С любовью о Москве.

Из воспоминаний....ЛНХ

В студии Юона 1916 г.

Мы шли по Арбату, и я задавал папе множество вопросов, вертевшихся возле одного и того же, а он был озабочен и рассеян
В этот час Арбат был малолюден. Воскресный отдых соблюдался строго. Полотняные козырьки над окнами магазинов не были спущенными - сентябрьское солнце светило неярко и осенняя дымка слегка затушевывала перспективу переулков, дома с мезонинами и садами и повороты Арбата.
Арбат был мне знаком хорошо. Вот магазин Шахворостова, где всегда пахло сухими грибами, мукой и цикорием, вот "Ницца" с блестящими витринами красок, палитр и кистей, вот кривые, стертые ступени вылезших на тротуар старых домов, вот на вывесках кукольного вида дамы в боа и франты с откинутыми полами пальто.
Истекал третий год войны, а два прошли в переменных радостях и волнениях, в надеждах на победу и конец.
Победу над Вильгельмом должен был принести главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, тот, чья сухопарая старческая фигура внушала мне наивную мысль о неподдельном величии.
А фронт не двигался, а Москва переполнялась военными, ранеными и беженцами. Не найти было семьи, в которой брат, сын, муж или отец не были на фронте.
Папа был озабочен. Кругом все чаще и настойчивей говорили о революции.
В доме отца изменился состав клиентов: исчезли знакомые Гарфункель и herr Сhekles и какие-то еще менее знакомые люди просиживали подолгу в кабинете отца и в гостиной, ожидая.
Они оставляли после себя крепкий запах сигар, папирос и духов. На круглом столике гостиной вместе с журналами "Столица и усадьба" валялись газеты и журналы с карикатурами на курящих гимназистов, на мужей, изменяющих женам, на женщин в юбках цвета танго с разрезом вдоль ноги возле колена и изредка - едкие политические карикатуры.
По дороге в гимназию я не раз видел узкую, не новую вывесочку на выступе крыльца "Классы рисования и живописи К.Ф. Юона и Дудина"
Классы помещались на втором этаже в доме "Общества русских врачей" на углу Арбата и Староконюшенного переулка.
Приемная студии со старинными книжными шкапами в металлических скрепах, с конским черепом, тканями и гипсами и большим письменным столом носила отпечаток порядка и деловитости.
Я разглядывал предметы, наполнявшие комнату, когда в приемную вошел Юон.
Черная борода резко выделялась на белом воротничке, своеобразная голова с вдумчивыми глазами имела нечто поражающее, так же, как и весь он в темном костюме, красивый в движениях, произвел на меня впечатление человека особенного, сильного, счастливого и светского в лучшем смысле этого слова.
Теперь я припомнил то, о чем говорили взрослые: лето в Воскресенске, строящуюся по проекту отца школу, торговую площадь и двух моих товарищей по играм: Игоря и Бориса - детей художника; лестницу на второй этаж и бородатого человека в белой косоворотке со строгим видом приоткрывшего нам, держа в руке палитру и кисти, после чего мы горошком скатились с лестницы.
...............
В студии оказалось пять комнат, и в каждой работали разное: гипсы, Венеру Медицейскую, столики с группами предметов и живую натуру. В первой комнате висел перечень красок нормальной палитры живописца (по Петрушевскому).
Стену одной из комнат заполняли мастерски написанные этюды: прекрасные по живой мимике, женская голова и студеная темная река на снежной опушке леса с подписью "Бялыницкий-Бируля".
В маленькой кладовушке можно было купить все необходимое для занятий: французскую бумагу для угля, альбомы, закрепители, холст, краски и кисти. Все было обдумано, все было устроено так, как надо.
Присмотревшись, я обнаружил, что почти все учащиеся в студии были старше меня.
На воскресные занятия приходило много молодых людей: гимназисты, реалисты и кадеты, а также молодые дамы, заполняющие, очевидно, все студии мира и вносящие с собой шумное оживление, улыбки, восторги.
Но на дам я посматривал осторожно, а думал о них нелестно и очень консервативно.
Искусство, сделанное женскими руками, в то время, за очень редким исключением, не содержало для меня ценных качеств. В живописи дам я не замечал смысла, а говорливость их меня смущала, как нечто недостойное. Незадолго до поступления в классы Юона, я видел выставку женщин-художниц. Выставка была устроена в пользу раненых. На этой выставке было много нарисованных кошмаров, вампиров, снов, призраков и т. п. и с тех пор мне начало казаться, что женщины слишком восприимчивы к веянию непонятного и пустого декаданса.
Сосредоточенный ум в 14 лет имеет возможности полного и острого внимания к происходящему. Я ходил сторонкой, и старался ничего не пропустить.
Помощник Константина Федоровича, Михаил Алексеевич Добров, был серьезен и ласков, но к приходу Константина Федоровича все становилось напряженнее и деятельнее. Имя и власть гипнотизируют людей.
Юон приходил в студию бодрый, мужественный в чудном расцвете душевных и физических сил. Переходя от одного к другому, он садился, брал уголь и очень энергически вносил поправки, сопровождая их ясным и логическим объяснением.
Он говорил то, что интересно слушать, что обычно кажется понятным, но обычно ускользает, что понимается позже, или не понимается вовсе.
Расстояние между учителем и учеником всегда очень велико. Сколько заботы учителю исправить то, что неверно видят и неверно передается.
Несмотря на множество моих ошибок, мне казалось, и это действовало бодряще, что Константин Федорович Юон оценивает меня положительно, как будто предполагал за моей молчаливой сдержанностью какие-то большие качества.
Это было тем дороже, что он стал для меня единственным авторитетом. Еще не зная полностью его произведений, я чувствовал, что около меня мастер и художник огромной культуры и дарования. Ошеломляюще действовали его способность сгруппировать и обобщать явления жизни.
Объясняя и задержав перед мольбертом протянутую руку с угольком, Константин Федорович обращал взгляд к стоящему ученику и мне казалось, что он взвешивает: "Дойдет ли сказанное?" и "Кто перед ним?" Сказанное доходило. Как весенний дождь на землю падали на мои неопределенные взаимоотношения с натурой ясные слова о лепке формы, о характере, о распределении света, об анатомических признаках.
В эти минуты нельзя было не отвлечься им самим, его мыслящими глазами и движениями крепкой и небольшой руки. Я видел, как спутанные и вялые работы под его рукой наполнялись энергичными контрастами золотистых, ярких тонов и окружались звучными тонами теней.
............

Классы помещались на втором этаже в доме "Общества русских врачей" на углу Арбата и Староконюшенного переулка.
"Общество врачей" сдавало часть помещений дома внаем: на первом этаже располагалась мясная лавка Данилова, а на втором, в небольшом помещении, находилась студия «Классы рисования и живописи», где под руководством художника Константина Юона получали знания Владимир Фаворский, Александр Куприн, Василий Ватагин, Вера Мухина, Давид Бурлюк и братья Веснины

Москвичи ( и не только) о Москве и Подмосковье.В продолжение темы " У камина"

Москвичи ( и не только) о Москве и Подмосковье.
В продолжение темы " У камина"