Загрузите GEDCOM-файл на ВГД   [х]
Всероссийское Генеалогическое Древо
На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!
Вниз ⇊

Путешествие в прошлое… Семейное древо


← Назад    Вперед →Страницы: ← Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9  10  Вперед →
Модератор: =marinna=
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
ГЛАВА 35
Елгава

Елгава встретила девушку дружелюбно. Особенно радо­валась ей Шарлотта. Правда, Николай был не в восторге, но девушку это не огорчало… Она понимала истинные причины и вела себя скромно, парой даже застенчиво, но всегда имела свою точку зрения в принципиальных вопросах. Разговоры случались непростые, но всегда мирные. Зину даже не от­пугивал немецкий язык, который она частенько слышала, главное для нее было отношение к ней ее избранника.
В один из вечеров братья сцепились на кухне, Николай – единственный, кто отговаривал брата:
– Сам подумай! Она учительница и коммунистка! Мы же уехать хотим, а ты решил взять в жены коммунистку… Да тебя и ее затаскают по кабинетам. О чем ты думаешь?
– Я ее люблю! Ясно тебе? И потом… у тебя-то тоже Таисия русская. Какие претензии ко мне?! – гневно бросил Валентин.
– Она русская, но не коммунистка! И этим все сказано! – стукнув по столу кулаком, подытожил Николай.
Шарлотта быстро остудила их спор:
– Хватит! Прекратите оба! Пусть он жениться, коль хочет. Девушка хорошая, мне нравится. А поехать с нами захочет, выйдет из этой чертовой партии!
– Да кто ей даст? Мама! Что вы говорите-то? Неужели непонятно! Или он ее погубит, или она его! Если подашь за­явление, то пойду и выкраду его на правах старшего брата! – безапелляционно заявил напоследок старший брат, выходя во двор.
– Я тебе выкраду! Мы еще подадим, если надо будет! – крикнул вслед Валентин, эмоционально размахивая руками.
Зина из соседней комнаты слышала перепалку братьев и ее немного удручало, что она стала причиной раздора в семье.
Настал день, когда утром Валентин ей сказал:
– Пойдем со мной и возьми свой паспорт.
У дверей ЗАГСА их поджидал друг Валентина, и только здесь Валентин объявил:
– Пойдем заявление на роспись подавать! Ты согласна? – и выжидательно посмотрел ей в глаза.
– Да, я согласна! – без колебаний ответила девушка.
– Ну вот и славно. Тогда пошли! – и крепко ухватив за руку, он потянул ее за собой.
Работница ЗАГСА, как принято, взяла у них паспорта и по­просила назвать свой возраст.
Реакция Валентина была, мало сказать, неожиданная, он обалдел, непроизвольно выпалив:
– Это ты такая старая? Всего лишь на год младше меня? А я думал – тебе от силы лет двадцать пять! – обескураженно сказал он, чем ввел в ступор и женщину, и свою избранницу…
Зина была озадачена, она молча, со смешанными чувствами вытянула паспорт из рук женщины и спокойным голосом произнесла:
– Ну вот и ищи себе молодую! – тут же развернулась и по­шла прочь, ускоряя шаг.
– Стой! Ты куда? Зина! Да постой же ты! – слышала де­вушка вдогонку. Она, не оборачиваясь, буквально слетела по ступенькам и рывком открыла дверь.
– Зиночка! Да постой же ты, наконец! – Догнав возлюбленную и ухватив ее за руку, развернул к себе и произ­нес: – Прости, пожалуйста! Я не это имел в виду. Мне все равно – сколько тебе лет, понимаешь? Я просто удивился, что ты, такая красавица, и так долго была одна?!
Зина была непреклонна. Она холодно глянула на него, освободила свою руку и попыталась снова уйти.
Валентин умолял ее пылкими фразами и признаниями в любви, даже вставая пред ней на колени и, в конце концов, был, разумеется, прощен и смог повести любимую по венец.
Была шумная и веселая свадьба, которую праздновали тут же в доме! Со стороны невесты были всего лишь шесть человек, которых было сложно найти средь многочисленных родственников мужа.
Жили дружно. Зина с Шарлоттой ладили, несмотря на то что жили вместе на одной половине дома. Дом был похож на веселый улей. Одни уезжали. Другие приезжали… На ка­никулах у бабушки постоянно гостили внуки, поэтому было не скучно. Вскоре у молодых родился первенец. Маленький курчавый Рудик был обожаем бабушкой…
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Каждый год Николай и Валентин ездили подавать документы на отъезд. Зина знала, что муж мечтает уехать, и что рано или поздно придется решаться ехать с ним или оставаться одной, без него. Даже однажды сделала отчаянную попытку выйти из партии, и ее на партсобрании пропесочили так, что от стыда была готова провалится сквозь землю. Этот ее про­ступок сказался на работе и в семье. В итоге для себя решила:
«Я остаюсь. А он пусть едет». Пошли подавать заявление на развод. Сидят в ЗАГСЕ… Она безутешно неуемно плачет, а муж ее успокаивает, гладя нежно по руке.
– Зиночка, не плачь, милая. Ну ты же сама решила. Успо­койся, пожалуйста!
Женщина смотрит на них сочувственно и ласково, по-матерински и говорит:
– Ребятки! Дорогие! Да как же я могу вас развести, коль вы любите друг друга? Такого трепетного и «печального» развода еще в своей жизни не встречала.
– Нет, разводите! – утерев слезы, твердо произнесла Зина. – Нам нужно это сделать! Пожалуйста, разведите!
– Ну, хорошо! – и, открыв паспорт и прочитав фамилию, вдруг переменилась в лице. – Не тот ли вы Валентин Керн, который хочет уехать в Германию на ПМЖ?
– Да, я! – ответил он.
– Теперь, мне все ясно! – с каменным лицом, поджав губы, произнесла она. – Хорошо, я разведу! – и стала молча запол­нять бумаги. – Девочка, я, надеюсь, ты на алименты будешь подавать?
– Нет, я не хочу от него ничего! – твердо сказала она.
– Но как же? Ребенок без отца! Так еще и денег не полу­чишь от него?! Он ж ведь собрался в капстрану? Подумай о сыне? Вот так его просто отпускаешь…
– Да, я так решила! – твердо заявила Зина, уже окончательно успокоившись.
Регистраторша холодно на них глянула и, бросив им бу­маги, сказала:
– Вот, подпишите!
Зина с Валентином какое-то время продолжали жить вме­сте, но официально были в разводе. Это облегчало ей и ему жизнь – для продвижения цели уже бывшего мужа и решения проблем на работе бывшей жены…
Жили как прежде дружно. По субботам Валентин не работал и часто удивлял свою жёнушку, пока она была на работе – из собранных им же яблок давил сок или варил компоты, ко­пался в огороде. Однажды он отправил на море жену и сына, в коттеджный домик прибрежного пансионата.
Дело было поздно вечером – у окна домика затарахтел мотоцикл. Зина, выглянув в окно, увидела Валентина. Он тихо постучал, стараясь не разбудить сына. В руках он дер­жал сумку.
– Тихо, сын спит. Ты чего? Что-то случилось? – удивленная его приездом, поинтересовалась Зина.
– Слушай, решил приехать. Смотри – что привез. Сегодня в товарном магазине выкинули приличный костюмчик. Вот догово­рился – примерь. Если не подойдет, то завтра сдам!
Зина улыбнулась, открыла сумку и увидела костюмчик-двоечку, обрадовалась, как девчонка, примерив его, еще больше оценила поступок мужа… а то, что он ей оказался в пору, сделало ее еще счастливее.
– Ну вот видишь – значит, не зря! – произнес Валентин, с любовью наблюдая за Зиночкой у зеркала.
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Все шло своим чередом, иногда Зине казалось, что обра­зуется все само собой... Готовились к свадьбе Луизы. Абрам Петерс из Сигулды сделал ей предложение и готов был усы­новить ее сына Стасика. Собрались две огромные семьи. Все гуляли и пели, а Луиза на свадьбе то и дело плакала… (Вот жизнь?! Выходила, вроде бы, не по любви, а всю жизнь жила любимой и любила!) Луизу многие поочередно успокаивали… Но даже слезы не портили ее красоту и грацию – так она была женственна и прекрасна!
Абрам отвел ее в сторону со словами:
– Почему ты плачешь? Зачем ты тогда дала свое согласие?.. Я знаю, что ты меня сейчас не любишь, но я постараюсь сделать тебя счастливой, и, возможно, когда-нибудь и ты полюбишь меня.
Луиза вытерла слезы и тихо сказала:
– Прости. Я постараюсь больше не плакать.
Абрам ласково посмотрел на нее, и они пошли под руку на танец.
Зина за столом кормила маленького Рудика, когда услышала за спиной чей-то шепот:
– Вот ты тут сидишь, а твой муж целуется на улице с другой!
– Ну и что? – спокойно пожала плечами Зина. – Пусть целуется. Мы в разводе.
– Как так? Ну ты, девка, даешь! – сплетница так же быстро исчезла, как и появилась.
Позже, к вечеру, как подобает на свадьбе (какая свадьба без драки?), Валентину навешали тумаков за вольности с чей-то женой…
Прибежала к Зине опять та же старушка-сплетница, суе­тится, охает:
– Там твоего мужа бьют!
А Зина и бровью не повела, сказала, как отрезала:
– Ну бьют… значит, заслужил! Зато сохранили обычаи…
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Братья Николай с Валентином между делом стали опять бороться за отъезд… Николай в очередной раз поехал в Мо­скву, вновь обивал порог немецкого посольства. Там он опять наткнулся на кучу параграфов, но бумаги все же взяли на рассмотрение.
А у посольства к нему подошел человек и поинтересовался:
– Что вы здесь делаете?
Николай попытался ответить, как есть, почувствовав, что за ним кто-то наблюдает; но дальше дело не пошло. Позже, на всеобщее удивление, через пару месяцев пришел ответ: «Выезд разрешен»…
Николай с семьей и Шарлотта стали собираться, распро­давать имущество и приводить в порядок бумаги. Шарлотту собирали как невесту! Покупалась новая ткань, шились новые платья и подбирались пуговицы в тон, приобреталась новая обувь. Для того чтобы достойно отправить мать на новое место жительство за границу, было даже решено забить и продать огромных размеров выкормленную ими свинью. Пригнали грузовик, и шестеро мужиков, соседи и их сыновья, с трудом ее отловили, закололи, выволокли волоком во двор неподъ­емную тушу и, надрываясь, с колоссальными физическими затратами погрузили ее в кузов… Все изнеможденные, вспо­тевшие и окровавленные, чертыхаясь и плюясь, закрыли борт самосвала и поехали на бойню.
Денег с продажи животины не хватило… Тогда Валентин решил продать холодильник, благо зима… Шарлотте хоте­лось уехать и не быть финансово зависимой от старшего сына, и поэтому она решила купить себе швейную машинку «Зингер» на случай нужды и для заработка. Незаменимая в доме вещь! И оденет, и прокормит.
И вот в феврале семьдесят первого года отправились пер­вые репатрианты на историческую родину. В длинный путь провожали их всем большим семейством, заполонив почти весь перрон…
Вскоре после отъезда матери и брата Валентин вновь поехал в Москву. На этот раз с кипой бумаг на себя и семью брата Ивана. Бумаги не приняли, указали на дверь… Валентин психанул и решил продемонстрировать на Красной площади свое негодование! Зашел в канцелярский магазин, купил там ватман и карандаш с толстым грифелем и большими буквами вывел: «Долой железный занавес! Хочу домой! На свою историческую родину!!!» и зашагал прямиком на Красную площадь. Развернул ватман и, подняв выше головы, начал расхаживать туда-сюда, но не долго… Минут через пять на площади появилась белая волга и его сначала вежливо по­просили сесть, а потом попытались выхватить из рук плакат.
– Ээээ, вы чего?! Что вам нужно?! – отмахиваясь от людей в штатском и выкручиваясь всем телом, бранился Валентин.
В итоге его все же скрутили, запихнули в машину и отвезли в каталажку. Вечером того дня в Елгаве, в тихий почти ус­нувший дом постучались двое. Зина укладывала маленького Рудика спать… Вздрогнула от требовательного и громкого стука.
– Сыночек, полежи, попробуй сам уснуть. Я сейчас вер­нусь, – поцеловала мальчугана в лобик и вышла из комнаты.
– Добрый вечер. Зинаида Керн? Простите, нам нужно по­говорить, – тут же, бесцеремонно оттеснив женщину, они прошли в дом.
– Вы кто? Что вам угодно? – задавала вопросы, но сердце уже подсказывало – видимо, Валентин…
– Вы супруга гражданина Валентина Керна?
– Да, была. Но мы несколько месяцев назад развелись. Я и фамилию свою вернула. Могу паспорт показать. Я – Ива­нова, как и раньше, и, пройдя к комоду, выудила из верхнего ящика паспорт, протянула его одному из мужчин.
Тот пролистал и, убедившись, что все сказанное – правда, спросил:
– Почему вы тогда здесь? Он что… Здесь больше не живет? Вы здесь одна с сыном проживаете?
– Нет. Мы пока вместе, соседствуем по разным комнатам. Но у него своя жизнь, у меня своя. Мне нужно подкопить денег, чтобы вернуться в Псков, к родным. Поэтому пока здесь. Ноооо… почему вы спрашиваете? Где он? С ним что-то случилось? – встревоженно спросила Зина.
– Вы что – не в курсе, что он в Москве?
– Нет, конечно. Первый раз слышу… Он мне не доклады­вает, – удивленно и широко раскрыв глаза, произнесла Зина
– Хорошо. Я вам все-таки настоятельно рекомендую по­дать на алименты. Это же не только в ваших интересах, но и в интересах ребенка. Надеюсь, вы меня услышали? Всё, доброй ночи! – и перед тем, как покинуть дом, обшарил его хищным жадным взглядом.
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
На следующий день Валентин вернулся весь помятый, грязный, побитый, в рваном плаще и бесконечно уставший.
– Господи! Что с тобой? Ты где был? – засуетилась Зина вокруг него.
– Да замели меня, красавцы! Вишь – не понравилось им, когда я со своей стенгазетой на Красную площадь вышел! И звать не пришлось, сами приехали… Минут пять всего стоял. Ну не хотят они меня отпускать! Что ты будешь делать, а?!
– Раздевайся и иди умойся, горе ты луковое, – на ходу она рассказывала о ночном происшествии. – Они у нас ночью тоже были… Спрашивали – знаю ли я, что ты в Москве? И почему-то, как и в ЗАГСЕ, настоятельно мне рекомендо­вали подать на алименты... Думаю, с отъездом это как-то связанно, – задумчиво произнесла она, помогая ему снимать рваные лохмотья. – Думаю, все же мне надо переезжать. – Через месяц Зина собрала ребенка, свои вещи и уехала во Псков, сказав лишь на прощанье: – В контейнер сложи то, что посчитаешь нужным, но машинку стиральную себе оставь. Ты – мужчина, тебе сложнее, мне все ж таки попроще. – Слезы стояли в глазах, но все уже давно было решено…
Позже, когда прибыл контейнер, Зина обнаружила но­вый диван и холодильник, новый стол со стульями. А когда пришли документы на братьев, и они распродали все свое имущество перед отъездом, Валентин приехал попрощаться с ней и с сыном… Уезжая и прощаясь на перроне, просил прощения и незаметно положил в карман ее плаща конверт.
Когда она осталась одна на пустом, одиноком перроне – расстроенная и заплаканная, съеженная не столько от холода снаружи, сколько от внутреннего – сунула руки карманы, тихо побрела на ватных ногах домой. С удивлением она нащупала конверт и, достав его, обнаружила в нем деньги. Придя до­мой и пересчитав сумму, обомлела – четыре с половиной тысячи рублей!
Она положила деньги на стол и долго, безотрывно на них смотрела, потом взяла листок бумаги и стала считать… сделав нехитрые расчеты, поняла, что этой суммы хватает до совер­шеннолетия сына. Зиночка горько расплакалась. «Судьба», – шепотом произнесла она.
Вот так постепенно, друг за другом, в разные годы родные покидали Россию…
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
ГЛАВА 36
МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ…
Монтабаур, 18.06.1991

Светлая, уютная квартира с низкими окнами в пол. Яркие лучи солнца проникают сквозь лёгкие, воздушные шторы, освещая изящную хрустальную посуду в витрине и полку, на которой стоят фотографии детей и внуков. В комнате чи­сто и тихо, Соня лежала на кровати, когда услышала звонок телефона, с трудом поднялась и прошаркала в прихожую. Телефон настойчиво дребезжал.
– Керн, – произнесла она в трубку.
– Мама! Мама, это я. Я тебя разбудил?
– Нет, сынок. Я просто лежала. Ты как? Тамара еще дома? – слабым голосом поинтересовалась она.
– Мама, я Тамару еще вчера отвез в больницу. Она утром родила! У тебя еще одна внучка! Поздравляю!
– Ой, Юрочка, сынок! Слава Богу, родила! Девочка! Назвали-то как? – отрывисто спрашивала она, с каждым минутой все больше и больше освобождаясь от своего уны­ния и как будто с кем в пространстве разговаривая: – Хвала Господу! Человечек еще один на Земле! Иоганой, значит, решили назвать! – повторив услышанное, вне себе от счастья уточнила мать. Посылая хвалу Господу, она забрасывала сына вопросами, и при этом Соня как будто даже светлела и молодела, оживляясь и возвращаясь к жизни: – Так ты уже малышку видел? Был в больнице?
– Да, только что оттуда. Ездили с Мариной и Вольфом. Все хорошо. Врачи говорят – через три дня выпишут.
– Я так рада! Сынок, так рада! Я тебя поздравляю! Ты даже не представляешь, как я рада! – растрогано произнесла мать.
– Спасибо, мама. Ну, как Тамару выпишут, приеду, заберу тебя к нам. Хорошо?
– Да, конечно. Звони. Тамаре привет передавай от меня и мои поздравления! А крошку от меня поцелуй!
– Хорошо, мама, все передам. Давай тогда – пока. Иди ложись. Отдыхай
– Пока, сынок. Пока.
Соня еще секунду послушала гудки в трубке и с умилен­ным взором и более легкой походкой вернулась в спальню. Стоя у кровати и обводя комнату взглядом, она на минуту застопорила свой взгляд. Ниночка, которую она потеряла, смотрела на нее в упор. Перед ее мысленным взором ярко всплыла картина прошлого. Она инстинктивно схватилась за горло, у Сони перехватило дыхание, она стала успокаивающе гладить себя по груди и следом принялась мерить шагами комнату, время от времени возвращая свой взгляд к портре­тику дочери… Потом быстрым шагом вышла в зал, подошла к комоду и начала открывать хаотично и нервно один ящик за другими, как будто искала что-то…потерянное.
Перерыла все до дна. В среднем ящике обнаружила то, что искала – листы бумаги и ручку. Схватив несколько листов, стремительно прошла в столовую. Резко отодвинула от стола стул, швырнула бумагу на скатерть и увесисто плюхнулась на стул. Несколько секунд смотрела она на чистый лист, потом на мгновение прикрыла глаза, вздохнула и, растирая шею, как от невидимой удавки, одним движением руки рас­пахнула накинутый на сорочку халат, вооружившись ручкой, начала писать заглавие: «Воспоминание – Исповедь, из жизни жертвы двадцатого века…. Хочу воспользоваться бумагой и пером, чтобы излить и выразить многострадальную душу своей неудавшейся жизни. Все люди, начиная от близких и родных и, конечно, хорошо знакомых, кажется, совсем меня не понимают… откровенно говоря, и понимать-то совсем не хотят. Я не обижаюсь на это. Поскольку им это совсем не нужно, и то правда – кому нужно в теперешнее время вникать в чужую жизнь другого человека? Больше нет сил себя сдерживать! Мысли рвутся наружу, наболевшее сердце кровоточит, не подчиняясь разуму. Разум сдается… Считаю нужным, наконец, вылить все пережитое и наболевшее во мне, истерзывающие меня на части мысли вылезают на­ружу, обнажая все мои горькие воспоминания. Я – глубоко верующий человек! И это в свое время мне сохранило жизнь. За что я Ему бесконечно благодарна! Я жила потому, что понимала – нужна своим детям, внукам. Прошу извинения у моих читателей, а таковые, надеюсь, будут, хочу поде­литься радостной новостью. Я стала бабушкой в пятый раз! У моего Юры родился третий ребёнок. Девочка! Божий дар! Назвали Иоганной.
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257


Судьба Великой многострадальной России! В которой мне по роковой случайности или по Божьему промыслу пришлось родиться. Сколько я себя помню, а помню я себя с довольно раннего возраста, с двух-трех лет… Эта дата мне запом­нилась, врезалась на всю жизнь! Итак, родилась я, кажется, в 1927 году, то есть год точен, а вот месяц не ясен: то ли в апреле, то ли в октябре… да и число может быть не точное, то ли 17-е, а может, и нет…. Уважаемый читатель, вы не думайте, что я вас ввожу осознанно в заблуждение, это не шутка, серьезно, в самом деле… В дальнейшем вам станет все понятно. Родилась я на Новгородчине, в Александровской колонии, в немецкой крестьянской семье…»
Соня писала быстро, порой размашисто, часто перечер­кивала, когда касалась болезненных тем, а также упреков к обывательскому обществу, которому свойственно думать узко, без умения понимать и чувствовать другого человека, и поэтому это общество неспособно на анализ происходя­щего вокруг. Исписав страницу, она вдруг встала, прошла на кухню, налила стакан воды, залпом утолила жажду и, на­полнив стакан снова до краев, вернулась в комнату к своим воспоминаниям. Строки неслись вперед, порой опережая мысли: «Помню зиму, сани, запряженные лошадью, и себя, крепко промерзшую, закутанную в тулуп. Уезжали мы тогда насовсем, т. е. удирали… Папа для тех страшных времен вдруг из обыкновенного труженика-крестьянина превра­тился в кулака. А имел-то всего недостроенный дом, землю, унаследованную от отца, одну корову, лошадь да барана и свинью, а главное – трудолюбивые руки… Этого властям было достаточно, чтобы его погубить, раскулачить, рас­топтать и тем самым уничтожить…
Помню – топилась печь, было холодно… Мы с Мусей стали зябнуть, решили согреться. Муся подошла слишком близко к печи, и ее платьице вспыхнуло на ней и ярко загорелось. Мы были страшно напуганные, бросились наутек… Я, а за мною горящая девочка. Крик стоял страшный в ушах…»
Соня отбросила ручку, как будто ошпарилась, стала тереть ладони о свои колени, потом ими же прикрыла уши и закрыла глаза. Под веками беспокойно двигались глазные яблоки. Воспоминания ее поглотили полностью. Постепенно она успокоилась, стала дышать ровнее и продолжила…
«…Помню собаку и узкий мостик через реку… Помню, как мы, дети, любили на нем играть. Было весело, мы задорно смеялись, а эта „махина“ вдруг понеслась на меня… Я бегу, что есть мочи, но не успеваю и оказываюсь в воде (Как вдруг оказывается легко утонуть? Подумала я). На всю оставшуюся жизнь остался страх воды. Помню все свои детские мысли в голове! Я рассуждала: вот я умираю, медленно, без мучений. Даже не страшно. И когда очнулась, увидела боль­шие сердобольные глаза моей спасительницы Адели, которая меня гладила по руке (тогда мне было четыре года) Еще я помню, как по соседству жила одна дружная татарская семья, но у них не было детей, и я к ним часто приходила, они мне симпатизировали. Я их часто спрашивала:
«А где же ваша дочка?»
Они мне отвечали:
«Наша девочка у нас в сундуке», – мне становилось так страшно, и я из любопытства требовала ее оттуда достать.
«Так нельзя! Она умрет!»
Они, естественно, смеялись надо мной…
А я прибегала к маме и жаловалась:
«Какие нехорошие люди! Держат взаперти свою девочку в сундуке».
Помню, как я боялась дома возле кладбища; когда маме при­ходилось оставлять меня одну, даже ненадолго. Я ложилась в постель и с головой укрывалась одеялом. Вот, однажды, был такой курьез со мной… Я услышала стук в дверь, до­вольно требовательный.
Я очень испугалась и не отвечала на стук, потом все же не выдержала и вышла в сени, спрашиваю: «Кто там?» – А мужской голос мне: «Девочка, открой!» – Я ему: «Нет, дяденька, не открою. Дома никого нет!» – Тогда он мне опять: «Открой! Дай мне кусочек хлеба. Я голоден!» Я на­пугано отвечаю: «Нет, дяденька, хлеба. Мама скоро придет, принесёт хлеб, тогда и приходите!»
Наконец он не выдержал и громко захохотал… и я узнала дядю Мартына (муж маминой сестры Анны). Я откры­ваю. Он бросается ко мне, берет меня на руки, целует и об­нимает… Я же прижалась к нему крепко-накрепко, и вся дрожала от страха. Когда мама пришла, его поругала за то, что он меня так здорово напугал…
Потом помню – гордость школьника! Учившемуся все познать… Я с удовольствием училась и мне все легко давалось. Только… квартиранты и арест отца были параллельно моим первым годам учебы… Это самые позорные страницы моей страны…
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Господи! Как мне хочется верить, что такое в моей стране больше не произойдет!»
«Избавь нас, Господи!» прошептала Соня и продолжила строчить дальше. Буквы удваивались в размерах, почерк становился крупнее и размашистее, доступнее к близорукому чтению. Стопка написанного увеличивалась с каждым часом. Ее все несло дальше и дальше, ее затягивало все глубже и глубже в трясину мрачных и тяжелых воспоминаний. Ее совсем не брала усталость, только иногда она вставала и под­ходила к комоду за очередными листками. И писала, писала, писала…
«Тридцать восьмой… памятный год… был уже намного мягче, если можно так сказать. Черные силы стали слабее, это чувствовалось даже нам, немецким детям –врагам на­рода. Помню приезд в Ленинград, в пересыльную тюрьму на свидание с папой. Там была тьма народа… разных на­циональностей. В основном женщины, старики и дети… за время ожидания все люди перезнакомились, пересказывая свои истории друг другу. Все стали равны, ибо пострадали от произвола злобной воли, кучки правящих тогда убийц – Сталина, Ежова, Берии и им подобных… Этот перечень велик, всех не перечислишь. В долгой пытке ожидания мы, дети, смотрели в щели высокого черного забора и наблюдали ужас…»
«Господи! Дай мне сил дописать! Удержи меня во здравии, Господи!» – нашептывала себе под нос Соня. И не делая паузы продолжала…
«Фашизм или коммунизм?!.. Не все ли одно? Коммунизм, при котором мы строили Советскую „счастливую“ жизнь? Агитируя издевательским лозунгом – „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ Наша сила! Наша воля! Наша власть! ...Кто не с нами? Тот против нас! Значит, кулак, враг, шпион и должен пасть… И сажали своих без разбору. Без суда и следствия, тройкой идиотов! Скрытых садистов! И за­чем им было приходить в этот благой мир? Чтобы сеять смерть?.. Вот так мы жили. Наше тогдашнее младое поко­ление, воспитанное на „идеалах“ партии, и клятвы пионера, которые мы заучивали наизусть – „затюканные птенцы“. О, как мы, дети, в это верили! Помню – торжества на майских праздниках и демонстрации…»
Соня торопилась, сбивалась, перечеркивала, иногда теряла мысль, перескакивая с одного на другого, возвращалась на­зад в желании не упустить главное. Ей становилось легче и спокойнее, она почувствовала, как будто внутренние ти­ски разжались, освобождая ее от внутренней боли, тяжести в груди и постоянной нервной тряски. Она почувствовала прилив небывалых сил и поняла, что сможет закончить свой наболевший рассказ.
«Хотелось бы, чтоб хоть дети все знали… А главное, не приведи Господь, чтобы им такое повторно пришлось пере­жить!» – произнесла она тихо сама себе с легкой дрожью в голосе. И взяв чистый лист бумаги, написала оглавление:
«Война. 1941 год.
Как обычно, безоблачное счастье – каникулы! Вставать рано в школу не нужно, наслаждайся свободой! И вот как снег на голову, помню – раннее утро… Что такое? Воздух прорезал совершенно новый, зловещий шум – вой сирены! Воздушная тревога (только потом поняли, что это такое). И самолеты! Море самолетов над нашими головами летели мрачной, низкой тучей… Вот так началась для нас война…»
Соня вспоминала и вписывала поэтапно – как удирали в лес, жили в землянке и зябли от холодных ночей, возвращение в покосившийся без стекол дом и многое другое… А дальше – хуже. Итак, дорога в неведомое в холодном товарном вагоне. Ехали около месяца, в октябре прибыли в Сыктывкар… И последовала долгая глава о длительной и унизительной жизни в Коми… Юность, замужество, дети…
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Соня нумеровала страницы и аккуратно складывала по главам листок за листком, потом брала чистый лист и вновь раскрывала душу… Особенно пронзительно пишется глава о трагедии с Ниночкой, она как будто вновь проживает всё заново. Возник детский милый лик. Она всплакнула и прошла к кровати, впилась глазами в портретик ненаглядной дочурки, которой суждено было умереть. Молча застыла с полными глазами слез… Детский образ постоянно стоит перед глазами, как будто в своих ручках сжимает ее растерзанное сердце. Соня подошла ближе, с нежностью погладила рамочку со словами: «Прости мня, дитя!» – и вновь вернулась к столу.
«Свобода! Ура!» – мы так долго мечтали об этом, что порой даже не верилось. То ли ты спишь?.. И это твой сон – желание или действительность? Но, может, попро­сят что-то взамен? Это было ни на что не похожее чув­ство… Это не объяснить словами! Чтобы действительно понять, нужно самому пережить. И мои братья, сестры и мама нашлись!!! Это было невообразимо дико, что вдруг, все кардинально изменилось. …Позже приезд в Грузию меня опять охладил…»
Вечерние сумерки. Над столом горит тусклый свет. Напро­тив в зеркале отражается силуэт пожилой женщины… Она разглаживает пальцами строки, ею написанные, и перечитав все, дописывает последнюю фразу: «По-моему, ясно – где же зарыта собака…»
Она облегченно откинулась на спинку стула, глубоко вдох­нула и медленно выдохнула. Сидя неподвижно, она будто вся обмякла и, казалось, даже застыла… провалилась туда, в свой прошлый мир, и не спешила выбираться назад. Окутанная мглой мумия в потёмках произнесла:
«А ведь это все она – моя скверная убогая жизнь! И только она, виновница всех моих бед и страшной болезни, точнее впредь – пожизненным приговором!» – растянуто и обреченно произнесла она.
Соня уставилась, не моргая, в угол стены, и тут же ее не стало… Она не слышала визга тормозов за окном, рева мото­цикла и голосов прохожих или соседей, мягкого тиканья настенных часов в квартире и не видела нещадно треплющуюся порывистым ветром занавеску, отражающуюся в сумрачном зеркале... Она не смирилась с этой жизнью, но жизнь на­сильно связала ее душу «смирительной рубашкой» болезни.

Прикрепленный файл: В потёмках зазеркалья_обложка.jpg
Лайк (1)
=marinna=
Модератор раздела

Сообщений: 394
На сайте с 2010 г.
Рейтинг: 257
Соня с сыном Георгием, Христина. Коми, Лабором. 1950 г.

Прикрепленный файл: Соня, Христина, Георгий.jpg
Лайк (1)
← Назад    Вперед →Страницы: ← Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9  10  Вперед →
Модератор: =marinna=
Генеалогический форум » Дневники участников » Дневники участников » Дневник =marinna= » Путешествие в прошлое… Семейное древо [тема №135000]
Вверх ⇈