Преподаватели Каспийского ВВМКУ им. С.М. Кирова (1939-1992)

Кафедра навигации (кафедра судовождения до переименования в 2012 году) – одна из старейших кафедр Государственного университета морского и речного флота имени адмирала С.О. Макарова и Института «Морская академия».

Кафедра была создана в 1935 году в Гидрографическом институте Главсевморпути при СНК СССР. Начальником был назначен Николай Александрович Сакеллари – крупный специалист по судовождению, автор многих учебников, участник и руководитель штурманской части таких исторических морских переходов 30-х годов, как переход линкора «Парижская коммуна» из Кронштадта в Севастополь и ледокола «Красин», следовавшего на спасение челюскинцев через два океана из Ленинграда на Камчатку. Затем руководителем кафедры стал Александр Александрович Паскин, автор учебника по лоции, ветеран русско-японской войны 1904-1905 годов, участник Цусимского сражения.

В первые годы Великой Отечественной войны кафедра не функционировала, а перед окончанием войны, в 1944 году, была воссоздана, но уже на базе Высшего Арктического морского училища Главсевморпути. Возглавлял кафедру сначала офицер флота, гидрограф Александр Александрович Паскин, а затем известный полярный капитан Николай Михайлович Николаев, впервые в истории за одну навигацию прошедший на судне «Ф. Литке» по Севморпути с востока на запад. Его именем сейчас назван один из линейных ледоколов морского флота. Его на посту начальника кафедры сменил доктор военно-морских наук, профессор Артемий Павлович Ющенко – ученый широкого диапазона, крупный специалист во многих областях знаний, тесно примыкающих к геодезии, картографии и навигации; автор учебников по картографии, навигации, методам обработки навигационных измерений. Он являлся создателем оригинальных Таблиц высот и азимутов светил (ТВА-57), редактором мореходных и картографических таблиц.

Часть II
Уважаемые читатели! Сегодня мы продолжаем историческую зарисовку о преподавателях и выпускниках учебных заведений-предшественников ГУМРФ имени адмирала С.О. Макарова. Начало читайте здесь.

14 мая 1904 г. эскадра Рожественского вошла в Корейский пролив. Среди кораблей второго отряда миноносцев был эскадренный миноносец «Громкий» (командир корабля - капитан 2 ранга Георгий Федорович Керн, старший офицер – лейтенант Паскин). В 2 часа 28 минут японский вспомогательный крейсер «Синано-Мару», находящийся в дозоре, обнаружил огни госпитального судна «Орел», а затем и всю эскадру Рожественского. После обнаружения русских кораблей японские крейсера установили за ними непрерывное наблюдение, следуя параллельным курсом. В 7 часов утра один из японских крейсеров был обнаружен кораблями русской эскадры. После перестроения в 12 часов 5 минут корабли русской эскадры легли на курс 23º - на Владивосток. В 13 часов 15 минут корабли русской эскадры обнаружили главные силы японского флота, шедшие на запад на пересечение курса русской эскадры. В 13 часов 49 минут эскадренный броненосец «Князь Суворов» с дистанции 38 каб. открыл огонь по японским кораблям. В 13 часов 52 минуты те открыли артиллерийский огонь по эскадренным броненосцам «Князь Суворов» и «Ослябя» русской эскадры. Так началось Цусимское сражение. В 19 часов 30 минут, после потопления эскадренного броненосца «Князь Суворов» и транспорта-мастерской «Камчатка», командующий японским силами адмирал Того приказал отрядам идти на север и к утру подойти к острову Уллындо (Дажелет), чтобы продолжить бой с русской эскадрой. Закончился первый день Цусимского сражения.

С наступлением темноты корабли русской эскадры подверглись торпедным атакам японских миноносцев. Был потоплен эскадренный броненосец «Наварин», а эскадренный броненосец «Сисой Великий», броненосные крейсера «Адмирал Нахимов» и «Владимир Мономах» получили попадания торпедами и в результате тяжелых повреждений были затоплены личным составом.

Эскадренный миноносец «Громкий» находился около броненосного крейсера «Владимир Мономах» с целью оказания помощи экипажу. Русские корабли были обнаружены японскими миноносцами. Так как экипаж «Владимира Мономаха» спустил шлюпки и затопил корабль, «Громкий» стал уходить на север. За ним погнались три японских миноносца. Около 11 часов 15 мая начался бой эскадренного миноносца «Громкий» с японскими миноносцами. Расстояние между кораблями составляло 300-800 метров. Как потом было указано в «Описании военных действий на море в 37 – 38 гг. Мейдзи (в 1904-1905 гг.), составленном Морским Генеральным Штабом Японии», «начался жестокий бой вплотную». На «Громком» была выведена из строя кормовая кочегарка, было сбито орудие № 5, у орудия № 4 осталось немного снарядов. Командир миноносца капитан 2-го ранга Керн, видя большие потери среди личного состава и опасность взятия миноносца японцами на абордаж, передал через старшего офицера лейтенанта Паскина старшему механику штабс-капитану Саксу приказание затопить миноносец, а корабль направить носом на берег острова Цусима, который находился на расстоянии восьми миль. Из воспоминания старшего механика миноносца «Громкий» штабс-капитана Сакса: «Сбив клинкеты проточных труб холодильников, и совместно с машинным кондуктором Петровым, квартирмейстерами Катушевым и Щенниковым открыл кингстоны машинного и кормового кочегарного отделения, а в носовой кочегарке приказал поддерживать пар, дабы дать возможность приблизиться к берегу и иметь ход до конца боя. Когда вода покрыла крышки клинкетов, я выпустил команду из машины и доложил командиру, что миноносец затонет скоро; он погружался все более и более, двигаясь к берегу, отстреливаясь последней пушкой. Неприятель, не решаясь взять нас на абордаж, сблизился до 2 каб. и, держась за кормой, осыпал нас снарядами. Тут мы потеряли наибольшие потери в личном составе. Разорвавшимся снарядом был тяжело ранен на юте лейтенант Паскин. Командир, стоя на мостике, выждал момент, когда миноносец осел и над водой было всего 2 фута, отдал команду: «Спасайся, кто может». Японцы, подойдя на расстояние 1,5 каб., открыли жестокий огонь. В этот момент снарядом, попавшим в мостик, был смертельно ранен командир корабля. Командование было передано мичману Потемкину. Комендор Капралов, сделав выстрел последним снарядом, прекратил стрельбу. Японцы сейчас же сыграли отбой и спустили шлюпки, которые стали подбирать плавающих русских матросов. Подойдя к борту эскадренного миноносца, японцы сняли тяжело раненного лейтенанта Паскина, раненого мичмана Потемкина, кондуктора Петрова, смертельно раненого фельдшера Боровикова. После чего миноносец лег на правый борт и затонул, имея на фок-мачте Андреевский флаг».

Впоследствии 35 нижних чинов экипажа «Громкого» были награждены Знаками отличия Военного ордена 4-й степени, а 11 наиболее отличившихся были удостоены Знаков 3-й степени.
Паскин Александр Александрович (1881 – 1947). Доцент. Окончил Морской корпус в 1900 г. и получил чин мичмана. До 1903 г. служил на кораблях Черноморского флота в должностях младшего штурмана, вахтенного начальника. В 1903-1904 гг. прошел курс Офицерского класса в водолазной школе и партии Кронштадта. Участвовал в Русско-японской войне в качестве старшего офицера эскадренного миноносца «Громкий». В бою с японским флотом был ранен и оказался в плену на о. Цусима. В 1905 –1907 гг. – старший командир начальника водолазной школы и партии, старший офицер учебного корабля этой партии. В 1907-1915 гг. А.А. Паскин служит в Морском корпусе в должностях младшего начальника отдела, ротного командира, флагманского руководителя учебного отряда. С 1915 г. служит в Главном Морском штабе. С 1909 г. Александр Александрович преподает в Морском корпусе и Санкт-Петербургских соединенных училищах дальнего плавания и судовых механиков торгового флота императора Петра I. С 1917 г. по 1930 г. служит в Управлении военно-морских учебных заведений. С 1930 г. - на преподавательской работе в ВВМУ, ЛИВТ, Гидрографическом институте Главсевморпути. В 1940-1942 гг. А.А. Паскин преподает в Высших Специальных курсах командного состава ВМФ. В 1942-1944 гг. служит в Гидрографическом управлении ВМФ.

С 1944 г. Александр Александрович Паскин руководит кафедрой кораблевождения в Гидрографическом институте Главсевморпути, ВАМУ.

Мы продолжаем рассказ о деятельности Кронштадтской Водолазной школы и о тех людях, которые внесли существенный вклад в становление и развитие водолазного дела на Российском флоте. Речь пойдет о 1896-1906 годах, когда Водолазной школой командовал А. А. Кононов.

Упоминание.
…
На протяжении почти десятка лет, во время которого Водолазной школой командует А. А. Кононов, в ней формируется деятельный, инициативный, а главное сплочённый любовью к водолазному делу, коллектив. В него приходят лучшие ученики Водолазной школы. Среди них: лейтенант Вячеслав Константинович Небольсин, специалист по взрывному делу и его применению при подводных работах, создатель системы подводного освещения мичман Александр Евгеньевич Арцыбашев, лейтенанты Иван Иванович Ризнич и Сергей Павлович Нахимов, инженер-механик Александр Александрович Дергаченко, мичманы Александр Александрович Паскин и Иосиф Иванович Фесенко, один из пионеров подводного фотографирования инженер-механик Леонид Александрович Родионов и многие др.

Отечественная история в минувшем веке наиболее заметное место отводила революционерам-разрушителям и либералам-реформаторам – в общем, тем, кто так или иначе содействовал слому привычного уклада жизни. А его достойные защитники, убежденные в том, что государственный строй Российской империи зиждется на сложившейся веками духовно-нравственной основе, подрыв которой угрожает самому бытию русского народа и его богатейшей культуре, оставались в тени или вовсе забывались.

Таким несправедливо забытым представляется наш замечательный земляк – бежецкий помещик Александр Паскин, сыгравший заметную роль в предреволюционной жизни не только своей родной Тверской губернии, но и всей России. Исследованием его жизни давно занимается краевед Анатолий Серов. Собранные им материалы позволили установить основные вехи биографии Паскина.

Он родился 22 декабря 1846 года в семье потомственных тверских дворян. Оба его деда были генералами. Петр Паскин участвовал в покорении Кавказа, Александр Нилов отличился во время Крымской войны. Профессиональным военным, командиром полка был и его отец. Следуя примеру предков, стал офицером и Александр Паскин. В отставку он вышел капитаном и поселился в родном Бежецком уезде, где сразу активно вошел в местную жизнь, начав в 1874 году с должности непременного члена уездного по крестьянским делам присутствия. Прослужив некоторое время земским начальником, Паскин был избран уездным предводителем дворянства земского начальника, став таким образом первым лицом во всем уезде.

Имение Паскиных находилось в селе Шишково-Дуброво Константиновской волости. Местный учитель и краевед Иван Смирнов, немало сделавший для увековечения памяти своего земляка, утверждал, что жители окрестных сел и деревень Александра Степановича, его супругу Анну Дмитриевну и их детей помнят до сих пор. Из поколения в поколение передавались рассказы о помещиках, которые разрешали крестьянским детям брать яблоки из барского сада. Был у ребятишек и такой промысел: когда карета с помещиком подъезжала к воротам, они открывали их, всякий раз получая за эту услугу мелкие деньги. Невеликое вроде бы дело, но запомнились Паскины как люди добрые и справедливые.

Кстати говоря, остатки барского сада сохранились в Дуброве до наших дней, только яблоки здесь появляются теперь мелкие и далеко не каждый год. Стоят эти яблони рядом с полуразрушенной Покровской церковью, совсем недалеко от могилы Александра Паскина, восстановленной заботами Ивана Смирнова.

Для понимания того, каким человеком был Александр Степанович, очень важен один эпизод, относящийся к 1884 году. Вот как он сам позже вспоминал о нем: «Будучи страстным любителем музыки, я слыхал и балалайку еще в руках крепостных людей моего деда, генерала Нилова. Но должен сказать, что игра приказчика и кучера не производила на меня впечатления, так как инструменты у них были весьма плохого качества, да и репертуар слишком ограничен... В один из своих приездов в Бежецк В.В. Андреев встретился со мной в доме друга моего П.А. Байера, у которого на рояле лежала балалайка. Как истинный любитель музыки, Василий Васильевич, конечно, обратил на это внимание, и мне пришлось исполнить его желание и поиграть. Впечатление у него осталось очень сильное... Тогда же он говорил, что слышал балалайку у себя в деревне, но музыкант играл левой рукой, да притом и балалайка у него была очень плохая, самодельная... После свидания со мной Василием Васильевичем была немедленно заказана балалайка столяру Антонову, который сам играл довольно порядочно».

Кого-то может удивить, что потомственный дворянин и офицер увлекся столь простонародным инструментом, как балалайка. Видимо, для Паскина в нем звучала душа народа, от которого он себя не отделял, хотя и не придерживался модных в ту пору народнических взглядов. Надо полагать, достойными слушателями его виртуозной игры были отнюдь не только окрестные помещики вроде либеральной графини Софьи Паниной, позже ставшей видной фигурой во Временном правительстве, но и простые крестьяне. Именно их голоса позволили Александру Степановичу в октябре 1907 года стать депутатом Государственной думы 3-го созыва.

К тому времени его известность шагнула далеко за пределы родного уезда. Еще в 1890-е годы Паскин возглавил тверскую губернскую земскую управу. А в 1909 году его, уже депутата Думы, вошедшего в русскую национальную фракцию, либеральные тверские дворяне избрали своим губернским предводителем. На этом посту, втором по значимости после губернаторского, Александр Степанович оставался до самой смерти.
Его деятельность не была столь же яркой, как, скажем, у его земляка, известного думского златоуста Федора Родичева. Однако, согласно архивным документам, работал он сразу в нескольких важнейших комиссиях: по государственной обороне, о путях сообщения, об изменении законодательства о крестьянах, сельскохозяйственной. И не просто отсиживал там, но и неоднократно выступал докладчиком. Сей факт говорит о том, что был он одним из тех «рабочих лошадок», что тянули на себе основную думскую работу, не тратя силы на скандальные заявления, коими развлекали публику «левые» депутаты. Потому, видно, и переизбрали его в 1912 году на новый срок, что без таких, как он, Дума легко превращалась в пустую говорильню. В Думе 4-го созыва он еще и возглавил особую охотничью комиссию, созданную, надо полагать, ради охранения богатейших угодий России.

Как ни удивительно, но у этого государственного мужа, перешагнувшего к тому времени 65-летний рубеж, действительного статского советника (в самом конце жизни, как следует из надписи над его могилой, он стал тайным советником), хватало сил не только на думскую работу и исполнение обязанностей губернского предводителя дворянства, но и на серьезную научно-историческую деятельность. В том же 1912 году под его редакцией вышла книга «Материалы для истории дворян Тверской губернии. Тверское дворянское ополчение в Отечественную войну и пожертвования дворян Тверской губернии в 1812 году» – весьма солидный труд, подготовленный действительным членом ТУАК (Тверской ученой архивной комиссии) Всеволодом Апухтиным.

Жизненный путь Паскина оборвался в самом начале Первой мировой войны – 12 (25) декабря 1914 года.

Трудно сказать, как бы он перенес обрушившиеся вскоре на его Отечество бедствия, доведись ему жить подольше. Известно, однако, что никто из семерых детей Александра Степановича не покинул свою страну, предпочтя нести с ней все тяготы бурного ХХ века. В роду Паскиных (эту фамилию связывают с главным православным праздником – Пасхой, с которой, возможно, совпало рождение одного из их предков) принято было служить России, независимо от того, кто стоял у ее руля.
О судьбе потомков Александра Степановича нам обещала рассказать его живущая в Санкт-Петербурге правнучка Людмила Основская. Интервью с ней скоро появится на страницах «ТЖ».
Жизнь и деяния самого Паскина, безусловно, еще ждут своих исследователей. Талант­ливый администратор, яркий самобытный человек, всю свою жизнь душой болеющий за свою большую и малую родину, может являться образцом для подражания нынешним радетелям Отечества. И не так важно, каких политических взглядов и какой идеологии придерживался этот человек. Куда важнее сам принцип служения, которому следовали многие поколения людей, подобных ему.
Сергей Глушков

Паскин Степан Александрович, 1880 г. р., уроженец г. Бежецк, русский, беспартийный, бухгалтер счетной конторы Дзержинского райжилсоюза, проживал: г. Ленинград, Ковенский пер., д. 13, кв. 4. Арестован 4 ноября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 11 декабря 1937 г. приговорен по ст. ст. 58-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 20 декабря 1937 г.
Мой двоюродный дедушка, Паскин Степан Александрович, родился 19 марта 1880 г. в имении Шишково-Дубово Бежецкого уезда Тверской губернии. Его отец, потомственный дворянин Александр Степанович Паскин (1846–1914), дослужился до чина действительного статского советника, был предводителем дворянства Тверской губернии, членом Государственной Думы и знаменит как виртуоз игры на балалайке. Степан был пятым ребёнком, а всего в семье было семеро детей: пять девочек и два мальчика. Оба брата, Степан и Александр, получили высшее военное образование и стали капитанами 1-го ранга.

Степан Александрович был женат на Людмиле Евгеньевне де Росси, родившейся также в 1880 г. в Тверской губернии. Это была семья, построенная на взаимоуважении, любви и доверии. Дом был открыт для всех. Постоянно обитали многочисленные племянники, которые приводили своих друзей-сокурсников. Все находили здесь кров и еду. Но эту семью постигло несчастье – смерть единственного малолетнего сына.

Александр Александрович впоследствии преподавал в Высшем военно-морском училище им. Фрунзе, им написан учебник по лоции, по которому учился и мой брат, Основский Николай Серафимович.

Брат говорил мне, что дедушка Степан Александрович вместе с Дыбенко привёл корабли Балтийского флота в Кронштадт во время Ледового похода после революции.

Но в 1937 г. дедушке было уже 57 лет, и он работал бухгалтером счётной конторы Дзержинского райжилсоюза. Арестовали его 4 ноября 1937 г., а 20 декабря 1937 г. он уже был расстрелян. Супруга его, Людмила Евгеньевна, была выслана в Кустанай.

К сожалению, это и есть те скудные сведения, которыми я располагаю. В семье боялись говорить о происшедшем. Я пыталась узнать что-либо побольше из биографии Степана Александровича. Хотела познакомиться с его архивно-следственным делом, но мне отказали, т. к. документов, подтверждающих родство, у меня нет. Прямых наследников у Степана Александровича тоже нет. Хранятся у меня только его некоторые личные вещи и фотографии. Степан Александрович – родной брат моей родной бабушки, Елизаветы Александровны Паскиной (в замужестве Синицыной). Бабушка жила в Симферополе, у неё были сын Александр, дочери Людмила (моя будущая мама) и Мария. Александр Феофилович Синицын работал инженером Крымской ГЭС, был репрессиован после войны, осуждён и умер где-то на этапе.

Моя тётя, Мария Теофиловна Бровченко, и её муж, Бровченко Павел Кузьмич, долго пытались получить сведения о его судьбе. Наконец им сказали, что он сослан на 10 лет без права переписки.

В 2009 г. мне выдали справку по делу Степана Александровича и выдали справку о реабилитации его супруги Людмилы Евгеньевны.

Людмила Серафимовна Основская,
С.-Петербург

Степан Александрович Паскин расстрелян по так называемому Списку № 1 шпионов – членов Российского общевоинского союза. В предписании на расстрел значится 20-м из 100 приговорённых к высшей мере наказания. Все считаются расстрелянными 20 декабря 1937 г. и помянуты в 4-м томе «Ленинградского мартиролога». – Ред.

Борис Петрович 2-й Феодосьев — советский военно-морской деятель, инженерный работник, автор основных учебников по минному оружию, начальник кафедры минного оружия Военно-морского училища им. М. В. Фрунзе, инженер-капитан 1-го ранга (1940).
Русский, из дворян, беспартийный, в РККФ с ноября 1917. Участник Гражданской войны на Балтийском море с 1918 по 1920 и на Азовском море с мая по сентябрь 1920. В 1939 старший преподаватель кафедры минно-торпедного оружия Военно-морского училища им. М. В. Фрунзе.
В годы Великой Отечественной войны начальник кафедры минного оружия Военно-морского училища им. М. В. Фрунзе.
Звания
Мичман (1907);
Старший лейтенант (8 июня 1915);
Инженер-флагман 3-го ранга (26 апреля 1940);
Инженер-капитан 1-го ранга (8 июня 1940).
Награды
Орден Ленина;
Орден Красного Знамени;
Орден Трудового Красного Знамени;
Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»;
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

…

Вторым удостоился высшей военной награды капитан 1 ранга (1919) Петр Петрович Феодосьев (22.10.1887- .. .01.1920?) В 1906 г. он окончил Морской корпус. Проходил службу в 1-ом Балтийском флотском экипаже. В 1915 г. зачислен в артиллерийские офицеры 1-го разряда. Произведен в чин старшего лейтенанта за отличие (6.12.1915). В 1918 г. командовал плавбатареей «Чехословак», затем - 3-м дивизионом кораблей Речного боевого флота Народной армии Комуча. С 23.12.1918 по 30.01.1919 г. командовал бронепоездом Отдельной бригады морских стрелков. Весной-летом 1919 г. был начальником 3-го дивизиона Речной боевой флотилии. Во второй половине 1919 г. возглавил Обь - Иртышскую речную боевую флотилию. Погиб около Красноярска вместе с группой морских офицеров при отступлении. В Российском Императорском Флоте награжден 2 медалями.

8 декабря 1919 г. морской министр контр-адмирал М. И. Смирнов послал телеграмму следующего содержания в Ставку Верховного Правителя: «24 мая с. г. капитан 1 ранга Феодосьев командуя отрядом, состоящим из первого и третьего дивизионов Речной боевой флотилии на реке Каме у местечка Святой Ключ вступил в бой с противником, превосходившим его силою и нанес ему решительное поражение, причем взял в плен вооруженный корабль «Терек» и утопил вооруженный корабль «Рошаль». За этот подвиг капитан 1 ранга Феодосьев мною был представлен на основании п. 73 ст. 8 Георгиевского статута2 к награждению орденом Святого Георгия 4 степени. Представление в Георгиевской Думе в Омске рассмотрено не было. Ныне, вследствие эвакуации Омска, Дума в Иркутске не собиралась и вероятно не удастся скоро собрать членов Думы, т. к. подвиг капитана 1 ранга Феодосьева несомненно соответствует статуту, то ходатайствую о награждении его приказом Вашего Высокопревосходительства без рассмотрения в Георгиевской Думе. Капитан 1 ранга Феодосьев за время кампаний 1918 и 1919 гг. на реках неоднократно проявлял выдающееся мужество и искусство»3. Верховный Правитель действительно утвердил данное награждение своим приказом. Об этом свидетельствуют поздравительные телеграммы, направленные в Томск в адрес П. П. Феодосьева от контр-адмирала М. И. Смирнова и адмирала А. В. Колчака, соответственно от 14 и 15 декабря4.

Самый больщой бой между Речной боевой и Волжской военной флотилиями произошел 24 мая, в районе мыса Святой Ключ. 24 мая командующий красной флотилией самостоятельно, без учета оперативной обстановки и организации взаимодействия с наступавшими 28-й дивизии 2-й армии принял решение обстрелять город Елабугу. На обстрел города и находящегося рядом тракта вышли 2-й и 4-й дивизионы Волжской военной флотилии. Около 16 часов 2-й дивизион красной флотилии начал обстрел города с позиции выше мыса Святой Ключ (12 - 13 км от Елабуги). В адрес белой флотилии тут же полетели многочисленные просьбы вступить в бой и уничтожить неприятельскую флотилию. Командование флотилии не слишком верило в успех, т. к. артиллеристы еще не были подготовлены должным образом, но, не желая подводить армию, было принято решение вступить в бой. Корабли решили сошвартовать попарно. Всего с белой стороны в бою приняло участие 7 вооруженных пароходов, плавбатарея и ряд буксиров. Увидя показавшиеся из-за поворота корабли противника, командующий красной флотилией сделал попытку перестроения своих кораблей. 2-му дивизиону с помощью флажного сигнала было приказано перестроиться в строй фронта, а 4-му дивизиону на катере было послано распоряжение отступить и в строе фронта занять место ниже 2-го дивизиона. Произведя эти перестроения, командующий красной флотилии предполагал использовать преимущество в дальности огня своей артиллерии, попытаться выйти из сферы огня противника и вести с ним бой на курсовых углах, близких к 180°. Однако, благодаря быстрому и решительному сближению флотилии противника и промедлению с выполнением маневра 4-го дивизиона, красной флотилии выполнить указанный маневр не удалось. Уже через несколько минут корабли белой флотилии приблизились до дистанции 26-29 кабельтовых и сосредоточили огонь на кораблях Волжской флотилии, разделившись следующим образом: 4 корабля вели огонь по 2-му дивизиону, 3 корабля - по 4-му дивизиону противника. Плавучая батарея вела заградительный огонь впереди отступающих красных кораблей.

2-й дивизион красной флотилии во второй раз не выполнил сигнала «перестроиться в строй фронта». На корабле «Ваня Коммунист» вышло из строя носовое орудие и он начал поворот, чтобы ввести в действие кормовое. Этот поворот был воспринят остальными кораблями, как сигнал к отступлению и они начали отступать в полном беспорядке, не поддаваясь какому-либо управлению. В этот момент корабли белой флотилии сосредоточили огонь на 4-ом дивизионе, корабли которого могли противопоставить 14 орудиям белой флотилии лишь одно кормовое орудие канонерской лодки «Рошаль». В это же время на канонерской лодке «Терек» (вооружение - 1 - 100 мм орудие) оказались неисправными машины, из-за чего произошла остановка в движении других кораблей дивизиона, что дало возможность белым сократить дистанцию до 15 кабельтовых. В 16 часов 40 минут «Терек» получил попадание в машину, из-за чего он был вынужден выброситься на берег для спасения команды, т. к. из-за малой дистанции от противника оказать ему какую-либо помощь было невозможно. Впоследствии по инициативе белого командования, «Терек» был отбуксирован в расположение Речной боевой флотилии, при этом оказалось, что, за исключением повреждений в машине, он был вполне исправен. В 16 часов 45 минут корабли 2-го дивизиона скрылись за мысом острова и весь огонь кораблей Речной боевой флотилии стал сосредоточен на канонерской лодке «Рошаль», которая отступала концевой. Вскоре она получила попадание в носовую часть, благодаря чему стала быстро погружаться носом и около 17 часов выбросилась на берег ниже «Терека», после чего была покинута своей командой. Во время преследования отступающих красных кораблей, огнем белой флотилии был сильно поврежден буксир «Луна», нанесены повреждения еще одному кораблю. Несмотря на достижение столь громадного успеха, корабли белых ничего не сделали для его развития и закрепления. Они не стали преследовать отступающий и более слабо вооруженный, к тому же деморализованный отряд красных кораблей, а лишь занялись снятием с мели «Рошаля» и «Терека». Успех боя у Святых Ключей можно рассматривать лишь как частный успех, практически ни оказавший влияния на операции на сухопутном театре. Тем не менее, данное столкновение показало значительное превосходство белой флотилии над красной по ряду параметров, в частности, организации и управления артиллерийским огнем. Также, нельзя не отметить и общую продуманность операции - внезапность появления флотилии, увеличение мощности и максимального использования артиллерийского огня корабли были спарены, концевой в строю стояла батарея с дальнобойной шестидюймовой артиллерией, которая могла оказать поддержку и в случае отступления остальных кораблей флотилии, более четким было взаимодействие между отдельными кораблями флотилии. Также в этом столкновении сказалось и удачное расположение артиллерии на белой флотилии. В решающий момент 16 орудиям наступающей белой флотилии, красные могли противопоставить лишь 4. Хотя, подготовка артиллеристов несомненно хромала, как с одной, так и с другой стороны. М. И. Смирнов в своей поздравительной телеграмме охарактеризовал этот бой как «… блистательный подвиг, который всегда останется в памяти Русского флота». Увы, капитану 1 ранга П. П. Феодосьеву недолго довелось пробыть Георгиевским кавалером. Как уже упоминалось ранее, он погиб приблизительно через три недели после своего награждения.
…

Использованная литература.

1. Бизертинский «Морской сборник». 1921 - 1923. Избранные страницы. М., 2003.
2. Кузнецов Н. Последняя операция Речной Боевой флотилии. // Моряки в Гражданской войне. М.: Флотомастер, Белая Гвардия. 2000. С. 19-24.
3. Мартиролог русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920 - 2000 гг. М. - Феодосия, 2001.
4. Мордвинов Р. Н. Волжская военная флотилия в Гражданской войне (1918-1920 гг.). М., 1952.
5. Список личного состава судов флота, строевых и административных учреждений Морского ведомства. Пг., 1916.
6. Стасевич П. Г. Кампания Волжской флотилии на реке Каме в 1919 году. Л., 1930.
7. Шевелев Д. Н. Георгиевские награды в Русской армии адмирала Колчака // История белой Сибири: тезисы 4-й научн. конф. 6-7 февраля 2001 г. Кемерово, 2001. С. 124 - 127.
8. Юшко В. Награждение орденом Св. Георгия и Георгиевским оружием в русских войсках Северной области в 1919 г. // Белая гвардия. 1997. № 1. С. 27 - 28.
…
1. РГВА. Ф. 39597. Оп. 1. Д. 67. ЛЛ. 130 - 130 об. Орфография и стилистика оригинала полностью сохранены.
2. Данный пункт гласит: «… достойны награждения орденом Св. Георгия … кто, лично командуя флотом, эскадрой или отрядом военных кораблей, одержит полную победу над неприятелем, в значительных силах состоящим или бывшим под защитой береговых батарей и укреплений. Примечание 1. Под словом «корабль» подразумевается всякое боевое судно. Примечание 2. Во всех случаях, когда награждение орденом назначается за истребление корабля, награда присваивается и тому, кто принудит неприятельский корабль к сдаче». (Статут Императорского Военного Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия, принадлежащего к сему Ордену Георгиевского Креста и причисляемых к тому же Ордену Георгиевского Оружия и Георгиевской медали // Морской сборник. 1913. №12. С. 23. Разд. паг.)
3. РГА ВМФ. Ф. р-2180. Оп. 1. Д. 49. Л. 13.
4. Там же. ЛЛ. 89, 92.
5. Шевелев Д. Н. Георгиевские награды в Русской армии адмирала Колчака // История белой Сибири: тезисы 4-й научн. конф. 6-7 февраля 2001 г. Кемерово, 2001. С. 124 - 127.
6. Бизертинский «Морской сборник». 1921-1923. Избранные страницы. М., 2003. С. 167 - 185.
7. Там же. С. 172.

Отряд русских военных кораблей находился у восточного берега острова Сицилия в порту Аугуста. 15(23) декабря 1908 года, когда мы вернулись в порт после очередного выхода в море, к нам явилcя представитель итальянского правительства. Он сообщил, что на рассвете сильным землетрясением разрушен город Мессина, лежащий у подножья огнедышащей горы Этна, и что под развалинами погребены десятки тысяч жителей. Нас просили срочно оказать помощь пострадавшим.
Погрузив уголь, мы после полуночи вышли в море и рано утром отдали якоря на Мессинском рейде.
На кораблях уже были приготовлены к спуску паровые катера и гребные суда. Матросы, разбитые на группы по 12-14 человек каждая, во главе с офицером или корабельным гардемарином ждали команды, готовые к высадке на берег. Все были одеты в рабочее платье, вооружены ломами, топорами, лопатами, пилами и фонарями.

Неподалёку от нас на рейде стоял британский крейсер «Сётлей». Его экипаж безучастно наблюдал страшнее бедствие, постигшее жителей города. Только после того, как наши матросы стали высаживаться на набережную, с «Сётлей» тоже были спущены на воду шлюпки...
Перед нашими глазами предстала тяжёлая картина. На набережной собрались толпы полуодетых, обезумевших от страха людей. Они молили о помощи. Землетрясение произошло под утро, когда все в городе ещё спали.
Первой заботой наших корабельных десантов было—привезённой на шлюпках пресной водой утолить жажду уцелевших мессинцев, которые уже вторые сутки оставались без питья (городской водопровод во время землетрясения был разрушен).

Спасательные группы с проводниками-мессинцами направились в глубь города. Мы карабкались по грудам кирпичей и камней. Нашу группу вела десятилетняя девочка Лючия. Она торопила нас, указывая на развалины дома, в котором остались её родные. Наконец, девочка остановилась и стала кричать. Из-под руин послышался мужской голос. Работая ломами и кирками, раскидывая кирпичи, мы откапывали придавленного балкой отца маленькой Лючии.

Вдруг мы почувствовали, что почва заколебалась, и увидели, что возвышавшаяся над нами одинокая стена накренилась. Едва мы успели отбежать в сторону, как она глухо рухнула. Это был повторный подземный толчок. Через несколько минут, оправившись от неожиданности, мы снова были на месте наших раскопок и принялись раскидывать кирпичи только что упавшей стены, желая добраться до вторично заваленного обломками отца Лючии. Он снова счастливо уцелел: опять спасла накрывавшая его балка потолка. Мы принялись распиливать её. Перепилив, наконец, придавившую человека балку, двое наших комендоров вытащили мессинца из-под земли

Нам предстояло много работы. Город был полон изувеченных людей, нуждавшихся в нашей помощи. Из-под руин то здесь, то там доносились едва слышные стоны заживо погребённых.

Мы продолжали раскопки, пренебрегая опасностью, — в любой момент на нас могли рухнуть остатки домов. Наш товарищ старший инженер-механик корабля капитан Фёдоров был засыпан грудами кирпича, но матросы спасли его.

Русские моряки работали самоотверженно, отказываясь от отдыха и еды. Они спасли из-под руин и вернули к жизни тысячи мессинцев.

Раненых в городе было очень много. Наши корабельные врачи очень быстро развернули на набережной города перевязочные и операционные пункты, напоминавшие фронтовой лазарет. Из брезента были построены большие бараки-палатки, судовые плотники наскоро сколотили скамьи, с кораблей доставили операционные столы. Врачи оперировали пострадавших, вправляли вывихи суставов и накладывали повязки и шины.

Заботливым, чутким и умелым русским флотским медикам обязаны спасением жизни очень многие жители Мессины.

Шлюпки отвозили раненых на корабли. Скоро батарейные палубы наших линкоров и крейсеров превратились в многолюдные госпитальные палаты.

Только на следующий день в Мессину един за другим стали приходить суда. Сначала прибыли пароходы с продуктами питания и медикаментами, транспорты с итальянскими войсками и несколько итальянских военных кораблей. Пришли на помощь наш крейсер «Богатырь», канонерки «Гиляк» и «Кореец». Наш отряд кораблей ушёл вечером из Мессины, чтобы доставить пострадавших в госпитали Неаполя, Палермо, Сиракуз и в другие портовые города Италии. Всюду нас встречали сердечными овациями, как истинных друзей итальянского народа.

В книге «Землетрясение в Калабрии и Сицилии 15(28) декабря 1908 г.», написанной в январе 1909 года под свежим впечатлением страшного мессинского землетрясения, Алексей Максимович Горький передаёт, в числе других, рассказ отставного итальянского капитана де-Анжелис, который в то время с семьёй жил в окрестностях Мессины и был свидетелем ужасного бедствия:

«Нет слов, чтобы рассказать, с каким самоотвержением работали русские матросы! Где только было опаснее всего, куда никто не решался идти, они шли и спокойно делали своё дело. Нас, итальянцев, поразило, что у них всё оказалось: и топоры, и кирки, и верёвки... Удивительно трогательно относились они к детям и женщинам!»

«Первое судно, прибывшее в Неаполь, — наша «Слава» — воистину команда этого судна оправдала его имя, как о том единодушно и горячо свидетельствует пресса всей Италии. Воистину моряки нашей эскадры геройски работали в эти дни горя Италии... — писал А. М. Горький. — Неаполь встретил русских восторженными рукоплесканиями.
— «Да здравствуют русские моряки! Да здравствует Россия!» — гремел город.
Неаполитанцы, рыдая, обнимали и целовали моряков...»

В Мессине итальянцами воздвигнут монумент в память о самоотверженном подвиге русских моряков.

Разные бывают истории. Об одних много говорят и пишут и остаются они надолго в памяти людей. Другие, несмотря на их важность и значимость, как-то очень быстро забываются. Об одной из таких историй я и хочу рассказать.

В годы гражданской войны и интервенции, не только в Балтийском море, но и в Финском заливе фактически хозяйничали корабли английского флота. Наши корабли были по существу блокированы в Кронштадте и, испытывая хронический недостаток в топливе, выходы из базы предпринимали очень редко.

В один из таких выходов эскадренный миноносец «Азард» обнаружил и атаковал в Копорской губе английскую подводную лодку «L-55». Будучи загнана на свое же минное поле и получив попадание 100 мм снаряда, подлодка затонула. В пылу сражения место ее гибели точно определено не было.

После признания молодой Советской республики Норвегией, Англией, а затем и многими другими государствами, возникла острая потребность в открытии безопасных морских путей, и летом 1920 года были начаты обширные тральные работы. С этой целью, на первых порах, ставилась задача протралить и обезопасить для прохода транспортов хотя бы узкие фарватеры, обозначенные вешками. Все же остальные просторы Финского залива нам предстояло обезопасить в последующие годы.

Летом 1927 года наш дивизион тральщиков в составе «Змея», «Запала», «Клюза» и «Ударника» производил траление в Копорской губе. Тралили английское противолодочное заграждение, поставленное на довольно большой глубине. Поэтому работали тралами Шульца с оттяжками 60 фут. В первой паре шли «Змей» и «Запал»; во втрой – «Клюз» и «Ударник». Погода была тихая и ясная, и работа шла хорошо. И вдруг … нос «Клюза» резко и неудержимо покатился влево (в сторону от протраливаемой полосы). Я сразу же застопорил машины и взглянув на «Ударник» увидел, что его также рвануло в сторону и он стоит ко мне кормой с застопоренными машинами. Было совершенно ясно, что тралом мы что-то зацепили. Зацепы тралом у нас случались и раньше, и поэтому, в общем-то, это нас особенно не удивило. Я сообщил на «Змей» - командиру дивизиона о случившемся и приказал выбирать трал. То же самое делали и на «Ударнике». Так как никогда не знаешь, за что трал зацепился, то всегда в таких случаях приходится выбирать его с особой осторожностью. Так, конечно, мы делали и на этот раз.

Обычно, если трал зацепил за крупный валун или какой-либо другой гладкий предмет, в первые минуты работы тральной лебедки, корма тральщика подтягивается к месту зацепа и когда трал начинает подходить к вертикальному положению, он большей частью соскальзывает с захваченного предмета, что сразу чувствуется по работе лебедки. На этот раз этого не произошло. Чем ближе мы подходили к месту зацепа, тем лебедка работала все медленней и трудней.

– Ну, что там у вас случилось? – крикнул мне командир «Ударника» Меетке.
– Да, вот не знаю еще, что-то крепко нас держит и пока не отпускает, – ответил я.
– Ну что же, тогда я отдаю ваш трал, свою половину я уже выбрал.
Затем «Ударник» дал ход и отошел от «Клюза».
Прошло еще несколько минут.
– Трал пошел на панер, - крикнул механик с кормы тральщика.
Лебедка остановилась. Я прошел к кормовому срезу и посмотрел вниз.
– Не берет больше, все, – сказал механик.

Ну что же, попробуем тогда взять ходом. Я приказал стравить трал метров на двадцать и закрепить лебедку на ленточный стопор. Затем с юта были удалены на всякий случай все лишние люди и там остались только механик Борисов и боцман. Я поднялся на мостик и дал малый вперед. Через минуту трал натянулся, но дальше этого дело не пошло. Я застопорил машину и, когда трал ослаб и провис, скомандовал:
– На юте, осторожно, даю средний ход!
Трал резко натянулся, заскрежетал в тральном клюзе, затем почувствовал толчок и трал вдруг заметно ослаб.
– Сорвалось! – крикнул боцман.

Я сразу же застопорил машины и пошел на ют. Запустили тральную лебедку и, работая самым малым ходом, стали выбирать трал. Опасаясь, не мина ли в трале (а такие случаи у нас бывали) я сам внимательно наблюдал за тем, как метр за метром трал выходил на поверхность. Вдруг в воде мелькнуло что-то большое и несуразное, и из воды показался совершенно необычного вида, весь позеленевший и облепленный илом предмет. Мы застопорили лебедку, осмотрели висевший под кормовым подзором предмет и убедившись, что он не опасен, с большим трудом вытащили его на палубу.

Находка наша имела вид металлической рамы размером метра в полтора; на концах ее располагались два параллельных желоба с наметками для закрепления каких-то труб, очевидно оптических; были обнаружены также два искореженных латунных спиральных диска, с какими-то делениями и цифрами (вероятно прицел и целик).

В общем, мы пришли к заключению, что подняли прицельное приспособление с какого-то орудия, но с какого корабля, мы пока, конечно, не узнали. Когда по окончании работы тральщики стали на швартовы у пристани, к нам приходил смотреть нашу находку офицеры и матросы с других кораблей. Уже много поздней мы узнали, что специальная комиссия установила, что найденный нами предмет был вероятнее всего прицельным приспособлением с английской подводной лодки.

Очевидно, высшее командование серьезно заинтересовалось этим вопросом, так как некоторое время спустя «Клюз» был направлен в Ленинград, где мы приняли на борт только что сконструированный трал-металлоискатель. Не берусь описывать подробно его устройство, но припоминаю, что первый его образец состоял из длинного (метров 100 или более того) довольно толстого троса из красной меди и регистрирующего прибора, заключенного в небольшом ящике. Прибор во время работы находился на корабле, трос же закрепленный на палубе, вытравливался за корму на всю свою длину и волочился по грунту. Будучи соединен с регистрирующим прибором электрическим проводником, он, при задевании металлических предметов, давал сигналы, которые регистрировались прибором. Как говорили мне его изобретатели, прибор мог настраиваться на определенную массу металла, чтобы не регистрировалось каждое задевание за любой металлический предмет, которых на морском грунте могло быть, разумеется, очень много.

Итак, приняв трал-металлоискатель и его изобретателей (двух инженеров), мы отправились в море. Однако поиски наши успеха не имели. Не могу точно сказать, в чем была причина неудачи. То ли место, где произошел зацеп трала, было определено неточно, то ли трал-металлоискатель плохо работал. Правда место зацепа было определено всего по двум пеленгам (третьего ориентира тогда не нашлось), и поэтому некоторая неточность в определении места вполне вероятна, но все же я склонен думать, что неудача наша скорее была следствием несовершенства нового изобретения.

Ведь мы безуспешно в течение целого дня покрывали бесконечными продольными и поперечными галсами участок размером в целую квадратную милю! Нет, я считаю, что такой большой навигационной ошибки у меня быть не могло.

В это лето никаких поисковых работ больше не производилось, и только уже поздней осенью в последний поход перед постановкой на зимнюю стоянку мы всем дивизионом еще раз протралили тот же квадрат, и на этот раз зацеп произошел. На этом месте были установлены две зимние вешки.

* * *

Поиски подводной лодки были продолжены в летнюю кампанию 1928 года. Еще весной мы не нашли поставленные осенью зимние вешки. Очевидно, они были сорваны подвижками льда.

В июне, с наступлением теплой и тихой погоды я получил приказание принять на корабль водолазную партию в несколько человек наиболее опытных водолазов, которых мне прислали с других кораблей. Приняв полный запас топлива, воды и многодневный запас продовольствия, мы вышли в море и взяли курс на Копорскую губу. Придя на место, я навигационным путем определил квадрат, в котором должна была находиться лодка, после чего мы приступили к поискам с помощью трала-металлоискателя. Не прошло и получас работ, как трал дал сигнал.

Сразу же отдали якорь, спустили забортный трап и стали готовить к спуску водолаза. Однако на этот раз водолаз ничего похожего на затонувшую лодку вблизи корабля не обнаружил. Очевидно, сигнал последовал от задевания тралом какого-либо другого металлического предмета, которых, по словам водолаза, на грунте было порядочное количество. После подъема водолаза, что, кстати сказать, происходило достаточно долго, т.к. из-за глубины приходилось производить ступенчатый подъем, мы снялись с якоря и продолжили работу. Тралили мы целый день до вечера, но ничего не нашли, хотя было несколько сигналов; однако, водолазы по-прежнему ничего не находили.

На следующий день мы работали от подъема флага до самого вечера, но опять безо всякого успеха.

На третий день до обеда мы стояли на якоре и не работали, т.к. задувший с ночи SW развел порядочное волнение, при котором спускать водолаза было бы небезопасно. С середины дня погода стихла, и мы снялись с якоря. В этот день счастье нам улыбнулось. Не прошло и получаса с начала работы, как раздался сигнал и вскоре спущенный водолаз по телефону сообщил, что на грунте лежит что-то очень большое, по-видимому, какой-то затопленный корабль. Тогда, взяв у старшины телефонную трубку, я сам расспросил водолаза обо всем, что он обнаружил и велел ему хоть приблизительно шагами измерить длину и ширину найденного судна, а также по возможности установить его тип и, если удастся, то какие имеются повреждения. Некоторое время затем в трубке слышались отдельные слова «двенадцать… девятнадцать» (очевидно, водолаз иногда вслух произносил считаемые шаги) и вдруг раздался его громкий возглас:

– Пробоина, товарищ командир, пробоина! Я сейчас влезу внутрь и посмотрю, разрешите?
– Нет, не разрешаю, - ответил я, - Вы еще там зацепитесь за что-нибудь в рваной пробоине; да нам сейчас и неважно знать, что там внутри. Вы лучше дойдите до оконечности судна, и мы подадим Вам конец от буйка, который Вы укрепите там за что-нибудь на судне.

Прошло еще несколько минут и из трубки раздалось: - Товарищ командир, я дошел до конца, вижу, что это корма корабля, тут руль есть, но какая-то необыкновенная корма, острая, вроде утиный зад. Может быть это подлодка?

– Ну, может быть, конечно, - ответил я, - так вот, сейчас примите трос, мы Вам его спустим, а затем Вас поднимем. Вы уже достаточно поработали.

Другой спустился. Следующему водолазу удалось установить, что на судне нет мачт и труб, но имеется нечто вроде рубки. Вопрос, несомненно, проясняется. По всей видимости, это была подлодка, но какая?

– Вы там посмотрите, нет ли какой-нибудь надписи, названия корабля, номера, – спрашиваю я водолаза. Но ответа не было. И вдруг в трубке раздалось: – Товарищ командир, вижу что-то написано вблизи рубки…. светлой краской…, но не разберу, что написано, не по-нашему это, не по-русски. А, в общем, похоже как будто «Г» вверх ногами, потом минус и еще две пятерки.
– Это точно? – спросил я.
– Так точно.
– Что же это такое, - размышлял я, - Г вверх ногами. Так ведь это же латинское L!
– Г, написанное на борту судно, перевернутое вверх ногами, это Г написано как печатное или прописное, - спросил я.
– Как печатное, – ответил водолаз.
– Все, - наконец сообразил я, – это L-55 – английская подводная лодка, потопленная эсминцем «Азард».

Итак, работа наша пока на этом была закончена, подводная лодка найдена и обозначена на поверхности воды двумя надежно укрепленными буйками – с носа и кормы.
1972 г.
©Компьютерный набор Ю.Б.Ляхов, 2006 г.

Создана при поддержке гранта РГНФ/РФФИ №15-31-01267 «Русский морской офицерский корпус Первой мировой и Гражданской войн: сплошное просопографическое исследование»
Автор – Назаренко Кирилл Борисович, д.и.н., профессор кафедры источниковедения истории России Института Истории Санкт-Петербургского государственного университета
В создании и наполнении БДО принимали участие:
Горденчук Мария Владимировна
Гуреев Алексей Николаевич
Калениченко Мария Владимировна
Копанева (Смирнова) Дина Дмитриевна, к.и.н.
Мажара Петр Юрьевич, к.и.н.
Смирнова Мария Александровна, к.и.н.
http://офицерыфлота.рф

Давно у нас ничего не было по тегу "Гибель эскадры". Итак, Подвысоцкий Борис Максимилианович (1896-1973), в 1918 г. - мичман, вахтенный начальник эсминца "Керчь". Воспоминания весьма любопытны, особенно по большому количеству деталей при описании событий во время потопления кораблей и самой "Керчи".
Подвысоцкий Б.М. Гибель черноморских кораблей в Новороссийске / Вст. ст. Ю.Б. Ляхова, коммент. С.Н. Харитонова // Кортик: Флот. История. Люди. 2009. № 9. С. 39-52; № 10. С. 78-93. Взять pdf-файл можно тут.

Единственное, некоторая неудовлетворённость осталась от конвоя публикации. Введение, написанное внуком мемуариста, даёт достаточное представление о жизненном пути Подвысоцкого, а вот год создания воспоминаний почему-то не указан. Хотя, как сообщается, экземпляр рукописи был передан в ЦВММ, следовательно дата скорее всего должна быть известна. Сказано лишь - мемуары написаны "уже в пожилом возрасте", но это понятие весьма растяжимое. Только из оговорки непосредственно в тексте мы узнаём, что со времени событий прошло больше 50 лет, следовательно автору вероятно было прилично за семьдесят. Это важно не только ввиду того, что память с годами слабеет, но и чтобы понять, какие публикации по теме могли быть знакомы мемуаристу, могли оказать влияние на изложение им событий. Небезынтересно и то, по собственной ли инициативе Б.М. Подвысоцкий решил доверить бумаге свои воспоминания, либо же это был какой-то заказ, например в рамках собирания мемуарного наследия участников революции и Гражданской войны, в связи с 50-летними юбилеями. Комментарии к тексту на первый взгляд достаточно обширны, но их источники не указаны, персоналии, упомянутые мемуаристом даже неоднократно, учтены далеко не все. Не обошлось и без какого-то непонятного ляпа про "491-й Варнавинский десантно-пехотный полк" (С. 52), который конечно был обычным пехотным. Тем не менее, все эти мелкие недочёты публикации ни коим образом не делают её менее интересной.