Текст выборочный
В конце февраля Отласовы прибыли на зимовку в Чечуйский острог, приткнувшийся к левому берегу Лены в ста верстах ниже Киренска.
Поселились в избе, принадлежащей ссыльному черкасу (украинскому казаку) Федору Нечаю — мешковатому, с вздутыми губами и обвислыми, подковой, усами. Когда соседи его спрашивали, за что он выслан, отвечал нехотя: «Украйна разорялась войнами, а я был в реестровых казаках…» — и умолкал, не разъясняя, что войско реестровых (то есть занесенных в списки) создавалось польским правительством. Хозяйка Ариньица, тихая, подвижная, как мураш, пеклась о порядке в доме: все было чисто, все прибрано, на выскобленном полу лежали нарядные половики.
К постояльцам Нечаи относились обходительно, потому что сами в прошлом хлебнули дорожного лиха.
— Не дай Боже ихать по такому шляху, — сочувствовал Федор.
Разбавляя русский язык украинскими словами, он рассказывал, что к месту ссылки (на Лену) черкасы (почти двести человек с женами и детьми) продвигались мучительно долго. Из Москвы прибыли в Енисейский острог ровно через год, а на пути к Лене зазимовали в Илимске. Но якутский воевода Головин, обязанный заниматься их устроением (тогда все ленские волости подчинялись Якутску), узнал, что енисейский воевода мало выделил им хлеба и денег, и в ответ распорядился отвезти всех ссыльных обратно в острог Енисейский. Черкасы возвратились и были вынуждены скитаться «меж двор», выпрашивать на еду «христовым именем».
Целых четыре года пришлось потратить Нечаям, чтоб добраться с Украины до Чечуйска. На семью Федор получил от властей лошадь, семенной ячмень и овес, «на запас» три сошника, три топора, десять кос-горбуш и десять серпов. Выделили ему на увале «пустое место» для пашни.
Узнал он, как трудно дается ленский хлеб. Выйдет Лена из берегов весной, занесет поля всяким хламом и песком — сеять невозможно. Случаются июльские заморозки и рожь родится мороховатой (щуплой), хлеб из нее выпекается солоделый. То дождь зарядит без утиху, то сушь наступит и поля солнечным жаром выжжет, то град выбьет посевы, то нападет кобылка (кузнечик).
Но обжился Федор на Лене и, когда выйдет во двор, с гордостью смотрит на хату, овин, ригу, баню, скотный двор. А часть ограды была у него из плетня, на кольях которого висели кринки — напоминание о далекой Украине.
А больше всего гордится Федор своей дочкой-девчушкой, прямо-таки души в ней не чает. В чечуйской церкви Воскресения она была наречена Стефанидой (Степанидой), что означало с греческого «дар Божий», но дома ее звали для краткости Паной. Была она стройной, с пухлым личиком, васильковыми глазами. Очаровательный носик имел легкую хребтинку, а губы, чуть выступающие вразбивку, напоминали Володе клювик поющей птички. Удивляло, что в длинном сарафане ходит она быстро, просто летает, откинув голову со светлыми шелковистыми волосами, а звонкий голосок ее был ручьисто чист и сердечен.
Володя чувствовал, что особенно ласкова девочка с ним, и от этого сладкое тепло разливалось по его телу, губы невольно улыбались, щеки горели. Он любовался ею, стал называть ее Стешей и чувствовал, что имя это нравится девочке, а та вместо слова «Володька» нашла для него другое: «Володимерко».
Они ходили к крутому берегу, глядели на заснеженную Лену, по которой ползли конные обозы, а Стеша ворковала:
— Весной люблю смотреть отсюда: плывут барки, каюки, плоты… Помашешь рукой, и люди тебе отвечают.
«Шушукаются бисови дити, — недоумевал Федор. — Не пара он ей. Станет дочурка девкой — отдам ее за богатого пана…»
Источник :
http://magazines.russ.ru/sib/2008/6/str1.html"Казачий крест"
Исторический роман
