Тулиновы

Ещё одна статья с сайта по истории Рамони:
ТУЛИНОВЫ И МОСИНЫ
Рамонь… Здесь полтора века тому назад в далекой российской провинции в именье помещиков Тулиновых родился Сергей Иванович Мосин (1849- 1902) - выдающийся конструктор русского стрелкового оружия, талантливый изобретатель трехлинейной винтовки образца 1891 года. Его жизненный путь стал ценнейшим вкладом в отечественную и мировую историю.
Военная судьба Мосиных сложилась в конце xviii века, когда дед Сергея Ивановича- крепостной крестьянин Игнатий Мосин из далекой подмосковной деревни был отправлен на солдатскую службу. Служил он Отечеству не за страх, а за совесть. Через 10 лет за беспорочную службу бравому солдату было разрешено обзавестись семьёй. А в 1810 году солдатская чета Мосиных уже крестила своего первенца, названного исконно русским именем Иван. Но грянул 1812 год. Ушел со своим полком бить супостата- француза Игнат Мосин и не вернулся в родные края, сложил голову за честь матушки- России, оставив ей в наследство безутешную вдову и малолетнего сына.
Вскоре умерла и мать, а мальчик был отдан в военно- сиротскую школу.
Хоть и был мальчик крепких крестьянских кровей, но скудная и голодная жизнь кантониста (так называли учеников военно-сиротских школ) так ослабила его, что за «неспособность к фронтовой службе» он был переведён из Московского военно- сиротского отделения в штат Московской полиции, где за два с половиной года его здоровье существенно поправилось. 15 сентября 1825 года за старания по службе его произвели в унтер- офицеры и направили в лейб- гвардии гусарский полк.
Бравый 18- летний юноша храбро сражается на фронтах русско- турецкой войны (1828-1829г.), отличается при форсировании Дуная и штурме турецкой крепости Варна. За русско-турецкую компанию награжден орденом Святого Георгия и медалью.
В марте 1831 года гвардейские гусары были направлены в Польшу на подавление польского восстания. За эту компанию унтер- офицер Мосин был награжден польским Знаком отличия «За военные достоинства» - v степени и медалью « За взятие приступом Варшавы».
9 мая 1836 года Иван Игнатьевич сын Мосин, унтер- офицер за долголетнюю беспорочную службу, усердие способность к военным наукам был произведён в первый офицерский чин прапорщика с переводом из гвардии в Черноморский линейный батальон. Прошел ровно год службы на солнечном юге, и Мосина повышают в чине. На его эполете появилась ещё одна звёздочка подпоручика. Казалось бы, что для Ивана наступила полоса попутного ветра – бывший кантонист, солдатский сын стал дворянином, выслужив чин и орден! Ну, нет! В силу совершенно неясных причин в начале 1838 года Иван Игнатьевич подал прошение об отставке со службы. Вряд ли поводом для отставки было нарушение служебного порядка, ибо в формуляре Мосин характеризуется весьма положительно: «Российской грамоте читать, писать умеет, арифметику знает, в домовых отпусках, в штрафах по суду и без суда не бывал, высочайшим выговорам и замечаниям не подвергался, холост… К повышению чина аттестовался достояно. Отчёты по должности, какие имел, представлял в срок, жалобам не подвергался, слабым в отправлении обязанностей службы замечен не был, беспорядков и неисправностей между подчинёнными не допускал… Изобличаем в неприличном поведении не был…»
В 1838 году, в первый день апреля, И. И. Мосин уволен со службы «по домашним обстоятельствам…»
И вот впереди самое трудное – определится отставному офицеру в гражданской жизни, найти свою дорогу. По примеру таких же, как он офицеров, выходцев из низов, Иван Игнатьевич решил наняться управляющим в какое- либо помещичье имение.
Его прекрасная аттестация попадает в поле зрения рамонской помещицы Анны Ивановны Тулиновой. Анна Ивановна искала себе честного, расторопного управляющего непременно из офицеров, чтобы можно было положиться на его честность и порядочность. Он должен быть не старым, необремененным семьёй. Кандидатура Мосина её вполне устраивала.
Более 10 лет служил барыне Иван Игнатьевич, оставаясь холостяком, пока не женился на дочери местного крестьянина Феоктисте Васильевне (фамилия не известна).
Супружеская жизнь Мосиных складывалась удачно. 2 (14) апреля 1849 года у них родился первый сын Сергей. В метрической книге Воронежского уезда села Рамони Николаевской церкви за 1849 год значится: « Апреля второго рождён, шестаго числа крещён Сергий, родители его: подпоручик Иван Игнатьевич сын Мосин и законная жена его Феоктиста Васильевна, оба православного вероисповедания. Восприемниками были статского советника Николая Ивановича Тулинова дворовыя Александр Дмитриев сын Зыкин и девица Наталья Терентьевна Талдыкина. Таинство крещения совершил священник Фёдор Соколов»
Так Рамонь стала колыбелью великого сына и патриота России. Cпустя три года в семье Мосиных родился второй сын, наречённый Митрофаном. И здесь счастливейших супругов подстерегла нежданная беда – во время родов Феоктиста умерла, оставив мужа с малолетними ребятишками.
Надо отдать должное барыне Анне Ивановне: при всём своём непостоянном характере она приняла немалое участие в судьбе детей Ивана Игнатьевича, помогла Сергею получить домашнее образование.
К 10 годам он неплохо знал не только грамматику и арифметику, но и вполне сносно владел основами французского языка. Он рано пристрастился к чтению, в помещичьем доме была прекрасная библиотека. Однако отсутствие материнской заботы и ласки наложило отпечаток на характер мальчика, он был замкнут, меланхоличен, легко поддавался грусти, в иные моменты мог вспылить и загореться гневом. Стройный, с крупными чертами лица, русыми курчавыми волосами, открытым взглядом голубых весёлых глаз, он жадно вслушивался в рассказы своего отца о самоотверженном служении Отечеству, о верности воинскому долгу, о чувстве воинского товарищества, порядочности, чести, широкой образованности и эрудиции русского офицерства.
Слова отца глубоко западали в душу мальчика, будили его воображение. Бесспорно, после смерти жены Иван Игнатьевич сыграл огромную роль в формировании характера маленького Серёжи. Всю свою любовь и заботу отец отдавал сыну. Его волновала судьба и будущее детей. Иван Игнатьевич непременно хотел дать детям военное образование, вывести в офицеры. Он мечтал о поступлении Серёжи в Воронежский кадетский корпус, но туда принимали только детей дворян.
С зимы 1860 года опираясь на активную помощь и протекцию помещицы Анны Ивановны Шеле, Иван Игнатьевич Мосин хлопочет о принятии его сыновей в дворянское сословие. С помощью хозяйки имения 2 февраля этого же года он подает прошение в Воронежское дворянское депутатское собрание, в котором ходатайствует: «Покорнейше прошу Дворянское собрание внести меня с сыном в родословную книгу дворянства Воронежской губернии и по внесении выдать сыну моему копию протокола»
Воронежские дворянские депутаты просмотрев документы Ивана Игнатьевича и учитывая связи Тулиновых, а так же военные награды И. И. Мосина, уже 15 февраля того же года рассмотрели просьбу отставного подпоручика и, руководствуясь соответствующими статьями свода Законов Российской империи постановили выдать Мосину Ивану грамоту на дворянское достоинство, а сыну его Сергею копию с постановлением Депутатского собрания: «Дворянское депутатское собрание, руководствуясь, сводом Закона том ix, раздел 1857, статья 19, 32, 38,64 и 1638 полагает: внести его, подпоручика Ивана Игнатьевича Мосина с означенным сыном Сергеем во вторую часть родословной книги дворянства Воронежской губернии и по существу того же тома статьи 1640 и 1645 получить с него в пользу дворянской казны 2 рубля серебром, и на дворянское достоинство выдать ему грамоту, а сыну Сергею копию настоящего определения»
Вскоре это постановление было утверждено департаментом герольдии Правительствующего Сената.
Последние препятствия были преодолены. А 1 августа 1861 года Иван Игнатьевич повезёт Серёжу из Рамони в Тамбовский кадетский корпус на сдачу экзаменов подготовительного отделения Воронежского Михайловского кадетского корпуса. На экзаменах Серёжа обнаружит хорошие «знания истории Ветхого завета, чтения и письма по-русски и по-французски и основных действий над целыми числами»
Далеко позади останется маленькая Рамонь - крестьянский чернозёмный край, красивейшее место Воронежской земли, взрастившее такого талантливого сына. А впереди перед Серёжей будет лежать дорога длиною в целую жизнь. Жизнь беззаветного служения Отечеству, путь истинного русского патриота, честно и бескорыстно служившего своему народу, прославившего и приумножившего славу России.
А. И. Шеле Дальнейшая судьба имения «Рамонь» была полностью связана с Тулиновским свеклосахарным заводом.
В 1863 году Анна Ивановна Шеле продала своё имение «РАМОНЬ» за 60 тысяч рублей подполковнику Лепарскому и Н. С. Ограновичу.
После покупки Ограновичу и Лепарскому удалось ввести значительные усовершенствования в технологию сахарного производства, значительно повысить производительность труда.
В сезон 1870- 1871 г. завод выработал сахара на сумму 55 тысяч рублей и давал ежегодно до 40 тысяч рублей чистого дохода. Сахарное производство в Рамони набирало темпы и разрасталось, что позволило новым хозяевам приобрести дом в Воронеже и выстроить в именье « дом на выгоне» за 6 тысяч рублей.
В это время часть земель в Рамони принадлежала семье Веневитиновых. Это подтверждается архивом М. А. Веневитинова, в его переписке часто упоминается Рамонское имение. Он предполагал приобрести все именье для себя или для зятя В. В. Корсиковского. Но, видимо, недостаток средств не позволял ему это сделать. Весной 1876 год Лепарский и Огранович продали 3300 десятин земли с заводом и усадьбой за 270000 рублей. Покупательницей была некая Вельяминова, родственнице Вяземских, судьбой ей было определено владеть Рамонью недолго…
В. А. Смирнова

Известный издатель Алексей Сергеевич Суворин о Василии Яковлевиче Тулинове (из книги Б.Б.Глинского "А.С.Суворин: биографический очерк"):
В своих "Очерках современной жизни" под заглавием "Всякие" об этом периоде своей жизни (середина 1850-х гг. - моё) он рассказывает так:
"На частные уроки я был счастлив и одно лето провел в качестве репетитора в деревне А. А. Стаховича (деда Мих. Ал., члена государственного совета) вместе с моею женою и маленькою дочерью. Около М. Ф. де-Пуле группировался небольшой литературный кружок, в котором участвовал поэт И. С. Никитин, с которым я дружески сошелся и виделся почти ежедневно в его магазине, заходя туда с уроков, а раза два в неделю, когда уроки были до обеда и после обеда, жена приносила мне обед в его книжный магазин, так как квартира моя была очень далеко от центра города, где были уроки. С новыми книгами я знакомился тут же. Кроме того, я брал их у В. Я. Тулинова, очень богатого помещика, бобровского предводителя дворянства, с которым я был знаком еще ранее, секретарствовал у него в Боброве, куда он приезжал из Воронежа для председательства в уездном комитете "для улучшения быта крестьян", и наслушался там речей помещиков; в Воронеже я составил каталог его обширной библиотеки, русской и французской. У него я брал "Полярную Звезду" Герцена и "Колокол". Сам В. Я. Тулинов заведывал имениями князя Орлова и имел в Петербурге связи, дозволявшие ему эту роскошь -- получать герценовские издания. Ими я делился с Никитиным.

Александр, Вы проделали такую большую работу! Уверена, многим пригодиться эта информация, как помощь в своих, таких нелегких поисках.

В конце XVII века, когда Петр I основал на реке Воронеже судостроительные верфи, в Усманском бору на речке Лесной (ныне искусственное озеро), началась заготовка строительного леса. В «Книге записной корабельному строению» 1696 года говорится: «... люди и плотники и работники в бору в станы стали... Из бо­ру лес почали возить на корабельное строение на рамонскую при­стань июля с 20 числа». Двумя-тремя годами позже на речке Лесной по указу царя построена суконная фабрика в виде камен­ного здания с колоннами. При фабрике возник поселок фабричных крепостных мастеровых. Нарицательное слово «бор» стало собственным для этого поселка.
В конце XVIII века хозяином фабрики стал один из воронеж­ских владельцев суконных мануфактур Василий Тулинов, а затем его дочь Елизавета Толстая.
По ревизской переписи 1850 года в поселке было 90 дворов, 734 жителя. К концу крепостного времени суконная фабрика пришла в упадок и прекратила работу. Многие жители покинули поселок, ушли в поисках работы. «Воронежский календарь» на 1874 год указывает: «В местечке Бору 225 жителей (105 мужско­го, 120 женского пола)». Рядом с поселком в 1901 году прошла железнодорожная ветка Графская - Рамонь, появилась станция Бор.

Витт В. О. "Из истории русского коневодства и коннозаводства" (Отрывок из книги):
… вплоть до 30-х годов (19 века - моё)большинство русских коннозаводчиков не имело никакого представления о том, что “без знания кровей нет племенного дела”. На покупаемых ими хреновских лошадей подробных аттестатов они не просили: их вполне удовлетворяли краткие справки о происхождении с указанием лишь клички отца, иногда с прибавлением сына такого-то, и матери, иногда тоже с прибавлением — дочери такого-то жеребца. В этих справках клички предков лошадей рысистого отделения сопровождались эпитетом “рысистый”, “рысистая”, а к кличкам предков лошадей верхового отделения прибавлялся обязательно эпитет “арабский”, “арабская”. И эти эпитеты наглухо замыкали для всех нелюбопытствующих и непосвященных вход в святилище Хреновского завода. Коннозаводчикам оставалось только недоумевать, почему в их заводах арабские жеребцы не производят такого потомства, а ждать — авось такие лошади появятся и в их заводах.
Следует точно указать и подчеркнуть, что “арабскими” значились в кратких справках-аттестатах Хреновского завода заведомо не арабские лошади, а такие, например, сложные помеси, как Полкан 1, Лебедь Армянский, англо-арабский Фелькерзам 1 и даже жеребец Красавец из Дании. Более того, когда Полкан 1, сын Сметанки и буланой датской кобылы, цитировался в справке, выдаваемой на рысистую лошадь, его называли “рысистым”; когда тот же Полкан 1 упоминался в свидетельстве Хреновского конского завода на верховую лошадь, писали “арабский Полкан”. Таким образом, происхождение орловских лошадей для современников оставалось непонятным, как бы зашифрованным, и тем сильнее была дань изумления и восхищения перед выращенными в Хреновском заводе лошадьми, чем неожиданнее их появление, чем менее ясна история их происхождения, в которой только из некоей загадочной дали светились легендарные Салтан и Сметанка. Современникам оставалось лишь констатировать — “...одно имя орловской лошади достаточно уже привесть покупщика в восхищение, здесь скаковые, фрунтовые, беговые, цуговые, короче сказать, во всех родах лошади превосходны, единственные”.
Чтобы наши утверждения не показались голословными, просим читателя перелистать хотя бы несколько первых страниц книги “Подробные сведения” 1839 года, и читатель сам убедится, что, когда в 1837 году были впервые запрошены от коннозаводчиков данные о происхождения лошадей конских заводов, то, поскольку дело касалось породы купленных именно в Хреновском заводе лошадей, коннозаводчики могли сообщить буквально лишь обрывочные сведения.
Например, такой известный завод, как В. В. Тулинова, о кобылах Хреновского завода сообщал только:
“Гнедая Добрая от Бычка, мать Добрая;
“Гнедая Черничка от Быстрого, мать Постоянная;
“Гнедая Щеголиха от Мужика, мать Щеголиха” и т. д.
В книге “Подробные сведения” 1839 года мы имеем действительно подробные сведения в настоящем смысле этого слова, т. е. полные родословные только для лошадей завода А. А. Орловой и завода В. И. Шишкина, который, конечно, знал точно происхождение хреновских и своих лошадей и выписывал полные родословные на своих лошадей, проданных в другие заводы, но лишь после 1831 года. А Бычок, рождения 1824 года, так и остался с краткой выпиской: “мать Домашняя, породы Кроликовой”.
<….>
Далеко не все коннозаводчики были столь заботливы и предусмотрительны, каким оказался, например, В. В. Тулинов. Начиная с 1816 года В. В. Тулинов, непосредственно сам и через В. И. Резцова, неоднократно покупал рысистых и верховых кобыл, а также верховых жеребцов из числа продававшихся на ежегодных аукционах Хреновского завода в Москве. На всех их он получал обычно краткие выписи, и долгие годы это обстоятельство его не волновало. Но когда в 1839 году были напечатаны “Подробные сведения”, В. В. Тулинов быстро понял, что нельзя вести племенную работу вслепую, понял значение точных и исчерпывающих родословных и, не в пример многим другим коннозаводчикам, захотел, хотя бы и с опозданием, восстановить происхождение купленных им в Хреновском заводе лошадей: поэтому он обратился к администрации Хреновского завода с просьбой, чтобы ему были выданы взамен справок полные аттестаты. Оформление этих аттестатов было произведено в 1839 году, т. е. когда доброй половины купленных лошадей уже не было в живых и когда как будто уже и странным казалось выписывать аттестат на какую-нибудь верховую кобылу гнедую Неустройную, рождения 1798 года, и на рысистую Простуху, рождения 1810 года. Однако Хреновской завод нисколько не был затруднен исполнением этой просьбы В. В. Тулинова: все архивы были налицо и в порядке, и полные родословные легко были восстановлены.
Если бы В. В. Тулинов этого своевременно не сделал, то и родословные всех тулиновских лошадей, впоследствии широко распространенных по заводам России, во главе со знаменитым Удалым — родоначальником завода Н. П. Малютина, были бы переполнены вопросительными знаками и зияющими пустотами.