ИЗ СТАТЬИ ЯКОВА ФАРБЕРА «РУКОПОЖАТИЕ С КАРЛОМ МАРКСОМ»:
После ввода в эксплуатацию комплекса лечебных корпусов, на территории больницы высвободилось здание, занимаемое ранее детским отделением. Этот небольшой дом, построенный в середине XIX века в стиле ампир, являлся достопримечательностью города, и под названием
«Дом Лукьяненко» находился на учёте Комитета охраны памятников архитектуры.
Когда-то он красовался в прекрасном парке, дорожки которого вели к крутому берегу реки Цны. В центре парка находился пруд, а над ним возвышался деревянный помост, своеобразная сценическая площадка, на которой нередко выступали известные и малоизвестные музыканты.
Хозяева особняка супруги Лукьяненко – большие любители музыки, организовывали публичные представления, и на такие самодеятельные концерты съезжалась публика со всех концов города.
В описываемые времена старинный особняк сильно обветшал, и, не смотря на то, что был официально зарегистрирован, как памятник архитектуры, практически, с начала века не ремонтировался. Мне, как главному врачу, предстояло решить его судьбу и найти средства на восстановление разрушенных стен, надворных построек и благоустройство прилегающей территории.
Решение о дальнейшем использовании «дома с колоннами» было принято после того, как я посмотрел коллекцию документов, фотографий, медицинских инструментов, извлекаемых из сундука Петром Михайловичем Крыловым, врачом нашей больницы, очень увлечённым краеведением. Все эти вещи когда-то принадлежали известным специалистам, популярным врачам, градоначальникам, священнослужителям и другим знаменитым, не только по Тамбовским масштабам, людям. Мне помнится, я тогда сказал моему доктору, что место этой коллекции не в сундуке, а в музее истории медицины. Поначалу мой доктор скептически отнёсся к моему предложению, не видя реальных возможностей для его осуществления. Однако через некоторое время эта идея захватила нас целиком и полностью, и, в конечном счёте, она воплотилась в жизнь после того, как двери старинного особняка распахнулись для приёма первых посетителей. Это произошло в конце 1978 года. Музей сразу заявил о себе, т.к. такого рода культурно-просветительских учреждений в Советском Союзе было совсем немного. К нам зачастили корреспонденты местных и центральных газет и, соответственно, в печати стали появляться разные публикации, и почти каждая из них начиналась с описания дома с колоннами. Довольно часто посетители музея интересовались историей музейного особняка, но мы, к сожалению, мало, что о ней знали…
В план моего повествования не входит рассказ об истории памятника архитектуры, хотя он мог бы быть достаточно интересным. По условиям состязания, я должен рассказать обо всех тех «поводырях», которые вели меня на рукопожатие с Карлом Марксом и, в связи с этим, я называю имя замечательной женщины, которая, собственно, меня и вывела на «звёздный путь»:
Маргарита Георгиевна ВолинаПроработали мы где-то лет восемь и, вдруг я получаю довольно странную телеграмму такого содержания: «Выезжаю из Москвы зпт встречайте зпт владелица дома Лукьяненко тчк Волина». На следующее утро, я отправился на вокзал ко времени прихода нашего фирменного поезда «Цна», но, естественно, никого не встретил. С тем же результатом закончилась встреча и дополнительного поезда. Возвратившись к музею, мы вместе с Борисом Ивановичем, нашим музейным художником зорко вглядывались вдаль, ожидая прихода гостьи от троллейбусной остановки. Но, совершенно неожиданно сзади услышали громкий оклик… Со стороны парка к нам направлялась высокая, стройная женщина: - «это Вы главный врач? Что Вы сделали с нашим чудо - особняком? Вы превратили его в жалкого пигмея в нищих лохмотьях, окружили серыми, безликими многоэтажными коробками…». В тот момент я видел перед собой совершенно разъярённую женщину, которая «расстреливала» меня не только взглядом, но и беспрерывным потоком обвинений. На этот шум стали реагировать прохожие, они останавливались и с большим интересом следили за дальнейшим развитием событий. Поток вопросов не иссякал: - «Где наш розарий? Почему я не вижу нашу великолепную конюшню? Почему засыпали пруд?» Обстановка с каждой минутой всё более накалялась, вокруг нас уже собралась целая толпа любознательных зевак. Я был в полной растерянности и, право, не знал, как выпутаться из этой сложной ситуации. Но, внезапно, меня, вроде как бы, осенило: надо было только выбрать момент, что бы неожиданным вопросом огорошить неугомонную собеседницу…, и такая возможность представилась. Когда за отвалившуюся штукатурку она пригрозила подать на меня в суд, я, прервав её на полуслове, тотчас же выпалил: «- а я подам встречный иск». Вторая часть слова она так и недосказала, и только после минутного молчания, мне был задан вопрос: «- это за какую ж такую провинность?» «- Ну, как же, Вы такой великолепный особняк построили, а деньги на капремонт забыли оставить». В толпе раздался смех. Через секунду смеялись все стоящие вокруг нас, и, громче всех…, моя собеседница. Она протянула мне руку, в знак примирения, и с улыбкой произнесла: - «ну, ты и нахал…» В тот момент я воспринял такое определение, как комплимент, и даже не заметил этот «плавный» переход с Вы на ты.
Так состоялось моё знакомство с
Маргаритой Георгиевной Волиной, человеком удивительной судьбы и разностороннего таланта. В народе правду говорят о том, что если Господь решает одарить кого-то способностями, то он это он делает не щепотью, а горстью. Наверное, среди отмеченных Божьей милостью и наша гостья.
Актриса, Заслуженная артистка Таджикской ССР, художник, драматург. На заурядного человека титулов и званий предостаточно, но для Маргариты Георгиевны – это мизер. Она, ещё в молодости – участница Великой Отечественной войны, чемпионка Таджикистана по конному спорту, а на восьмом десятке жизненного пути – страстная поборница и пропагандистка учения «Йога».
Её приезд к нам, как оказалось, был не случаен. От своей тамбовской приятельницы она узнала, что администрация музея очень интересуется историей особняка, и после недолгих сборов, выбралась на свою Родину. На «всё про всё», как говорят тамбовчане, нам было отведено всего два дня, а намеченная нами программа, была весьма насыщенной и, естественно, мы в неё не уложились. История барского дома и жизнь его обитателей были преподнесены с истинно артистическим мастерством великолепного рассказчика. Он был настолько интересным и продолжительным, что мы, увлекшись, забыли включить магнитофон, а я едва успевал пририсовывать к генеалогическому древу дворянских фамилий многочисленные ветви. Характерной чертой
семейства Лукьяненко – Алексеевых была любовь к искусству. Все они были большими меломанами и самодеятельными артистами, поэтому в парке частенько звучала музыка, ставились спектакли, на которые съезжалась тамбовская знать. Нередко организация концертов являлось прикрытием революционных сходок, при этом конспирация строго соблюдалась, так как сам
дом Лукьяненко и его обитатели находились под негласным надзором полиции.
Самые близкие нашей гостье родственники были профессиональными актерами и актрисами. Удивительным является то, что все три «жрицы Мельпомены» - мама и обе её дочери (от разных браков) носили одно имя – Маргарита. Ну, прежде всего, это наша гостья – Маргарита Георгиевна, её мать – Маргарита Николаевна – драматическая актриса, и, наконец, её старшая сестра – Маргарита Тихоновна – певица, солистка Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова.
В заключение Маргарита Георгиевна передала нам пакет с документами, фотографиями и письмами к её знаменитой бабушке. В последствие, многие из переданных материалов были использованы для формирования стенда об истории дома и его обитателях.
Уже тогда, слушая внимательно нашу гостью, у меня возникла мысль написать очерк о замечательном семействе, об их мятежных настроениях и устремлениях преобразовать Российскую действительность, но признаюсь, смалодушничал в угоду модным веяниям того времени – клеймить всё, что связано с революционной деятельностью.
Минуло 17 лет, и я, наконец-то, решился рассказать в небольшом очерке и о нашей встрече и о самой
Маргарите Георгиевне Волиной. Извлёк я свои «тощие» записи и очень пожалел, что «всё про всё» в то время так узнать и не удалось. И, вот незадача, мне неизвестна её дальнейшая судьба, и прежде чем поставить точку в моём повествовании я решил заглянуть в интернет. И, о радость! Оказывается, моя тамбовская гостья жива и, как говорят медики – практически здорова, не смотря на свой почтенный возраст. Ей недавно исполнилось 90 лет, но трагедии из старости она не делает. Больше того, она активна и полна творческих замыслов, причём, опять же, самой разной направленности. Вот только один из отзывов:
Актриса, художник и драматург Маргарита Георгиевна Волина – автор ряда мемуарно-документальных романов (о Горьком, Маяковском, К. Симонове и др.). В настоящее время работает над биографическим повествованием об известном актере Г. П. Менглете – ее друге, начиная с артистической юности, и по сей день. [Книга уже вышла (!)].
В этом отзыве речь идёт о её писательском даре, и о драматургическом творчестве, а вот, что пишет о ней, как о художнике куратор музея русского примитива:
«Маргарита Георгиевна Волина – почти 90-летний человек (хочется написать банальное – удивительный). Граждане, мы-то вот, доживем до таких лет? Это, как говорится, совсем не факт. А даже и доживи – будешь ли иметь ту пассионарность, ту волю к жизни, которая наличествует у Волиной. Это надо не слушать, это надо видеть, кстати, сама Маргарита Георгиевна уже почти ничего не видит. Мало ли бойких старушек? - скажете Вы, и будете глубоко не правы. Потому что она по манерам, речи, осанке и всему остальному обладает «даром женщины», который с годами не проходит. «Читайте, завидуйте»! Нет, не зря ее любило столько мужчин, и каких!
Актриса, писательница, художник – это, граждане, все вторично и не затмевает блистательной женской сущности. Она, как манок, поющий немудрящее, но что-то «одуряюще важное» для этой жизни. Она увлекала, потому что была увлечена. И тут нам, ранним старикам, ей можно только завидовать и удивляться, а себя ругать – хватит ныть, пора жить.
Не знаю, как дается этот дар, может, и трудом, может, «сквозь тернии», но только кажется, что легко, до обидного даром, почти даром, а это верный признак Таланта.
А наивность у автора можно найти только в той непосредственности, с которой Маргарита Георгиевна представляла, несла, показывала все работы, и калечные, и увечные, и хорошие, ибо они ей все как дети, все «с историями», только вот «процент брака» у нашей Женщины очень мал, что опять же говорит о Таланте».
Маргарита Николаевна Волина Мой рассказ о матери будет значительно короче и не только потому, что я не располагаю достаточными сведениями о ней, но ещё и потому, что воспитанием дочери занималась, главным образом, бабушка, сыгравшая ключевую роль в «звёздной эстафете», но о ней речь пойдёт ниже.
Маргарита Лукьяненко, ещё на заре своей артистической карьеры, по совету свой матери, взяла сценический псевдоним –
Волина. Почему Волина? Да, потому, что для
Олимпиады Григорьевны Лукьяненко, активной участницы народовольческого движения, слово ВОЛЯ, являлось символом надежд и чаяний.
Тогда никаких специализированных учебных заведений не было, поэтому актёрскому искусству она училась на подмостках периферийных театров, а не редко и у знаменитых мастеров сцены, довольно часто гастролировавших в Российской провинции. Как драматическая актриса Маргарита Николаевна играла в театрах Юга России. Дома, практически, не жила, находясь постоянно на гастролях.
Революцию встретила в Тамбове, и сразу же включилась в движение – «культуру в массы». Была одним из создателей первого пролетарского театра, а впоследствии играющим режиссёром ТРАМа в ДК «Электрик» завода «Ревтруд».
По-видимому, создание новых театров, является характерной чертой
семьи Волиных. Ещё один театр, на этот раз для горожан, был организован в парке культуры и отдыха. Такие же организаторские способности проявились и у дочери при создании Русского драматического театра в Сталинабаде (ныне Душанбе).
Среди актёров – непререкаемый авторитет, и в результате, избрание Председателем Союза «Рабис». Щедрость натуры Маргариты Волиной в полной мере проявлялись при передаче своего артистического мастерства молодёжи. Среди её учеников был замечательный актер театра и кино – Народный артист СССР В. В. Ванин.
Умерла М. Н. Волина в Москве в 1937 году и урна с её прахом установлена в стене крематория у Донского монастыря.
Олимпиада Григорьевна Лукьяненко – она же Липа Алексеева В жизни этой легендарной женщины было всё: романтика борьбы за лучшую долю, за народную волю, и горечь от поражений и утрат, близких ей соратников, страстная любовь и долгая разлука с любимым, душевный подъём, радость общения с единомышленниками и тяжёлая депрессия.
Олимпиада Дьякова из мелкопоместных дворян. Родилась в 1850 году. Их имение располагалось в селе Красивке Кирсановкого уезда Тамбовской губернии. Места в тех краях благословенные, земля чернее угля, и очень плодородна. Свежесрубленная жердь, поставленная под скворечник, непременно прорастает и становится деревом, а весной дома в деревнях как молоком облиты – это цветёт терновник. Красивка расположена на берегу не широкой, но торопливой реки Вороны и вполне соответствует своему названию. Образование, как и положено, по дворянскому статусу, Олимпиада получила в институте благородных девиц, в весьма престижном учебном заведении. По окончании института жизнь продолжала развиваться по самому благополучному варианту:
счастливый брак с богатым помещиком Павлом Алексеевым, двое детей, достаток в доме, как говорится полной чашей. Казалось бы, ничто не предвещало беды, но, увы, она случилась, и всё рухнуло в одночасье: внезапно проявилось тяжёлое психическое заболевание у мужа, и его насильно укладывают в психиатрическую больницу, и как оказалось впоследствии, на всю оставшуюся жизнь.
Одним словом, Олимпиаде, при живом муже, была уготована судьба провинциальной вдовушки, но не такую долю в жизни она искала. Натуру богато одарённую никак не устраивало прозябание в Тамбовском захолустье, и в 1873 году 23 лет отроду она вместе с двумя детьми уезжает в Москву. И здесь очень быстро, без каких либо комплексов, она входит в круг, близких ей по духу, молодых людей. Более того, будучи достаточно обеспеченным человеком, снимает приличную квартиру, нанимает прислугу для ухода за детьми и погружается в кипучую московскую жизнь.
Скоро квартира Липы Алексеевой превращается в своеобразный общественно-политический салон, который охотно посещают представители разночинной интеллигенции, студенты университета и Петровской земледельческой академии. Сюда же, в эту мятежную духом среду вскоре потянулись и опытные революционеры из московского кружка «чайковцев», а после провала петербургского кружка сюда стали приходить и сами организаторы всего народнического движения России. Конечно, душой собраний была молодая и красивая хозяйка квартиры, в которую все безоглядно влюблялись, буквально с первого взгляда, да и сама она, наконец-то нашла в новом для неё сообществе единомышленников то, что всегда её привлекало, а именно самоотверженность и самопожертвование в справедливой борьбе за лучшую долю для народа. Всё было необычно, ярко, романтично. Слушая выступления опытных революционеров и активно участвуя в дискуссиях по актуальным вопросам, она постепенно набиралась опыта в конспирации, агитационной работе среди населения, вербовке новых членов организации. Надо сказать, что кружок «чайковцев» отличался от других народовольческих союзов своим бескомпромиссным отношением к террору. Они считали, что для достижения конечной цели – свержение самодержавно-крепостнического строя – все цели хороши, включая убийство любого, кто препятствует выполнению этой глобальной задачи. Эти взгляды разделяла и
Липа Алексеева. Во многих изданиях, освещающих деятельность народовольцев, в воспоминаниях современников и соратников по кружку, её роль в революционной борьбе оценивается очень высоко. Вот, что пишет о ней известный историк В. А. Твардовская: «…
О. Г. Алексеева предоставляла кров скрывавшимся от полиции, служила своеобразной связной между революционерами, хранила нелегальную литературу, а самое важное - давала возможность им регулярно собираться на её квартире для обсуждения своих дел». К ней тянулась молодежь ещё и потому, что она умела превращать подобные встречи в настоящий праздник. Прекрасная певица, она умело оживляла музицированием каждое собрание. Сильным контральто Липа исполняла классические произведения, романсы, революционные песни. Равнодушных не было. Эти песни не только доставляли эстетическое наслаждение слушателям, они ещё сильно обостряли чувства и звали на борьбу с самодержавием.
Но был среди постоянных посетителей подпольных собраний один молодой человек, которого пленяли не только песни и романсы, но и их исполнительница, а звали этого пылкого юношу
Николай Морозов.
Николай Александрович МорозовВ 1874 году, по рекомендации старших товарищей, он стал регулярно посещать заседания кружка «чайковцев». Обсуждаемые на этих сборах вопросы были ему близки и понятны и вполне соответствовали его чаяниям и устремлениям - преобразовать российское общество. Там судьба свела его с многими единомышленниками, но особенно сильное чувство Николай испытывал при встречах с хозяйкой конспиративной квартиры. Вот, что он писал в своей «Автобиографии» (1926 г.): «Я познакомился с тогдашним радикальным студенчеством совершенно случайно, благодаря тому, что один из номеров рукописного журнала, издаваемого мною и наполненного на три четверти естественно - научными статьями, (а на одну четверть стихотворениями радикального характера) в руки тайного сообщества. Особенно выдающимися представителями его были тогда С. М. Степняк-Кравчинский, Л. Э. Шишко и Д. А. Клеменц, произведшие на меня чрезвычайно сильное впечатление,
а душой кружка была Липа Алексеева, поистине чарующая молодая женщина, каждый взгляд которой сверкал энтузиазмом». Да, это была любовь страстная и, как говорили кружковцы, возвышенная, ибо молодых людей объединяло не только взаимное притяжение, свойственное всем влюблённым, но и общее устремление идти рука об руку опасным, но благородным путём освобождения народа от гнёта самодержавия. Были совместные «хождения в народ». Были исхожены по Ярославской, Курской и Воронежской губерниям сотни верст. В хатах и избах, в прокопчённой деревенской кузнице проводилась просветительская работа, велась активная агитация среди крестьян. Чтобы быть ближе к народу и в целях конспирации были освоены различные ремёсла, Николай стал отменным кузнецом в глухой деревушке Коптево Даниловского уезда Ярославской области, а Олимпиада ещё в Москве успешно овладела мастерством пошива башмачков в открытой, с её помощью, сапожной мастерской на Плющихе. Развернуться по настоящему с пропагандой своих народовольческих замыслов не удавалось, так как в связи участившимися террористическими актами против высоких чиновных лиц по всей России усилился полицейский надзор. Да, и осведомителей в сельской местности хватало, поэтому частенько приходилось заблаговременно ретироваться. В августе 1874 года Николай и Олимпиада, опасаясь ареста, спасались в имении либерально настроенных интеллигентов Леонтьевых Кашкино Курской губернии. Прожили они здесь около месяца и, наверное, это были самые счастливые дни в жизни влюблённых. То ли предугадывая, какие испытания и страдания их ждут впереди, то ли окружающие природные красоты располагали к этому, но молодые не стремились сдерживать свои чувства. По воспоминаниям Леонтьевых, знавшим Николая Морозова, как серьёзного и несколько замкнутого человека, в своём имении его просто не узнавали, он им казался «полным мальчиком» - увлечённо удил рыбу, вечерами бегал по саду, обрывая яблоки. Бросалась в глаза его необыкновенная влюблённость в Алексееву. По первому знаку Олимпиады Григорьевны, он мог залезть на высокую сосну и сидеть там, «как ястреб».
В августе 1874 года, прознав о том, что их разыскивает полиция, они поспешно покинули Кашкино. Прощаясь на вокзале в Курске, Олимпиада и Николай предполагали, что расстаются лишь на время. Но это было их последнее прощание, последний разговор друг с другом. Впрочем, еще один раз, лишь мельком, они увиделись, но обмолвиться, хотя бы одним словом, им не удалось. Это случилось в 1878 году в Петербургском окружном суде, уже как подсудимые, на громком процессе «193-х». И более они уже не встречались.
Дальнейшая судьба была трагична для обоих. Олимпиада, спасаясь от преследования полиции, была вынуждена вернуться на родину, в имение матери, т.к. все тайные явки были раскрыты полицией и там были устроены засады. Не по беспечности, а от безысходности она решается отправиться в свою родную Тамбовщину и притаиться на время. Где-то около года ей это удавалось, но, и здесь, в конце концов, наступила развязка. Полиция, получив от осведомителей весточку, о том, что Алексеева скрывается в Красивке, в имении матери, немедленно выслала наряд, и Олимпиада Григорьевна была арестована и по этапу отправлена в Москву. В это время уже шла подготовка к громкому судебному разбирательству над большой группой народовольцев, арестованных по обвинению «хождение в народ» и организации противоправной смуты среди крестьян. Первоначально было арестовано около четырех тысяч человек, но обвинение смогли предъявить только 770 ходокам. Шумные акции протеста заставили правительство ещё до суда освободить 500 человек под надзор полиции. В конечном итоге, подсудных осталось 193 человека. Начавшийся 18 октября 1877 года «судебный процесс 193-х» продолжался более 3-х месяцев, и приговор, на удивление общественности был сравнительно мягким. Большинству обвиняемых дали сравнительно небольшие сроки, да и они были погашены годами отсидки в предварительном заключении.
В это число попала и О. Г. Алексеева. Она провела в заключении 2 года 6 месяцев, и этот срок определён, как мера наказания. Она была освобождена, но ей предписано проживание в Тамбовской губернии под надзором полиции, и без права жительства в столичных городах России.
Дальнейшая жизнь Олимпиады Григорьевны складывалась по-разному. Новое замужество поначалу принесло ей положение в обществе и материальное благополучие. Однако карьера её мужа – акцизного чиновника Лукьяненко Николая Яковлевича, не всегда развивалась успешно. Были периоды благополучия, и тогда в доме царило веселье, и отовсюду звучала музыка, а на смену им приходили времена мрачные и тогда дом опустевал, и в нём поселялась нужда. Олимпиада Григорьевна все неудачи в делах мужа мотивировала своей прошлой жизнью, своим участием в революционном движении. Формально она отказалась от активных действий, однако бунтарский дух из дома окончательно не выветрился.
Старший сын, по первому браку – Алексеев Николай, став состоятельным бизнесменом, ссужал большие деньги на нужды эсеров, а затем и большевиков, которые его, в дальнейшем, хорошо «отблагодарили». Они его просто расстреляли в 1923 году.
В революцию подался и старший сын от второго брака – Лукьяненко Анатолий, но после первого же ареста, не выдержав испытаний, потерял разум.
С конца 70-х годов дом Лукьяненко становится местом встреч видных деятелей революционного движения России. В разные годы, начиная с 1879-го, здесь побывали Г. В. Плеханов, В. Н. Фигнер, В. Н. Подбельский, Г. А. Усиевич и другие.
Олимпиада Григорьевна в 1906 году, в письме самому дорогому ей человеку –
Николаю Александровичу Морозову писала, что помнила, и до конца жизни будет помнить всех тех, кто наставил её на путь истины и раскрывших ей «смысл жизни». И эти светлые воспоминания были для неё дорогими и очищающими.
Н. А. Морозову удалось какое-то время побыть на свободе. По возвращении в Москву он смог в сентябре 1874 года поучаствовать, вместе с Кравчинским, в организации побега своего соратника Волховского, но, к сожалению, закончившегося неудачей. Успел совершить ещё три «хождения в народ». С целью распространения революционных заграничных изданий ходил в Курскую и Воронежскую губернии, а затем в Московскую и Ярославскую губернии, но «охранка» уже целенаправленно, не без подсказки предателей, искала его и, буквально, следовала по пятам. Круг поиска сужался, и поэтому приходилось из каждого похода спешно ретироваться. По возвращении в Москву он узнал, что «чайковцы» избрали его членом Исполкома, и по решению ИК, ему предписано, во избежание ареста, отбыть в эмиграцию. Получив вполне конкретное задание – организовать выпуск печатного органа, который мог бы стать рупором всего народовольческого движения, он в Женеве вскоре начинает издавать журнал «Работник».
Эмигрантская жизнь захватила его целиком и полностью. Ни минуты свободного времени: работа в редакции и типографии, занятия в библиотеке, прослушивание лекций в университете, вступление в I-ый Интернационал и регулярное посещение заседаний секции. А, всего-то ему было 20 лет, но, благодаря необыкновенной эрудиции и неординарности мышления, разговаривал с ветеранами революционного движения Г. В. Плехановым, П. Л. Лавровым, французским коммунаром Г. Лефрансе и другими корифеями, «на равных».
В Морозове всегда противоборствовали две жизненные позиции, два устремления – посвятить себя служению науке или же, отбросив «всё и вся», отдать себя, без остатка, делу Революции. И, в те тревожные дни вторая ипостась возобладала над первой.
Зная о том, что он находится в розыске, тем не менее, вместе с другом и соратником Н. А. Саблиным, решается на возвращение в Россию. При переходе границы они были арестованы и препровождены в Тверскую полицейскую часть Москвы, а затем в Санкт-Петербург. Полиция была прекрасно осведомлена обо всех бывших делах и планах «чайковцев», но дознание затянулось почти на 3 года, до начала громкого «процесса 193-х», (октябрь 1877 г.) Обвинительный приговор (январь 1878 г.), из-за опасения широких народных волнений, оказался более мягким, чем ожидалось. В начале февраля Н. А. Морозов оказался на свободе, а уже через месяц с группой соратников направился в Тамбовскую губернию для организации самостоятельного народнического поселения. Эта затея здесь не удалась, и поэтому её пришлось осуществлять в Саратовской губернии.
Одновременно, согласно решению ИК, готовится серия покушений на Александра II. Морозов участвует в подготовке взрыва царского поезда под Москвой. 5 февраля 1880 года был взорван поезд с царской прислугой. Сам император находился в другом составе.
Участившиеся аресты и усиление полицейского надзора за всеми подозрительными действиями интеллигентов, студентов и даже гимназистов, вынуждает революционеров менять стратегию и тактику борьбы с самодержавием. Разгорающаяся дискуссия по этим вопросам приводит к расколу всего движения «Земля и воля» на две самостоятельные структуры: «Народную волю» и «Чёрный передел». Это произошло в августе 1879 года. Н. А. Морозов – автор программы и устава, член Исполнительного комитета народовольческой организации, В начале 1880 года он выезжает за границу для подготовки выпуска журнала – печатного органа новой революционной организации. По приезде в Женеву Николай Александрович сразу же начал сколачивать авторский коллектив журнала «Социально-революционная библиотека» и редакции задуманного ещё в России солидного труда по истории социалистического движения в России за 1873-1875 г.г. Эта книга планировалась, как сборник статей видных революционеров. Своё согласие на сотрудничество давали П. А. Кропоткин и П. Л. Лавров, но заветной мечтой редактора было привлечь к участию в работе журнала Карла Маркса – видного теоретика, мыслителя и общественного деятеля, чей авторитет, среди революционеров разного толка, был достаточно высоким. Осуществить задуманное помог ему Л. Н. Гартман. Именно он представил Николая Морозова К. Марксу. Встреча состоялась 12 декабря 1880 года в Лондоне. По всей видимости, молодой российский революционер произвел благоприятное впечатление на основоположника нового революционного учения. Подтверждением этому служит то, что Маркс передал Морозову свои пять печатных работ для публикации в журнале. Более того, на следующий день он снова принял россиянина, и передал ему для перевода «Манифест Коммунистической партии». Как пишут в своих воспоминаниях народовольцы, Н. А. Морозов был единственным представителем России удостоившийся столь высокой чести – быть дважды на приёме у Карла Маркса.
Возможно, после описанного эпизода следует поставить точку в моём повествовании, ведь задача, поставленная в начале, выполнена и цель достигнута. Мы вышли на рукопожатие с Карлом Марксом, Но, думается, что читатели мне не простят, если я не расскажу о том, как сложилась дальнейшая судьба Николая Александровича Морозова, человека, который завершил восхождение к знаменитой личности.
В Женеве, из-за финансовых трудностей так и не удалось выпустить ни одного номера журнала. Не смог Морозов также, собрать нужный материал на книгу. Зато, он издал брошюру собственного сочинения «Террористическая борьба», где он отстаивает свою бескомпромиссную точку зрения о необходимости крайних мер в освободительном движении России. Эта брошюра сослужила автору плохую службу, т.к. явилась вполне доказательной уликой и одним из главных документов, при вынесении обвинительного приговора на предстоящем судебном процессе.
После очередного неудачного покушения на Александра II и повальных арестов народовольцев, решением ИК «Народной воли» А. Н. Морозов был отозван из эмиграции. Передав Г. В. Плеханову журнал, статьи и заметки, а также не до конца переведенный «Манифест Коммунистической партии», отбывает в Россию. При переходе границы 28 января 1881 года был арестован. После короткого содержания в Варшавской цитадели, был переправлен в Петербург и помещен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Через год начался «Процесс 20-ти». Неофициальное название в аристократических салонах Петербурга – «Процесс цареубийц». А. Н. Морозову инкриминировалось подготовка покушения на Александра II и участие в подрыве поезда под Москвой. Приговор жестокий – «бессрочные каторжные работы». При императорском утверждении, этот приговор «особо важному государственному преступнику» показался Александру III слишком мягким, и он заменил его на – «пожизненное заключение».
Местом обитания приговорённым был предназначен Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Как пишет в своей «Автобиографии» сам А. Н. Морозов: «Началась трёхлетняя пытка посредством недостаточной пищи и отсутствием воздуха, так как нас совсем не выпускали из камер, вследствие чего у меня и у одиннадцати товарищей посаженных со мною, началась цинга, проявившаяся страшной опухолью ног; три раза нас вылечивали от неё, прибавив к скудной пище кружку молока, и в продолжение трёх лет трижды снова вгоняли в неё, отняв эту кружку. На третий раз большинство заточённых по моему процессу умерло, а из четырёх выздоровевших Арончик уже сошёл с ума, и остались только Тригони, Фроленко и я, которых позднее перевезли, во вновь отстроенную для нас, Шлиссельбургскую крепость». Это произошло 2 августа 1884 года. В одиночной камере страшного узилища, находившегося под личным контролем императора, и в котором редко кто выживал, Александр Николаевич провёл долгие годы. 28 октября 1905 года, после революционных событий, он был освобожден из заточения по амнистии.
По сей день различные учёные и, в первую очередь, медики и психологи бьются над разгадкой «феномена Морозова». И дело здесь не только в том, что этот удивительный человек, проведя в тюрьмах, в общем зачёте, более четверти века, выжил. Обладая огромной силой воли, сумел активизировать в своём организме, такие механизмы, которые позволили ему преодолеть упадочнические настроения и укрепить веру в неизбежное освобождение. Более того, он смог превратить тюрьмы в реальные "учебные заведения". За время первой отсидки (1875-1878 г.г.) он завершил гимназический курс. Овладел английским, немецким, итальянским, испанским языками, и это при хорошем знании французского и латинского языков. Время пребывания в Шлиссельбургской крепости превратил в «настоящие университеты».
В первые годы заключения, совершенно оторванный от внешнего мира и, разумеется, лишенный любой информации, он начал «писать в уме». Вспоминая всё, что прочитано ранее, услышано на лекциях в Женевском университете или в беседах с известными учеными Э. Реклю и К. Фламмарионом – всё это стало базой для серьёзных научных разработок. А после того, как тюремный священник, к великой своей радости, стал поставлять богословскую литературу, у Николая Александровича чётко определилась тема исследования – «История человеческой культуры в естественно-научном освещении». (Это фундаментальное исследование в семи томах издавалось с 1924 по 1932 год под названием «Христос»). Для наибольшей достоверности в толковании различных аспектов этого фундаментального труда, специально изучил древнееврейский язык.
Условия научных занятий в Шлиссельбурге были не стабильны. Они претерпевали изменения в связи с общей обстановкой в стране. Постепенно Морозов стал получать книги по физике, математике, естественным наукам. Более того, «высочайшим соизволением», было разрешено доставить в камеру кое-что из научной аппаратуры для опытов.
Круг научных интересов значительно расширялся: он работал в области математики, физики, химии, минералогии, геологии, геофизики, астрономии, лингвистики, языкознания, истории, политэкономии. И в каждом из названных разделов науки – новаторские мысли, которые, и по сей день, не до конца поняты, и являются предметом спора учёных.
Некоторыми биографами высказывается предположение о том, что власти поощряли занятия наукой, усматривая в этом капитуляцию Н. А. Морозова и его отход от революционных замыслов. В какой-то мере это подтверждается тем, что ему было разрешено в 1905 году вынести из тюрьмы 26 томов бесценных рукописей и тем, что уже через два года после освобождения, ему без защиты была присвоена учёная степень доктора наук. А вскоре, Министерство просвещения царского правительства утверждает его в звании профессора, несмотря на официальное отсутствие даже среднего образования.
Почти 30 лет он бессменно руководил Ленинградским естественнонаучным институтом имени П. Ф. Лесгафта. В 1932 году он был избран академиком. Его именем названы улица в Ленинграде и небольшой городок у истока Невы. Астрономы назвали в его честь малую планету, и во всех звёздных каталогах она значится как «Морозовия».
Несмотря на все жизненные трудности и лишения в периоды «хождения в народ» и особенно 25 летнего пребывания крепостных застенках, Николай Александрович прожил долгую, чрезвычайно интересную жизнь, в которой встречи с Карлом Марксом, он считал весьма важным событием.
Н. А. Морозов скончался 30 июля 1946 года, в возрасте 92 года и похоронен в своём родовом поместье Борке, на Ярославщине.
Карл МарксПисать что-либо об этом мировом «возмутителе спокойствия» я не собираюсь. О нём написаны тысячи книг, и мои рассуждения выглядели бы, как «писк мышонка». Правильно или не правильно его учение, принесло оно пользу человечеству или вред, пусть скажут политики, историки и экономисты. Я этого не знаю. Но я знаю, что по степени влияния на ход мировой истории – это учение стоит на одном из первых мест.
ПослесловиеПрошу прощения у читателей за многословие, но я обещал привести вас к знаменитому мыслителю, чьё учение властвовало над умами миллионов людей на протяжении века, и я это сделал. Я выстроил цепочку, в которой каждое звено это личность, отражающая целую эпоху.
Я представил вам мой рассказ, который я изложил на негласном конкурсе музейщиков. Правда, я его несколько расширил за счёт новых сведений, почерпнутых из интернета, и ещё раз убедился в том, что «выход на рукопожатие со знаменитостями», весьма полезная вещь, ибо это даёт возможность лучше понять прошлое, а в свете прошлого, как известно, легче понять настоящее.
Библиография:
Фарбер Яков. Рукопожатие с Карлом Марксом // Заметки по еврейской истории. – 2004. - № 49.
Источник:
http://berkovich-zametki.com/Nomer49/Zheitk49.htmи
http://berkovich-zametki.com/Nomer49/Farber1.htm 