Село Бычки Тамбовского уезда.

– После четырех месяцев, проведенных с мая 1943 года в учебном запасном стрелковом полку, стоявшему под Пензой, меня направили на фронт, – начал Дед свое повествование о дороге на войну. – Наша группа из шести человек добиралась самостоятельно, на перекладных, с сержантом, прибывшим за пополнением из воинской части. Перед отправкой нас, новобранцев, одели и обули во все новенькое. Меня поразили качеством и практичностью американские ботинки на желто-коричневой каучуковой подошве. Шинель выдали, как и нижнее белье (два комплекта), новенькую, по размеру. Снабдили трехдневным пайком: три буханки хлеба, три банки мясных консервов, около десятка рыбин – сушеной воблы.
Это уже в наше время я прочитал, что 300 км до фронта воинский эшелон мог преодолеть и за 10 часов, и за 5 суток. На станциях сержант шел к коменданту и узнавал, где пересыльный пункт, на котором решал вопросы обеспечения нас продовольствием и попутным транспортом. Уехать и прокормиться получалось не сразу. Порой по несколько ночей ночевали на вокзале. Да и с едой были серьезные перебои. В лучшем случае на пересылках выдавали буханку хлеба и селедку на несколько дней, до следующего ПП. В основном были на «подножном» корму.
Как ни экономил, на третий день выданные продукты кончились. По совету одного из фронтовиков, включенного в нашу команду после выписки из госпиталя, обменял запасной комплект белья на полбуханки хлеба, которую тут же и прикончил. Дальше – больше: после слов старослужащего («все равно на фронте оденут»), обмен пошел быстрее и без колебаний насчет того, что могут наказать за сделанное. Сопровождавший нас сержант научил: разорвать вдоль одну обмотку пополам, а вторую – продать или обменять на продукты. Вторая обмотка быстро «ушла» на базар. Затем очередь дошла до шинели. Свою новенькую обменял на старую, еле на меня налезавшую, с выгоревшей до половины правой полой. Продал и второй комплект нательного белья. Ботинки «ушли» последними. За них я получил золотистую ковригу кукурузного хлеба и какие-то дореволюционные «чоботы». Хлеб оказался с «сюрпризом». Под красивой румяной коркой был запечен глиняный мякиш. «Чоботы» через некоторое время пришлось ремонтировать, отваливающиеся подошвы прикрутил проволокой.
Уже в Донбассе комендант станции, увидев нас – немытых, голодных, оборванных – сказал, что поезд, идущий в нашу сторону, будет через два дня. И посоветовал в ближайшем селе помочь бабам с уборкой картошки: заодно, мол, подкормитесь, приведете себя в порядок.
Через пару часов вернувшийся сержант повел нашу команду на постой. Хозяйка дома, куда мы пришли, взглянув на нас, прослезилась. Тут же поставила на стол чугунок с картошкой и нарезала полковриги ржаного хлеба, заварила травяного чая. Два дня мы были в раю. Хотя и работали как волы. Выкопали с 50-ти соток огорода картошку, накололи поленницу дров. Подремонтировали надворные постройки.
Стояло бабье лето. Летала паутина. Мы отмылись, отъелись, подштопались…
Когда наконец-то прибыли в часть, сопровождавший нас сержант построил и доложил командиру роты о прибытии пополнения. Тот, оглядывая нас, посмотрел на мою шинель, горько улыбнулся: «Вы с какого фронта? Где вас так потрепало? » Приказал старшине отмыть нас, выдать новое обмундирование, а главное – три дня кормить досыта…
Первое задание
На фронт я прибыл 15 сентября 1943 года в отдельную роту связи, имевшую свой номер полевой почты. Таких рот на 1-ом Украинском фронте было много. К примеру, прибывает вновь сформированное подразделение на боевые позиции, а связистов не хватает. Вот и прикрепляют к ним готовые роты связи. Наша рота на тот момент была прикреплена к стрелковому полку, ведшему бои за Донбассом. В ней было два взвода: мужчин-связистов и женщин-радистов.
Командир нашего взвода направляет меня в штаб, в распоряжение начальника связи полка. Прибыл. Докладываюсь старшему лейтенанту. Видно – по-настоящему «окопный». Получаю приказ установить связь («бросить конец») со штабом батальона. Во время войны вышестоящее командование обеспечивало связь с подчиненными подразделениями. Получив приказ, стою, жду. Старлей спрашивает, что непонятно. Начинаю объяснять, что мне нужен второй номер. Так учили нас в «учебке». Один разматывает катушку, другой крепит провод на местности – чтобы во время взрыва концы не разбрасывало далеко друг от друга, и их можно было бы найти и соединить. Он посмотрел на меня, желторотика, с улыбкой и говорит: «Подожди, сейчас приглашу генерала к тебе подручным. Но боюсь, что он не согласится – занят». И, указывая рукой направление, где находится батальон, командует: «Вперед, марш!»
Бегу. Катушка с проводом в руках. Винтовка СВТ – длинная, со штыком – бьет по ноге, ее ремень соскакивает с плеча. Где за куст провод зацеплю, где камнем, ошметком грязи придавлю. Добегаю до дороги. На ней стоят три танка, газуя сизым дымом. Рядом два лейтенанта – сапер и танкист – оба в «бога-душу-мать!» И чуть ли не за грудки друг друга хватают.
Танкист – за кобуру и кричит: «У меня приказ! Немедленно очистить село от немцев! А ты мне тут саботаж устроил. Застрелю…»
Сапер свое: «Не видишь – красные флажки? Мины впереди. Вон два облачка еще не рассеялись, – показывает в сторону села, – мои саперы подорвались. Мины то ли румынские, то ли венгерские, с секретом».
Стою, слушаю, а сам соображаю, что делать? Как пробросить провод через дорогу? Танки пойдут, не эти, так другие, связь порвут. Нужно, как учили: или в канавку провод закапывать, или поверху на столбах пробрасывать. Но копать нечем, лопатки нет. Столбов тоже рядом не видно. Смотрю, чуть вдали узкоколейка пересекает дорогу. Под концами ее шпал и протянул провод через дорогу.
Чем кончилось дело у танкиста с сапером, не знаю. Надо выполнять приказ. Связь батальона со штабом полка установил. Возвращаюсь обратно. На той дороге – ни саперов, ни танков.
Начальник связи полка, когда доложил о выполнении приказа, похвалил за сообразительность, добавив почти по Райкину: «Забудь индукцию, давай продукцию!»
Награда от солдата
– Может, и не всегда я был свидетелем того, о чем рассказываю, но слышал это на фронте от непосредственных участников событий. И, уже забыв про некоторые из них, вдруг встречаю эти истории в книгах – воспоминаниях фронтовиков многие годы спустя. Вот и сегодня хочу рассказать фронтовой случай, произошедший в день взятия рейхстага – 30 апреля 1945 года.
Наша отдельная рота связи во время штурма Берлина шла во втором эшелоне 1-го Украинского фронта, наступавшего на Берлин с юга. Числа 8 мая я встретил своего тамбовского земляка, с которым призывался. Он воевал на 1-ом Белорусском фронте под командованием маршала Жукова. Этот случай земляк мне и рассказал.
Саперная рота, в которой он воевал, была брошена вместе с передовыми частями 150-й стрелковой дивизии на штурм рейхстага. Задача – не ввязываясь в бои, прочесать здание и, в случае обнаружения, обезвредить от мин и взрывчатки. Немцы же могли заминировать здание, и после нашего захвата рвануть его. Командование и такой вариант предусматривало.
С передовыми пехотинцами ворвались в рейхстаг. И – сразу за дело. Недалеко от входа, в одном из помещений, обнаруживаем что-то, накрытое брезентом. Миноискатель пищит. Аккуратно осматриваемся. Проводов нет. Снимаем брезент. Перед нами три закрытых ящика. Аккуратно вскрываем верхний. Заполнен карманными часами с цепочками. Видно сразу – не штамповка, дорогие. С предосторожностями – а вдруг первый ящик – приманка – вскрываем второй и третий. Тоже с часами. Комроты вручает нам по часам, оставляет возле них охрану – красноармейца. Другому говорит, чтобы на входе в рейхстаг всем входящим вручал часы, пока все не раздаст. Тот, чтобы не бегать взад и вперед, набрал в каску часов и расположился у входа…
Продолжение этой истории Дед прочитал в воспоминаниях командира 150-й стрелковой дивизии генерал-майора Шатилова. После того, как два полка его дивизии с боем ворвались в рейхстаг, он обратился к командиру 79-го стрелкового корпуса – кстати, нашему земляку, генерал-майору Переверткину, за разрешением переноса командного пункта в рейхстаг. Тот отказал. Но после настойчивого повторного обращения, разрешил. И вот комдивизии вместе с сопровождающими его разведчиками перебежками – еще идет бой – достигает рейхстага. А тут ему на входе солдат вручает часы.
– Что такое, кто таков? – удивленно вопрошает генерал.
– Красноармеец такой-то. Командир роты приказал вручать часы всем входящим в рейхстаг.
Сунул часы в карман, пишет далее Шатилов, а сам подумал: бой еще не закончен, а они уже мародерством занялись. Но разбираться было некогда. Заспешил на командный пункт. В подвале, по данным разведки, засело около восьмисот эсэсовцев, не собиравшихся сдаваться. Тут разведчики приводят коменданта рейхстага. В конце допроса задаю вопрос про часы и показываю их. Оказывается, еще в 41-ом Гитлер заказал в Швейцарии для участников парада своих войск в Москве большую партию часов. Парад не состоялся, а часы от одного коменданта рейхстага переходили по описи к другому. Докладывать Гитлеру они боялись, а что делать с ними – не знали. Так они и пролежали без малого четыре года.
– История эта, на мой взгляд, – заключил свой рассказ Дед, – символична: не Гитлер вручал своим солдатам на Красной площади в Москве часы, а красноармеец советскому генералу в рейхстаге, в поверженном Берлине!
Вот такие исторические казусы преподносит история. Правда, в то время о них, по идеологическим соображениям, не говорили. Часы хоть и были швейцарскими, но – с немецким орлом. И даже в качестве трофея не приветствовались…
Женщины на войне
– Когда я узнал, что в Великую Отечественную в Красной Армии воевало до 25 процентов женщин – более двух с половиной миллионов человек – меня этот факт поразил, – откровенничал Дед. – Мужикам на фронте несладко было. А что говорить про женщин – как правило, девчушек? В нашей отдельной роте связи был взвод радистов и связистов. Радистами у нас служили женщины. Насмотрелся я на их муки. В туалет по двое ходили. Одна на входе караулит. Да и туалет не сразу на новом месте появлялся. Хотя наш старшина, если позволяла обстановка, старый туалет разбирал и перевозил с собой. И первым делом, обустраиваясь на новом месте, мы ставили туалет. Помыться тоже не всегда обстановка позволяла. Про «критические женские дни» никто и не вспоминал.
И все-таки женщины – они и на войне женщины. Выданные для ног обмотки разрезали вдоль на две половинки. Каждую сшивали и получали пару чулок. Выданные кальсоны, как и «чулки», красили луковой шелухой и носили как колготки. А уж если добывали себе сапожки, то форсу было ой-ей-ей… Даже губки порой ухитрялись красить.
Как-то был случай – раз пять пришлось восстанавливать туалет. То снаряд в него попадет, то при бомбежке разобьют. Нам надоело копать ямы и собирать новый каркас. Шутили: кто из вас, девочки, согрешил? Были и такие; беременных домой отправляли.
Или вот случай был. Сам не видел, ребята рассказывали. Одного офицера ранило в ягодицу. Какой-то сосуд перебило. Кровь фонтаном. А как остановить? Ни забинтовать, ни жгут наложить. Так санинструктор села на его ягодицы, пережав вену. Так и доставили их в медсанбат. Раненый жив остался. А спасительницу за находчивость медалью наградили.
На войне взрослели быстро
– Как пахнет война? – спросил я как-то Деда, куря с ним на балконе после нескольких выпитых по случаю 9 Мая рюмок.
– Наверное, у каждого воевавшего – свой запах. Но в критические моменты – и это мне подтверждали фронтовики – война пахнет кислыми щами. Никогда не забуду один случай, когда я не только почувствовал запах войны, но и увидел ее цвет, услышал ее смертельный голос, осязал каждой клеткой своего существа…
Сентябрьский день 1943 года. Наша рота на передовой. Затишье. Меня вызвали к командиру. Приближаясь к его блиндажу, метров за пятьдесят вижу, как старший лейтенант выходит из него. Вдруг пронзительный тонкий свист. И там, где только что был командир – огненно-черное облако… Чудовищный взрыв оглушил до звенящей тишины… В нос ударил запах кислых щей… Каждая клеточка тела напряглась в предчувствии боли… Посыпались комья земли…
Дед замолчал. Крепко затянулся, поперхнувшись дымом, прокашлялся. Спустя минуту продолжил.
– Второй случай, врезавшийся в память до мельчайших подробностей, произошел на Западной Украине, под Бендерами в 44-ом году. Наша отдельная рота связи продвигались вперед во втором эшелоне 1-го Украинского фронта. Время к обеду. Дров нет. Комроты, лейтенант Назаров, старшина Никонов, четыре бойца, в том числе и я, с пилами и топорами на машине отправились километра за два к видневшимся впереди посадкам. Оружия не взяли. Да его, по-моему, в то время у нас и не было. Винтовки СВТ отменили – мешали при прокладке связи, да и бегать с ними было невозможно. А обещанные автоматы ППШ еще не выдали.
Возле заброшенного сада стоял небольшой домишко. Комроты и старшина направились туда. Мой товарищ Соколенко и я сгружаем с машины инструменты. Слышим, в доме раздается автоматная очередь. Из него выскакивают двое и стреляют в нашу сторону. Мы падаем. Водитель – в машину и к роте. Пока взвод прибыл, стрелявших и след простыл.
В доме нашли убитыми своих командиров. Соколенко, раненный в голову, по дороге в медсанбат скончался. Я отделался легким ранением. Пуля чиркнула по виску у левого глаза.
– На войне мы жили одним днем, – задумчиво подытожил Дед. – И если к смерти как-то привыкали – чувство страха будто бы притуплялось – то голодными, мне кажется, были постоянно. И даже кислых щей и перловой каши – главной еды нашей – бывало, по нескольку дней не ели. Обходились сухим пайком.
Под огонь шли, вспоминая Бога и маму… Молодо-зелено… Ускоренно познавали простые истины: жизнь – мгновенье… судьбу не обманешь… прислушивайся к себе, к своему внутреннему голосу…не лезь на рожон. И просили у Всевышнего, как в песне пелось: «Если смерти – то мгновенной, если раны – небольшой». Познавая эти истины, мы быстро взрослели…
Войну мы пронесли через всю свою жизнь. И пусть наше поколение, как сегодня говорят, не выиграло холодную войну, но и не допустило горячей. На Байконуре, создавая ядерный щит нашей Родины, мы шутили: «У третьей мировой войны ветеранов не будет!..»

Анатолий ХАБАРОВ

стал выдающимся советским ученым-экономистом. Родился 18 мая 1892 г. в с. Бычки, окончил духовное училище и Тамбовскую духовную семинарию, потом Московский коммерческий институт в 1917 г. Будучи студентом вступил в ряды большевиков в 1914 г., в годы первой мировой войны вел подпольно-пропагандистскую работу в Замоскворецком, Дорогомиловском и Сокольническом районах Москвы. Входил в Московский комитет РСДРП(б). Был арестован, освобожден после февральской революции. Активный участник Октябрьской революции. После революции был на партийных должностях, заведовал народным образованием. В 1921 г. перешел на научно-педагогическую работу, заведовал рабфаком Плехановского института народного хозяйства. Доктор экономических наук, академик отделения экономических, философских и правовых наук АН СССР, директор Института экономики АН СССР (1947–1953). Награждён орденами Ленина (1953, 1962, 1968), Трудового Красного Знамени (1944), Красной Звезды (1945), медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (1946).

Фото: Академик Островитянов К.В.

В 1912 г. определен сначала дьяконом, позже стал священником. 24 января 1931 г. арестован органами ОГПУ, содержался под стражей в тюрьме г. Тамбова. Решением заседания Коллегии ОГПУ 20.04.1931 г. осужден по ст. 58 п. 10 УК РСФСР и приговорен к высылке в Казахстан сроком на три года. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован Прокуратурой Тамбовской области 3.08.1898 г.
Были также подвергнуты репрессиям другие служители и прихожане церкви с. Бычки.

884 — 1938), псаломщик. Из крестьян. Родился в с. Бычки в крестьянской семье, окончил сельскую школу. 23 сентября 1917 временно допущен исполнять обязанности псаломщика в церкви своего села, где и служил до 1930 г. Первый раз арестован 3.11.1930 г., содержался в Тамбовском ИТД. Постановлением заседания «тройки» при ПП ОГПУ при ЦЧО 18.12.1930 осужден по ст. 58 п.10 УК РСФСР и приговорен к трем годам заключения в концентрационном лагере. Отбывал наказание в Ленинградской области, на на станции Лодейное поле, в Свирьлаге. После отбывания наказания вернулся в родное село, продолжил служить псаломщиком в церкви. Второй арест последовал 17.01.1938 г. Бондарским РО НКВД, содержался в тюрьме Тамбова. Постановлением заседания «тройки» УНКВД по Тамбовской области от 13.02.1938 г. осужден по ст. 58 п.10 УК РСФСР и приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение 4 марта 1938 г. Сведений о месте захоронения не имеется. Реабилитирован Прокуратурой Тамбовской области в 1989 г.

мирянка, прихожанка церкви села Бычки. Родилась в в с. Городище. Перед арестом, в 1943 г., входила в малочисленный состав церковной группы верующих села Бычки. Приговором Военного Трибунала НКВД Тамбовской области от 19.04.1943 г. осуждена по ст. 58 п. 10. УК РСФСР и приговорена к заключению в ИТЛ сроком на десять лет. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирована прокуратурой Тамбовской области 14. 10. 1992 г.

(1916 - ?), мирянка, уроженка с. Городище На момент ареста, в 1943 г., проживала по месту рождения, входила в церковно-религиозную группу верующих прихода с. Бычки. Приговором военного трибунала войск НКВД Тамбовской области от 02.09.1944 г. приговорена по ст. 58 п.10 УК РСФСР к принудительному лечению в психиатрической больнице г. Тамбова. Реабилитирована прокуратурой Тамбовской области 15.12.1996 г.

(1904 - ?), мирянка. Родилась в с. Бычки Тамбовского уезда, была активной прихожанкой местной церкви. В 1942 г. арестована, постановлением Особого Совещания про НКВД СССР от 24.10.1942 г. осуждена по ст. 58. п. 10, ст. 58. п.11 УК РСФСР и приговорена к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на 10 лет. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирована Прокуратурой Тамбовской области 28.04.1989 г.
Попова Анна Андреевна (1886 -?), мирянка, уроженка с. Бычки Тамбовского уезда, была активной прихожанкой своего прихода. Арестована в 1942 г. Постановлением Судебной Коллеги тамбовского областного суда осуждена 11.11.1942 г. по ст. 58 п. 10 УК РСФСР, приговорена к 7 годам лишения свободы. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирована Прокуратурой Тамбовской области 15.03.1996 г.

Рядом с с. Бычки была экономия (мелкое хозяйство) под названием Крым, ее владелец Крымский Лавр Александрович, коллежский регистратор. Коллежский регистратор — низший гражданский чин 14 класса в Табели о рангах в России 18-20 вв., чин чиновника. До 1845 г. чин давал право на личное дворянство, после — только почетное гражданство. Погоны и петлицы этого чиновника имели один просвет и одну звездочку. Форма обращения к чиновнику - «ваше благородие». У Крымского в Большом Никольском было 58 десятин земли и 42 десятины под лесом. Рядом с Бычками экономия, т. е хозяйство, до отмены крепостного права в экономии 142 десятины земли, после реформы крестьянам отошли 78 дес., у владельца осталось 64 дес. земли и 6 дес. под лесом.
Сын Лавра Крымского, Василий Лаврович (род. 1887 г.), был женат на внучке священника из с. Большого Никольского Екатерине Алексеевне Халевой. У них родились дети: Валентин, Вячеслав, Александра, Нина. В пореволюционное время Крымские уехали в Москву. Василий Лаврович, имея незаконченное среднее образование, служил в Московском энергетическом институте ответственным исполнителем. Жили в Нижне-Тишинском переулке. 20 августа 1937 г. арестован, обвинен в систематической контрреволюционной агитации и активной антисоветской пропаганде, 26 сентября осужден по соответствующей статье и на следующий день расстрелян на полигоне в Бутово. Реабилитирован 12 июля 1989 г. Судьба его семьи неизвестна.


Фото: Крымский Василий Лаврович и его жена Екатерина Алексеевна (Халева), внучка священника из Большого Никольского

Тихон Петрович родился в 1898 г. в семье крестьян, Татьяны и Петра Клейменовых. Участвовал в войне. После войны жил в селе, занимался крестьянским трудом, земли под домом и огородом имел 24 сотки, 1 лошадь, 1 корову, был очень добрым человеком, верил в Бога, несмотря на всё, происходящее в стране в отношении религии. Был плотником, рубил дома, бани, работал в других села. Плату получал мукой, зерном. Все заработанное он привозил домой. Часто делился вдовами в селе, помогал им продуктами.
К 1934-36 гг. Петр с женой Натальей жили одним хозяйством с родителями и сестрой Анной. В семье родились дети: Иван (1919 г.), Мария (1927 г.), Анастасия (1929 г.), Николай (1932 г.), Павел (1936 г.), еще двое детей умерло в младенчестве. 30 января 1941 г. Петр Клейменов по навету арестован и сослан в Коми, в Северо-Печерский ИТЛ, на строительство Северо-Печерской железной дороги. Уже находясь в заключении по политической статье как «член религиозной христианской секты за явно враждебную работу, направленную на подрыв мероприятий, проводимых в лагере по строительству Северо-Печерской ж.д. магистрали» 29 сентября 1941 г. военным трибуналом войск НКВД его и еще 8 заключенных были приговорены к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Все девять заключенных были крестьянами родом из Тамбовской и Воронежской областей.
После ареста всю землю, огород у семьи отобрали. Никаких известий об отце они не имели. Старший сын был в это время в армии, Мария стала ходить по найму на любую работу: копала огород, собирала в лесу дрова, что бы обменять на хлеб и картошку для всей семьи, а младшие дети стали побираться, пасли скот в селе, т. к. жить не было на что. Ни жена, ни дети Петра Тихоновича так и не узнали о его судьбе. Только его внуки в начале ХХI в. смогли узнать о трагедии своего предка.

Фото Петр Тихонович Клейменов