О вечных ценностях мира людей. Истории, сказки, притчи

Ганна Осадко

О МЕЧТЕ БОЛЬШЕОКОЙ

Глеб Ходорковский (перевод)

Беленький мальчик из сна -
я с ним уже почти подружилась,
Так часто он снится мне.
Хохочем, дурачимся с ним,
Ручка-манюня в моей - чуть побольше - спряталась,
как в рукавичку Мышка.
Волчище, просись не просись -
дулю тебе! -
не пустим!

Читает мне книги - и это в четыре! - прикинь!
Губы смешно надует,
и с разбегу - в объятья!
- Лови, не страшно!

Но страшно мне - не поймать -
как он когда-то -
новогодний стеклянный шарик...
Снег тогда был пенопластовый, рождественский!
Он падал в пАмороке сна -
медленно, тихо, киношно -
падал,
разбиваясь-разбиваясь-разбиваясь
на ламинате реальности -
нАсмерть!

Я собирала веником на совочек
мечту мою большеглазую о совершенстве мира:

- Не плачь, малыш... Всё будет хорошо...

* * *

Ганна Осадко

про мрiю великооку

Білявий хлопчик зі сну –
Я з ним уже майже подружилася,
Так часто він мені сниться.
Дуркуємо, регочемося із ним,
Ручка манюня в моїй – капку більшій – сховалася,
Ніби Мишка у рукавичку.
І просися, Вовче, чи не просися –
дулі тобі! –
не пустимо!

Книги мені читає – і це в чотири! – прикинь!
Губи копилить смішно,
В обійми падає щиро
З розбігу!
- Лови! Не страшно!

Але страшно – не упіймати –
Як він колись скляну новорічну кульку...
Бо сніг пластиковий, різдвяний! –
Падав тоді у моторошній тиші сну –
Сповільнено та кіношно -
І розбивався-розбивався-розбивався
Об ламінат реальності
Насмерть...

Прибирала віником на шуфельку
Мрію великооку про досконалість світу:
- Не плач. Усе буде добре, малий...


© Copyright: Ганна Осадко, 2011

Вот пишу – и понимаю, что выгляжу сейчас дико не оригинальным. Как можно начинать повествование с такого стандартного хода? Избитый прием, заезженный штамп, пошлятина – где только литераторы не находили чужие рукописи: и в бутылке, и в ванне, и в кармане.
У меня вот – в кладовке, на полке, заваленной старыми ботинками, заставленной пыльными банками и бутылками.
Но что делать, если всё, что я рассказываю – правда?!
Вернее, почти всё.
Что-то - совсем немногое - я домыслил. Многое поправил. Еще больше выкинул.
Но суть не изменилась.
Вот эти листы. Сейчас я смотрю на них, я касаюсь их. Они лежат возле клавиатуры компьютера, и мне хочется отодвинуть их подальше, придавить чем-нибудь тяжелым. А лучше - убрать в ящик стола – на самое дно. И забыть об их существовании.
Я так и сделаю – но лишь после того, как закончу этот рассказ.
Мне жутко. Очень жутко.
Потому, что я верю: в этих бумагах – правда.


Запись первая

Зачем я ее послушал? Почему я всегда ее слушаю, хотя, казалось бы, кто она такая? Бывшая жена, чужая жена – раздраженный голос в телефонной трубке. Я даже не знаю, как она сейчас выглядит.
Она велела разменять трехкомнатную квартиру.
И я был не против – действительно, зачем мне большая квартира?
Мне достаточно и однокомнатной, пусть только будет просторная кухня – такая, чтобы можно было там поставить диван. Кухня с диваном – это больше чем кухня. Это уже настоящая комната.
Я давно хотел кухню с диваном.
А жене нужны были деньги.
"Продай квартиру, - сказала она холодным ровным голосом. – Нам с Машей нужны деньги."
Маша – это моя дочь. Она уже большая. И я не знаю, как она сейчас выглядит.
"Купишь себе что-нибудь поскромней, - сказала жена. – А остаток денег перешли нам."
Я никогда не умел с ней спорить. Даже когда она стала чужой.
Я продал квартиру.
Вернее, лишился ее.
Вот уже вторые сутки я ночую на вокзале.
Дурак! - отчаянно ругаю себя, и морщусь, и трясу головой. - Знал же о риске! Но не захотел лишней беготни, доверился напористому улыбчивому человеку, пришедшему по объявлению. Дурак, дурак, дурак! Что теперь? Куда теперь? В милиции сделать ничего не могут - так они мне объяснили. Все документы чистые - я сам их подписал, безо всякого принуждения. А улыбчивый покупатель больше мне не улыбается. Он страшный человек - как же я сразу этого не заметил?!
Господи, ну что я за дурак!
Завтра опять пойду туда, к нему. И пусть будет, что будет...


Запись вторая

На третий этаж поднимался долго - будто по ступеням эшафота шел. Встретил соседку, перекинулся парой слов, хоть совсем не хотел разговаривать. Какой у нее был взгляд! Видимо, всё уже знает.
Наверное, весь дом уже в курсе случившегося со мной.
Ну и пусть!
Позвонил в квартиру. Кнопка возле двери моя, а голос звонка чужой, переливчатый, насмешливый. Вышел новый хозяин: в шелковом халате, босой, бритый, в зубах спичка. Привалился к косяку, глянул сквозь меня:
- Чё?
- Поймите, - говорю ему жалостливо, забыв поздороваться. - Мне совсем негде жить. Вы обманули меня, совсем обманули. Ну купите мне хоть дом в деревне. Какую-нибудь развалюху с печным отоплением. Я не могу без крыши... - тороплюсь, видя, как мутнеют его глаза. И ненавижу себя за слабину в голосе, за дрожь, за неуверенность. - Пожалуйста! Пока лето, я еще как-нибудь. Но ведь осень, зима - как же я буду?..
- Я те говорил, чтоб ты больше здесь не показывался? - Его пальцы сжимаются. - Говорил. Я тебя предупреждал, что урою, если еще раз увижу? - Он делает шаг вперед, прикрывает дверь. - Предупреждал!
Я отступаю, лепечу что-то. Он сильней меня, моложе, тяжелей. Но это не главное. Я знаю, что он страшный человек, что у него много друзей - они все такие же бритые, молодые, здоровые. Я знаю, что у него есть оружие, знаю, что он уже убивал - он хищник, он людоед. А я? Кто такой я? Слабовольный хилый неудачник.
Удар бросает меня на ступени лестницы.
Я задыхаюсь, в животе горячо - но я еще пытаюсь ему что-то доказать.
Мне дико, мне чудно и обидно - меня бьют в моем доме, меня не пускают в мою квартиру.
Очередной удар отзывается звоном в ушах. Я почти слепну. Во рту - вкус крови. Губы горячие, большие, мягкие. Я уже ничего не понимаю, ничего не вижу, закрываюсь руками, пытаюсь спрятаться от ленивых сильных ударов.
Какое счастье, что не встретил никого знакомого, пока катился с лестницы.
Только в самом низу, в тамбуре подъезда мне почудилось шевеление теней под лестницей, где стояли старые детские коляски.
- Это из двадцать восьмой, - послышался мне сиплый голос.
Кто там был?..


Запись третья

Как пёс зализываю раны, отлеживаюсь. Пробую языком шатающиеся зубы. Нянчу больную руку. Ругаю себя.
Кажется, у меня поднялась температура. То знобит, то в жар бросает. Сознание вялое, растекающееся. Грежу. Запрещаю себе думать о плохом и потому вспоминаю прошлое - всё хорошее теперь только там.
Студенческие годы вспоминаю, поездки в колхоз на картошку, веселую жизнь в общежитии. Стройотряд астраханский, который свёл меня с Верой - моей будущей женой. Свадьба...
Двенадцать лет жили душа в душу. А потом вдруг всё начало рушиться. Страна, работа, семья. Всё, всё развалилось, рассыпалось в прах...
Стоп! Нельзя думать о плохом. Думай о хорошем, вспоминай, мечтай.
Машенька, дочка. Чистый светлый человечек, нуждающийся в заботе. Как смешно она боялась разных пустяков - старинной иконы, стоящей в шкафу, оленьей головы, висящей в прихожей, ночной темноты и кладовки в маленькой комнате.
Она уже в школу ходила, но еще верила в буку, живущего за дверью кладовки. В страхе своем не признавалась, стеснялась его, но иной раз, проснувшись ночью, вскрикивала негромко и звала меня - отца, способного защитить...
Как быстро всё переменилось, как скоро я стал ненужным и жалким. Теперь я пугаю ее больше, чем тот безликий бука.
Самое ужасное в том, что я ее понимаю.
Как же она, наверное, выросла. Совсем взрослая уже, должно быть. Кто теперь ее защищает? Что, если какой-нибудь молодчик вроде того, что занял нашу квартиру? Наглый, бритый, татуированный, с машиной, с пистолетом, с деньгами.
И что теперь я? Пустое место!


Запись четвертая

Днем ходил в свой двор. Надеялся встретить знакомых, чтобы попросить хоть немного денег. Видел соседку - но она сделала вид, что меня не знает. А я не решился к ней подойти. Возле мусорных баков нашел сумку с бутылками. Сдал, купил аспирин и булку. Сходил за водой на соседнюю улицу, там есть колонка. Умылся.
Хочу в ванную! Боже, как же я хочу забраться в ванну или хотя бы встать под горячий душ!
Нашел бритву, кое-как побрился. Рука почти уже не болит, но на ноге вылез огромный чирей - мешает ходить.
Нельзя, нельзя опускаться!
Постирал носки и рубашку.
Ближе к вечеру обнаружил, что сарай, в котором я отлеживался несколько последних дней, облюбовали подозрительные молодые ребята, похоже наркоманы.
Ушел от греха подальше.
Переночую на улице. Ночи стоят на удивление теплые.


Запись пятая

Как же я, оказывается, одинок! Раньше этого не замечал. Но вот случилось несчастье - и кому я нужен, кто мне поможет? Старые соседи ссуживают иногда небольшие деньги - но я стесняюсь их брать, а они стесняются давать. Физически ощущаю, что им неприятно меня видеть, - но нисколько их не осуждаю.
А что стал бы делать я, если бы на улице оказался кто-то из них? Пустил бы жить к себе? Конечно, нет. Смущался бы, при встрече опускал глаза, торопился бы дать мелочь или мятую десятку, откупиться от встречи, от разговора, от совести - точно как они сейчас.
Я уже почти и не хожу к нам. И знакомых стесняюсь, и обманувшего меня человека боюсь. Он ведь не просто квартиры меня лишил. Он документы мои отобрал, все вещи куда-то вывез - уничтожил любое напоминание обо мне. А стану мешаться - так и меня уничтожит.
Решил! - переживу зиму и уеду. В глушь, в деревню. Тихо поселюсь в брошенном доме, расскажу сердобольным бабушкам свою историю, попрошу на развод картошку, лук, цыплят попрошу. За грибами стану ходить, рыбу ловить...
Глупо начинать в таком возрасте новую жизнь! Но что еще остается? Обитать в городе, словно бездомный пёс, питаться с помоек, ночевать на вокзале - и паршиветь, дичать, опускаться?..
Только сейчас понял, что я еще чего-то жду, еще на что-то надеюсь. Потому стараюсь не уходить далеко от знакомых мест.
Как же трудно расстаться с прошлым!
Нашел укромное место в кустах за теплотрассой. Притащил со стройки два листа пенопласта, на помойке нашел лист шифера и много картонных коробок - из всего этого соорудил подобие шалаша. В десяти шагах ходят люди - но им меня не видно. Здесь можно жить, будто в логове - но только до холодов.
Думаю, что делать дальше...


Запись шестая

Не вытерпел - зашел в свой подъезд. Поднялся до своей квартиры. Дверь уже другая, бронированная - чужая. А кнопка звонка всё та же - моя.
Что теперь там внутри? Посмотреть бы. Найти бы своё.
Единственное место, где я был счастлив, - вот что такое моя квартира. Потому так и тянет сюда...
Меня спугнул шум за дверью.
Странно. Я точно знал, что в квартире никого нет. И тем не менее, я отчетливо слышал шум - будто кто-то, особенно не скрываясь, подошел к двери с той стороны, щелкнул крышечкой дорогого глазка и, громко сопя, на меня уставился.
Я испугался.
Внезапно я вспомнил буку, которого так боялась дочка.
Я почти его увидел - стоящего возле дверного глазка, в полушаге от меня.
Глупость, конечно. Нервы. Разыгравшееся воображение.
Или... Нет, нет, нет!
Я сбежал, чудом не упав по дороге, не поломав ноги и не пробив голову.
И снова во мраке под лестницей мне почудилось движение. И опять я услышал голос:
- Скоро будет наш.
“Наш-ш-ш”, - будто змеи клубились там среди ржавых колясок.
Никогда не нравилось мне то темное место. Всегда, войдя в подъезд, я торопился его миновать. Оттуда ощутимо веяло угрозой, там могли прятаться грабители или... Или кто похуже.
Что за чушь лезет мне в голову?! Может, я болен?
Наверное, почти наверняка - я болен, я в расстройстве, у меня расшаталась психика. Мне бы нужно какое-нибудь лекарство - валерьянка? ноотропил? - я не силен в медицине и потому пью настойку боярышника, аптечными дозами пью - алкоголь немного успокаивает, я крепче сплю, меньше тревожусь.
Так легче...
Сбился. Отвлекся. Слегка пьян...
На улице я посмотрел наверх, на окна своей бывшей квартиры. И - клянусь! - увидел, как дрогнула занавеска на окне.
Там кто-то был.
Он стоял за дверью, когда я к ней подошел. Он следил за мной, когда я спустился вниз.
Кто?! Кто?! - это не дает мне покоя.


Запись седьмая

Чувствуется близкая осень. Ночами холодно. Я успел привыкнуть жить на улице - но теперь мерзну. Натаскал в свою берлогу рваных матрасов и прочего тряпья, устраиваюсь на них как в гнезде. Содрал с теплотрассы изоляцию, теперь жду, когда включат отопление. И успокаиваю себя, разговариваю с собой: тебе, говорю, грех жаловаться. Вчера на вокзале видел нищего, он босой сидел на бетонном перроне. Подошел, спросил, где он живет. Оказалось, здесь же - под этой же бетонной плитой, в норе-расщелине, забитой мусором и газетами.
У меня-то лучше. У меня почти дом. Почти лачуга.
Вчера весь день ходил по городу. И поражался, сколько же кругом нищих. Раньше и не видел их, не замечал. Пробегал мимо, отворачиваясь. А теперь - будто глаза открылись. Поговорил еще с двумя - помимо того, что сидел на перроне. Они даже милостыню не клянчат, говорят, бесполезно. Живут как бродячие псы.
Невыносимо смотреть на таких людей.
Когда поеду в деревню, попробую уговорить их отправиться со мной. Хотя вижу, что им это не нужно, они не мыслят уже другой жизни.
Я не такой, нет. Я пишу, связано излагаю свои мысли - я не отупел. Я стараюсь мыться, стараюсь стирать одежду. А еще у меня есть дом - крохотная лачуга из картона и пенопласта. Она куда уютней туристической палатки. А я ничем не хуже отдыхающего в лесу туриста.


Запись восьмая

Схожу с ума?
Происходит что-то невообразимое, что-то невозможное. Я начинаю видеть странные вещи. То, что раньше составляло мою жизнь, теперь ушло на второй план, словно дымкой подернулось, размылось, поблекло. И сквозь этот мутный фон начинает проступать нечто совершенно мне незнакомое, пугающее, страшное.
Не верю своим глазам, свои ушам - всем своим чувствам.
Галлюцинации! Да, галлюцинации!
Я болен, я сильно болен - больше не знаю, чем объяснить происходящее со мной.


Запись девятая

Два дня лежал в берлоге, никуда не ходил, лечился боярышником. Кажется, мне чуть лучше. Но - чёрт возьми! - я начинаю бояться большого мира. С ним определенно что-то происходит.
Сегодня пойду в свой дом клянчить деньги у соседей. Стыдно. А, впрочем, ладно! Не обеднеют. Я же не по сто рублей прошу. Десятка - это максимум, на который я рассчитываю.
Вот только наберусь храбрости - и сразу отправлюсь.


Запись десятая

Это невыносимо! Это невозможно!
Я видел их! Я говорил с ними!
Напьюсь! Сейчас же! Только бы забыть эти лица!
Неужели со мной всё кончено?
Не верю, не верю, не верю...


Запись одиннадцатая

Теперь пьян. Так лучше. Могу рассказать, что произошло. Должен рассказать. А то эти истерики на бумаге мне самому неприятны. Так хоть будет ясно, почему я взвинчен.
Итак: сегодня после полудня я отправился обходить знакомых. Двери открыли только трое. Они смотрели сквозь меня, когда я просил у них денег, - будто не могли сфокусировать на мне плавающий взгляд. Их лица были похожи на обмылки. Кажется, они с трудом меня понимали.
Но дали сорок рублей.
На четвертом этаже на окне лестничной площадки подобрал пять пивных бутылок, сунул в пакет, который теперь всегда ношу с собой.
Постоял у своей квартиры, испытывая жгучее желание позвонить. Знал, что хозяина нет, но предчувствовал, что звонок мой заставит кого-то зашевелиться.
Кого?
Не подобного ли тем, что живут под лестницей?
Стоп! Забегаю вперед...
Постоял у двери и побрел вниз. Наткнулся на соседку с пятого этажа. Поздоровался. Она повела себя странно: вздрогнула, дернулась, и заторопилась - почти побежала по ступенькам.
А потом я услышал песню.
“Вставайте, товарищи, все по местам, последний парад наступает...”
Галлюцинация - решил я. Но, спустившись ниже, вдруг понял, что песня доносится из-под лестницы, где мне уже не раз чудилось движение.
И я заглянул туда - за коляски и ржавые санки.
Там оказалось больше пространства, чем я всегда думал.
Там в глубокой тьме тлел крохотный огонек, а вокруг него сидели люди.
Впрочем, нет, не совсем люди.
Там сидели СУЩЕСТВА, похожие на уродливых людей. Они были невысокого роста, горбатые, колченогие. Их бледные лица были раздуты и напоминали неровные комки теста. Волосы - у некоторых как грязная пакля, у других как звериная шерсть. Одежда - сплошь рваньё.
“... Врагу не сдается наш гордый “Варяг”...
- Привет, - сказало одно из этих существ, поворачиваясь ко мне. - Водка есть?
- Нет, - на автомате ответил я.
- Будет, приходи, - сказало оно.
- А вы кто? - очумело спросил я.
- А то ты не видишь... живем мы тут...
Они действительно там жили - и, кажется, довольно давно. Как же я раньше их не замечал? Почему их не гонят отсюда? Почему им позволяют здесь находиться?
Всё это промелькнуло в моей голове в одно мгновение.
Второе мгновение дало разгадку - никого тут нет. Это лишь моя галлюцинация. И живет она не под лестницей, а в моем больном мозге.
ЧАСТЬ 2
Запись двенадцатая

Я вижу их всё больше, всё чаще. Они всюду. Уродливые и страшные. Отвратительные, отталкивающие. Они сидят на тротуарах, роются в урнах, справляют нужду в кустах, в лифтах, за гаражами. Они ютятся под лестницами, они оккупируют дома-развалюхи, они обитают в подвалах и на чердаках. Они всюду, буквально везде - в парках они ловят собак, на свалках ищут одежду и прочее барахло, с помоек тащат еду, на рынках воруют кошельки. Они паразиты, как клопы, как тараканы. Но клопов и тараканов можно увидеть, включив ночью свет, их можно поймать и раздавить, а эти - совершенно неуловимы, абсолютно невидимы.
Я один их вижу.
Всюду.
Это потому, что я постепенно становлюсь таким же, как они.


Запись тринадцатая

Это не галлюцинации. Теперь я в этом уверен. Эти существа абсолютно реальны. Все они когда-то были обычными людьми, но потом их жизнь сломалась - и они изменились. Они опустились - и оказались на самом дне мира, куда взгляд обычного человека не может проникнуть.
Это словно параллельные пространства. Да, да! Именно так! Мы здесь, рядом, мы живем в одном мире, но в разных его плоскостях.
Когда-то я читал, что пчелы не замечают, не воспринимают людей, не знают об их существовании. Так уж они устроены.
А благополучное человечество не подозревает о существовании другой вселенной - вселенной изгоев.
Вчера я, уже ничего не боясь, ходил к своей квартире - и нос к носу столкнулся с новым ее хозяином. Он не увидел меня. Он прошел рядом - я мог бы его пнуть, мог бы толкнуть, подставить ногу, ударить по голове.
Наверное, он даже ничего не понял бы.
Как же я его ненавижу!
Другие люди тоже не замечают меня. Не все. Но большинство.
Вчера я воспользовался этим и украл бумажник.
Нет, мне не стыдно. Документы я вернул - подбросил к двери. А денег там было сто тридцать рублей. Я никого не разорил.
Нужно бояться собак. Они нас чуют.
Еще я опасаюсь милиционеров. Многие из них меня всё еще замечают. Думаю, это временно.
Дна я пока что не достиг.
Но я туда стремлюсь.
У меня есть план...


Запись четырнадцатая

Наблюдаю. Анализирую.
Они разные. У них существует определенная иерархия (очень долго вспоминал это слово - чувствую, что тупею). Те, что обитают на улице - самые низшие. Они держатся стаями, и воюют с другими подобными стаями. Из-за помоек воюют, из-за еды, из-за пространства. Другие селятся в домах - в подвалах, в подъездах, на чердаках. Их меньше, они образуют подобие семей. Они обычно сильней тех, что живут на улице, хитрей и умней. Но выше их стоят “домовые” - живущие в квартирах бок о бок с обычными людьми. Эти пользуются всеми благами, не знают проблем с едой, и даже с домашними животными находят общий язык.
За последнюю неделю обошел все окрестности. Трижды дрался. Они слабы. В подвале дома номер десять на Минской улице я легко одолел троих мужчин.
В иерархии я стою выше их. Физически я более развит. И мой ум гораздо острей.
Эти, уличные - почти животные.
Мое место не с ними.
Экспериментировал. Подсаживался к обычным людям, придвигался в упор, заглядывал им в лицо. Они меня не замечают, но какое-то чувство заставляет их отодвигаться. Если я их касаюсь, они вздрагивают и либо начинают чесаться, либо ищут на себе насекомых. Одного я сильно ударил в лоб - и тогда он меня увидел.
Делаю вывод: надо вести себя тихо.
Странно: в зеркалах и в витринах я с трудом различаю свое отражение. Приходится напрягать глаза и всматриваться.
Осталось подождать немного.
Нестерпимо хочу домой.


Запись пятнадцатая

Привык к зиме. Морозов почти не ощущаю. Когда очень холодно, иду с водкой в подъезд под лестницу. Разговариваем о разном, много поём. Они глупые, но лучшей компании мне не нужно. Узнаю много нового о жизни.
А пишу всё реже и реже. Заставляю себя, голова должны работать. Но вроде не о чем писать. Зато много читаю, когда светло. Люди теперь выбрасывают много разных книг. Особенно нравится читать цветные журналы.
Когда не очень холодно, живу в своем доме. Как эскимос. Как чукча. Снега навалило много, дом завалило с крышей. Получилась такая снежная избушка. Забыл как называется. Внутри тепло - особенно если прижаться к трубе.
Ем совсем немного. Но всегда сыт. Даже чудно.
Хорошо живу. Жду весну.


Запись шестнадцатая

С крыш капает. Слякоть и неприятно.
Самое время.
Вчера ходил на разведку. Разговаривал с домовым через дверь. Его зовут Саша, он уже старый. Помнит мою дочку. Говорит, она его несколько раз видела. Маленькие дети нас могут увидеть, я знаю.
Меня тоже помнит. И жену.
Я ему угрожал. Велел убираться.
Он просил неделю. Хочет перебраться к соседке. Там пока свободно.
Боится меня.
Еще бы - я хозяин.
Разрешил ему. Вернусь домой через семь дней.
Скорее бы!


Запись семнадцатая

Сегодня!
Собираюсь. Вещей почти нет. Складываю эти записи.
Избушку оставлю Вадику. Он из уличных, но совсем не глуп. Просто слабый. И много пьет.
Даже жалко всё бросать. Уж вроде и привык.
Нет! Хочу домой! Там есть телевизор и ванна и диван.
Там лучше.
Сейчас иду...
Вот сейчас...


Запись восемнадцатая

Как всё просто. Позвонил. Он открыл. Наверно думал мальчишки балуют. Выглянул, посмотрел вниз по лестнице. Никого не увидел.
А я спокойно боком прошел мимо. вошел в квартиру.
В свою квартиру.
В прихожей другие обои и мебель другая. Оленьей головы нет. Зеркало напротив двери, его раньше не было. И тумбочки не было. Ничего моего не осталось. И так везде - во всех комнатах, на кухне и даже на балконе. Но всё равно это моя квартира. Я ее знаю. Я помню, какой она была, когда здесь жила моя семья.
Я вернулся домой.
В кладовке много места. Поселюсь там.
Но не собираюсь торчать в ней всё время.


Запись девятнадцатая

Он чужой!
Не могу жить с ним рядом. Не хочу.
Ненавижу! Ненавижу!
Сегодня ночью я подошел к нему и долго смотрел, как он спит.
Он отвратителен.
Я многое о нем узнал. К нему часто приходят друзья, и они говорят о делах - мне противно их слушать. Еще они говорят о развлечениях. Они мучают молодых девушек, а потом хвастаются этим. Вспоминаю дочку. Может, у нее такой же друг?
Я решусь.
Честное слово, решусь.
Вчера они гуляли втроем. До утра шумели. Приходил милиционер, но сразу ушел. Они грозились узнать, кто его вызвал. Потом опять были женщины.
Как же это всё мерзко...


Запись двадцатая

Я словно в раю. Когда никого нет дома, я смотрю телевизор. Я снова стал читать хорошие книги. Откуда они у этого недочеловека, зачем? Я принимаю душ. В холодильнике всегда есть еда. Впрочем, я не сильно в ней нуждаюсь. Я очень изменился. Боюсь признаться себе в этом - но, кажется, я больше не человек. Я кто-то другой. Вылупившийся из старой оболочки - так бабочка выходит из кокона.
Я - человек-невидимка.
Я могу всё. Мне всё дозволено.
Не боюсь его больше.
Вчера облил его красным вином. Позавчера выкинул в окно бутылку водки. Одному из его дружков отрезал волосы.
Не могу удержаться. Хоть и ругаю себя каждый раз за это.
Он приглашал попа. Тот махал кадилом и кропил святой водой. Обрызгал и меня. Что толку? Я не чёрт. Я - хозяин этой квартиры.


Запись двадцать первая

По ночам наваливаюсь на него сверху и душу. Не даю двинуться. В полночь включаю телевизор на полную громкость. Сбрасываю с полки книги. Рву простыни. Рисую на зеркале разные знаки и буквы.
Он боится, я это вижу.
Когда ложится, оставляет свет в других комнатах. Под подушкой прячет пистолет и фонарик. Всё чаще вызывает себе подружек - при них я веду себя тихо. А сегодня он врезал замок в дверь спальной комнаты. Что ж, даже если он сумеет там без меня запереться, я всё равно смогу стучать и царапать дверь.
Я здесь хозяин!
Я заставлю его отсюда съехать.
Не будет ему никакой жизни!


Запись двадцать вторая

Перестарался.
Но ничуть не жалею.
Только холодок в груди - я убил человека.
Да, он, наверное, заслуживал смерти. Но сейчас мне как-то неуютно, и тошно, и муторно.
Я лишь хотел выгнать его из квартиры, как он сделал это со мной.
Этой ночью он заперся в спальне, но я был уже там. В два часа ночи я сел ему на грудь. Я душил его, и чувствовал, что ему сниться кошмар. Потом он проснулся. Вокруг была непроглядная тьма, хотя вечером он оставлял включенной лампу на тумбочке. Он захрипел, задыхаясь, вырвал правую руку из-под одеяла. Ударил ладонью по невидимой кнопке. Но лампа не зажглась. Я выдернул ее из розетки.
Он задергался, пытаясь меня скинуть. Но я крепко держался.
Он вытащил пистолет из-под подушки. Но я увернулся от выстрела, и выбил оружие из его руки.
И тогда он выхватил фонарь.
Луч света ударил меня в лицо. Я совершенно ослеп, я ослабил хватку. Но он уже не пытался вырваться. Он вдруг весь обмяк, и воздух вышел из него, как из проколотой шины.
У него не выдержало сердце.
Думаю, я знаю, почему. Уверен.
Он увидел меня.
И умер от ужаса.


Запись двадцать третья

Наконец-то всё кончилось: шум, сутолока, милиция, чужие люди.
Теперь я один. В своей квартире.
Теперь у меня всё хорошо.
Жду. Знаю, что рано или поздно у меня появятся новые жильцы. Я не собираюсь им мешать. Опять займу кладовку. Стану жить тихо, ничем себя не выдавая.
Если, конечно, они будут хорошие люди.
Ну, а если нет... Что ж...
Тогда придется напомнить им, кто здесь хозяин.

Да, история печальная - и печальнее всего для меня, что здешний "хэппи энд" с непосредственным возмездием вряд ли широко распространенное явление и большинство современных экспроприаторов живут себе счастливо (даже с семьями, бррр!) в чужих квартирах, отправив владельцев в тюрьму или на тот свет

http://www.liveinternet.ru/users/arini/post159948185/

Лена, моя коллега по работе, шикарная блондинка под тридцать, рассказала историю своей жизни, которая взорвала мне мозг, надеюсь, что взорвет и многим из вас, не считая тех, кто... (ну тех мы и вообще считать не будем).
Лена была самой красивой девочкой в школе и как следствие – рано вышла замуж. Вышла, но неудачно. Развелась лет через пять, детей не родила. Ударилась в телевизионную карьеру. В общем, все как у многих.
Вот как-то пару лет назад она с подругой поехала отдыхать в Турцию. Отдых как отдых, но вот в последний день двухнедельного отпуска с ней случилось что-то потрясающее...
Лена как всегда плавала на «спинке» вдоль берега, как вдруг наткнулась головой на что-то твердое. Присмотрелась, бутылка из-под вина, закупоренная сургучом. Принесла находку в свой номер, кое-как вилкой выудила пробку, а в бутылке четыре свернутые в трубочки, пожухлые записки.
Развернула первую: «Мама, если ты читаешь эти строчки, знай-я погиб с тремя своими товарищами в средиземном море (координаты такие-то). Нашу яхту обстреляло неизвестное судно (на его борту были цифры ХХХХ) Рация вышла из строя, течь увеличивается с каждой минутой. Нам осталось минут сорок. Мамочка, не печалься обо мне, хорошенько воспитай нашего Димку. Всех за меня поцелуй, не поминайте лихом». (Подпись и дата двухгодичной давности)

Лена заревела просто навзрыд.
Развернула второе...
Третье...
Четвертое: «Если это письмо попадет в руки русскому человеку, то прошу, выполните последнюю волю покойного: перешлите его в ХХХ московскую школу, учительнице Жаровой Марии Петровне. Дорогая Мария Петровна, не сочтите за труд и передайте это письмо вашей соседке, моей однокласснице Елене Зуевой.
Дорогая Лена, если вдруг, чего на свете не бывает, ты будешь читать эти строки, то знай, что меня уже нет в живых и хочу, чтоб ты знала, что я любил тебя всю жизнь (с самого первого класса...) Но ты была такая красивая, а я обычный Саня – хулиган и двоечник. Сколько раз я хотел подойти и признаться тебе в своих чувствах, но не мог... Теперь безумно об этом жалею. Но ничего уже не вернуть. Мы тонем на яхте в Средиземном море. Так уж получилось Не грусти, знай, что ты самое лучшее, что было в моей жизни... (хоть и не было ничего...) После школы я так и не женился, потому, что всех сравнивал с тобой... Зачем я это пишу? Ну не суди слишком строго человека стоящего на пороге смерти... Будь счастлива. До конца твой, Александр Шлыков».

В глазах у Лены потемнело... ведь письмо было адресовано именно ей!
1 шанс из 6 000 000 000. Лена Зуева – это ОНА!!!
Оставшееся до отлета время девушка проревела, не выходя из номера... Как жизнь непредсказуема и чего в ней только не может случиться.

Саня Шлыков – вроде пацан как пацан, обычный гопник, но как обидно, когда ничего вернуть уже нельзя, что имеем не храним... Как только Лена вернулась в Москву, сразу влезла в Интернет...
И о чудо! Саня живой здоровый торчит в социальной сети. Написала:
- Привет Саня.
- О, привет Лена!
- Саня, Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Нет, а что случилось?
- Давай встретимся, посидим в кафе, я принесу с собой бутылку «вина».
Тебе оно точно понравится...
- Давай, я с удовольствием!

Встретились в кафешке, Лена поставила на стол бутылку с письмами. На Сашке лица не было, он орал от радости, они даже всплакнули вместе. Саня во всем признался: как любил ее все эти годы и как страдал от этого, да что там слова, когда на столе стояла бутылка с ТАКИМИ письмами. Он рассказал, как два года назад они с друзьями пытались повторить на яхте какой-то там маршрут и их, за триста миль от берега атаковало военное судно. Четыре дня они болтались на самодельном плоту почти без воды, но все-таки доплыли до берега.
Через полгода Лена и Саня поженились, потом как водится они родили ребеночка (к своему стыду я не помню мальчика или девочку... прости Лена) На этом и заканчивается сеанс любовной магии, а теперь, как я и обещал – разоблачение: Как только Лена родила мужу ребенка, Саша упал перед ней на колени и сказал:
- Прости меня жена, если сможешь, но у меня есть смягчающее обстоятельство: Я тебя безумно люблю. Дело в том что, я не только никогда не плавал на яхтах, но даже не бывал на Средиземном море...
(В ответ, открытый рот Лены... )

Он и правда ее любил. Через много лет после школы, увидел случайно на улице и понял, что жизнь без Лены проходит зря... нужно было что-то делать. Саня признался, как он завел себе страницу без фотки под именем их одноклассницы Ольги (Сама Ольга уехала куда-то в Италию и не отсвечивала в интернете) Так и общался с Леной от Ольгиного имени. Выпытал, что не замужем, то да се...
Узнал, что собирается в Турцию в такой-то отель, и что нужно ехать в Шереметьево ни свет ни заря...
Дальше дело техники: нарыл на чердаке полуистлевшую тетрадку, написал четыре записки, запаковал в бутылку, приехал с утра в аэропорт, покрутился вдоль длинной чемоданной толпы на регистрацию, разговорился с мужиком из того же отеля и сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться... Бутылка была отправлена и доставлена по назначению.

... Если на пути настоящей любви вырастают непреодолимые преграды, значит нифига она не настоящая.
Догадайтесь, простила ли Лена своего любимого мужа...?

Такие разные слезы...

Сандра Шварца


Телефон зазвонил, когда Лина сидела в большом кресле перед открытым окном и с восторженным наслажденьем вдыхала дождем пропахший воздух поздней весны, соединяющий в себе ароматы влажной земли, первых робких соцветий черемухи и смутных надежд. Трубка звенела уже рядом, женщина улыбнулась, протянула за ней руку и перед тем, как ответить на настырный, неожиданный звонок, тепло поблагодарила:
- Ты мне телефон принес, Левушка, спасибо! – потом уже немного другим, более бодрым и деловитым тоном произнесла: -Алло!-
- Ой, привет! – заверещал в трубке смутно знакомый голос,- Вот так удача! У тебя оказывается все тот же домашний номер! Класс! –
- Привет...- Лина озадаченно протянула.
- Ты что не узнаешь меня?!- трубка прямо-таки взвизгнула, - Это же я – Эля, твоя лучшая подруга. Ну, ты, мать, даешь! Не разговаривали мы с тобой лет десять, а ты уже меня и позабыла. Ну, рассказывай, как дела?-
- Да так.. Ничего такого..-
- Где работаешь, с кем живешь?-
Лина замялась: - Не работаю, дома сижу. Подрабатываю лекциями на семинарах по психологии. А живу..-опять пауза -, живу с Левой, он...-
- Ну, понятно! Бизнесмен, да? Раз дома сидишь, можешь это себе позволить! – в голосе Эли послышалась зависть, - А я, вот, как белка в колесе. Работа, дом, сына корми, за мужиком ухаживай....А он, гад...- из динамика вдруг послышался отчаянный всхлип, - а он гад меня бросил, представляешь?-
- Наверно..представляю..- Эля не находила слов, переход подруги детства от веселого щебетания к плачу был неожиданным, - Ты не плачь!-
- Ха. Не плачь! Тебе легко говорить! А я за последние два года трех мужчин сменила... Уходят! Немного поживут и уходят. Чего, вот, им не хватает? Ты, как психолог, скажи! Я ведь все по дому делаю, ну, иногда потрачу лишние деньги на сумочку новую или туфли, со знакомыми по телефону часок – другой поболтаю, суп забуду сварить, на концерт Меладзе схожу с бывшим. Что им не нравится? Сразу убегать.. Тишину и покой им подавай! Я, говорят, их разговорами извожу. Так что теперь – молчать все время что-ли... Ну, как тут не плакать? Сегодня все утро в душевой стояла и ревела, пока сын в школу собирался, чтобы не услышал мальчик. Ребенка нельзя травмировать. Да и гордая я, жаловаться не буду, ты меня знаешь. –
- Знаю.., - Лина протянула с легкой иронией, а подруга продолжала:
- Ты почему на слет одноклассников не приехала? Мне говорили – в аварию попала, да? Операцию тебе делали? Я хотела к тебе поехать, но когда? Говорю же – белка. А времени куча уже с тех пор прошло, лет семь наверно. Могла меня найти в социальных сетях. Зазналась, да? Нехорошо друзей бросать....-
- Прости, я в интернете...мне нельзя, не могу...глаза... Я ведь..-
Эля опять вклинилась:
- Ах. Да! Ты же очкарик. Понятно! Но несколько часиков могла бы и пообщаться в онлайне с друзьями, это ведь не повредит. Понятно – не до нас тебе – бизнесмен и семинары. Одним все, а другим ничего! Такой мерзкий дождь за окном...Сейчас опять расплачусь... Какая ты счастливая, а я сейчас прямо хотела выскочить во двор босиком – пройтись под этим отвратительным дождем рыдая, чтобы такие, как ты знали, что есть и несчастные люди на свете, но я ведь...Эх! – опять послышались рыдания.
Лина молчала пока подруга не успокоилась и снова не заговорила связно:
- Ты, Лин, не думай, я за мужиками не побегу, не так воспитана. Могу и одна прожить, я ведь хороший мастер – маникюр, педикюр, но так иногда тоскливо. Поплачу, отпустит, потом опять нахлынет. Так и живу. Так хорошо, что с тобой поболтали – друг другу все рассказали. Мы же не разлей вода когда- то были, помнишь?-
- Помню.... Ты, Эля, извини, мне надо идти, звони, если что! –
-Лааадно..,- протянула Эля и отключила телефон, - Вот же...какая, надо же так загордиться! -
И она опять заплакала, с упоением, с воодушевлением даже, перебирая в уме знакомых - надо было еще кому - нибудь позвонить.
****
Лина осторожно нащупала поверхность столика, стоящего рядом с креслом, положила на него смолкшую трубку. Опираясь на подлокотники медленно встала. Хромая нога на любое движение, как всегда, откликнулась острой болью, и, чтобы не упасть, женщина неуклюже схватилась за столик, раздался звук от упавшего предмета, было слышно, что куски телефона разлетелись в разные углы комнаты. Лина медленно опустилась обратно в кресло:
- Левушка, я опять трубку разбила. – услышав рядом дыхание, она наклонилась к своему псу Леве и потрепала его по лохматой голове.
- Это ничего. Ты же меня ругать не будешь? Лучше принеси поводок, пойдем прогуляемся.-
Пока собака выполняла команду, Лина опять попыталась встать, на этот раз получилось удачно. Теперь надо только осилить первые шаги, потом боль немного отпускает. После аварии, когда она еще лежала в больнице, консилиум врачей ей объявил, что произошло чудо – ходить она будет, а вот с глазами дело обстояло гораздо хуже – сетчатку не удалось восстановить и ослепла она навсегда. Первые месяцы были страшные, она жалела себя, плакала в подушку, не хотела жить, но потом ей из питомника привели Леву – собаку поводыря, и с тех пор слезы закончились. Открылся новый мир, в котором она оказалась не жалкой калекой, а вполне способной к выживанию личностью. Пес умел многое, не только провожать ее в походах в магазин, в поездках на семинары, но знал еще с два десятка команд – он приносил телефон, подавал сумку и помогал своей хозяйке во многом другом. Они оба притирались друг к другу, приходил кинолог, обучал ее правильно давать команды и понимать пса. И потихоньку Лина забыла, что такое слезы, она боролась, превозмогая боль, каждый день ходила на длинные прогулки с Левой, с помощью бывших сослуживцев находила работу.


Свежий весенний ветер трепал легкую куртку Лины и уши Левы, они шли медленно. Женщина выглядела счастливой. Дождь еще не прекратился. Капли стекали по лбу и щекам, попадали за воротник, светлые волосы намокли и, вспомнив желание Эли порыдать под дождем, Лина рассмеялась.


© Copyright: Сандра Шварца, 2013

http://www.stihi.ru/2013/01/05/10699