Книги о Донских казаках - Генеалогический форум ВГД. Тема №58250

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

Размещаю по просьбе Гусева В.А.

Добрый день! Уважаемые читатели!
Предлагаю приобрести мои книги!

Я, Гусев Виталий Александрович, проживаю в г. Волгограде, историк, занимаюсь исследовательской работой в области генеалогии и истории донского казачества. Мои предки – донские казаки. За продолжительное время работы в архивах ГАРО, РГАДА, РГВИА, РГВА, ГАВО накопилось много копий архивных документов 17-нач. 20 вв., которые необходимо публиковать, чем занимаюсь в настоящее время. Уже вышло из печати 3 моих книги, на март-апрель 2014 г. намечен выход 4 книги. Идет подготовка 5 книги.

Всем кому интересны мои книги, обращайтесь по тел. 89023641710 или пишите на: guseffv@mail.ru

Концепция данных выпусков – предоставить читателю возможность лично ознакомиться с источниками, после чего он сможет самостоятельно оценивать качество научных или научно-популярных трудов по истории и генеалогии казачества. Широкие массы интересующихся этой темой, особенно под влиянием выложенного в Интернете огромного количества разных откровенных «сочинительств», за незнанием источников охотно верят таковым. В последнее время каждый может объявить себя историком и писать все, что ему заблагорассудится, путая при этом исторический и литературный подход. Архивные изыскания для таких авторов – занятие сложное и непопулярное. А когда недостает фактов и источниковедческой базы для выдвинутых ими версий, в качестве аргументации используются «предания», под прикрытием которых очень удобно сочинять все, что приходит в голову.

ПРОДАЮ КНИГИ:

-ПРИСЯГИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ 1718 год. Материалы по истории и генеалогии казачества. Выпуск I.

-"О происхождении донских казаков". Материалы по истории и генеалогии казачества. Выпуск 2.

-Поселение на Волге ДОНСКИХ КАЗАКОВ. XVIII век. Материалы по истории и генеалогии казачества. Выпуск 3.

-готовится к выпуску:Сказочные казаки на Дону. Переселение на Терек сказочных и волгских казаков. XVIII век. Материалы по истории и генеалогии казачества. Выпуск 4.

-готовится к выпуску: Служба донских казаков. XVII-XVIII века. Материалы по истории и генеалогии казачества. Выпуск 5.

содержание книг

Как казаки малым числом врага били
Продолжаю подготовку текстов для публикации в следующем, уже 15 сборнике. Вновь передо мною открываются рукописные тайны. Поведаю об оных выписками из древних повествований.
В самом разгаре шла очередная «у России с Портою Оттоманскою» война (Русско-турецкая 1735—1739 гг.)
«По древнему обыкновению» бОльшая часть донских «доброконных и добровооруженных казаков» ушли в дальние походы, от чего казачьи городки «сильно обезлюдели».
А из вражеского стана доходили тревожные вести.
«1738 году генваря 22 дня вышедшей ис плену ис Кубани» волошенин в Азове генералу Василию Левашеву сообщал как «в разговорах слышел, что в Крыму всем татарам по ханскому приказу велено для нападения … в поход готовым быть».
«1738-го году февраля 18-го дня пополудни в третьем часу прибежал в Азов из кубанского войска некрасовской казак и в военной походной генерала Левашова канцелярии допрашиван и сказал,
Зовут его Наум Семенов сын Гусек, в сей ночи из кубанского собрания с речки Челбаша ушел, а о объявил», что «некрасовцы многие в Росию возвратитца желают», только татары «их удерживают и разглашают, якобы когда возвратятца, все кажнены будут», и «у всех старую веру отоймут и затем итьти боятся. При том же и кубанцы накрепко стерегут, чтоб некрасовцы не только бы все ушли, но и за всяким человекам того смотрят, чтоб никто не уходили». Еще в 1737 году бежавший с Кубани Яков Коржихин показывал: «Бедные казаки в разговорах объявляют тайно, что намерены бы идтить по-прежнему под державу российской государыни, а другие, большая часть, идтить не хотят и за другими того смотрят, и перепоручились круговыми поруками и всему бедному народу объявляют, что российская государыня никак их в вине не простит и по приходу их на Дон повелит всех перевешать». И тогда же «в 737-м году … присылан был с Дону войсковой наказной атаман Иван Фролов для уговорения тех некрасовских казаков, но, не могши их уговорить, возвратился обратно на Дон». «Что узнав татарские начальники, и собрав корпус татар» и некрасовцев, «выступили в преследование помянутаго Фролова, но не могши ево преследовать, остановились при речке Керпели». «И учинили начальники между собой заговор, и войско свое на три части розделили, а имянно: половине корпусу 15000 человекам иттить к городу Черкаску и напасть на оной в расплох ночью; а 10000 иттить по Дону и разорять селении казаков; достальным же 5000 отогнать табуны». Наум «был в том же числе, впало ему намерение уйтить и дать известие российскому войску, слыша от всемилостивейшей государыни милосердие». Он «родился на Кубани в Некрасовских станицах от казака, во владении татарских саваскиров, где и остался от отца и от матери в сущем малолетстве, почему и воспитан был в сиротстве сестрою своею родною». Но по всей вероятности, имел какую-то связь c донской родней. Поэтому находясь в татарском войске, точно знал о «злом их умысле», решился, «чтоб ушед из их толпы, и уведомить на Дону казаков», ночью взяв «коня ис табуна», «пустился в путь». За ним была погоня, «пяти сотная команда». А он «не знал на Дон по степи дороги», «скакал по степи туда, куда глаза … видеть могли», «и так менее однех суток прискакал … в Азов более двух сот верст от Челбазы лежащей». «Где объявя о себе караульным, и представлен был главнокомандующему генерал-аншефу и ковалеру господину Левашеву». Там и сообщил «кубанской казак» Наум Гусек, «что идет кубанской саваскир с немалым войском для взятья города Черкаскова, и донских казачьих станиц».
19 февраля «в высокой ея императорскаго величества кабинет» ушло от генерала Левашева о «переметчике некрасовце и о кубанских ведомостях всенижайшаго доношения», а для «доподлинного известия», где же точно находятся «кубанцы», «послана з Дону лехкая партия».
23 февраля 1738 г. «посыланными лехкими подъездами, те кубанцы усмотрены: от Азова в верстах шестидесяти или больше за рекою Ея в степи обращение имеют, и к Азову, и к Дону по се время не приближаютца». А «орда ж, знав» «о … на Дон побеге … и видев посыланную с Дону для осмотру команду», «… с Еи речки пошла обратно на Кубань». И на этот раз «так город Черкаск со всею своею округою от грозящей ему погибели спасся». А некрасовец Наум Семенов «выпросился на малое время в город Черкаской к своим родственникам», а затем «от Войска Донскаго и принят был в число казаков с немалою благодарностею», «с самого того времяни продолжал … службу, и был в Пруском и в протчих походех», также его «женили … на дочери казацкой, с которой и прижил … семь сынов» под фамилией ГУСЕВ в станице Пятиизбянской (как документально удалось выяснить, это мой прямой предок в 10 колене).
Но вернемся в суровый 1738 год.
30 июня 1738 года «пришли к Азову» «вышедшия из Кубани две невольницы казачьи жоны бывшаго Кумшацкова городка», который ровно год назад, в 1737 году, был полностью разорен татарами и некрасовцами, и притом перебиты почти все казаки и старики, да уведены в неволю 10 казаков, 240 «казачьих жонак» и 500 «детишек». Полонянки «присланные из Азова в Черкаской допрашиваны, а в допросе показали», что «взяты в полон прошлого года по разорении того Кумшацкого городка кубанскими татарами и были в полону на Кубани у Касая мурзы», где «они сами видели» как тот мурза «четырнатцать человек татар да изменнических некрасовских казаков четыре человека посылал под Азов для взятья языков, и оные посланные взяли под Азовым четыре человека да одну бабу на бахчах азовских, а в том числе один отставной салдат, и привезли оных языков на Кубань», а «те языки объявляли, что на Дону ни одного военного человека не осталось, а все вышли в Крым», и ежели «кубанския татары, пойдут на Дон, то де за тем малолюдством великую себе добыч получить могут». «К тому ж крымской хан писал и сараскер на Кубань, что руское войско все идет на Крым … и потому надеятца, что на Дону в домех казаков никово не осталось». «Назад тому три недели бежали оне и при них еще третья женка казачья жена того Кумшацкого городка … Лобова сноха, и шли оне степью, а в одном месте лежали в скрытии в камышах неделю по близости Кубану … А как де оне уже и шли из полону из Кубанского займища, то означенной мурза Касай с татары с той партии и шел, которого они сквозь камыши угодали по голосу», но их не заметили, «а оне ночи дождався, пошли, и не дошед Азова за три дни, «а … упоминаемую Лобову сноху, затем что изнемогла, оставили в степи».
Рапортовал войсковой атаман Данила Ефремов, что в июле 1738 года «чрез выходцов с Кубани трех человек, черноярского … сына Партнова, торского жителя …, донской Романовской станицы казака …, известно ж, что доподлинно кубанская орда вся ныне в собрании итить под наши казачьи городки, и разсылают под городки наши и под калмыцкия улусы партии для взятья языков».
«Июля 26-го дня выбежал из полону ис Кубани от некрасовских изменнических казаков ведения Донскаго Войска з Донца Митякинской станицы казак …», а с ним «малороссиянин, объявивший о себе: «назад де тому будет лет з десять взят был он от Бахмута кубанскими татарами в полон». Кстати, еще в апреле 1738 г. Ефремов докладывал в в Санкт-Питербург, мол «есть опасность та, что бывшие запорожские казаки, изменя, ныне живут под протекцыею крымского хана, не могли б как под образом малоросиан к нам в Черкаской и в Азов приезжать», и передавать «купецким армянам» лазутческие письма. «И содержались они, казак … и малороссиянин … на Кубани в ясырстве у некрасовских изменнических казаков до побегу … а минувшаго июля 10-го дня прислан к упоминаемым некрасовским изменническим казакам от кубанского сераскера Бахтыгиреева … татарин с таким объявлением, чтоб те некрасовские казаки были к походу на донские станицы половинное число в готовности, ибо де на Дону по станицам никого казаков не осталось, а все отправились в службу».
Озадачился войсковой атаман Данила Ефремов: кто же сможет «защиту чинить» от предстоящего «неприятельского приходу»? «Сколько мог, со всех рек с станиц конных и пеших станищных атаманов, есаулов, писарей и выростков казачьих детей /кои хотя б мало годны ружьем владеть/, всех без изъятия собрав, разставил в средних … донских станицах до Черкаского во опасных местах на фарпосты», а вдобавок «для обережи от таковых неприятелей Черкаского и Азова, и из крепости Святыя Анны» требовал «двесте человек салдат с афицеры и несколько кананиров». Немало оставалось казаков пеших. Дабы «приумножено было людей ко отпору против сильного неприятельского собрания», Ефремов, «пригнав войсковые конные два табуны, в коих были лошади пущены и приезжих всякого чина людей, и из собственного своего конного табуна» – «дал же позволения всем пешим казакам и калмыкам, кои своих лошадей не имеют, разбирать по две лошади».
1738 года «августа 12-го дня рано из Черкаского выступили, и следовали денно и ночно в верховыя … донские городки». «В собрании казаков и казачьих детей, и престарелых казаков, и калмык, и базовых здешних татар в тот поход собратца могло всего до тысячи человек /что никого из казаков не осталось в Черкаском, но токмо присланные из Азова двесте человек салдат с надлежащим числом афицерами и кананерами/, с коим числом казаками и юртовыми калмыками, и базовыми татарами, и с походными пушками … августа 14-го дня дойтить мог до Кагальника городка». А вперед «посылал партии наблюдать и смотреть: на кои места оной неприятель следует и где чрез Дон мог бы переправы обыскивать». «А как знатныя и способные переправы по Дону имееютца пониже оной Когальницкай станицы у Бабьем и в урочище Сабачей коловерти», то и ожидать противника «чаятельно» здесь. Но «неприятельское сильное собрание» вдруг «поворотясь скорым ходом», нашли брод «выше Когольника верстах в сорока между Михалевскою и Каргальскою станицами», 15 августа «на зоре рано Дон на сю сторону на салах, а другия нагия на лошедях с одними ружьи и копьями, переправились и напали на Нижнею Каргальскую и Быстрянскую станицы, и оные станицы … штурмовали».
Как только со стороны этих станиц донеслась пушечная стрельба, войсковой атаман разделил свое малое войско на две части. «Выбрав доброконных казаков и калмык, и базовых татар до трехсот человек», поспешил на выручку осажденным, да артиллерию «со оставшими старшинами и казаками определил поспешать» за ними же. А с другою частью казаков, юртовых калмык и базовых татар, настиг «при переправе с полоном и скотом и с пожитками». «Неприятели» побросали все награбленное и пленных, бросились наутек: «токмо собою в Дон уходить на ту сторону». «Из коих … многих побили и потопили, а полон, також скот и весь пожиток отбили». «В поздные обеды» казаки прискакали к Быстрянскому городку. Расстоянием в двух верстах оборонялись и Каргалы. «А во оных станицах во отпоре находилось не более, и с теми, кои с морской флотилии прибыли, человек по тритцати». Как только «усмотрели» татары в близости «команду» атамана Ефремова, запалили Быстрянскую, «а от Каргальской станицы от штурма оборотясь», «стали чинить … бой» с донцами. И Ефремов «с старшинами и казаками, и калмыками, и базовыми татарами принял азарт», чтобы «оную Каргальскую станицу … неприятели достать не могли», да и до иных станиц далее их не допустить, «ударили на оного неприятеля боем напролом, и имели сильное срожение на копьях и саблях». Донские казаки «до самой крайней возможности наступали на оных неприятелей, и весьма отважно имели бой». И враг побежал к Дону, а там обнаружилось, что никакой переправы уже нет. Кто прямо «с лошадьми и оправою военною», «другие скоча с лошадей, бросаясь в воду в Дон, плыли на ту сторону х кошу своему и бежали в степь к речке Салу». «Оной неприятель, как полону, так и скота и протчаго пожитка никакого чего в добыч себе не получил; но с вышеписанным стыдом бежал». «На коей переправе многие неприятели побиты и потоплены, и переранены», а всего «при означенной сильном срожении и переправе побито и потоплено до тысячи человек», да в плен «забрато» до сотни. Итак «оная вся орда … как чрез Дон прогната, пошла в ход прямо х Кубани». А Данило Ефремов «с оставшим Войском Донским остановился ныне при переправе Бабской в караулах, опасаясь того, дабы оные неприятели, как уведают, что и поблизости от Черкаского по станицам малолюдство есть» не задумали «паки перейтить Дон на означенных Бабской и с Сабачей коловерти переправах на сю сторону для добычи».
«А при означенном главнем нашем действии и от нашей стороны взяты оными неприятельми в полон» двое знатных старшин Эркашарин да Поздеев, двое походных старшин, 18 рядовых, «да всмерть побито» – один полковник, два есаула, пять хорунжих, лекарь, писарь, и рядовых 31 человек.
Подробности в 15 выпуске "Материалы по истории и генеалогии казачества"
#архиввиталиягусева
guseffv@mail.ru
МЕТКИ: #архиввиталиягусева

КАК КАЗАКИ С ТАТАРАМИ ПЛЕННЫХ ОБМЕНИВАЛИ
Продолжаю открывать рукописные тайны примерами из выписок
Осень 1738 года. Еще недавно донские казаки и кубанские татары да черкесы уничтожали друг друга в смертельных схватках. Когда «изменнические некрасовские казаке» тайными тропами приводили вражеское войско под донские казачьи городки и пытались громить Быстрянский да Кагальницкий, но получили такой отпор в основном от стариков и малолеток, что «от тех казачьих городков … отогнаты и переправлялись чрез Дон, в то время за скорым переправлением многия пометали в Дон сагайдаки, стрелы, сабли, ружья и седла и у многих татар казаки лошадей отбили, а иных из ружья побили, и от того оныя татары в аулы свои бежали с великою торопостию и стали быть весьма худоконны».
И «при означенной сильном срожении и переправе побито и потоплено до тысячи человек и в полон» взято «со сто человек и более, и знатных татарских мурз и черкеских узденей».
Некрасовцев донские казаки в бою в плен не брали, «по обыкновению войсковому» вешали «на якорь за ноги»: «а вышеписанного изменника некрасовца … мы, холопи твои, Войском по древней своей обыкности у себя в Черкаском повесели за ноги на якорь».
А «от нашей стороны взяты оными неприятельми в полон» 18 рядовых казаков да несколько старшин, в том числе и двое знатных – ПОЗДЕЕВ и ЕРКАШАРИН.
Как только замолкали «пушки», вдруг вроде бы как забывались вчерашние обиды, и начинался процесс «розмены» да «окупа». Как правило, посредниками между сторонами становились греки и армяне. Именно они были вхожи «по торговым делам» в любые крепости или станы. Часто лично вносили за кого-то деньги и на свои средства привозили на Родину, что потом им возмещалось, в том числе и из царской казны.
Уже осенью шла активная переписка между Доном с Кубанью и Кавказом. И 17 декабря 1738 г. в Черкасской к войсковому атаману Даниле Ефремову «привезенной с полону с Кубани на размен … Данского Войска старшина … … сын Поздеев доносил, что как нынешнего минувшаго лета августа 15-го дня приходила кубанская орда с черкесами на донския казачьи городки, и как з господином войсковым атаманом Данилою Ефремовичем и с оставшим Войском Донским показанные неприятели имели сильное срожение, и во оном же сильном срожении … неприятелями саблею ранена под ним лошадь, … взят кубанскими татарами в полон и отвезен на Кубань, и был в полону у китай кипчаков у мурзы Юсюпа».
«А как уведал про него, Паздеева, кубанской сераскер Салим Гирей салтан, и призывал хозяина ево, показанного мурзу Юсюпа, и требовал у оного ево, … для отсылки х крымскому хану Менгли Гирею». Но мурза знатного донского старшину не отдал, ибо были у казаков два брата «темиргоевских черкеса Керий и Арсламбек». «Написал письмо в Черкаской к господину войсковому атаману Даниле Ефремовичю и с тем послали кубанского татарина Салтакая и помянутого армянина Исака. А ево … содержала мать показанных черкес хотя и скованного, токмо кормили и поили довольно».
«А при отпуске ево … в Черкаской с показанным же черкесом с татары … мурза Юсюп… донес господину войсковому… атаману Ефремову, что все кубанскии татары и черкесы готовятца в поход итить на Черкаской и на казачьи городки, и обще с Крымской стороны войски намерены учинить нападение всеми силами, а в забеги отнюдь людей распускать не хотят, а намерен кубанской сераскер тот поход учинить нынешней зимы» и обещал присылать и далее «ведомости», «как с Кубани собирающия войски на Черкаской поход выступят», он даст знать атаману. А ежели когда «оной Юсюп мурза с татары вознамеритца … от сераскера … притить к Черкаскому, то б ево приняли, и по требованию на кубанцов и войска дали, понеже де он, Юсюп, и с отцем своим и напред сего в Черкаском бывал». Также просил, «дабы брат Алхасов Амархан с полону отпущен был к ним, в чем оные Юсюп и Алхас присягу дать могут, что оне оного Амархана со всякими известями с Кубани присылать будут в Черкаской».
«Приезжай с Кубани черкешенин Керий, которой привез с Кубани старшину … Поздеева на размен себя и брата своего Арсламбека» тоже «о тамошних известиях сказовал тайно господину войсковому атаману Даниле Ефремовичю». Сохранились копии с подробных «доносов» и переводы с турецких и татарских писем к донским полоняникам, и от татарских невольников на Дон с уникальной генеалогической информацией, вроде таких: «брату моему Ивану поклон. … матери Самариновой высокий поклон. Здорова ли живешь. И ежели ты в своей стороне здорова, и мы в своей стороне здоровы. … Хурин сын», «а держит меня на размену невольника. А ежели меня на размену не выкупите, то я пропаду», «Бесергеневской станицы, отец мой Степан, мать моя Агафья, поклон. Кали меня сожелеете, пожалуйте, выкупите … казак …» И т.п.
Еще к войсковому атаману понесли горцы всяческие дары: «черкеские ножи», кубанских скакунов, «панцырей, и ружей, сабель и протчай военной збруи, на размен содержащихся здесь в плене черкесских узденей, також черкес и татарских мурз, и татар». Но Ефремов взял себе только «ножи». «А у протчих присланных … принимать никому не велел и запретил». Однако высказал интересное «мнение», что если не будет на кого менять, то не лучше ли действительно «по предусмотрению здешнего времяни, на лошади и на военную збрую, ружьи, сабли, панцыри, мисюрки, наручеи и протчае, из некоторых пленников отдавать», так как «лошади и военная … збруя … казакам к службе ея императорского величества весьма же надобно».
И притом при всем возникла следующая проблема: «для переводу присыланных с Кубани турецких писем» нет «искусного турецкого или татарского письма переводчика». Атаман Данила Ефремов просил «из Государственной коллегии иностранных дел, ибо здесь к тому надежного и умеещаго такова переводчика не имеетца». Ибо он «ис того опасен … » что как бы не переврать при неверном толмачестве, и не привлечь из-за этого беду какую. «Которой и в Азове переводчик Зотов имеетца, но оной також по турецки написать в такой корешпонденцыи неизвычаен», «каковые случались турецкия или татарския в крепости Святыя Анны, или ныне как в Азове письма, таковые оной перевотчик Зотов один собою переводить не мог», чего-то он все же пытался творить, «но и то во оных переводах мало сходственно бывало». А если передавать что-то важное, «дабы чрез неискуство в надлежащей образ в таковых письмах другаго чего внесено не было». Можно конечно и на словах или «по великороссийски письма» составить, но и здесь могла быть «засада» великая! Это «пред сим прочитать могут тамошния изменнические некрасовския казаки», кои «ненавидя, … по своей к ея императорскому величеству неверности, толковать сараскеру и протчим салтаном и мурзам» ту «пересылку» могут «в другой какой помешательной образ». Вот и решил донской войсковой атаман «посылать во ответ к салтаном и мурзам по басурмански», тут уж даже и некрасовцы не смогут вмешаться!!!
Подробности в 15 выпуске "Материалы по истории и генеалогии казачества"
#архиввиталиягусева
Всем, кому интересно далекое прошлое предков-казаков, обращайтесь: guseffv@mail.ru Гусев Виталий Александрович

Как искатели Кудеяровского клада задумывали бежать на Кубань к атаману Некрасову
Сокровища легендарного разбойника Кудеяра всегда прельщали народ. Кто в давние века не мечтал их отыскать и внезапно разбогатеть. И вот объявился "Свияжского Богородицкого монастыря" в селе "Мамадышах" некий "дворенин ... Киевленин", "которой живет в Синбирском уезде в селе Копышевке в доме салдата ...Шоглина, и был у них в селе Мамадышах у крестьянина ...Иванова", и якобы куда-то созывал местных крестьян "Ляпина, ...Иванова, ... Иконникова, ... Ларионова, ... Архипова, ... Шишарина", да о чем-то с ними "Киевлянин" "говорил тайно". А "искивал с ними кладов" Кудеяровых. Например, он вроде бы даже знал "положенную Кудеярскую денежную казну в дву местах". Первую - "первая в Троицком уезде в мордовской деревне Глушкаве на мордовском дворе в погребу", "видел он тот погреб с казною тому другой год летом", и того двора хозяин точно поведал, что в погребе "Кудеяровская казна" зарыта. Вот только взять ее нельзя, "буде кто для взятья ее пойдет, и того де убьет до смерти"! Да "в другом месте такую ж поклажу нашол в Пензенском уезде близ мордовской же деревни Саранковой".
Помянутых крестьян схватили и держали "в Казани под караулом"
Но ладно бы какие-то разбоничьи схоронения. Дошли слухи, что тот "дворенин ... Киевлянин" подговаривает, "чтоб они, крестьяне, пошли к Некрасову; а там де жить добро и податей никаких не спрашивают". А это уже - "ГОСУДАРЕВО ДЕЛО"!
И в 1720 г. "Киевленин до того розыску взят в Преображенской приказ", "а по осмотру в Преображенском приказе явился он ... пытан и отрублена рука". А пытали его еще в Саранске. И "в роспросе" назвал свое "молитвенное имя", имя отчество и фамилию отца своего родного, "жил в Нижегороцком уезде в вотчине Плещеева в деревне Ябланках во крестьянех", там и он же родился. "А слыхал от того отца своего в малолетстве, что он был помещик", но по какой-то неведомой причине разорился и вынужден был "крестьянствовать", "и в бунт вора Стеньки Разина тот ево отец убит". А сын некоторое время жил там же "во крестьянех же", но затем "от хлебного недороду " сбежал, и шатался "по разным деревням по миру, кормился Христовым имянем". Но как-то раз забрел в Симбирский уезд и в солдатской слободе "Копышевке пристал к салдату ...Шоглину", и жил у него, "кормился" лечением "людей от перечосной болезни и от ран", "и переменя себе имя и отечество". И родом он не киевлянин, да и в Киеве никогда не бывал. "Киевляненом ... называют ево в народной молве", что собирался он "было" сходить в Киев "молитца Богу", но заболел.
Подробности в 15 выпуске "Материалы по истории и генеалогии казачества"
#архиввиталиягусева
Всем, кому интересно далекое прошлое предков, обращайтесь: guseffv@mail.ru Гусев Виталий Александрович

О разбойнике Курке, атамане Некрасове, "Мазепщине" и ... "москалях"
Разбираю ряд дел 1718-1721 годов о "колодниках", связанных между собою как совместными "воровскими деяниями", так и заявлениями "государева слова" на тему связей с "изменником Некрасовым". И вот один из некрасовских шпионов (о нем обязательно напишу в другой заметке - его история личного общения с мятежным атаманом Игнатом Некрасовым заслуживает отдельного внимания), упоминает о встрече с неким "разбойничьим атаманом" по "прозванию Курка". С ним он "умышлял ... из-за караула бежать, и для того подрезывали в тюремной избе пол". Открываю отдельное "розыскное дело" этого разбойника. Его привезли в Преображенский приказ из Курска "по оговору" другого "разбойничья атамана ... Шишиги в разбое полковника Савелова", где Курка "переменя он себе имя, назывался ... Ачкасовым", а когда "копнули глубже", оказался "родиною он города Ряска рейтарской сын". И за ним было полно и иных преступлений. Конечно же его жестоко пытали: "зжен огнем, у левой руки отсечены 2 перста", "да на нем же явилось 4 раны". По осмотру "на спине повыше поясницы с правой стороны пострелено, знатно пулею", и "на шее с правой же стороны рана ж, знатно пострелено пулею ж, не зажила, потому что мокнет".
Одна рана у него от того, что успел набедокурить еще и на Дону. "Жил на Донце в городке Новой Ерде и в том городке казачью ... жену ... Оринку воровал он ... блудно". И надо же было так случиться - "тот казак" вдруг "застал ево у той своей жены" и всыпал ему как следует, да схватив копье, еще "спину поколол". "А на шее рана у него от болезни, а какая болезнь, не знает" - не иначе широко распространенная в тот век "французская", т.е. сифилис.
И как провели вора и разбойника Ачкасова-Курку вновь к истязанию, объявил он за собою "государево слово и дело". Мол в прошлом году "в осень до Покрова за неделю был он на ярмонке в Сурже ", а стоял "у казака прозвище Мамицы". В тоже время "у тогож Мамицы были в гостях Сумского полку сотник ... да афицер". "А за тем сотником были сурженские казаки".
Видать выпивали. А к часу ночи зеленый змий сделал свое коварное занятие, и как нередко бывает и сейчас, "у сотника с афицером учинилась ссора и брань". Разгорячились до того, что "афицер ... выбежав из светлицы на двор", на всю улицу заорал: "БУНТОВАТЬ де ВЫ ЗАЧИНАЕТЕ И ЕЩЕ де В ВАС МАЗЕПОВЩИНА НЕ ВЫВЕЛАСЬ!"
А за ним выбежал "сотников челядник", и "кричал вслед тому афицеру: РОСТАКИЕ де МАТЕРИ, МАСКАЛИ, БУДЕТ де НА ВАС НЕКРАСОВ и БУДЕМ МЫ ВОЛОЧИТЬ ВАС ЗА НОГИ"!!!
А следом выскочив "на крыльцо, тот сотник кричал казаком, которые за ним были", почему "они того афицера не поймали и не изрубили"?!! Но казаки не желали на себя царского гнева, отвечали так: "государевых де людей рубить им не надлежит"! Но сотник не унимался: "рубите де всех драгун, которые на вас кинутца", "пропали ... мы от москалей". А далее похоже, как бы сейчас сказали, уже посетила того сумского сотника "белочка"🙃, и он во всеуслышание объявил: "Я де САМ ЗДЕСЬ ГОСУДАРЬ"!!!
А что случилось после, читатель найдет в 15 выпуске "Материалы по истории и генеалогии казачества"
#архиввиталиягусева
Всем, кому интересно далекое прошлое предков-казаков, обращайтесь: guseffv@mail.ru Гусев Виталий Александрович

GuseFF Vitaly Вы публикуете в книгах тексты документов или вот такие адаптированные заметки по содержанию документов?

Только расшифровка оригинальных документов

СТОКРАТ Т.е. тексты подлинников?

ТОЛЬКО ТЕКСТЫ. Никакой адаптации

Конечно же подлинников

КАК АТАМАН ИГНАТ НЕКРАСОВ ОТПРАВЛЯЛ ШПИОНОВ, СЛАЛ ПИСЬМА К РОДНЕ В ГОЛУБИНСКУЮ СТАНИЦУ, да его казаки с басурманами разоряли донские городки
Исследуя текст этого дела, я будто погрузился в чтение авантюрно-приключенческого романа о казаках-разбойниках, причем в конце меня вообще ожидал неожиданный поворот событий – эффект как в известном фильме Тарантино с вампирами под финал вроде бы поначалу чисто криминального детектива.
Если кратко, то допрашивали беглого солдата Познякова «за многие воровства», и он, «отбывая наказания», как только дело доходило до пыток, каждый раз заявлял «государево слово и дело», и выдавал все новые и новые «изветы» против государя и его ближних соратников, вроде таковых: «какой де он царь, иноземец стал де, слыть царем с того времени, как государь царь Петр Алексеевич пошол за море …», «сказали де про царевица Алексея Петровича, бутто он умер, а он, царевич, жив … идет де в казачьи городки …и хочет итьти выводить неправду, которые на него, царевича, посягали». И вовлекал в них большое количество «разных чинов людей» и «донских казаков»: тут и войсковой атаман Петр Рамазан и его жена, другой войсковой «атаман Кумшацкой», личный лекарь азовского губернатора Толстова Горлин, адмирал Апраксин, «войсковой дьяк … Филатьев», «старшина … Мартинов», «медведицкой казак … Касимовской», «Липских заводов слесарской писарь», «чугуевской бурлак», «гулящей человек … Маленькой», «сержант Камаев», «салдат … Орлов», «Ингермоланского полку барабанщик …Коптев», «поляк Зеленский» и многие др. И его возили в разные места на очные ставки, откуда он благополучно ни единожды сбегал; его вновь ловили, и снова приводили к пытке, а он заявлял очередное «государево дело». И вот когда по материалам розыска нескольких лет казалось, якобы о его личности и воровских деяниях вырисовывалась очевидная картина, вдруг в одном из последних допросов он выдал о себе кардинально иное, но зато ставящее все на свои места. Из прежде явного преступника, вора и убийцы он оказался одним из некрасовских шпионов!
Теперь чуть подробнее. Итак, в 1718 году писал Воронежскому губернатору из «Нового Транжамента камендант Гулиц», что «тюремной сиделец … Позняков, которой держитца в том Тражаменте за многое воровство и за побеги, сказал за собою государево слова», а наперед сего напугал коменданта, что болеет моровой язвой, а по «осмотру де такой язвы не явилось», и за «ложь тот колодник послан был на карабль лить воду в двоих кайдалах и прикован к полу. И с карабля ушод, был в Азове, а из Азова бежав, пришел в Черкаской; и пойман и прислан в Транжамент же». Воронежский губернатор сообщил в Преображенский приказ, куда его и привезли…
Как выше писано, далее много чего происходило. А чтобы во всем разобраться, необходимо внимательно прочесть ряд дел 1718-1721 годов о "колодниках", связанных между собою. Пока приведу лишь несколько выписок, расположив их в хронологическом порядке насыщенной биографии «героя».
Изначально «Позняков в роспросе сказался: козловец, рейтарской сын, прозвище Говоров». /Говоровы – старинный род дворян и детей боярских. Не исключено, что и он имел к ним отношение/. «И тому лет з десять взят в салдаты, и в походе под Кубанью взят в полон и был на Кубане в Цареграде, в Азове». Но по правде ситуация выглядела иначе. «Как в прошлых годех боярин Петр Матвеевич Апраксин был с полками под Кубанью и разоря город Копыл, пошол прочь». Он с солдатами «салдаты был за обозом». «А изменник Некрасов с кубанцы стояли на другой стороне реки Кубани». Солдаты поехали «вслед за рускими полками», а он, испугавшись, что некрасовцы их догонят и перебьют, отстал, и «перешед через реку вброд», переметнулся в сторону «кубанцев». «И изменники … привезли ево к тому Некрасову в городок … Некрасовской». «И Некрасов де спрашивал ево: для чего он к ним пришел. И он сказал: пришол служить». И Некрасов «определил ево в казачью службу». «И с теми изменники и с кубанцы ходили войною в руские городы» да под донские казачьи городки и «разоряли», донских казаков, «баб и детишек» резали и «имали в полон». «И на речке Иловле» их донские казаки догнали, да «на баталии от донских казаков он … ранен из лука да копьем», еле «отошли от тех казаков отводом, и пришли в тот же изменничей Некрасова городок», где прожил он года с полтора. В один из дней вызвал Некрасова из Азова турецкий паша. «Некрасов, взяв с собою казаков 12 человек, в том числе и ево, … ездили к тому паше в Азов». А как подъезжали к крепости, азовские караульщики их окликнули: «кто едет». «И Некрасов де сказался: Игнат казак». Их тут же пропустили. Жили при дворе паши три дня, а на четвертый день вышел к ним из хором азовского паши Игнат Некрасов и объявил: кто желает послужить султану, «кто из них, казаков, отохники итьти в Новой Транжамент х каменданту … с письмом», и шли «бы в Санктпитербурхе и под Смоленским, и в Киеве» разведывать, «есть ли государевы полки и сколько». И некрасовцы «сказали: служить они султану рады» /ИНФОРМАЦИЯ для современных почитателей некрасовцев/. «Да тот же паша ему ж … дал письмо … и велел им то письмо подать в Транжаменте каменданту Пилю». А если «станут вас в Транжаменте спрашивать, откуды вы», ответите: «были в полону в Азове и ушли». Да Игнат Некрасов «дал от себя два письма на Дон, одно Кумшацкой станицы к атаману … Роту, другое к сестре своей родной Голубой станицы х казачьей жене… также и мужу ее …., чтоб … шли к нему, Некрасову, на Кубань». /Документальное подтверждение, что атаман Некрасов действительно был казаком Голубинского городка/. Шпион Говоров принес письмо коменданту Пилю. «И Пиль же де сказал: вот те я напишу письмо, что у меня в Азов нагружено дров две будары, а под дровами 17 бочек пороху, а кремнии де пришлю после; да и преже де сего послал я до паши пороху ж 5 бочек». «И взяв, он … то Пилево письмо, пошел в Азов один. А товарыщи ево остались в Транжаменте, а хотели итьти: один на Терек к свойственником … звать их жить на Кубань, другой в Санктпитербурх, третей в Смоленск, четвертой в Киев, – осведомитца о полках». А его паша «отпустил на квартеру к Некрасову», и вместе жили в Азове «с месяц». «И паша де призвав ево … послал ево с тем письмом в Транжамент же к тому ж Пилю и приказал словесно: скажи де каменданту Пилю, султан Богатырей с войским будет под Черкаской скоро, и чтоб он, Пиль, с салдаты к тому салтану вышел и пристал бы к ним, и пошел бы с ними на Кубань».
И взяв он «то письмо», «умыслил итьти за город на двор к янышенскому писарю к работнику ево к полонянику казачью сыну, которого по татарски звали Сулейманом». /Все таки преступная душонка взяла верх и на этот раз/. «И у того писаря покрасть с ним животы и увести б того Сулеймана с собою в Черкаской. И пришол на писарьской двор … и дождався ночи, без того писаря зарезав ево писарьского малолетного сына». «И взяв животов ево 700 червонцов, алмаз … шубу соболью 100 рублев, саблю 80 рублев, часы серебреные». «Вышед из Азова, пошли степью мимо Транжамента на подполье». «Пришли в Черкаской, сказались, бутто были в полону в Азове и ушли, и животы унесли с собою», «и живучи у казака Пазнеева, переменя себе прозвище, назывался Позняковым». А чтобы умилостивить донских казаков, пришлось «ис тех сносных животов» типа добровольно «роздать» (как бы в долг, да кто бы ему , что отдавал бы) «казакам по имянам 9 человеком на 575 рублев», да казаки ж по имяном 4 человека взяли сильно ис тех сносных …животов» немало.
«В бытность ево в Черкаском», отличился и тут: как-то ночью поймал его старшина с казаками «у свойственницы своей у вдовы в гостях ночью», «бутто он пришол к той жонке для блудного воровства, и хотели посадить в воду» /т.е. утопить/, но благо еще не все деньги спустил, откупился ста рублями. «И взяв с него 100 рублев, в воду не посадили». Затем окончательно распоясался, «живучи в Черкаском и будучи во пьянстве, называл … атамана» Кумшацкого «изменником». «И казаки удержав ево за караулом, хотели казнить смертью». «А не казнили, для того послали в Транжамент в побеге из салдатства». В 1714 г. «покрал» с гулящим человеком по прозвищу Маленькой «у приезжих персицких армян» и «у греков парчи» … «он, Маленькой де, за то воровство кажнен смертью». А Позняков, как только привели на казнь, «будучи при яме, взялся быть полачем» и «был немалое время» душегубом при крепости Транжамент.
В 1720 г. опять же у дыбы заявил о секретных письмах, «белоруское письмо о злом же умысле на здравие царского величества» и др., а «те письма положены не в лесу, одно в Кременской Вознесенской пустыне в церкве под полом, другое в Черкаском в Скородумовской станичной избе на полатех». Поехали искать письма. Нашли и привезли в Москву. «А по осмотру в Преображенском приказе те привозные письма явились ненадобные и не те, о которых тот Позняков в роспросе сказал». Но «в дороге де из-за караула он ушол», «перетерши на себе чепь пилою, которую дал ему на встрече брат ево родной козловец … Говоров». «После утечки тот Позняков пойман в Москве».
Там «он ж, Позняков, умышлял с колодником же с разбойничьим атаманом … Куркою из-за караула бежать, и для того подрезывали в тюремной избе пол».
«Позняков на Воронеж и посажен был в тюрьму», где встречал «товарыща своево» - шпиона по кличке Поляк, «в шпионстве и с пытки в том винился», и просил Позняков не выдавать его. На очной ставке Поляк «сказал, бутто ево не знает, и в ызмене и в шпионстве был с ним иной Позняков, а не он».
«И с Воронежа послан он, Позняков, в Москву в Военную канцелярию для того, по роспросу сказался беглым салдатом; и в Военной канцелярии сказал: бежав от полку, жил в донских городках, переходя. И за тот из салдатства побег велено прогнать ево сквозь полк спицрутен; и он, убоясь того наказанья, из-за караула ушел и жил в донских городках; и пойман же и послан в Транжамент в другой ряд». «И будучи за караулом», оборзел до того: требовал «у того каменданта Пиля вина, и камендант де вина ему не дал». «И он, Позняков, сердясь на него», стал угрожать, «что он, Позняков, доищетца того Пиля головы». «И Пиль же … велел посадить в острог и приковать к стенке, и поставил у него шесть человек салдат». А вскоре «приехал в Транжамент новой камендант иноземец же Гулиц и того Пиля сменил». И при Гулице «Позняков, в Транжаменте под караулом же ввечеру пьян подрался с колодником и в той драке сказал за собою государево слово и дело». «Камендант Гулиц спрашивал ево: о чем он государево слово сказывал. И он сказал: прислан де он шпионом от изменника Некрасова». «Сперва в роспросе … о той своей измене и о шпионстве … не сказал для того: чаял, что за ложные ево изветы в государеве деле смертью ево не казнят, а сошлют на каторгу в работу; и мыслил с каторги збежать и итьти на Терек и на Яик жить».
В той же крепости встретил «одного человека товарыща своево Рожка». Тот также не был носителем высокой морали и нравственности. «Прислан из верхних казачьих городов в грабежу жонки и назвался салдатом, а шпионство утаил». Именно его атаман Игнат Некрасов посылал с письмом в Голубинскую станицу к сестре, и он то письмо по его словам передал. «И ис под караулу тот Рожок ушел». Сдал Позняков имена и других некрасовских шпионов. «Кривого» поймали на Старом Осколе. «Баженов» хотел идти в Саратов к брату родному – конному стрельцу.
1721 года «майя в 29 день вышеписанной Позняков, будучи за караулом, умре, а при смерти при отце духовном сказал: казаки де деньги и золотые, и вещи, и животы подлинно у него взяли, а не клеплет». «И очищая душу свою от грехов покаянием к Богу … вину свою и приносит, чтоб ему по смерти своей за тое измену и за шпионство не быть в вечном проклятии» …
Напомню, это лишь небольшие отрывки. А все уникальные подробности читатель найдет в 15 выпуске "Материалы по истории и генеалогии казачества"
#архиввиталиягусева
Всем, кому интересно далекое прошлое предков-казаков, обращайтесь: guseffv@mail.ru Гусев Виталий Александрович