуру, которая находилась в крепости. Пришли, дежурный по комендатуре назначил нас командовать матросами и солдатами, которые тоже были забраны за не отдание воинской чести. Командовали 2 часа, пришёл майор Мирзатуниев, отдал увольнительные, написав на них, что прекращает увольнение каждому и отправил нас в училище.
Прибыли в роту, начали переодеваться, вдруг приходит дежурный по факультету наш одноклассник Буковский В.Б. и говорит: «Чепенко, Буряк – к начальнику факультета!». Приходим к начфаку, которого из-за нас вызвали из какой-то компании, капитан 1 ранга Неграш Ф.Г. меня знал и начал «распекать», что продолжал в течение минут сорока. При этом присутствовал и старший на факультете в выходной день капитан 3 ранга Гарматенко Иван Матвеевич - командир роты на 5-го курса. Потом начфак говорит: «Чепенко, отойдите!, а Буряк пройдите вперёд», далее – Буряк, Буряк, откуда Вы родом? Ответ – из Запорожья. Буряк, Буряк – хохол, вдруг Гарматенко И.М. вставляет – да и Чепенко не далеко ушёл. Неожиданно у Неграша Ф.Г. лицо наливается кровью и он, стуча кулаком по столу, говорит: «Что? Два хохла азербайджанцу честь вздумали не отдавать? Я прикусил губу, чтобы не засмеяться, так как начфака мы толком ещё не знали и неизвестна была его реакция на смех, а Буряк позеленел от злости.
Неграш говорит: «Три недели на увольнение не записывайтесь (мы были уже старшины 2 статьи), идите!». Вышли из кабинета, спрашиваю Буряка, чего ты разозлился? А что он назвал меня хохлом? Я рассмеялся, сказав, подумаешь, обидел тебя!
Позже мы довольно хорошо узнали Фёдора Гавриловича, смелого, заботливого, мягкого по натуре человека, очень общительного, с большой эрудицией, хорошим юмором. Он никогда не говорил курсантам, что наказывает, а говорил: «Столько-то недель на увольнение не записывайтесь!».
Если Фёдора Гавриловича курсанты приглашали на свадьбу, то он всегда приходил с удовольствием, обязательно с подарком, произносил прекрасные тосты. У нас всех с ним были очень хорошие отношения, он не был солдафоном.
Однажды я подстригся в парикмахерской и по делам пошёл в учебный корпус, на 2-ом этаже встретился с контр-адмиралом Рамишвили С.С., который посмотрел на меня и сказал, что я не стрижен. Ответил – я только иду из парикмахерской. Доложите начальнику факультета! Пошёл и доложил начальнику факультета, который посмотрел на меня (причёска была «ёжик», волосы дыбом стояли сами) и сказал: «У меня в молодости волосы тоже такие были, хорошо, идите!».

В декабре 1960 года состоялся 1-ый факультетский вечер, организатором которого был наш одноклассник Саша Чугунов. Вечер всем очень понравился, восторг был невероятный, а после этого началось разбирательство со стороны политотдела училища, сотрудники которого во всём усматривали какую-то крамолу. А ведь на этом вечере показали только кое-что из наших вечеров в Ленинграде, где всё начальство, включая офицеров политотдела, с удовольствием и смехом принимали наши шутки, приколы, шаржи, стихи, поэмы о курсантской жизни и др.
Защитил нас от нападок политотдела начальник факультета капитан 1 ранга Неграш Ф.Г. Саша Чугунов после этого сказал: «Всё ребята, больше не буду организовывать наши вечера, т.к. не хочу больше иметь дело с политотделом», это же сказали и другие участники вечера. Все офицеры политотдела училища были не от мира сего.
Ещё в начале учёбы на 4 курсе я сразу же всех предупредил, что никаких шпаргалок писать больше не буду, т.к. на это теряю очень много времени. Фактически писать-то надо было ради 2-3 человек. Ребята со мной согласились, все начали добросовестно заниматься.
На 4-ом курсе нам в расписание включили дисциплину «Теория, устройство и живучесть корабля» (ТУЖК), хотя на 3-ем курсе в Ленинграде нам её уже читали, мы проводили различные расчётные работы, практические занятия по тушению пожара, борьбе с поступлением воды в отсеки т.д. Закончили сдачей зачёта.
Читать курс начал инженер- капитан 2 ранга Ставицкий (не помню имени и отчества), которому мы сказали, что этот курс слушать по второму разу не будем. Он поднял старшину класса, секретаря комсомольской организации и отправил выяснять отношения с начальником кафедры, временно за которого был его заместитель капитан 1 ранга Мараев. Пришли, доложили суть дела, Мараев задал несколько вопросов, убедился, что мы действительно изучали этот курс, так как отвечали по существу и со знанием предмета. Потом говорит: «Преподаватель нового вам ничего не скажет, но изучать ТУЖК будете».
Тогда мы решили на лекциях заниматься своими делами, то есть саботировали занятия, но преподаватель делал вид, что всё нормально, рассчитывая «поймать» нас на практических занятиях, понаставить двоек, из-за чего увольнение в город не получим. Подходит первое практическое расчётное занятие. Он раздал задания, сел за кафедру и начал заниматься своими делами, минут через 25-30 решил пройти по аудитории и посмотреть, сумели ли мы что-нибудь сделать? Каково же было его удивление, что всё уже решено и к тому же правильно, двоек он поставить не сумел. Но с этого дня у нас установились с инженер- капитаном 2 ранга Ставицким хорошие, тёплые взаимоотношения, которые у многих из нас продолжались и после нашего выпуска. Когда нам доводилось в отпуске заходить в училище, то с удовольствием встречались и с инженер-капитаном 2 ранга Ставицким.
В общем потоке в количестве 100 человек (артиллеристы, штурмана и химики) на 4-ом курсе начали слушать «сложный» курс «Партийно - политическая работа в Советской армии и военно-морском флоте». Читал его капитан 2 ранга (фамилию помню, но из этических соображений не называю), который пришёл на первую лекцию в аудиторию, поздоровался, встал за трибуну, открыл конспект и, не отрываясь от него, ужасно нудным голосом растягивая слова начал говорить: «Товарищи курсанты, политические занятия с матросами, старшинами надо проводить живо, интересно», из аудитории раздались голоса: «Как ты!».
Естественно, никто его никогда не слушал, конспектов не писал: одни спали, другие занимались своими делами. То есть преподаватель сразу же отбил всем охоту изучать эту дисциплину. Да, так было. Позже мы узнали, что он стал кандидатом каких-то политических наук, начальником кафедры в Киевском политическом училище.
В середине 70-х годов в Каспийском училище эту дисциплину читал капитан 1 ранга Бушмакин Николай Фёдорович, но как читал, заслушаешься! У него курсанты штурманского и химического факультета на практике собирали различные данные, анализировали их, писали рефераты и т.д.

В начале октября 1960 года начались парадные тренировки на плацу училища. Как-то на тренировку пришёл начальник училища.
Командир парадного расчёта доложил ему и контр-адмирал Рамишвили С.С. начал здороваться по-факультетно: со штурманским, с артиллерийским, потом химическим. С нами он поздоровался так: «Здравствуйте химики - подводники», в ответ - молчание. Он снова здоровается, ответили вразнобой и не все. Мы просто были шокированы, что вдруг все стали учиться на подводников, нам никто об этом никогда не говорил, услышали такое впервые, потому и опешили. Начальник училища, будучи умным человеком, ничего не сказал, так как всё понял.
Так как всех решили учить как подводников, то нам стали читать водолазное дело. Учебный курс вёл капитан медицинской службы Костин. Изучали различные водолазные костюмы и индивидуальные дыхательные аппараты, несколько раз побывали в барокамере, в которой нас условно спустили на 70 метров. Спускались в ИДА-57 и лёгководолазном костюме в бассейн училища, закончили выходом из торпедного аппарата в 10-метровую башню (довольно неприятная и опасная операция). Много раз просили преподавателя капитана медицинской службы Костина разрешить желающим спуститься в Каспийское море в районе мыса Султан, но разрешения нам не дали.
Изучали курс радиоэлектроники, который нам читал капитан 1 ранга Дрозд.
Так как нас готовили на атомные подводные лодки, на корабли, обслуживающие их, и в службы радиационной безопасности, то много времени тратили на изучение корабельной дозиметрической установки специальной КДУС-1А, устанавливавшейся на первых поколениях атомных подводных лодок (АПЛ), переносной дозиметрической аппаратуры и приборов, так как основная часть курсантов не очень-то разбиралась в радиотехнике.

Курс дозиметрии читал капитан 3 ранга Урезков В.В.
Когда первый раз начали готовиться к экзамену по дозиметрии, то порядок был такой: один курсант стоит с указкой у доски, другой по конспекту читает, как идёт сигнал по схеме того или иного прибора, а все смотрят. Вдруг раздаётся голос одноклассника Вити Жачкина: «А схема так работать не будет!», ему говорили – так в конспекте написано. Он отвечал: «Много, что у вас там написано, но схема так не работает». Как она работает, спрашиваем мы? Витя сидел обычно у окна и зайчиком с помощью зеркала показывал, как должен идти сигнал, мы исправляли в конспектах и продолжали изучение дальше.
Витя с детства увлекался радиотехникой и прекрасно в ней разбирался. Когда нам дали выполнение курсовых проектов по дозиметрии, то многим он помог сделать схемы приборов. Позже, на 5-ом курсе, он в составе группы курсантов, у кого дипломные проекты были по дозиметрии, попал на преддипломную практику в Союзный научно-исследовательский институт приборостроения (СНИИП), где перед ними выступал главный конструктор вновь разрабатываемого корабельного дозиметрического комплекса, видимо КУРК – корабельной установки радиационного контроля, показывая схемы. Ему задавали различные вопросы, на которые он быстро и чётко отвечал, потом Жачкин В.С. начал задавать ему примерно такие вопросы: «У Вас на такой-то схеме в таком-то узле для чего стоит такой-то конденсатор, а в таком-то узле для чего сопротивление и т.д.?». Объяснение было простое: «Теоретически объяснить не можем, но с этими добавленными элементами схема стала работать лучше». По окончании встречи конструктор спросил у наших ребят, кто это такой? Ответили – наш курсант. Позже Виктор Сергеевич, после 8-ми лет службы на АПЛ, был в СНИИПе военпредом и старшим военпредом. Закончил службу в звании капитана 1 ранга.

Занятия по стрелковой подготовке вёл подполковник Кисляков и капитан Пушкарёв. Пушкарёв, посмотрев, как мы стреляем, показал другой способ - он встал не боком к мишени, а лицом, сказав, что так вы можете не прищуривать глаз, а, глядя на мишень двумя глазами, один «отключить» и производить стрельбу.
Многие попробовали, но научился так стрелять только Витя Жачкин.
4-ый курс класс закончил с высокой успеваемостью и был объявлен лучшим классом училища, средний балл по пяти экзаменам был 4,86.
В начале июня 1961 года нас отправили дней на 26 на производственную практику на радиозавод в г. Минск и далее - на Северный флот в бригаду АПЛ в Западную Лицу.
Проводить класс на практику пришёл начальник училища контр-адмирал Рамишвили С.С., спросил, есть ли какие-нибудь просьбы? Ответили, что обращались к снабженцам с просьбой дать нам с собой мячи для игры в футбол, баскетбол, ручной мяч и волейбол, но нам не дали. Начальник училища приказал немедленно мячи принести, что и было интендантом выполнено.
В г. Минске нас разместили в артиллерийском полку, который находился на окраине города. Старшим руководителем практики являлся капитан 3 ранга Урезков Владимир Васильевич.
В казарме нам выделили помещение с двухъярусными койками. Вместо матрасов были тюфяки, набитые соломой, из которой в течение всего периода пребывания в течение почти 4-х недель периодически, с соответствующими словами, вытаскивали проволоку, которая почему-то обязательно втыкалась кому-нибудь в бок.
На заводе работали по сборке различной дозиметрической аппаратуры, приборов. Паяли электрические схемы, изучали будущую технику.
Как-то личный состав полка вызвал нас (25 человек) на соревнования по футболу, волейболу, баскетболу и ручному мячу 11х11. Во всех этих видах мы полк обыграли, чему они были очень удивлены. Они же не могли знать, что у нас было много спортсменов- разрядников, вообще класс был спортивный.
В конце июня вечером накануне отъезда на Север (уезжали на следующее утро в 5 часов) пришёл капитан 3 ранга Урезков В.В., приказал мне построить личный состав класса для проверки наличия людей и готовности к отъезду. Не оказалось курсанта Ерченко В.В., никто не знал, где он.
Отпустили людей и Урезков В.В сказал мне, что он, как честный и принципиальный коммунист, телеграммой сообщит в училище о самовольной отлучке курсанта Ерченко В.В. Я пытался советовать Владимиру Васильевичу, что этого лучше не делать, т.к. он сам и пострадает, тем более у него скоро выходил срок присвоения очередного воинского звания, а Ерченко по приезду на Север он может арестовать на 10 суток и в связи с этим продлить ему практику, но уже за счёт отпуска провинившегося.
Однако Урезков В.В. тем же вечером дал телеграмму в училище. К утру Ерченко прибыл, и мы поехали через г. Ленинград в г. Мурманск- Североморск, а далее на корабле - спасателе через Мотовский залив, где нас всех сильно укачало, т.к. был солидный шторм, на другую часть практики в бригаду атомных подводных лодок (АПЛ) в Западную Лицу. Практику проходили на различных АПЛ, в дозиметрической, радиохимической и радиометрической лабораториях Службы радиационной безопасности (СРБ) бригады.
Приехали в Западную Лицу, а там уже лежала телеграмма, по которой капитан 3 ранга Урезков В.В. и курсант Ерченко В.В. должны немедленно убыть в училище, они тут же уехали. В итоге: Урезков В.В. получил строгий выговор по партийной линии и дисциплинарное взыскание по служебной, курсант-самовольщик Ерченко В.В. продолжил практику на Каспийской военной флотилии, а мы – на Северном флоте. Естественно, Урезкову В.В. более чем на год задержали присвоение звания капитан 2 ранга.
4 июля 1961 года меня вызвал старший руководитель практики инженер- капитан 1 ранга Страшников Николай Семенович (ему нас передал капитан 3 ранга Урезков В.В.) и приказал выделить 4 человека для выполнения специального задания, не объясняя суть его.
Он сам назвал 4 фамилии, кого я должен выделить, в том числе моего близкого друга Буряка Витю. Я сказал, что если пойдёт Буряк, то должен идти и я, но меня руководитель практики не отпустил. По его настоянию мною были выделены курсанты Буряк Виктор Пантелеевич, Булыгин Владимир Константинович, Андросов Владимир Иванович и Белоусов Николай Антонович.
Когда они вернулись, то рассказали, что ходили на корабле - спасателе за АПЛ К-19, на которой 4 июля в Атлантике произошла серьезная радиационная авария со смертельным исходом от переоблучения нескольких человек.
Практику закончили успешно, после чего убыли в отпуск.
В январе 1961 года произошла реорганизация политических отделов с образованием в училищах вместо них партийных комитетов. В состав партийного комитета училища из 9 человек был избран и наш курсант Смирнов Олег Александрович. Кстати, ни одного офицера политотдела в партком не избрали – вот наглядная характеристика деловых качеств офицеров политотдела училища.
В этом же году стипендиатом Ленинской премии стал Смирнов О.А., а стипендиатом премии им. Д.И. Менделеева – Буряк В.П.
В Баку курс «Радиохимии» нам читал инженер - подполковник Шеронов Леонид Карпович, который на одной из лекций сказал её название так: «Комплексные соединения», естественно, что попытались его подправить, не комплексные, а комплексные соединения. Однако преподаватель с пафосом сказал: «Мы, специалисты в этой области, привыкли говорить комплексные соединения».
12 апреля 1961 года выполняли лабораторную работу по радиохимии на 3-ем этаже лабораторного корпуса, вдруг заговорило радио и мы все услыхали, что в космос был запущен Юрий Алексеевич Гагарин, сколько же было радости, восторга! Криков «Ура»! Наш соотечественник первым оказался в космосе! Утёрли нос супостатам!
Через некоторое время у другого преподавателя инженер-капитана 3 ранга Лычкина Ивана Петровича, кандидата химических наук, по его учебной дисциплине была лекция с названием, где употреблялись слова комплексные соединения. Иван Петрович лекцию начал так: «Комплексные, или как говорят некоторые, комплексные соединения…».
На 4-ом и 5-ом курсе нам читали много специальных дисциплин, в том числе подробно давали устройство водо- водяного транспортного атомного реактора на АПЛ, перегрузочное оборудование для перезарядки активных зон реакторов, технологию перезарядки активных зон реакторов и т.д., вопросы обеспечения радиационной безопасности; курс дегазации и дезактивации; дозиметрии и радиометрии; процессы и аппараты химической технологии; средства индивидуальной и коллективной защиты; регенерации воздуха и др.
Выполняли много лабораторных работ. Кроме того, нам читали курс радиоэлектроники; теорию, устройство и живучесть корабля; историю военно-морского искусства; тактику военно- морского флота; марксистско- ленинскую философию. На 4-ом курсе нас заставили сдавать также экзамен по всем уставам Вооружённых Сил и по строевой подготовке.
Старшиной объединённой роты на 5-ом курсе был назначен наш курсант Андросов Владимир Иванович. Старшиной 251 класса оставлен я, которого избрали также секретарём партийной организации класса, на что мой комментарий был такой – Чепенко узурпировал всю власть в классе.
Класс продолжал учиться хорошо, писал курсовые проекты, курсовые работы и собирал материал для дипломных проектов, сдавал зачёты и экзамены.
Нам выделяли 1 день в неделю для посещения Республиканской библиотеки им. М.Ф. Ахундова в г. Баку, выдавая увольнительные записки. Так как рейсовые автобусы к проходной училища ходили редко, то мы поднимались пешком к дороге, ведущей в город, где автобусы ходили чаще, или можно было доехать на попутном транспорте.
Как-то 6 человек стояли на остановке в ожидании транспорта уже более часа. Вдруг останавливается «Победа», открывается передняя дверь, из которой показывается начальник училища контр- адмирал Рамишвили С.С. и говорит: «Товарищи старшины, садитесь в машину». Мы замялись, он повторил приказание, и мы – старшины - сели в машину. По дороге начальник училища выяснил, что так бывает у нас каждый вторник, то есть каждую неделю мы теряем несколько драгоценных часов. После этой поездки с начальником училища для доставки нас в Республиканскую библиотеку им. М.Ф.Ахундова всегда планировали и выделяли автобус училища (зелёный ГАЗ-51, который водила женщина).
В январе 1962 года начальником училища назначили контр-адмирала Дроздова Николая Михайловича, к которому мы тут же обратились, объяснив, что на последнюю экзаменационную сессию нам вынесли 6 экзаменов, а по действующему приказу Министра обороны СССР должно быть не более 5 экзаменов. Дроздов Н.М. нам сказал так: «Будете сдавать 6, моя дочь учится в московском институте и тоже сдаёт 6 экзаменов».
На преддипломную практику в течение февраля – до середины марта радиохимиков (11 человек) направили в Радиевый институт в г. Ленинграде, а дозиметристов (16 человек) – в НИИ г. Москвы. Для меня (диплом по радиохимии) мой руководитель дипломного проекта инженер- капитан 1 ранга Страшников Н.С. нашел место в г. Москве в НИИВОДГЕО (Комсомольский проспект, д. 42).
Руководителем экспериментальной части моего дипломного проекта была Майя Нахимовна Гантман, кандидат химических наук, с.н.с. В лаборатории Института занимался изучением свойств различных ионообменных мембран (отечественных и импортных) и ионообменных смол, используемых для очистки водных растворов в различных установках и устройствах, в том числе на атомном ледоколе «Ленин», на атомных подводных лодках.
Заведующим лабораторией водоподготовки Института был крупный учёный доктор технических наук, профессор Клячко Виталий Абрамович, интеллигентный и очень милый человек, простой в общении с людьми, с хорошим юмором.
Такого же типа был и доктор технических наук, профессор Апельцин Исаак Эмильевич.
Вообще в лаборатории все были отзывчивые, внимательные, готовые всегда прийти на помощь.
Нас, курсантов, разместили во флотском полуэкипаже в Тушино. Старшим руководителем практики в г. Москве был начальник кафедры № 22 инженер - капитан 1 ранга Малиновский В.А.
Как-то я пришел к ребятам в Тушино (свои обязанности перепоручил Жуковскому Диме, командиру 1-го отделения, а сам жил у двоюродной сестры на ул. Щукинской). Сидели, разговаривали, вдруг кто-то из ребят говорит: «В Москву в командировку приехал заместитель начальника училища контр-адмирал Карпенко. Давай ищи его и иди с ним на приём к Начальнику ВМУЗов адмиралу Кучерову С.Г., докладывай, что нам, которых 5 лет готовили как инженеров-химиков, не дают «молотки» на погоны, т.е. не хотят присвоить воинское звание инженер-лейтенант.
До отъезда на практику нас ознакомили с Приказом Министра Обороны СССР, в котором было прописано, какие воинские звания должны присваивать выпускникам военных училищ. Всем выпускникам Каспийского им. С.М.Кирова ВВМУ присваивать воинское звание «лейтенант корабельной службы».
Утром следующего дня ехал в метро на место своей практики в институт ВОДГЕО на Комсомольский проспект, д. 42, стоял и читал книгу, вдруг вижу, что на очередной остановке в вагон входит контр-адмирал Карпенко, причем в дверь, напротив которой я стоял. Естественно, что тут же подошёл к нему, изложил нашу просьбу, получив указание на следующий день прибыть во ВМУЗы на Большой Козловский переулок, пропуск будет заказан, и мы пойдем на приём к адмиралу Кучерову С.Г.
На следующее утро пришли к адмиралу Кучерову С.Г., Карпенко представил меня. Когда я изложил суть нашей проблемы, то адмирал Кучеров сказал: «Вот я тоже без молотков, и ничего». На это я ему ответил: «Товарищ адмирал, может быть в Вашем воинском звании это и не имеет значения, но поймите нас, 5 лет готовили как инженеров-химиков, а звание «инженер- лейтенант» не присваивают». Далее начальник ВМУЗов признал, что при подготовке приказа Министра Обороны о химическом инженерном факультете Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ (оно стало командно-инженерным с января 1962 года) просто забыли. К Главнокомандующему ВМФ могу сходить и доложить, но точно знаю, что Главком к Министру Обороны СССР Маршалу Советского Союза Малиновскому Р.Я. не пойдет, так как в январе издан приказ Министра, а в марте - апреле надо вносить в него изменения. От флотских офицеров- москвичей я знал, что Министр Обороны СССР и Главком ВМФ не контактируют между собой.
Так с нашего выпуска длительный период времени выпускники химического факультета инженеры-химики по образованию не имели воинского звания «инженер - лейтенант».
Кстати, когда мы ещё в училище поднимали этот вопрос, то опытные офицеры говорили нам, что это мы делаем напрасно, т.к. воинское звание «лейтенант корабельной службы» позволит нам в любом виде Вооружённых Сил СССР и роде войск сохранить ношение флотской формы одежды. Это защищено Приказом Министра Обороны СССР. В этом я и некоторые другие офицеры ВМФ убедились значительно позже, перейдя служить в другие виды Вооружённых Сил СССР.
По окончании практики плотно сели писать свои дипломные проекты, всё сделали вовремя. Защита дипломных проектов состоялась с 16 по 22 июня 1962 года.
Тема моего дипломного проекта была такая: «Разработка полигонной экспериментальной установки для очистки жидких радиоактивных отходов методом электродиализа». На защите от Военно-морской академии в ГЭК был капитан 1 ранга Храмов Н., который задал мне более 20 вопросов по дипломному проекту, но отличную оценку я получил.
В 1969 году, когда пришёл служить начальником лаборатории на кафедру радиохимии в КВВМКУ им. С.М.Кирова, случайно в секретной части увидел автореферат одного адъюнкта из академии, у которого научным руководителем был капитан 1 ранга Храмов Н. Тема его диссертации очень походила на тему моего дипломного проекта. Стало понятно, почему Храмов Н. задал мне так много вопросов. Попутно хочу сказать, что капитан 1 ранга Храмов был отцом нашего одноклассника Храмова Николая Николаевича, который уволился вместе с другими ребятами в 1960 году.
Как-то в начале июня, у кого были уже практически готовы дипломные проекты, решили пойти в будний день в увольнение просто погулять. В то время порядок для дипломников был установлен такой: обращаешься к руководителю дипломного проекта, он ставит визу на увольнительной записке, после чего её подписывает командир роты, тогда ты увольняешься.
К капитану 1 ранга Страшникову Н.С. подошёл один его дипломник, но преподаватель отказал, потом второй, третий, четвёртый, тоже отказал. Последним зашёл я, он меня спрашивает, а Вы зачем хотите уволиться? Отвечаю: «Вы знаете, что дипломный проект у меня уже готов, поэтому хочу с женой сходить в кино, потом погулять, так как хорошая погода». Давайте увольнительную, я её подпишу за честность. Узнав об этом, ребята сказали, что я схитрил, на что ответил, просто не стал врать и придумывать причину, т.к. врать вообще не умел и не любил. Кстати, за свою честность страдал неоднократно на воинской службе.
25 или 26 июня нам в торжественной обстановке в клубе выдали дипломы, а 30 июня Министр Обороны СССР подписал приказ о присвоении нам воинского звания «лейтенант корабельной службы».
3 июля состоялся на плацу торжественный выпуск, вечером – банкет, и поехали мы по флотам, флотилиям и базам.
Выпущено нас было 28 человек, т.к. на 5-ом курсе нам добавили 3-х человек из предыдущего года, которые были отчислены с 5-го курса, уже после сдачи всех экзаменов, за нарушения воинской дисциплины. Всего с 5-го курса тогда было отчислено 6 человек, из которых вернулись в училище для окончания учёбы трое: Винда Леонид, Копейкин и Швецов Виктор Семёнович.
Перед защитой дипломных проектов меня вызвал врио начальника факультета капитан 1 ранга Кувардин Н.А. и сказал, что получена разнарядка: 9 человек отправить на Тихоокеанский флот, а 19 – на Северный флот, решите сами вопрос со своими подчинёнными и доложите.
Так как на ТОФ были согласны ехать человека 2 или 3, то для остальных решили очень просто – написали список класса на доске, одному однокласснику сказали: «Отвернись от доски, а когда тебя спросят, то назови число». Другой курсант показывал на любую фамилию, когда число называлось, то начинал считать, на чьей фамилии счёт заканчивался, тот и должен был потом начальству доказывать, что он с детских лет мечтал служить именно на Тихоокеанском флоте.
Отличники учёбы никаким преимущественным правом выбора места службы в наше время не пользовались, т.е. действовала «демократия». Четыре человека, закончившие училище с отличием (Бовсуновский В.А., Жачкин В.С., Чепенко Б.А. и Швецов В.С.), в результате такой «демократии» поехали на ТОФ.
Из 4 наших выпускников, получивших дипломы с отличием, двое (Жачкин В.С. и Чепенко Б.А.) были занесены в «Книгу почёта училища».
Врио начальника факультета при выпуске был капитан 1 ранга Кувардин Николай Асинкритович.
Хочется сказать, что набор на химический факультет в 1957 году был очень сильным. Из 72 принятых на наш курс курсантов более 45 человек закончили школу с медалью, из 25 наших курсантов - выпускников химического факультета 1962 г.- среднюю школу с золотой и серебряной медалью закончили 15 человек.
По окончании училища нам выдали дипломы, в которых написали: «в 1957 году поступил в Высшее военно-морское училище инженеров оружия, в 1962 году окончил полный курс Каспийского имени С.М. Кирова высшего военно-морского училища по специальности радиохимической. Решением Государственной экзаменационной комиссии от 23 июня 1962 г. присвоена квалификация военного инженера-химика».
Фактически мы были первыми высоко подготовленными военными радиохимиками, т.к. прошли полный курс обучения именно как радиохимики.
Сразу по выпуску на АПЛ были назначены:
1. Андросов В.И. (СФ)
2. Березин В.И. (ТОФ)
3. Буряк В.П. (СФ)
4. Ерченко В.В. (СФ)
5. Жачкин В.С. (ТОФ)
6. Жуковский Д.Ф. (СФ)
7. Казаров А.М. (ТОФ)
8. Мядзелиц Ю.Л. (ТОФ)
9. Филиппов Е.Д. (СФ)
10. Хованский Ю.Г. (ТОФ)
11. Чугунов А.М. (СФ)
12. Шляхтин В.С. (СФ)
13. Винда Л. (СФ)
14. Швецов В.С. (ТОФ)

Все, кто был назначен на АПЛ Северного флота, поехали на учёбу в Центр подготовки экипажей подводников в г. Обнинск Калужской области. Для маскировки их всех переодели в форму офицеров Министерства общественного порядка СССР.
При распределении получилось так: Коля Белоусов очень хотел пойти служить на лодку, а Саша Чугунов – не хотел. Начальство поступило по- своему: Чугунова А.М. назначили на лодку, а Белоусова Н.А. куда-то на берег на СФ.
В итоге Чугунов до пенсии прослужил на АПЛ, т.к. после службы начальником химической службы АПЛ много лет был флагманским химиком дивизии АПЛ в Западной Лице, а Коля года 2 пробивался на лодку, в итоге добился своего и несколько лет служил на АПЛ.
Будучи в отпуске в 1963 г., заехал к ребятам, которые учились в учебном центре в г. Обнинске и пообщался со всеми будущими северянами. Естественно, что поехал в гражданском костюме, так как предупредили, чтобы даже обувь не была флотской, иначе не пустят.

Мир литературного творчества

Проект "История КВВМКУ в лицах... "

Чепенко Борис Александрович

Капитан 1 ранга. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник по специальности «Экология».
Выпускник 1962 года химического факультета Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ .



Воспоминания. Служба на Тихоокеанском флоте.
Плавучая техническая база ПТБ-12. Войсковая часть 31047. Плавучая мастерская ПМ-141

ПРОДОЛЖЕНИЕ 1

После возвращения в базу командующий эскадрой разобрался и понял, что виноват был не наш штурман.
В 1964 г. с Северного флота осенью прибыли ещё 2 АПЛ и плавказарма финской постройки (ПКЗ) для штаба 45 ДиПЛ и размещения экипажей лодок.
В феврале 1965 года из ЦНИИ им. А.Н. Крылова (г. Ленинград) прибыли три специалиста- химика по водоподготовке и регенерации ИОС для проверки нашей продукции (Боря Добрин, Витя Кудряшов, Юра Голиков). Они сами отбирали пробы ВВЧ и ИОС, отдавали на анализ в химическую лабораторию СРБ, сами делали у них анализы и убедились, что вся продукция высокого качества. Изучили записи в журналах на ПЛА, СРБ по удельной активности воды 1-го и 2-го контура. Увидели, что после 2-х подпиток нашей ВВЧ и одной перегрузки фильтров активности 1-го контура и фильтров 2-го контура удельная активность теплоносителя (воды) 1- го контура снижалась в 10-50 раз и более.
Как-то я поинтересовался у них, а в чём проблема? Они рассказали, что по вопросам водоподготовки и использованию ИОС на АПЛ много жалоб поступает к ним в Институт со всех баз АПЛ Северного флота, из-под Владивостока, кроме Камчатки. Поэтому руководство Института командировало их к нам разобраться в такой аномалии. Сказали, что на других базах бывает, когда после замены ИОС в фильтрах 1-го и 2-го контура происходит засоление контуров, то есть ЧП.
Тогда я рассказал, как поступаем мы при получении ИОС от промышленности, чему они были удивлены, так как всё решалось очень просто.
При получении очередной партии ИОС мы все мешки и полиэтиленовые фляги вскрывали и проверяли, в рабочей или в товарной (солевой) форме находится ионообменная смола. Неоднократно обнаруживали, что по документам смола в рабочей форме, а фактически оказывалась в солевой или написано, что в солевой, а фактически была в рабочей форме. Ребята говорят, но это же долго надо делать анализ смолы из каждой ёмкости.
Тогда пригласил их в корабельную лабораторию и наглядно показал им, как мы отбираем из каждой ёмкости небольшое количество (буквально до 1 грамма) ИОС, помещаем на бумажный фильтр, капаем соответствующий индикатор и по изменению окраски делаем заключение о форме поставленной промышленностью смолы. Тут они сказали: «Оказывается, как просто можно обезопасить себя и контуры на АПЛ от засоления».
Объяснил им также, что из-за отсутствия времени на корабле на проведение длительных по времени анализов по определению динамической обменной ёмкости ИОС, проводим экспресс-анализ, увеличивая в несколько раз концентрацию подаваемого раствора CaCl2, его скорость.
Если полученный результат превышает значения, указанные в ГОСТ, то смолу считаем нормальной и готовой к передаче на лодку в любой момент. Точные значения потом определяет химическая лаборатория СРБ, официально выдавая соответствующий документ с гербовой печатью в/ч 69002, поэтому засолений контуров на лодках у нас и не было. Ребятам из ЦНИИ им. А.Н. Крылова очень понравился командир корабля капитан 2 ранга Козлихин Юрий Иванович, которого они назвали аристократом, но сказали, что его аристократия не довлеет над другими, как у большинства многих начальников, с которыми они встречались.
Как-то к командиру БЧ-5 ПМ-141 пришёл командир БЧ-5 дизельной подводной лодки 641 проекта и попросил сходить к нему на лодку посмотреть какую-то бочку, которую им на лодку установили при модернизации, толком не объяснив, для чего она. Командир БЧ-5 сказал мне пойти на лодку и посмотреть это устройство.
Спустились с механиком в лодку и он подвёл меня к «родному фильтру ФИО-1». Узнав, в какой системе он стоит, я рассказал его предназначение, обнаружив, что фильтр ионообменной смолой не загружен. Тут же предложил загрузить смесью ИОС (катионит КУ-2-8чс и анионит АВ-17-8чс), что мои подчинённые и сделали.
Запустили насос и начали прокачивать через фильтр воду, но лодочные механики засомневались, что фильтр работает, так как стрелка прибора для измерения солёности воды стоит на нуле. Объяснил им, что фильтр для очистки воды им поставили, но прибор для измерения воды с низким солесодержанием не установили. Разъяснил на примере, как убеждаться в работе фильтра. Потом отобрали пробы воды, пропущенной через фильтр, и пошли вместе с их представителями измерять у себя в лаборатории её солесодержание на лабораторном индикаторе солесодержания ЛИС-56. Результаты измерений показали, что вода имеет очень мало солей, поэтому штатный прибор, измеряющий солёность воды в десятках миллиграмм-эквивалентов на литр (градусах Брандта), не может показать их содержание в 1,0 мг/л и менее. Лодка ушла на боевую службу. Я об этом случае забыл. Через неcколько месяцев приходит тот же командир БЧ-5 и благодарит за помощь, т.к. в длительном автономном плавании в южных широтах впервые за всё время его службы на лодках у них не было никаких проблем с аккумуляторными батареями благодаря очень чистой воде.
После этого случая начали обращаться механики с других дизельных лодок, которые имели такие фильтры после модернизации. Естественно, что всегда оказывали помощь. Году в 1965 заместитель начальника СРБ Коротеев В.И. подошёл ко мне и сказал: «Боря, давай переходи к нам». Я, естественно, напомнил разговор трёхлетней давности, при котором он присутствовал, но он ответил, что это просьба начальника СРБ. При очередной встрече Литвинов Н.Е. предложил мне перейти к ним, но я ответил, чтобы он сам пытался уговорить моё руководство, в итоге меня не отпустили.
В то время наш корабль уже переподчинили, включив в 401 дивизион вспомогательных кораблей и судов технического обеспечения – в/ч 25061. Мы стали замыкаться на береговую техническую базу (БТБ, в/ч 95051), а не на 45 дивизию. Базирование корабля оставили на территории 45 дивизии, так как обслуживали АПЛ. Ионообменными смолами обеспечивали так же плавучие технические базы (ПТБ) проекта 326 - ПМ-133, а с 1966 года и ПМ-32, которые занимались перегрузкой фильтров активности 1-го контура АПЛ, а базировались в б. Сельдевая. Перегрузку фильтров 2-го контура и электронообменных (обескислороживающих) фильтров мы выполняли сами, так как это не было связано с работой с радиоактивными веществами. На каждом борту АПЛ было установлено по одному фильтру, в которые загружали по 900 литров смеси ИОС катионита КУ-2-8 ч.с. и анионита АВ-17-8 ч.с.
Года через три после начала службы на корабле я как-то зашёл к однокласснику Буковскому Вячеславу Болеславовичу, который жил в пос. Советский. Он рассказал, как я попал служить на ПТБ-12 (ПМ-141). Многие одноклассники, назначенные в распоряжение Командующего ТОФ, прибыли на 1-2 недели из отпуска раньше, чтобы выбрать себе место получше. Всем им предлагали должность на ПТБ-12, но они отказывались, узнав, что в подчинении будет 25 человек матросов.
Все хотели заполучить место на Камчатке и в СРБ, с большим окладом, категорией капитан- лейтенанта и без подчинённых. Они ходили в Управление кадров флота несколько дней. Как-то офицер- кадровик им сказал, что он должен на этот корабль обязательно назначить кого-то из нашего выпуска, радиохимика, имеющего опыт работы с личным составом. Они ему сказали: «А у нас такой есть - Чепенко Б.А. Он был старшиной класса у нас на 4-м и 5-ом курсе».
Так я оказался на ПТБ-12, которая через месяц после моего прибытия на неё ушла на Камчатку. Да, вместе проучились 5 лет и не знал, даже не догадывался, что одноклассники были такими. Но они не предполагали, что в итоге я попал в великолепный коллектив, на прекрасный корабль, через четыре года службы на нём уходить с которого не хотелось. Командиром корабля был капитан 2 ранга Козлихин Юрий Иванович (бывший командир этого же эсминца «Вечный» проекта 30-бис), выпускник Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ 1949 или 1950 г. Это был прекрасный грамотнейший командир, потрясающий воспитатель, старший товарищ, очень требовательный, исключительной выдержки и невероятного терпения человек. Много времени Юрий Иванович уделял обучению как офицерского, так и старшинского состава. За 4 года службы я никогда не слышал, чтобы он на кого-то повысил голос, тем более, как-то оскорбил. Командир нецензурных слов никогда не произносил, хотя ситуации иногда и вынуждали, но его интеллигентность не позволяла ему ругаться матом. Когда на корабль пришёл новый замполит, который сказал командиру, что будет проводить политические занятия со старшинским составом, то получил ответ: «Нет, со старшинским составом политические занятия я буду проводить сам». То есть это важное звено на корабле он обучал так, как это было необходимо для корабельной службы. Если командир видел, что кто-то из офицеров или мичманов отчитывает младшего командира в присутствии его подчинённых, то «душещипательной» беседы в каюте командира было не избежать, причём он беседу строил так, чтобы человек сам анализировал свой поступок и делал выводы.
Так как должность капитана 1 ранга ему не дали (Юрий Иванович с начальниками не пил, перед ними не преклонялся, всегда объективно и честно докладывал, нравилось это начальникам или нет, грубых проступков, произошедших только на корабле, не скрывал), то он в 41 год по болезни уволился в запас, поступил в финансово-экономический институт в г. Ленинграде, который закончил с отличием.
Позже (в середине 70-х годов) бывший замполит корабля Реднев Александр Алексеевич, который в это время уже был капитаном 1 ранга, заместителем ЧВС где-то на СФ, сказал мне: «Боря, я видел много начальников адмиралов, генералов, но такого, как Юрий Иванович, не встречал. В лице Юрия Ивановича какого адмирала! потерял флот!». Старшим помощником командира корабля - штурманом был капитан- лейтенант Кобыща Вальтер Николаевич, выпускник ТОВМУ 1954 г.
Прекрасный штурман, нормальный начальник, хотя мне от него часто доставались «собачьи вахты» как вахтенному офицеру, когда корабль выходил в море, благо это было не часто. Вальтер Николаевич был командиром корабельной шлюпки, которая неоднократно становилась чемпионом 15 эскадры, призёром шлюпочных гонок КВФ на вёслах и под парусом. Однажды на соревнованиях на первенство флотилии наша шлюпка заняла 2-ое место, обогнав 2 шлюпки из трёх с распашными вёслами. Произошло это так: отгребли на вёслах 10 кабельтов, затем все поставили парус на своих шлюпках, но ветра не было, а был полнейший штиль. Естественно, все решили, что гонку под парусом отменят. Но руководитель соревнований приказал гонку продолжать. Все «срубили» парус и ещё 10 миль шли на вёслах, наша шлюпка пришла второй, пропустив одну шлюпку из трёх с распашными вёслами. Когда гребцы прибыли на корабль и командир шлюпки капитан-лейтенант Кобыща В.Н. доложил командиру корабля, командир приказал построить личный состав по команде «Большой сбор». Каждому участнику этой регаты командир объявил 10 суток отпуска с выездом на Родину за мужество, стойкость и самоотверженность на этих соревнованиях. Надо было видеть руки и задние места всех гребцов нашей штатной шлюпки с вальковыми вёслами! Но ребята молодцы, что не бросили вальковые вёсла! На этих вёслах они гребли 11 миль, то есть 20,372 километра. Кстати, всем морякам-участникам этих соревнований было не понятно, почему 3 экипажа из бригады эсминцев пользовались на соревнованиях распашными вёслами, а не штатными – вальковыми, так как штатная корабельная шлюпка всегда была укомплектована только вальковыми вёслами, которые раза в три тяжелее распашных.
Руководство эскадры и Камчатской военной флотилии пыталось иногда нас отправить в море для выполнения каких-то задач в интересах эскадры или флотилии, но тут подводники с АПЛ начинали начальникам объяснять, что без ПМ-141 у них реактор может взорваться. Начальство флотилии и эскадры не знало, так ли это, поэтому на всякий случай наш корабль не трогали. В море мы ходили только в интересах своей дивизии.
Моим непосредственным начальником был командир БЧ-5 инженер- капитан- лейтенант Фисун Евгений Степанович, выпускник паросилового факультета инженерного училища 1954 года в г. Пушкине под Ленинградом. На эсминце служил с лейтенантских лет. Технику знал великолепно, прекрасный организатор работ. Я у него многому научился (чем пользуюсь до сих пор), хороший начальник и человек. Когда его приказом оставляли за помощника командира, то он приходил в каюту, снимал китель, откручивал молотки с погон со словами: «Я теперь старпом».
В 1964 г. Евгений Степанович был назначен помощником флагманского механика 45 дивизии по водоподготовке.
Заместителем командира корабля по политической части был капитан- лейтенант Реднев Александр Алексеевич, выпускник Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ 1954 года, артиллерист или минер по образованию. Личный состав любил его как отца родного. Это был заботливый, внимательный к людям человек, всегда готовый любому прийти на помощь. По просьбе матросов и старшин писал письма в военкоматы, гражданским руководителям и добивался положительного решения вопросов личного состава по их домашним делам и проблемам. После ухода Евгения Степановича командир начал меня оставлять за старпома, а иногда и за себя.
В начале сентября 1965 г. на торпедные стрельбы новейшими торпедами в Авачинскую губу вышла одна из АПЛ 627 проекта. Стрельбы осуществляли в сторону берега в западную часть Авачинской губы. Первым стрелял командир дивизии капитан 1 ранга Салов В.С., торпеда утонула. Затем выстрелил флагманский торпедист, но торпеда тоже утонула. Лодка вернулась, возникла проблема найти торпеды. Свободных торпедоловов на ходу не было. Начальник штаба 45 ДиПЛ капитан 1 ранга Истратов Н.М. позвонил командиру ПМ-141 и попросил выделить рабочий катер для поиска торпед. Командир корабля дал команду главному боцману мичману Степанову Ивану Павловичу поднять рабочий катер на борт и подготовить его к выполнению поставленной задачи.
Главный боцман поручил сделать это старшему матросу боцманской команды Осколкову Николаю, который вызвал нужных специалистов. Начали подъём рабочего катера на борт, подняли его, завели на штатное место, приподняли электрической лебёдкой, чтобы установить кильблоки. Когда кильблоки были установлены, закреплены, начали катер опускать, вдруг электрик старший матрос Мусаев, который управлял лебёдкой, истошным голосом закричал: «Коля, поднимай!». Оказывается, матрос Козляев из боцманской команды, встав на колени, просунул голову между катером и кильблоком, естественно, 2,5 тонны сильно придавили голову и матрос скончался.
С утра этого дня приказом командира корабля я был назначен врио старшего помощника командира на время очередного отпуска штатного старпома капитан-лейтенанта Кобыщи В.Н. Так как одновременно был за секретаря партийной организации корабля, то утром в 6 часов 30 мин первым катером с 3-мя матросами убыл в г. Петропавловск-Камчатский на партийную комиссию тыла Камчатской военной флотилии, т.к. корабль уже подчинили БТБ (в/ч 95051), которая замыкалась на тыл КВФ. Возвращались с парткомиссии около 19 часов, от катера шли пешком (никакой общественный транспорт от причала городского катера в посёлок и к дивизии не ходил), видим, навстречу бежит наш матрос. Спросили его, что случилось и куда он бежит? Ответил, что бежит вызывать командира, так как погиб матрос Козляев.
Командир доложил по команде о чрезвычайном происшествии, написал приказ о возбуждении дознания и позвонил военному прокурору КВФ. Прокурор сказал поручить дознание старшему лейтенанту Чепенко Б.А. Утром на следующий день на корабль прибыл военный прокурор флотилии полковник.
Разобрался в случившемся и дал необходимые указания по расследованию этого происшествия. Военный прокурор меня знал как дознавателя, т.к. нередко поручал проведение дознаний в различных частях и на кораблях КВФ.
Естественно, я забросил все дела и занимался только дознанием. Написал массу протоколов опроса свидетелей, друзей, ездил в бывшую часть Козляева, т.к. он у нас служил всего несколько месяцев. Закончив дознание, поехал к военному прокурору с докладом. Прокурор изучил все материалы и пришёл к выводу, что это был несчастный случай. Своё резюме он в письменном виде направил всем нашим начальникам.
Когда начальник тыла флотилии спросил командира БТБ, как наказали виновных в гибели матроса Козляева? Командир БТБ капитан 1 ранга Мельников П.Д. ответил, что виновных нет, так как произошёл несчастный случай, на что есть заключение военного прокурора флотилии. На это начальник тыла сказал: «Раз Вы не нашли виновных, то найду их я». И нашёл, подписав приказ о наказании виновных, в котором объявил выговор командиру БТБ капитану 1 ранга Мельникову П.Д., строгий выговор командиру корабля капитану 2 ранга Козлихину Ю.И. Далее в приказе было написано: «Врио старшего помощника командира корабля старшему лейтенанту Чепенко Б.А. за самоустранение от контроля за подъёмом рабочего катера объявляю 5 суток ареста».
Ознакомившись с приказом, пошёл к командиру и говорю: «Товарищ командир, разрешите получить записку об арестовании?». Командир ответил: «Я за свою службу не помню ни одного случая, чтобы не выполнил какого-либо даже устного приказа старшего начальника, это будет впервые. Вы будете работать!». Тогда сказал: «Товарищ командир, разрешите убыть на гауптвахту и хотя бы немного отдохнуть». Нет - будете работать. В то время временно исполнял обязанности на разных должностях. Все прекрасно понимали, что наказали меня ни за что. К седьмому ноября взыскание сняли, заранее получив информацию от офицеров штаба тыла флотилии, что так надо будет сделать. Т.е. «фитиль» «висел» на мне чуть больше месяца.
В марте 1966 года в состав 45 ДиПЛ прибыли с Северного флота, совершив кругосветное плавание, 2 АПЛ, одна торпедная лодка 627-А проекта, другая – с крылатыми ракетами 675 проекта. Командиром перехода был контр-адмирал Сорокин Анатолий Иванович. Об этом событии было сообщено на 25 съезде КПСС. 100% личного состава обеих лодок были награждены орденами и медалями, а командир перехода, оба командира, командир БЧ-5 одной из лодок и заместитель командира по политической части другой лодки получили звание Героя Советского Союза.
Контр – адмирал Сорокин А.И. перед убытием в г. Москву забрал с собой все представления на присвоение очередных воинских званий капитан 2 ранга и капитан 3 ранга офицерам, у которых вышел срок. Буквально через 3 дня всем были присвоены соответствующие звания Главкомом ВМФ. Так быстро присвоение воинских званий старшим офицерам на Камчатке произошло впервые, т.к. обычно эти сроки растягивались на 9-12 месяцев.
На день Военно- морского флота вручать Правительственные награды прибыл командующий ТОФ адмирал Амелько Н.Н. Из офицеров и сверхсрочнослужащих к нему каждый второй подходил с обручальным кольцом на правой руке, каждый третий – с бородой. К концу вручения наград командующий вышел из себя, говоря другими словами – «психанул». Вернувшись во Владивосток, приказал написать приказ, который и подписал.
Как-то в матросском клубе срочно собрали на совещание всех офицеров 15 эскадры, на котором зачитали приказ Командующего ТОФ примерно такого содержания:
П. 1. Считаю, что бороды офицерскому составу и военнослужащим сверхсрочной службы носить не этично, поэтому ношение бород запретить!
П. 2. Ношение обручальных колец запретить! Естественно, начались гонения на бородатых и «окольцованных», но народ сопротивлялся, писал письма в вышестоящие инстанции: Политуправление ВМФ, Главное политическое управление СА и ВМФ. Довольно быстро эпопея с кольцами затихла, а с бородами продолжалась довольно долго с переменным успехом. В БТБ (в/ч 95051) с нашего корабля (ПМ-133) перешёл служить инженер-капитан- лейтенант Шевченко Гарри. Как-то он прибыл к командиру части капитану 1 ранга Матвееву со сменяющимся дежурным по части с докладом о приёме дежурства. Матвеев ему говорит: «Вы нарушаете форму одежды, поэтому я Вас к дежурству не допускаю». Гарик спрашивает: «В чём выражается нарушение формы одежды?». Командир – у Вас борода, сбрейте бороду. Получил ответ – не буду. Гарик бороду не брил, а командир запретил ставить его, бородатого, на дежурство. Тогда Матвеев решил Гарика Шевченко наказать так: «Он договорился с комендантом гарнизона пос. Советский и Гарика начали через сутки или двое назначать проверять в ночное время караул и другие гарнизонные службы, но Гарик так бороду и не сбрил». Позже, в 1972 году, будучи уже в КВВМКУ в г. Баку, от заместителя начальника химического факультета капитана 1 ранга Подзирея Афанасия Васильевича, узнал, что по поводу разрешения ношения бород офицерам и сверхсрочнослужащим, а также ношения обручальных колец была закрытая Директива Главного Политического Управления СА и ВМФ, в соответствии с которой кадровому составу ВС СССР разрешалось ношение бород и обручальных колец. Но с нею всех-то уже и не знакомили. Вот так! В мае 1966 г. командир корабля капитан 2 ранга Козлихин Ю.И. как-то вызвал меня и сказал, что он договорился с командиром БТБ капитаном 1 ранга Мельниковым Павлом Дмитриевичем, что для присвоения мне звания капитан-лейтенант назначат на должность командира группы на ПМ-133, а когда присвоят звание, то снова переведут на должность командира группы на ПМ-141, то есть с корабля уходить не буду.
Я дал согласие, так как не хотелось расставаться с таким прекрасным кораблём и его коллективом. Но врио командира ПМ-133 инженер-капитан - лейтенант Салов Василий Кондратьевич заупрямился, сказав, что если не перейду служить на ПМ-133, то он представления писать не будет. Пришлось рассчитаться и перейти на ПМ-133.
Расставался с экипажем и кораблём с большой неохотой и грустью. В дальнейшем использовал любую возможность, чтобы на несколько минут забежать на свой бывший корабль, если он находился недалеко

Мир литературного творчества

Проект "История КВВМКУ в лицах... "

Чепенко Борис Александрович

Капитан 1 ранга. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник по специальности «Экология».
Выпускник 1962 года химического факультета Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ .



Служба на плавучей технической базе проекта 326 для перезарядки активных зон реакторов и перегрузки фильтров активности первого контура реакторов АПЛ ПМ-133 Войсковая часть 27109

ПРОДОЛЖЕНИЕ 1

Начали дезактивацию. Через неделю дезактивацию закончили. Начальник СРБ БТБ со своими офицерами приехал посмотреть, как завершилась дезактивация крышек.
Пошли сначала на ПМ-32, краном вытащили крышку из бака и поставили её на специальное устройство для крышки реактора на верхней палубе. Все увидели, что крышка в каких-то ржавых подтёках, сняли мазки с окрашенной части крышки и обнаружили, что бывшие чистые поверхности стали загрязнены радионуклидами, уровни радиации уменьшились незначительно.
Когда подняли крышку, которую дезактивировали мы, то все увидели, что она внешне чистенькая, без ржавых подтёков. Сняли мазки с окрашенной поверхности, загрязнения не было, уровни радиации вплотную от крышки снизились в 2 с лишним раза, т.е. значительно. Всем ничего не было понятно. Тогда признался, что делал по другой методике и это позволило крышку сохранить чистой.
Начальник СРБ БТБ капитан 2 ранга Жаренов Н.И. принял решение крышку на ПМ-32 дезактивировать снятием краски, ржавчины и радионуклидов воздушными турбинками, после очистки поверхность покрасить «серебрянкой». Я тут же сказал, что своих людей на такую работу не дам, и не дал.
Посчитали время работы 1 человека при средней мощности дозы гамма-излучения 3,0 Р/ч, выяснилось, что недельной дозой облучения 100 мР не обойдёшься, пришлось приказом по БТБ и по СРЗ-49 (так как вынуждены были привлечь также рабочих завода) оформить всех участников работы с облучением повышенной дозой радиоактивного облучения. Огородили крышку полиэтиленовой плёнкой, чтобы радиоактивная пыль не сильно разлеталась по сторонам, одели людей в пластиковые защитные костюмы ЛГ-1 с подводом сжатого воздуха для дыхания, выдали воздушные турбинки и начали дезактивацию снятием краски, ржавчины, а затем покраску крышки реактора. На эту работу привлекли не менее 100 человек. Вот к чему привело бездумное решение по применению непроверенной в реальных условиях методики.
Загрузили оба реактора новыми ТВЭЛами, которые заранее были доставлены на корабли. После этого на лодку стали приезжать разные начальники Камчатской военной флотилии, чтобы посмотреть на открытые ядерные реакторы с загруженными новыми ТВЭЛами. Картина действительно была потрясающая! Всё сверкало! Начальники были в восхищении, что посмотрели на открытое «сердце» атомохода.
Затем на реакторы установили крышки, опрессовали систему 1-го контура и подготовили для продолжения работ специалистами- реакторщиками для монтажа системы управления, систем защиты реактора специалистами СРЗ-49 для восстановления прочного и лёгкого корпуса. Офицеры лаборатории физического пуска БТБ совместно с лодочными управленцами затем произвели физический пуск реакторов. Всё было нормально.
Как говорили представители Технического Управления ТОФ, так быстро перезарядку активных зон реакторов на АПЛ в ВМФ ещё не делали.
Но думаете, что кого-нибудь наградили? Увы – нет! Никому из офицеров за перезарядку 2-х реакторов даже не объявили благодарности. «Постарался» в этом командир БТБ капитан 1 ранга Матвеев, который на время этой важной, ответственной и опасной операции убыл в отпуск, чтобы, если что случится, то не отвечать. Всё свалил на главного инженера инженер - капитана 2 ранга Водянова Владимира Георгиевича, прекрасного специалиста.
Когда Матвееву позвонили из Управления кадров ТОФ и сказали, чтобы он готовил представления на достойных офицеров, сверхсрочнослужащих и личный состав срочной службы для награждения государственными наградами, то командир БТБ Матвеев ответил: «У меня достойных офицеров нет!». Из 70-ти человек не было ни одного достойного, вот это командир!
Без согласования с командиром части Матвеевым начальник Технического Управления ТОФ сам представил к награде орденом «Красной Звезды» главного инженера Владимира Георгиевича Водянова, который за эту работу получил орден «Красной Звезды» на 23 февраля 1968 года к 50-летию Вооружённых Сил СССР.
По окончании перезарядки активных зон реакторов занялись радиационным контролем зоны строгого режима, поверхностей корабля и дезактивацией использованного в работе оборудования, средств индивидуальной защиты (СИЗ) и спецодежды на ПМ-133, ПМ-32. Для дезактивации спецодежды и СИЗ на корабле было несколько машин для замачивания, стирки, центрифуга для отжима и т.д.
На ПМ-133 все СИЗ и спецодежду, которые после 3-х циклов дезактивации (1 цикл - замачивание, отжим, стирка в 0,15 % растворе моющего порошка СФ-2У, отжим, полоскание, отжим) не достигли установленных уровней радиоактивного загрязнения, в соответствии с требованиями руководящих документов, помещали в стальные контейнеры, изготовленные в виде куба из стали толщиной 2-3 мм объёмом 1 м3 на захоронение, составляя акты на их списание.
Примерно в это же время на базе 45 ДиПЛ и СРБ были проведены сборы всех химиков и медиков, служивших на атомных подводных лодках, кораблях и в частях, их обслуживавших в пос. Рыбачий и пос. Советский, что и зафиксировано на фотографии.
Естественно, что не мало офицеров отсутствовало на сборах по уважительным причинам.
Тем не менее, эту фотографию можно считать исторической как для химиков, так и для медиков.



Начальник СРБ ПМ-32 старший лейтенант Петлицкий Эдуард (1964 года выпуска) поступил по - своему: он всё загрязнённое выше установленных уровней после трёх циклов дезактивации имущество не сдал на захоронение, как положено по руководящим документам, а сложил на отдельных полках в той же кладовке, где хранилась чистая одежда. Когда я узнал об этом, то, естественно, сказал, что это неправильно, но начальник СРБ ПМ-32 ответил, что не по-хозяйски сдавать на захоронение это имущество. Пройдёт два-три года, радионуклиды распадутся, и имущество станет радиационно чистым, его можно будет вновь использовать. На это ему ответил: «Лодка встала к нам на перезарядку активных зон реакторов через 7 месяцев после последней остановки реакторов, короткоживущие радионуклиды распались, а у долгоживущих радионуклидов, которыми в основном загрязнено имущество, периоды полураспада большие (у цезия-137 – 30 лет, у стронция-90 – 29 лет), поэтому через два- три года ничего «чище» в радиационном смысле не будет». Он всё равно поступил по-своему.
Вторая перегрузка фильтров активности аварийного контура с моим непосредственным участием и под моим руководством (был начальником СРБ и за командира БЧ-5) осуществлена в начале марта 1968 г. на АПЛ 627-А проекта, тактический номер К-14, (начальник химической службы основного экипажа капитан- лейтенант Фурса Владимир Васильевич, 1964 года выпуска, участник перехода на К-14 с Северного флота на Камчатку через Северный полюс, за что был награждён орденом «Красной Звезды»). Новый начхим лодки лейтенант 1967 года выпуска ходил на боевую службу в качестве дублёра.
Для радиационных измерений в то время на корабле уже был корабельный радиометр бета- гамма- измерений КРБГ-1, который позволял определять уровни радиации до 300 Р/ч, а также измерять уровни радиоактивного загрязнения поверхностей бета-частицами до 5х106 бета-частиц/(минхсм2).
Со своими подчинёнными пошёл принимать у начальника химической службы лодки выгородку системы управления защитой реактора (СУЗ), в которой надо было подсоединять перегрузочный шланг к 1-му контуру. Документами был установлен такой порядок приёмки выгородки лодок как с нормальным 1-ым контуром, так и аварийным: сначала измеряли уровни радиации по гамма-излучению в различных точках, затем по трафарету отбирали мазки, уровень загрязнения которых определяли в корабельной радиометрической лаборатории на приборе ДП-100. На основе полученных результатов измерений составляли акт сдачи-приёмки, который подписывал начхим лодки и начальник СРБ ПТБ. По окончании работ снова проводили радиационные измерения и составляли акт о передаче выгородки от ПТБ на АПЛ.
По установленным радиационными измерениями высоким уровням гамма-излучения было понятно, что в плавании подводники вскрывали 1-ый контур в выгородке СУЗ, что категорически им было запрещено делать. Уровни гамма-излучения в выгородке СУЗ имели значения от 40 до 80 мР/ч.
Но как найти загрязнение поверхностей бета-частицами, если уровень компенсации гамма- фона радиометра КРБГ-1 составлял всего 100 мкР/ч? Решили поступить так: переключить радиометр на измерение бета- излучения, открыв защитное окно КРБГ-1, оно используется при измерении уровней гамма- излучения, и , не обращая внимания на уровень компенсации, искать наибольшие уровни загрязнения поверхностей, то есть провести качественный анализ по поиску мест с наибольшими уровнями загрязнения, с которых отобрать мазки для измерения в лаборатории.
В выгородке было много щитов, приборов и др. Начали искать загрязнённые места по бета- излучению. Фурса В.В. подходит ко мне и спрашивает: «Ты дозиметрист?», отвечаю, что нет. Тогда он сказал: «Так нельзя измерять, так как уровни гамма-излучения значительно выше, чем компенсация гамма- фона прибора». Ответил ему, чтобы не мешал работать и продолжили измерения, отбирая мазки в найденных местах с высокими уровнями загрязнения поверхностей.
В итоге нашли максимальный уровень радиоактивного загрязнения поверхностей 500000 бета-частиц/(минхсм2). После этого сказал начхиму, что выгородку при работе мы не загрязним не только выше этих уровней, а вообще не добавим никакого радиоактивного загрязнения. Тогда он спрашивает: «А кто мне будет дезактивировать её?». Сказал: «А ты хотел сделать это за нас счёт, не выйдет!».
Далее продолжил: «Когда вернешься в дивизию, пойдёшь в СРБ с заявкой на дезактивацию выгородки СУЗ, где тебе дадут чистый лист бумаги, чтобы ты подробно написал, по каким причинам вы вскрывали 1-ый контур? И пока не напишешь правду, СРБ ничего делать не будет».
Подписали акт сдачи-приёмки. В те годы очень строго следили за соблюдением режима радиационной безопасности и поступали жёстко, не обращая внимания на должности и регалии.
Для предотвращения радиоактивного загрязнения мы покрыли все поверхности выгородки полиэтиленовой плёнкой, герметизировали стаканы 1-го контура с наружной части, заглушки на них и начали работу по монтажу перегрузочных шлангов, протягивая их по отсекам лодки, т.к. экипаж упросил нас пойти им навстречу и не заставлять на заводе демонтировать съёмный лист прочного корпуса. Вообще-то так положено по технологии перегрузки, но экипаж очень не хотел после этого идти на глубоководные испытания, как говорили все подводники, это очень неприятная процедура.
Предупредил всех участников работы о соблюдении мер радиационной безопасности, так как уровни радиации будут очень высокие. На корабле установили защитный стальной контейнер, смонтировали систему перегрузки.
У выгородки СУЗ на лодке захотел остаться Боря Котов с тремя матросами, один из которых был химик. Предупредил его, что для контроля за движением шихты по шлангу датчик КРБГ-1 расположить вплотную к трубопроводу, включить радиометр на поддиапазон 300 Р/ч, пульт прибора расположить на возможно близком расстоянии от входной двери, прикрыть дверь выгородки, всем уйти как можно дальше, следя издали за стрелкой радиометра.
Когда всё было готово, включили перегрузочный насос и подали давление 25 атм. Через некоторое время по связи раздаётся голос Бори Котова: «Вот, эти химики, отличная Служба, а как начинается работа, то приборы не работают». Немедленно спросил: «Где люди, что наблюдаете?». Ответ: «Когда дали давление, то стрелку прибора мгновенно забросило вправо до отказа на поддиапазоне 300 Р/ч». Понял, что произошло. Дал команду людей убрать от перегрузочного шланга подальше и издали продолжать наблюдать за показаниями прибора. Боря через несколько секунд говорит, что стрелка прибора пошла влево. Тут я ему всё высказал и побежал на лодку, чтобы ещё раз предупредить и убрать людей подальше от перегрузочных шлангов.
Шихта из фильтров опять шла порциями (кусками) по шлангу, застревая при подъёме на наш корабль, но из литературных данных я уже знал, почему это происходит.
Вдруг перегрузочный насос вышел из строя, а второй разобран, так как находился в ремонте. Что делать? Пошли к механикам лодки объяснять им ситуацию и узнавать, могут ли они главным циркуляционным насосом (ГЦН) создать рабочее давление не более 25 атм, т.к. шланги опрессованы на 30 атм и большее давление не выдержат. Несколько раз объяснили им это.
Механики ответили, что могут, включили ГЦН, дали давление и через несколько секунд шланг с наружной части лодки (между лодкой и нашим кораблём) лопнул (звук был как выстрел из пушки), струя радиоактивной шихты вылетала из шланга против ветра, который поднимал её, она летела на наш корабль, на следующий такой же и далее в бухту. Начали разбираться с подводниками, пошли к ГЦН и увидели, что ноль на их насосе – это 50 атм. Высказали им всё, что о них думали!
Заменили лопнувший шланг, к этому времени матросы отремонтировали наш перегрузочный насос, и работу продолжили. Конечно, никому о разрыве шланга не докладывали. Наши корабли от радиоактивного загрязнения спасло то, что в этот день с утра шёл сильный снег, который пытались убирать, но поняли бесполезность такой работы в тот момент. На следующее утро снег прекратился, на обоих кораблях его почистили, провели радиационные измерения надстроек, палубы и др., всё оказалось радиационно чистым.
Снова перегрузку продолжали несколько дней, но уже в зимнее время.
Радиационная авария на АПЛ К-14 произошла при выполнении боевой задачи в январе 1968 г. Как рассказывал экипаж АПЛ (ходил 2-ой недостаточно обученный экипаж, т.к. они редко владели лодкой; на этот поход к ним прикомандировали несколько специалистов первого, основного, экипажа), им удалось прорвать противолодочную оборону авианосного ударного соединения во главе с атомным авианосцем «Энтерпрайз» и несколько суток (экипаж говорил, что почти трое суток) не обнаруженными ходить под ним со скоростью примерно 18 узлов (для всех кораблей с паросиловыми установками эта скорость хода называлась технико- экономической).
Как рассказывали офицеры экипажа, вдруг авианосец резко увеличил скорость хода до 30-32 узлов, К-14 стала выводить реакторы на более высокий режим, тогда и произошла авария реактора (видимо, управленцы нарушили скорость подъёма компенсирующей решётки). Лодка с аварийным реактором вернулась в базу и встала к пирсу на территории 45 дивизии.
Когда в 1999 году, по настоянию своих учеников - бывших начальников химических служб АПЛ, я написал письмо командиру в/ч 27109 (ПТБ проекта 326, ПМ-133), командиру в/ч 95051 (БТБ, на которую замыкался наш корабль), в архив Тихоокеанского флота, Центральный военно-морской архив (г. Гатчина Ленинградской области), в соответствующее Управление ВМФ для получения необходимых данных для оформления удостоверения участника подразделений особого риска. Из войсковых частей пришёл ответ, что никаких данных у них нет о моём участии в таких работах, как и в архивах.
Из Управления ВМФ получил ответ, что я не прав, т.к. авария на АПЛ К-14 была в мае 1968 г., а не в январе, как я написал. Эту ссылку они взяли из американских данных (Атом без грифа секретно. М.:, 1993 г.). Ужас!!! Но перегрузку фильтров активности 1-го аварийного контура на АПЛ К-14 наш экипаж осуществил именно 6-9 марта.
В 1993 году мы купили 10 таких книг и раздали своим друзьям- специалистам по вопросам обеспечения радиационной безопасности.
Выше написано, что лодка К-14 почти трое суток ходила под авианосцем «Энтерпрайз», прорвав его гигантскую хвалёную противолодочную оборону, не могли же наши враги согласиться с этим, потому и написали такую «липу», которая очень устроила наших военных чиновников.
Как я и любой другой, кто в те годы служил в 15 эскадре подводных лодок, мог спутать месяцы, если при выполнении этой работы прошёл слух, что дизельная ракетная (3 баллистические ракеты, так их называли в те годы) подводная лодка капитана 1 ранга Кобзаря (629 проекта, тактический номер К-129), будучи на боевой службе, 8-го марта не вышла на очередной сеанс связи, т.е. она погибла, что было подтверждено через несколько дней разведданными.
Я и начальник медицинской службы ПМ-133 майор Балакин Лев Александрович жили в пос. Лахтажный (Рыбачий), знали некоторых офицеров с этой лодки. Знал с ноября 1962 г. командира БЧ-5 К-129 Колю Орехова, погибшего в марте 1968 г. А потом зачем же так откровенно лгать, если можно было поднять архивные данные СРБ 45 дивизии (в/ч 69002), где был учёт всех АПЛ, тем более аварийных?
Ещё о времени, когда произошла эта радиационная авария. Как-то в феврале 1968 г. по служебным делам был в 45 дивизии и наблюдал такую картину: матросы-дозиметристы СРБ под руководством капитана 2 ранга Грибоедова - заместителя начальника СРБ - начальника лабораторно-технической части, с дозиметрическими приборами ходили по бетонной дороге и измеряли уровни радиации на ней, около неё, чтобы определить «маршруты» следования людей, отбиравших пробы с аварийной лодки. Спросил его: «Что, определяете «кривые», которые «выписывали» Ваши подчинённые, несколько раз отбиравшие пробы теплоносителя 1-го контура на этой аварийной лодке, затем через несколько пирсов в нетрезвом состоянии несли сливать их на танкер ТНТ-42?».
Дозиметристы отмечали радиоактивные места, а потом другие матросы отбойными молотками разрушали бетон, долбили промёрзший грунт и собирали радиоактивные отходы.
Удельная активность проб воды аварийного первого контура на АПЛ К-14 была более 1 Кюри/л (эти данные мне сообщили офицеры СРБ). Они прекрасно знали, что эта лодка вскоре встанет к нашему борту на перезарядку фильтра активности аварийного контура, для чего и дали информацию.
В мае 1968 г. был назначен дивизионным химиком 401 дивизиона (в/ч 25061) вспомогательных кораблей и судов технического обеспечения, но продолжал исполнять обязанности начальника СРБ ПМ-133.
В июне 1968 года начальник СРБ БТБ капитан 2 ранга Н.И. Жаренов приказал мне пойти со своими подчинёнными на ПМ-32 и проверить по своей химической и радиационной части дела в СРБ ПМ-32, так как командир капитан 2 ранга Новиков написал рапорт на представление корабля к присвоению звания «Отличный корабль». К этому времени «радетель» за народное добро старший лейтенант Петлицкий Эдуард перешёл служить в БТБ, а дела передал молодому лейтенанту – выпускнику училища 1967 года.
Мы «вооружились» своей дозиметрической аппаратурой и пошли проверять корабль. Зашли в спецсанблок, увидели 5 пар рабочих ботинок, вахтенный доложил, что 5 человек работают в зоне «строгого режима» в спецодежде и обуви.
Радиометр КРАБ-2 включён, показал на 2 пары стоящей чистой обуви, чтобы померили уровни загрязнения подошв. Радиометр показал уровни загрязнения бета-частицами в 30 и более раз выше установленных нормативов, тогда приказал проверить всю обувь, то же самое и ещё более высокие уровни. Зашёл в кладовую чистой одежды и спросил, здесь какая одежда хранится? Ответили, что чистая. Но это было не так: всё, что там находилось, было загрязнено радионуклидами в 10-100 раз и выше допустимых установленных уровней.
Радиометрические измерения наволочек, простыней, одеял в каютах личного состава также показали их высокий уровень радиоактивного загрязнения. Я и мои подчинённые были окончательно «шокированы», когда обнаружили высокие уровни загрязнения поверхностей столов для приёма пищи личным составом. Радионуклидами были загрязнены и все жилые каюты личного состава.
Доложил командиру корабля капитану 2 ранга Новикову о результатах, позвонил начальнику СРБ и попросил его приехать на следующий день, сказав, что есть серьёзный, но не телефонный разговор.
На следующий день показал данные радиометрических измерений начальнику СРБ БТБ капитану 2 ранга Н.И. Жаренову с коротким комментарием: «Николай Иванович, нужно не корабль объявлять «отличным», а приказом командира БТБ или ПМ-32 возбуждать дознание и уведомлять об этом военного прокурора Камчатской военной флотилии».
Конечно, этого начальство не сделало, но до моего убытия 5 декабря 1968 г. личный состав ПМ-32 занимался радиометрическими измерениями всего корабля и дезактивацией СИЗ, спецодежды, личной одежды, постельного белья, кают, рабочих помещений и др., затратив на это значительно больше сил и средств, отправив на захоронение имущества в несколько раз больше, чем мы сразу после перезарядки активных зон реакторов. Вот во что вылился «хозяйский» подход к делу. Как они привели всё в порядок, я уже не знал, так как 5 декабря убыл к новому месту службы в Баку в КВВМКУ им. С.М.Кирова.
Мои подчинённые, проверяя состояние различных технических средств на ПМ-32, ужаснулись, увидев, что системы из нержавеющей стали могут быть покрыты ржавчиной, наш корабль был построен на 6 лет раньше, но ничего подобного у нас не было.
Вкратце расскажу, как удалось быстро добиться неукоснительного соблюдения мер радиационной безопасности (РБ). Вскоре после прихода на корабль, когда приказом был назначен исполняющим обязанности начальника СРБ, приказал своим подчинённым записывать в журнал всех нарушителей режима РБ.
Когда собралось 7 человек нарушителей, собрал их в зоне строгого режима, мелом начертил прямоугольник, разделив его на восемь примерно равных частей, пронумеровал их (1, 2 и т.д. до 8). Приказал своему подчинённому в центр каждого прямоугольника накапать по 3 капли радиоактивного раствора из одной ёмкости. Радиометром измерили уровни радиоактивного загрязнения в каждом прямоугольнике, записали в журнал, после чего химик взял моющий раствор, ветошь и буквально одним- двумя протираниями произвёл дезактивацию в течение нескольких секунд (фиксировали секундомером), в чём убедились по показаниям радиометра.
Затем составил очерёдность дезактивации (первые 3 человека будут дезактивировать через день после предыдущего, а остальные – через 2 дня) последующих мест загрязнения, в зависимости от уровня разгильдяйства матросов, объявил, кто и когда будет дезактивировать. На следующий день человек потратил на дезактивацию несколько десятков секунд, затем пошли минуты, а последний дезактивировал в течение 20 минут. Естественно, что матросы рассказали об этом своим коллегам и далее передавали вновь прибывшим на службу на корабль.
Зато как приятно было наблюдать, когда матрос нёс ёмкость с жидкими радиоактивными отходами и случайно какое-то количество выплеснулось, то он останавливался, подзывал кого-нибудь на помощь, оставлял около загрязнённого места, а сам бежал за дезактивирующим раствором и ветошью, немедленно дезактивировал и кого-нибудь из СРБ просил проверить чистоту поверхности. Если поверхность была радиационно чистой, то вопрос закрывали. В том числе и эти меры позволили всегда содержать «зону строгого режима» чистой в радиационном отношении.
Химкоманда (специалисты по радиационной безопасности) на ПМ-133 была великолепная, прекрасный старшина команды старшина 1 статьи Евсеев (к сожалению, не помню его ни имени, ни отчества), грамотные, честные, исполнительные, очень ответственные и добросовестные старшины, матросы.
На ПМ-133 дозиметрической аппаратуры было больше, чем на АПЛ, естественно, что много ЗИПов, химического и другого имущества, материалов и пр.
Все ключи были только у подчинённых, которым доверял, зная, что без моего разрешения никогда никому ничего не выдадут, даже по приказанию командира корабля.
За два с половиной года в своей команде не знал, что такое пьянство, самовольные отлучки и т.д. Хочу вспомнить добрыми словами старшего матроса-химика Азимова Фархада, который прекрасно знал специальность, был на корабле вестовым, всегда на праздники готовил для всего личного состава великолепные праздничные обеды. Кроме того, хороший парикмахер, чем все офицеры и сверхсрочнослужащие пользовались, умелец- сапожник; всегда с доброй улыбкой.
По настоянию своих учеников- военных химиков- офицеров, много лет служивших на АПЛ и являвшихся участниками подразделений особого риска, которые сказали мне, что можно найти двух свидетелей- сослуживцев на ПТБ пр. 326 и через суд добиться получения удостоверения «участник подразделений особого риска».
В 2001 году по служебным делам звонил в Управление радиационной безопасности Начальника химических войск Минобороны РФ бывшему заместителю начальника СРБ БТБ Журавихину Михаилу Алексеевичу и вспомнил о себе. Спросил, помнит ли он Борю Котова? После очень длительной телефонной паузы получаю ответ: «Он умер», спросил: «От чего?», от рака. А Витю Вострецова помнишь? После менее длительной паузы ответ – помню, где он? Ответ: «Умер», от чего? Снова ответ: «От рака». Ребята были на 1-2 года младше меня. Больше я, естественно, искать свидетелей не стал, чтобы ещё больше не расстраиваться.
Вот так, как говорится, и концы в воду. Архивных данных почему-то нет, хотя вахтенные журналы кораблей должны храниться вечно! Свидетели уже многие ушли из жизни. Поэтому Чепенко Б.А. как бы дважды и не участвовал в этих радиационных аварийных работах при таких гигантских уровнях гамма- излучения (не менее 3 Р/с), как бы и не был облучён, а всё придумал.
Хочу также отметить, что нигде не читал о работах по перегрузке фильтров активности аварийного 1-го контура, обеспечении радиационной безопасности людей, принимавших в них участие, включая офицеров и матросов СРБ, БТБ. Создаётся впечатление, что этих очень опасных работ при эксплуатации атомных подводных лодок на Камчатке в 15 эскадре ПЛ, 45 и 10 ДиПЛ просто не было.
10 ДиПЛ атомных подводных лодок была создана в 1967 г. Флагманским химиком дивизии назначили инженер- капитан-лейтенанта Чирятникова Аркадия, первого выпуска химиков Каспийского им. С.М.Кирова ВВМУ в 1961 году.
Флагманским механиком был инженер-капитан 2 ранга Леонтьев В.Н., считавший, что все всегда должны что-то ему, обязаны выполнять его указания, хотя наши корабли никакого отношения к нему не имели. Офицер был с очень большим гонором. Но из-за его характера страдали экипажи лодок 10-ой дивизии.
Обычно от экипажей лодок 10 ДиПЛ мы требовали неукоснительного выполнения требований руководящих документов. Если что-то на лодке, которая приходила на перегрузку фильтров активности 1-го контура, было не выполнено, то отправляли лодку на СРЗ демонтировать всё, что положено, включая съёмный лист. В этом случае подводники после перегрузки фильтров активности вынуждены были снова идти на завод, где им ставили на место съёмный лист, после чего они уходили на глубоководные испытания.

В октябре 1968 года приказом Главкома ВМФ СССР был назначен начальником радиохимической лаборатории на кафедру № 23 КВВМКУ им. С.М. Кирова (г. Баку).

Мир литературного творчества

Проект "История КВВМКУ в лицах... "

Чепенко Борис Александрович

Капитан 1 ранга. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник по специальности «Экология».
Выпускник 1962 года химического факультета Каспийского им. С.М. Кирова ВВМУ .



Воспоминания. Служба в 13 Государственном научно-исследовательском институте эксплуатации и ремонта авиационной техники ВВС (13 ГосНИИ ЭРАТ ВВС) г. Люберцы Московской области. Войсковая часть 75360

2 сентября 1979 года прибыл для дальнейшего прохождения службы в 4-ое управление ремонта авиационной техники Института в отдел защиты вооружения и военной техники от биологических повреждений (49 отдел).
Начальником Института был генерал- лейтенант авиации Тихомиров Анатолий Михайлович, кандидат технических наук, прекрасный начальник, требовательный командир и очень эрудированный человек.
Его заместитель по научной работе - генерал- майор авиации Субботин Александр Александрович, великолепно разбиравшийся не только в авиатехнике, но и в вопросах защиты вооружения и военной техники от коррозии, старения и биологических повреждений. Году в 1983 или 1984 его сменил генерал-майор авиации Фёдоров Владимир Андреевич, так как генерал- майор авиации Субботин А.А. был назначен начальником 13 ГосНИИ гражданской авиации.
4-е Управление возглавлял полковник- инженер Барышников Виктор Иванович, отличный инженер и начальник. Заместителем начальника Управления по специальным вопросам, на которого замыкались три химических отдела (44-ый – отдел защиты вооружения и военной техники (ВВТ) от коррозии, 46-ой – отдел защиты ВВТ от старения неметаллических материалов и 49-ый – отдел защиты ВВТ от биологических повреждений (это была для Минобороны СССР совершенно новая тематика), был полковник-инженер, кандидат химических наук, с.н.с. Липин Александр Иванович, прекрасный специалист, мягкий по натуре и душевный человек.
49 отдел возглавлял полковник-инженер Игнатьев Ростислав Александрович, выпускник химического факультета Высшего военно- морского училища инженеров оружия 1956 г., кандидат химических наук, с.н.с., эрудированный, требовательный начальник, хороший человек и прекрасный специалист. В 1982 году Ростислав Александрович уволился в запас.
В 1983 году начальником отдела назначили полковника-инженера Герасименко Анатолия Андреевича, доктора технических наук, до этого служившего в 4 НИИ МО. Исключительной работоспособности как учёный, изобретатель, имевший в то время более 100 авторских свидетельств, фанатик альпинизма, бега на лыжах и кроссов.
В других отделах Управления в то время были также наши выпускники химического факультета Высшего инженерно-технического училища (ВИТУ), Высшего военно-морского училища инженеров оружия (ВВМУИО) – г. Ленинград, Каспийского им. С.М. Кирова высшего военно-морского училища (КВВМУ), г. Баку: полковник - инженер Федорцов Валентин Фёдорович, участник Великой отечественной войны, кандидат химических наук, первого выпуска инженеров-химиков ВИТУ в 1949 г., заместитель начальника 46 отдела; полковник-инженер Денисенко Вячеслав Викторович - начальник 46 отдела, кандидат технических наук, выпуска 1959 г. ВВМУИО; полковник- инженер Савранский Сергей Борисович, начальник 44 отдела, кандидат химических наук, выпуска 1958 г. ВВМУИО, майор Назаренко Иван Фёдорович, выпуска 1967 г. КВВМУ.
В 49 отделе было 32 человека. Меня назначили начальником отделения ВМФ - старшим научным сотрудником. В отделе было 5 отделений по видам Вооружённых Сил. Через полгода назначили заместителем начальника этого же отдела.
Дело для Минобороны было новое, необычное, но интересное. Институт являлся головным в Минобороны СССР по защите вооружения и военной техники от коррозии, старения и биологических повреждений.
Контактировали с Институтом физической химии Академии наук СССР (головной Институт по проблеме защиты В и ВТ от коррозии, директор - академик Спицын Виктор Иванович), Институтом химической физики Академии наук СССР (головной Институт по проблеме защиты В и ВТ от старения, директор - академик Семёнов Николай Николаевич, непосредственно по работе контактировали с его заместителем академиком Эммануэлем Николаем Марковичем) и Институтом эволюционной морфологии и экологии животных Академии наук СССР (головной Институт по проблеме защиты В и ВТ от биологических повреждений, директор - академик Соколов Владимир Евгеньевич и он же академик- секретарь секции биологии АН СССР).
Тесно приходилось взаимодействовать с МГУ им. М.В. Ломоносова, ВНИИСОТ Госстандарта СССР, ВИАМ, многими институтами Минобороны СССР, ведущими организациями различных Министерств и ведомств, работавшими по оборонной тематике.
В 1983 г. начальником Управления был назначен полковник- инженер Москвито Юрий Васильевич, грамотный авиационный инженер, специалист по ремонту авиатехники.
В октябре 1984 года приказом ГК ВВС меня назначили начальником 49 отдела, который потом получил номер 409. В отделе была хорошо оборудованная биологическая лаборатория, созданная большим трудом Игнатьева Р.А., в которой в разное время работали: кандидат химических наук, с.н.с. Михайлова Антонида Александровна; кандидат технических наук Васильева Инна Георгиевна; кандидат биологических наук Лаптева Елена Андреевна; кандидат биологических наук Белоусова (Самунина) Алла Александровна; кандидат технических наук подполковник-инженер Малунов Владимир Владимирович; кандидат технических наук подполковник-инженер Скрибачилин Владимир Борисович; кандидат химических наук капитан-инженер Рыжков Александр Александрович; кандидат технических наук майор- инженер Семёнов Сергей Александрович; кандидат технических наук Ивонина Татьяна Николаевна; кандидат химических наук Михайлова Людмила Константиновна; кандидат биологических наук Матюша Галина Владимировна; кандидат биологических наук Борисова Вера Германовна; кандидат технических наук капитан 2 ранга Ишутин Василий Александрович; младший научный сотрудник майор-инженер Денисов Владимир Львович, начальник отделения подполковник- инженер Заблоцкий Александр Николаевич, начальник отделения подполковник-инженер Авраменко Иван Григорьевич, младший научный сотрудник майор Соловьёв Александр Иванович, младший научный сотрудник майор – инженер Шафиров Михаил Александрович, младший научный сотрудник Арнаутова Валентина Александровна, младший научный сотрудник Бедрик Софья Николаевна, младший научный сотрудник Жданова Ольга Александровна, младший научный сотрудник Кондратенко Елена Витальевна, младший научный сотрудник Онищенко Татьяна Сидоровна, младший научный сотрудник Немченко Наталья Логвиновна, младший научный сотрудник Лежнева Наталья Николаевна, младший научный сотрудник Сукова Ольга Ивановна, младший научный сотрудник Жолковер Галина Владимировна, старший техник Якушина Анна Михайловна, техник Полякова Тамара Михайловна, техник Шкляр Ольга Фёдоровна, техник Поплавская Ирина Анатольевна, техник Бордукова Елена Ивановна, техник Полякова Татьяна, прапорщик Сергеев Вячеслав Владимирович, прапорщик Прасол Михаил Алексеевич.
В 1985 г. впервые в 13 ГосНИИЭРАТ ВВС надо было писать представление на присвоение очередного воинского звания капитан 2 ранга Ишутину В.А., выпуска 1972 г., который с золотой медалью закончил факультет руководящего инженерного состава ВАХЗ имени Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко, пошёл к начальнику отдела кадров института полковнику Барашу Анатолию Владимировичу. Объяснил ситуацию и спросил, как писать? Он ответил: «Как в ВМФ положено, так и пиши, а если в штабе ВВС изменят, а он потом пожалуется, то пусть они и отвечают». Без каких-либо уточнений и вопросов со стороны Управления кадров Главкомом ВВС Ишутину В.А. было присвоено воинское звание «капитан 2 ранга».
Как начальник отдела в 1986 г. получил воинское звание капитан 1 ранга, причём в те годы порядок в ВВС был такой: личные дела кандидатов на присвоение воинского звание полковник заслушивали на Военном Совете, по Чепенко на присвоение воинского звания капитан 1 ранга вопросов не возникло.
Никто меня и Ишутина В.А. не переодевал. В соответствии с приказом Министра обороны СССР мы сохранили флотскую форму одежды. Позже капитана 2 ранга и капитана 1 ранга получил сотрудник 404 отдела Осминов Валерий Александрович, выпуска 1971 г. КВВМКУ им. С.М.Кирова.
Когда пришёл служить в 4-ое Управление, замполитом был полковник Дедюнов Григорий Александрович, который вместе с секретарём партийного комитета распределял политические информации, лекции и др., поручая проводить их начальникам отделов (их было 9 в Управлении), а на себя возложил только контролирующие функции. Естественно, все начальники возмущались и ворчали,
но только в кулуарах.
Интересный случай произошёл на первом, с моим участием, семинаре по марксистско-ленинской подготовке офицерского состава в октябре 1979 г.
Замполит Дедюнов Г.А. пришёл в нашу группу, которую вёл начальник 46 отдела полковник-инженер Денисенко В.В. Замполит послушал выступления офицеров и в конце семинара высказал своё неудовольствие знаниями выступавших, затем разрешил задать ему вопросы. У меня возникла мысль попытаться спасти группу. Поднял руку, получил разрешение и говорю: «Товарищ полковник, мы все знаем, как звали отца В.И. Ленина, а не скажете, какое отчество у основателя научного коммунизма Карла Маркса?». Получил ответ – у них отчества не бывает. Тогда задал вопрос так: «Как звали отца К. Маркса?». Молчание, тут прозвонил звонок, который спас замполита, семинар закончился.
Офицеры меня спрашивают, а как звали отца Карла Маркса? Отвечаю: «Генрих», что вычитал в книге Серебряковой «Карл Маркс». Как ты это запомнил?
Если бы у меня жена не имела отчества «Генриховна», то тоже бы не обратил внимания и не запомнил.
Через некоторое время Дедюнова Г.А. уволили в запас, а на его место пришёл полковник Кравцов Николай Романович. Когда на совещании при планировании на следующий месяц секретарь партбюро начал зачитывать график проведения политинформаций и лекций руководящим составом Управления, куда относили и начальников отделов, раздался голос нового замполита: «Товарищи офицеры, политические информации и лекции я буду проводить сам». Как все выяснили в дальнейшей службе с Николаем Романовичем, он оказался прекрасным начальником, старшим товарищем, очень порядочным человеком. Свои обязанности на подчинённых не перевешивал. Увы, таких замполитов было очень мало.