Волуйка: крепость на южнорусской окраине

Строительство надолб

Не удивительно, что воевода П. Колтовский был очень обеспокоен частыми приходами татар под Волуйку, снова и снова писал в Разряд о слабой защищенности полей, о недостатке полевых укреплений. Отдельные пашни находились далеко, и по набату колокола люди не успевали вернуться в острог. Многие волуйчане пренебрегали указом и на ночь оставались в глухих местах рядом со своими полями. Воевода вновь сетовал, что без усиления ратными людьми обороняться ему трудно, посылать в поход за татарами в степь некого. Отписку о татарских приходах в июне-июле он отправил в Москву со станичным атаманом Никиткой Зарубиным146.
В ответной грамоте из Разряда воеводе было приказано обследовать участок за Царегородской слободой и определить, сколько нужно сделать надолб от рек Мосея и Волуя до Оскола, и сколько на всѐ уйдѐт леса. Эти надолбы должны были защитить слободу, пашни и пастбища горожан. Колтовскому следовало обсудить с волуйчанами, в каких местах лучше ставить надолбы и башни, сколько нужно привлечь на строительство иногородних рабочих с лошадьми и телегами147. В Москве также расспросили гонца атамана Никиту Зарубина, доставившего грамоту. Он рассказал, где, по его мнению, следует ставить надолбы. Таким образом, к строительству полевых укреплений подходили грамотно и расчѐтливо, предварительно собрав максимум информации.
В системе полевых крепостей на Руси широкое распространение получили деревянные «надолбы» или «надолобы» и «засеки». Главная их задача состояла в создании эффективного передового заслона на пути конницы неприятеля. О первых надолбах в Волуйке упоминается в писцовой книге 1626 года, они находились по Московской дороге и за рекой Осколом. Надолбы со временем подгнивали и падали, сгорали от частых степных пожаров. Вообще, должного внимания содержанию и строительству надолб в Волуйке до 1645 г. не уделялось.

Устройство самих надолб рассматривалось в работах Ф. Ласковского148 и В.П. Загоровского149. В свою очередь, мы попытались реконструировать их устройство по архивным материалам, относящимся к Валуйкам. Итак,
«надолбное дело» обыкновенно начиналось с заготовки леса. На строительство шли дубовые брѐвна длиной 3 сажени (6,5 м) и толщиной 6 вершков (27 см), такие же, какие шли на возведение башен или острожной стены. Минимальный план на заготовку леса для надолб включал 4 бревна и 2 столба или 5 брѐвен с человека или двора, что было не случайно. Бесспорно, слово «надолба» происходит от слова «надолбить». Топором или долотом в бревне выдалбливалась выемка, в которое вставлялось другое бревно с аналогичной выемкой. Между собой они сбивались костылями (гвоздями) или скобами, возможно, связывались ремнями. Получалось крепкое, надѐжное соединение. Надолбы представляли собой не что иное, как длинную ограду, своеобразный высокий забор. Подобные конструкции для загона и выгула скота распространены по всему миру. Одно звено надолб или ограды состояло из двух вкопанных на расстоянии около 2,5–3 м столбов, соединѐнных между собой четырьмя поперечными брѐвнами длиной 6–6,5 м. Таким образом, из заготовленного одним человеком леса (4 бревна и 2 столба) получалось как раз одно звено такой ограды.
Надолбы ставились рядами, от одного до четырех. Самыми простыми и легко проходимыми являлись однорядные или одиночные надолбы, их ещѐ называли «надолбы в одну кобылину». Несколько рядов надолб, несомненно, увеличивали заградительные свойства укрепления, преодолевать их становилось значительно труднее. «Сделать к старым надолобам по надолобине да по связи» или «сделать к старым надолобам по кобылине» означало, что к существующим надолбам нужно добавить ещѐ один ряд. Многорядные надолбы назывались «надолбы в три кобылины», «надолбы в четыре ряда с наметы», «надолбы с наметы», «надолбы со связями». Слово «связи» происходит от глагола «связывать», «соединять». «Наметы», «переметины» — это перекладины, брусья, жерди, слеги, служившие для связывания, соединения

рядов. Переметины делали поперечные и косые. «Сшитые» наметами или переметинами ряды имели единую жѐсткую конструкцию, которую повалить или сломать было не так-то просто. Высота надолб выбиралась такой, чтобы их не смогла преодолеть на скаку лошадь, около 2 м. Количество надолб определялось расстоянием, на котором они были установлены, и измерялось в саженях или верстах. В рядах надолб устраивались башни, где находились караульщики. Конные стрельцы и казаки проезжали вдоль надолб от башни к башни, контролировали целость укрепления и следили за появлением свежих следов. Дороги для мирного населения прокладывались вдоль надолб и проходили через проездные башни или ворота рядом с башней. На реках в местах бродов также ставились надолбы, которые дополнялись «частиком» — частоколом.

«Засека» представляла собой срубленные сваленные деревья, завал, для затруднения прохода неприятеля. Устраивались они на опушках леса, по берегам рек в местах бродов, вдоль дорог.
В начале сентября 1645 г. на строительство полевых крепостей по государеву указу в Волуйку прибыли тульские драгуны, дети боярские из
Яблонова, 7 помещиков из Халани, 35 конных казаков, 5 казаков из села Голубино, 60 пеших стрельцов, 37 человек из Корочи, 33 человека из Оскола,
30 крестьян белгородских посошных волостей, а всего 205 «деловцов». Волуйчанам было приказано возить лес, отремонтировать «худые» места у острога и копать ров. Тех же, кто ослушается, велено бить батогами. Жители города теперь просили только об одном — чтобы государь дал за работу денежное жалование по их окладам150.

Томила Бобырев
В 1626 году в первом волуйском наборе станичников записали атаманом Томилу и ездоками Сафона и Василия Бобыревых. Много раз Томила провожал государевых посланников в Азов, казну к донским казакам, турецких послов. Наверное, места те ему были хорошо знакомы. Случалось, в пути наезжали на татарские отряды, но смекалистому станичнику всегда удавалось уйти живым и невредимым. Один раз, спасаясь от погони, Томила даже загнал коня, но государь пожаловал его, дал за поездку 10 рублей, а за изрон коня 6 рублей. А вот оборвалась жизнь отважного, лихого первого волуйского станичника Томилы Бобырева трагически, по нелепой случайности. 4 сентября 7154 (1645) года у кабака торговые люди из Курска стреляли из лука по мишени: наверное, после принятия спиртного захотелось выявить самого меткого. К ним подошел волуйский затинщик (категория служилых людей, обслуживавших «затинную», то есть крепостную, артиллерию) Иван Марков и начал учить, как надо стрелять. Томила Бобырев сидел в то время у кабацкого амбара и наблюдал за происходящим. Тут Марков, промахнувшись по мишени, попал стрелой ему в висок. Три дня атаман прожил с раной, а на четвѐртый умер. Отходя в мир иной, Томила сказал своему духовному отцу, что у него с Иваном Марковым
«недружбы никакия не бывала, а пострелил де иво, Томилу, тот Ивашка не умыслом, грешною мерою», то есть случайно. Умирая, он простил своего убийцу и просил не наказывать. Воевода П. Колтовский отдал затинщика под

охрану приставу и письменно испросил столицу, что с ним дальше делать? Государь, рассмотрев дело о нечаянном убийстве атамана, велел Маркова оправдать и от пристава освободить152.

Нападение татар на деревню Яблоневую
Упоминаемая в документах с 1630-х гг. «Монастырска Яблонова деревенька» за рекой Осколом долгое время оставалась единственной в уезде. Еѐ жители, монастырские крестьяне, также страдали от степных кочевников. 29 октября 7154 (1645) г. поутру отряд татар подошѐл к деревне Яблоневой, намереваясь в ней поживиться. По своевременно доставленным от сторожей вестям воевода со служилыми людьми подоспел в срок, в 10 верстах от города на речке Козинке состоялся бой. Татары были опрокинуты и побежали в степь к Изюмской сакме, волуйчане преследовали их 50 вѐрст. На речке Двуречной вновь произошла схватка и опять русские ратники «многих татар побили и ранили», отбили 40 лошадей с тюками и всякой рухлядью, освободили двух


пленных волуйчан. Воевода послал в Москву со станичником Сафоном Бобыревым послужной список людей, которые участвовали в этом походе. Государь похвалил воеводу и ратных людей за службу, а Сафона наградил жалованьем155.

Ссора крымских и ногайских татар
11 ноября 1645 г. во втором часу дня прибежали в Волуйку к воеводе полковой казак Григорий Гусев с шестью товарищами. С утра они поехали на речку Полатовую за сеном и напротив речки Мосея увидели впереди себя ехавшего из города пушкаря Трофима Подерегина. У «Круглого ольха» Трофима окружили 30 татар и пленили. Воевода со служилыми людьми настиг их на речке Ураевой у Шарапова брода. Позже воевода в отписке государю не скромничал о своих подвигах: «С теми воинскими татары я, холоп твой, бился не щедя головы своей, и волуйские служилые люди»156. Пушкаря Подерегина освободили, а станичный ездок Василий Луковников взял в плен татарина. Волуйчане преследовали убегавших степняков до речки Красной. Захваченный ногайский татарин Кочумайка Табаянов рассказал, как прошлым летом Караш- мурза ходил войной в Рыльские и Путивльские места, в Комарицкую волость (Севский уезд). На обратной дороге у Перекопа крымские люди потребовали с ногайских татар дань для своего царя — отдать лучших пленников. Произошел конфликт, который перерос в сражение, с обеих сторон полегло много татар. После боя Караш-мурза с ногайскими мурзами и 12 тысячами татар ушѐл из Крыма кочевать по Молочным Водам и Тору. Турецкий султан проведав о побоище между своими вассалами, прислал в Крым гонца. Султан гневался и требовал, чтобы крымский царь помирился с ногайскими мурзами, а после примирения готовился к большой войне против Руси. Крымский царь послал к Караш-мурзе своих гонцов с подарками и просил возвращаться без боязни. Воевода немедленно отправил ценного пленника с казаком Василием Ланиным в Москву. Государь похвалил за эту службу Колтовского и ратных людей, а сеунщику Ланину дал денежное жалованье157.




Конфликт атамана служилых черкас Данилова с воеводой Колтовским
В 1645 г. «за обиды и налоги» волуйские служилые черкасы переизбрали атамана Степана Волошенина. Новым атаманом стал Пѐтр Данилов158. Отношения с воеводой П. Колтовским у него и его подчиненных мягко говоря не сложились.
6 апреля 1646 г. из-за Волуя прибежали казак Макар Злобин и конный стрелец Фѐдор Макаров с сообщением, что у Изрога в лесу видели татар. Воевода П. Колтовский с головой Фѐдором Тяпкиным и волуйскими служилыми людьми, всего 28 человек, отправились на поиск. 11 азовских татар они обнаружили в 15 верстах от города на речке Ураевой. Завязался бой, татары пустились наутѐк в степь. Волуйчане продолжили преследование, и на реке Айдаре произошла новая схватка. Станичный ездок Фотей Бронников и полковой казак Лазарь Ташлыков сбили с лошади татарина и взяли его в плен, остальные разбежались по степи.
Воевода послал Ф. Бронникова в Москву со своей отпиской и расспросными речами пленного. Станичному ездоку в Москве за взятие татарина пожаловали 2 рубля, воевода тоже не остался без внимания. А казаку М. Злобину и Ф. Макарову за то, что обнаружили татар и быстро сообщили воеводе, велено было дать из волуйских доходов по рублю на человека159. О награждении казака Л. Ташлыкова ничего не сказано, но хочется верить, что именно про него речь идѐт в тех двух строках грамоты, которые написаны неразборчиво.
Однако воевода послал в Разряд и ещѐ один доклад о том же апрельском походе, но совершенно другого содержания. Колтовский писал, что черкасы ему не подчинились и в погоню за татарами за речку Уразову не пошли. Напрасно воевода замахивался на Петра Данилова плетью и угрожал, впустую посылал он вслед за ослушниками Степана Волошенина и казака Ариста Золотарева. Черкасы не послушали своих товарищей и вернулись обратно в город. Между тем, воевода с головой Тяпкиным и служилыми людьми


продолжили погоню и на реке Айдаре разбили татар. Победители вернулись с добычей, привели с собой 5 захваченных лошадей. Тогда черкасы пришли к воеводе на двор и «с озорничеством и невежеством» бесчестили его, требуя своей доли с погрома. Перфирий Колтовский ничего им не дал, исчерпывающе пояснив: «Не за что!» В ответ Пѐтр Данилов бросил воеводе: «Тако б де ты у речки Ураивой ударил плетью, как велел гнать за татары с собою вместе, и я де тебя, Перфирья, зарезать хотел ножем. А зарезав, побежал де б, куды очи застигли б»160. Эти слова слышали свидетели — соборный поп Герасим и несколько горожан. Колтовский высказывал государю свои опасения, что впредь от Петра Данилова «чаеть всякова дурна» — неблагонадежные черкасы не внушали ему доверия. Далее в отписке воевода продолжал, что несколько ранее Данилов отпустил в степь трѐх черкас, и они пропали безвестно. В апреле выдали черкасам половину годового жалованья (4,5 руб. на человека) «с поруками, что им, волуйским черкасам, на Волуйке на вечное житье дворами строитца, и пашню пахать, и хлеб сееть, и ни в чем не изменить, с Волуйки не збежать и без отпуску не съехать»161. Однако двое черкас пришли к воеводе и извещали на своих товарищей, готовившихся к побегу на Дон. Колтовский сыскал и допросил сразу десятерых, выяснив, что собрались они на Дон с разрешения атамана, который к тому же дал им запасы в дорогу. Воевода пригрозил черкасам суровым наказаньем.
26 апреля в Разряде думные дьяки Иван Гавренев и Григорий Ларионов допросили волуйских черкас Петра Данилова с товарищами по данному делу. Черкасы рассказали, что с татарами 6 апреля бились и после речки Уразовой вместе со всеми участвовали в их преследовании. В город они вернулись вместе с П. Колтовским. Пѐтр Данилов ножом зарезать воеводу не намеревался и никаких угроз в его адрес не говорил. Черкасы оправдывались, что приходили на двор не бесчестить и бранить воеводу, а просить о поездке в Москву для челобитья о своих потерях и нуждах. Все это, по их утверждению, происходило также при свидетелях. Очевидно, разрядным следователям нужно было


допросить свидетелей со стороны воеводы и со стороны черкас. Но этого никто не сделал. Оказалось, что Колтовский не отпускал черкас в Москву и его сопроводительную отписку они предъявить не могли. Дело в том, что при подаче челобитной в Разряде челобитчик обязательно должен был приложить отписку воеводы, в которой пояснялась цель поездки. Случалось, что простые люди добивались справедливого решения властей. Но чаще московские чиновники поддерживали и принимали сторону городового главы. В Разряде признали волуйских черкас виновными в неподчинении воеводе и самовольном приезде в Москву. Дезертиров били нещадно батогами, после чего отпустили домой. Воеводе черкасы привезли грамоту, согласно которой им разрешалось служить в Волуйке по-прежнему. Но было добавлено, что если впредь они не будут подчиняться, воеводе велено их наказывать, «смотря по вине»162.
Какова же дальнейшая судьба атамана Петра Данилова? Через три года его переизбрали, и он продолжил службу рядовым. В апреле 1664 г. служилых волуйчан посылали в поход на Белую Калитву. В послужном списке ратников, принимавших участие в сражении с татарами, записаны 12 волуйских черкас.
«Черкасы но бои были и бились явственна: Кондратей Иванав ранен по левам баку пониже мышки, Петр Данилав…»163.

AdmiralNemo написал:

[q]

Добрый день!

Я занимаюсь генеалогическими исследования по своей фамилии Рохин. В вашем тексте фигурирует на карте Рохин лог. Не могли бы вы прояснить историю возникновения этого названия, а также какие-либо сведения о персоналии, давшей свое имя? Фигурировали какие-либо Рохины в истории Валуек?

С уважением, Валерий Рохин

[/q]

Добрый день!

К сожалению не знаю!

С уважением, Иван.

смотр. в РГАДА нужно!