ДЕТИ ДИАКОНА ФЛОРО-ЛАВРСКОЙ ПАВЛОВОТЧИНСКОЙ ЦЕРКВИ ГРЯЗОВЕЦКОГО УЕЗДА АРКАДИЯ ДЬЯКОВА И ЕГО СУПРУГИ МАРИИ СТЕФАНОВНЫ – ПРОДОЛЖЕНИЕ:
ЦВЕТКОВА (УРОЖДЁННАЯ ДЬЯКОВА) ЮЛИЯ АРКАДЬЕВНА:
В Клировых ведомостях Грязовецкого уезда за 1901 год значатся следующие лица:
Вдова диакона Флоро-Лаврской Павловотчинской церкви
АРКАДИЯ ДЬЯКОВА –
МАРИЯ СТЕФАНОВНА – 50 лет, грамотная. Вдова с 1878 года. Муж её окончил Вологодское Духовное Училище, в 1867 году был рукоположен во диакона к сей церкви. Живёт в казенной келье, просфорница.
Дети её:
АЛЕКСАНДРА – учительница в Шейбухте (Воскресенская церковь);
ПАВЕЛ – священник в Сибири в Кокчетавском уезде;
ЮЛИЯ – замужем за священником Череповецкого уезда
АЛЕКСАНДРОМ ЦВЕТКОВЫМ.
Библиография:
ГАВО. – Фонд № 496. – Опись № 1. – Дело № 424. – Клировые ведомости Грязовецкого уезда за 1901 год.
ЦВЕТКОВ АЛЕКСАНДР:
ИЗ КНИГИ СТЕФАНА ПАВЛОВИЧА СМИРНОВА «ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА»:
Дневниковые записи священнослужителя единоверческого храма Архангела Михаила села Михайловская Слобода протоиерея Стефана Смирнова, написанные им самим с 1905 по 1933 год.
Родитель мой Павел Иванович Смирнов [1], священник Крутецкой Единоверческой Георгиевской церкви Череповецкого уезда Новгородской Епархии, мать моя Марфа Арсеньева; до 1892 года сентября 25 дня отец – крестьянин деревни Селеваниха Чаромской волости Череповецкого уезда (по ревизии деревня Высокова), где я и вырос и провел свое детство.
Родился я 1874 года декабря 24 дня [2] в деревне Цильмине Череповецкого уезда, где мать моя гостила у своей матери, моей бабушки.
Крещен я священником Веретьевской церкви Иоанном Созиным, крестным отцом моим был двоюродный брат матери Сергей Михайлов Железный, крестной матери не помню. Дед мой Иван Кузьмич, отец отца, а бабушка Матрона, никого не помню, умерли до моего рождения.
Дед по матери Арсений Горбашев, не помню – умер до моего рождения, бабушка Ксения Степанова Железная померла, когда мне было лет 20.
Деда и бабушки я не помню, как сказал, но по рассказам отца знаю, что он переехал жить на Селеваниху из деревни Высокова. Были дед и прадед, Кузма Федоров, кузнецы: между прочим, на выкованных ими топорах ставили клеймо: «К.К.К». Что значит «Кузнец Кузьма Костылев».
Значит, деду моего отца была фамилия Костылев, а моему деду Ивану Кузьмину не было фамилии, просто Иван Кузьмин; впрочем, как будто была фамилия Прозоров. Отец мой носит фамилию Смирнов с тех пор, как она ему стала нужна при посвящении в иереи. Хотя он взял эту фамилию по примеру своего младшаго брата Пармена, а он этой фамилией записался при призыве на военную службу.
В настоящее время дядя мой Пармен – иеромонах Павел в Никольском единоверческом монастыре [3] в Москве. Как видно в то время фамилии были произвольными; кто как хотел, тот так и записывал. Даже я помню моих сверстников, родных братьев, носящих разные фамилии. Отцу моему фамилия была самая удачная по его смиренному образу.
Дед мой Иван Кузьмин был из хорошего крестьянского семейства и был волостным головой, а потом старшиной, но как это часто бывает, должность его испортила; после этого он стал пить и сделался (выражаясь мягко) алкоголиком. За 8 лет до смерти его разбил паралич, и он помер в большой нищете.
Дед мой по матери Арсений Горбашев, а бабка Ксения Степанова Железная. Про деда долго ходили рассказы, почти легендарные о его силе: какие он поднимал тяжести и как он в драках был непобедим. На пример, он легко выносил чугунную бабу из реки один на крутой берег.
Но помер дед рано, и мать моя, как и отец, осталась сиротой. Бабушку Ксению с детями, кроме матери у ней было два сына: Василий и Степан, взял к себе на воспитание отец ея Степан Железный, крестьянин-собственник деревни Цильмина, мужик богатый и домовитый. Он выстроил бабушке дом и дал земли; он же выдал замуж и мать мою.
Дед мой Арсений тоже пил неумеренно и помер лет 30, надо полагать от порока сердца. Собой был, как говорили, высокого роста и довольно красивый. Жил он в деревне Брыкино Чаромской волости.
Семейство, из которого моя бабушка, наоборот, было очень трезвое, жило сытно и держалось старой веры. Когда материн дед выдавал ее замуж, то хотя и видел, что отец мой живет очень бедно, но понравилось ему в доме его то, что в переднем углу около икон висела лестовка, подручник и лежал на полке псалтырь.
Это, говорит, лучше богатства. И не ошибся.
Отец мой женился 27 лет, по его рассказам, и жил очень бедно. Когда его отца разбил паралич, ему было лет 12 и он с этих пор стал управлять хозяйством, все заботы о семье легли на него, а семья была: больной отец, у него отнялась рука и нога, мать, брат и две сестры.
Сестер он уже после смерти отца и матери выдал замуж, а брата снарядил в солдаты.
Но дед мой хотя был и беден под конец своей жизни и пил неумеренно, но обоих сыновей выучил грамоте и это помогло выйти им из бедной крестьянской семьи. Куда?.. Один сельский священник, а другой иеромонах и казначей в монастыре в Москве.
Отец мой будучи самостоятельным хозяином с 12 лет был очень прилежен к работе и знал, хотя и не в совершенстве, много ремесел. Я помню, он сапоги шил, теплые сапоги валял, и печи клал, и кадушки делал, и скотину резал, и плотничал, и столярил, и кресты кипарисные нательные делал, лил еще восковые свечи к иконам.
Делал он все это только для себя; впрочем, крестики делал и в люди, да с телят шкуры снимал у соседа телятника. От этой работы, говорил он, у него часто болит голова, потому что прежде чем шкуру снять с теленка, его нужно было надуть, что бы отстала шкура от мяса.
Холостым отец жил и в работниках у купца Тарасова. На моей родине два больших прихода Чуровский и Чаромский состояли наполовину из старообрядцев беспоповцев-нетовцев Спасова согласия [4]. И отец мой принадлежал к этой секте.
Секта эта (довольно) была в то время странная: венчались и крестили детей в церкви православной, но отпевали умерших, поминали их и совершали службы начетчики и начетчицы.
Отец, когда был подростком, то ходил за службы староверские, и пел там и читал. Впоследствии, когда он женился, его просили старики быть наставником [5], и он согласился.
И к нам в дом собирались староверы по праздникам молиться. Долго отец мой боролся с нуждой, а она его преследовала. Особенно незадача была у него с лошадями; только купит лошадь, вздохнет свободнее, глядь – лошадь околела!
Но его трудолюбие, совершенная трезвость и доброе сердце к чужой нужде, а главное вера в Бога, победили острую нужду.
С начала наставничества отцова, это я помню, собирались молиться к нам в той избе, в которой мы жили. Изба была небольшая и скоро она оказалась тесной. Тогда рядом с нашим домом выстроили большую избу, сделали в ней иконостас, накупили богослужебных книг и стали в ней собираться на молитву.
Моленная наша пользовалась большой славой: как потому, что отец мой был хороший нравственный человек, так и потому, что служба в ней совершалась уставно.
В большие праздники моленная была битком набита народом. Особенно многолюдным и торжественным был праздник Казанской Божией Матери 22 октября.
Праздновали сей праздник деревень пять во главе с Селеванихой, где был наш дом. Праздник установили деды во время падежа скота, или повальной людской болезни, не помню. Праздновали праздник строго. Назывались такие праздники «обещанными». Старики, устанавливая праздник, обещались на него пива не варить и вина. И это соблюдалось строго, пока была крепка старая вера в деревне.
Особенностью обещанных праздников было то, что наряду с гостями и родственниками кормили обедом и нищую братию, кто бы откуда ни пришел. Этот обычай теперь уже исчез. (Обычай этот не только был у нас, он упоминается у Мельникова (Печерского) [6] в романе «В лесах» и «На горах»). И у нас, помню, после службы весь день кормили нищих.
Потом у нас в деревне сложилось как-то так, что во многих семьях был молодой народ, и для них стали на праздник Казанской покупать вино, но в первый день не давали пить, а на другой, третий и почти целую неделю пили.
Про нашу деревню и ее обитателей я, может быть, соберусь написать потом, а сначала здесь мне хотелось бы вспомнить и описать жизнь моего отца. (Отец мой, хотя, слава Богу, жив и служит еще полегоньку, но живет от меня за 500 верст, поэтому приходится писать на память, что помню, а за справками к нему ехать далеко).
Итак, отец мой в тридцать лет был наставником, человеком уважаемым. Лет тридцати пяти был почти зажиточным мужиком. Как наставник пользовался уважением. Но в 1885 году, около этого времени, он и некоторые из старообрядцев стали сомневаться в истинности нетовского согласия.
Отправляя службу по старым книгам, они видели, что за богослужениями должен предстоятельствовать священник, и что таинства совершать должен и может только власть на это имеющий – священник, а к тому времени нетовцы стали сами уже и крестить и венчать, раньше эти таинства совершали у них православные священники.
Часто после службы оставались кое-кто из мужчин у отца, рассуждая о священстве, и приходили к заключению, что у православных людей должно быть священство. Но где оно?
Про церковь православную они боялись и думать, что там истинное священство. Очень уж на взгляд людей старинной жизни было непонятным: и табашники, и пьяницы, и креститься не умеют, и постов не соблюдают… (В то время, как на грех, церковное начальство в приходы к раскольникам посылало иереев как в ссылку – самых недостойных. Если появится, бывало, где хороший священник, то и народ в церковь ходит).
В то время стали проникать к нам из Москвы и Ярославской губернии слухи о новоявленном австрийском священстве, как его называли «тайное священство». Священство старого посвящения, гонимое, скрывающееся – тайное. Чего же лучше? Оно самое истинное и есть. И вот отец мой, недолго думая, с одним крестьянином, богатым мужичком Семеном Марютиным, поехал в Москву.
Рогожские храмы [7] пленили наших искателей истины не меньше, чем послов князя Владимира.
И отец мой присоединился к секте поповцев-австрийцев [8], а Савватий, архиепископ староверский [9], поставил его во священники и снабдил его миром и прочими священными предметами.
Приехал мой тятя потом домой из Москвы. Но видно было, что как будто он поторопился с переходом в тайнопоповщину. Мать моя была против этого перехода.
Сделал отец мой в моленной в углу алтарь, отслужил обедню, кое-кого присоединил в новую веру через миропомазание. Но большой славой новая вера не пользовалась, последователей было немного, да и то из молодых мужиков.
Старики же и твердые последователи нетовщины собрались раз и устроили «прение», да такое, что чуть истину кулаками не доказывали.
И не столько спорили о вере, сколько о моленной: кому она принадлежит. Фактически она принадлежала отцу моему как его дом, но в то же время строить моленную помогали и старообрядцы-прихожане.
Чем в то время кончился спор я не помню, но помню, что отец поколебался в истинности австрийского священства, для него было ясно из истории возникновения его, что оно краденое из православной церкви вопреки всем правилам и обычаям древней церкви, и если переходить из нетовщины, то лучше переходить в единоверие, в церковь православную.
Но единоверие, в свою очередь, сильно смущало тем, что старые обряды, дозволенные единоверцам, проклинались православной церковью и ее пастырями (Собор 1667 года, Димитрий Ростовский, Никифор Астраханский, Питирим Нижегородский, «Пращица», «Жезл правления» и прочее) [10].
И вот отец мой после нескольких «прений» в моленной, а главное внутренних переживаний и колебаний, видя, что променял неистинную веру на фальшивую, в одно время принес покаяние перед собором стариков в отступничестве от их веры – от нетовщины. Старики приняли его покаяние и восстановили опять его в должности беспоповского наставника.
Опять в моленную стали ходить старики и старухи, опять как будто все пошло по-старому. Но отец мой не был спокоен.
К нему ходили искатели истины не только нетовцы, но и беспоповцы из других сект: наставники видные из перекрещеван:
Александр Саввин Цветков (ныне священник, сначала в Антипине Череповецкого уезда, а в настоящее время во Владимирской епархии, в Гороховецком уезде), Яков Никифорович (из деревни Сосновки, редкой доброты и честности человек, его уже в живых нет), Николай Игнатьев Касаткин (уже присоединившийся в то время к православной церкви, впоследствии – Ярославский миссионер) и прочие.
И после чтений и рассуждений все чаще стали приходить к тому заключению, что все староверские секты неистинны, что нужно переходить в церковь православную великороссийскую; только там совесть может быть спокойной и в ней можно обрести истину, спасающую и освящающую человека.
Около 1888 года отец мой решил присоединиться к православной церкви и с несколькими своими единомышленниками опять поехал в Москву к отцу архимандриту Павлу Прусскому [11], который их окончательно убедил в истинности православной веры и присоединил к ней как отца моего, так и его друзей.
Отпуская домой, отец Павел снабдил отца моего миссионерскими книгами, и отец по приезде домой стал убеждать бывшую свою паству, что бы они оставили раскол и присоединялись к церкви.
Дядя мой, брат отца, Пармен, живший ранее в моленной, уехал в Москву в Никольский единоверческий монастырь. Проповедь отца была успешна; многие согласились оставить нетовщину, но желали бы иметь единоверческую церковь, и отца моего священником.
И вот начались хлопоты об этом.
Как удалось выхлопотать разрешение на устройство единоверческой церкви, я хорошо не знаю; это просто было какое-то чудо!
Тем более, что устройству единоверческой церкви противодействовали и словом, и делом, и писанием соседние православные священники, но не все. Были и содействующие сему делу: это – соборный протоиерей города Череповца Евлампий Приоров, Чуровского прихода отец Владимир Тимофеев и из Слободки отец Иоанн Виноградов. Содействовал еще этому делу помещик Н. И. Сычев, он служил как будто в Синоде, а летом бывал в своем имении Бычья Гора, и отец у него бывал.
Но как бы там ни было, а церковь строить разрешили в деревне Крутце Чаромской волости и прихода, а относительно отца указ такой пришел, чтобы он взял удостоверение от архимандрита Павла Прусского в том, что он может быть единоверческим священником.
И вот отец опять поехал в Москву, жил несколько недель в Никольском единоверческом монастыре и архимандрит Павел дал ему бумагу «аттестат», что крестьянин деревни Селеванихи Павел Иванов Смирнов вполне может быть единоверческим священником.
Послали эту бумагу Исидору митрополиту [12] (тогда Новгородская епархия была одна с Санкт-Петербургской и Финляндской) и получили указ, чтобы отец мой ехал в Новгород для посвящения в иереи. Это было в 1892 году весною. Церковь еще только строилась; деревянная.
Как я уже упоминал, что отец мой был исправный хозяин, и хозяйство было у нас не маленькое, одних коров 6 штук держали, 4 души надел земли, а душа в нашей деревне была 5 десятин, а работников было в семье: отец, мать, я 17 лет, да брат Павел лет 14.
Отец и решил, что управлюсь, мол, с летними работами, да тогда «на свободе» и поеду посвящаться в попы. Не бросать же хлеб на поле.
Вдруг, помню, в августе подъезжает к нашему дому на паре лошадей священник большого рос та, полный, с виду суровый, но с глазами добрыми и спрашивает: «Здесь живет Павел Иванов?» Я был дома, говорю: «Здесь». А отца не было дома, он был в поле.
За отцом послали. Приезжий священник был Синодальный миссионер отец Ксенофонт Крючков [13]. Увидев отца, отец Ксенофонт спросил его: «Ты получил указ о назначении в священники?».
— Получил давно.
— Что же ты не едешь посвящаться?
— Да некогда, вот управлюсь с работами, тогда поеду.
Помню, рассмеялся отец Ксенофонт: «Вот еще, говорит, на свете чудаки есть! Нет уж ты поедешь со мной вместе в Новгород; я нарочно заехал за тобой, там и в Синоде не знают, что у вас тут: строится ли церковь, да и ты (отец) жив ли, есть ли на белом свете? Ведь чуть не с полгода прошло, как ты получил указ».
Делать нечего. Насушила мать отцу моему ржаных сухариков, взял он эти сухарики, 15 рублей денег на дорогу и поехал в Новгород посвящаться во иереи. А Новгород от нас 400 верст. Поехал, а сам думает: как я покажусь архиерею? Как с ним буду говорить? Сроду не видал архиереев.
Я здесь буду говорить-писать со слов моего отца и от его
лица, как он посвящался во священники. Это было в 1892
году.
— Отец Ксенофонт со мной в Новгород не поехал, но
написал письмо епископу Антонию, викарию Новгородскому [14], и с этим письмом велел идти прямо к нему.
Приехал я в Новгород. Прежде всего – как найти где архиерей живет? Но как говорится: язык до Киева доведет, так и меня довел он до архиерея.
Пришел я к архиерейскому дому – живой души кругом нет; не знаю, в какую дверь идти? Но пошел наугад, прошел одну лестницу – площадка и дверь, а к верху еще лестница.
Пошел еще выше, опять площадка и дверь. Думаю, надо
постучать по-деревенски: постучал – ни души, ни звука; хотел отворить дверь – заперта. Думаю: не стоять же мне здесь до вечера! Давай стучать как следует в дверь, чтобы слышно было. Вдруг выбегает встревоженный человек:
— Кто здесь так стучит, что за безобразие, ты зачем
здесь?
— Так и так; приехал во священники посвящаться
Человек посмотрел на меня с ног до головы недоверчивым взглядом. Должно быть первый раз такого ставленника видит; а я был в староверском кафтанчике, в крестьянской старой шляпе с котомочкой в руках, в простых сапогах; одним словом – самый настоящий крестьянин захолустной
деревни.
Посмотрел он на меня и говорит: постой здесь. Потом
вернулся и велел идти за собой. Пришел я к архиерею, помолился, принял благословение и подал письмо отца Ксенофонта.
Прочитал архиерей письмо, усадил меня в кресло и стал спрашивать как я жил в расколе, почему присоединился к православной церкви и прочее в этом роде. Я, конечно, рассказал ему обо всем подробно и много привел
ему текстов из Священного Писания о незаконном отделении раскольников от Церкви, и знанием Священного Писания, видимо, архиерея расположил к себе.
Хорошо, говорит, если Богу угодно, то ты будешь священником, давай помолимся. Помолились. Только вот, говорит, дело какое: завтра я уезжаю обозревать епархию на целый месяц, не вовремя ты приехал, разве ты не читал об этом в «Церковных Ведомостях» [15]?
— Нет. По правде сказать, я первый раз услыхал про «Церковные Ведомости».
— Где же ты остановился, на какие средства ты будешь
жить в Новгороде? – спросил архиерей.
— Средства? – говорю, – у меня только на дорогу, уж не оставьте, Ваше Преосвященство.
— Ну, ладно, – говорит архиерей, – живи с моими кучерами, а обедать приходи с крестной братией.
На другой день прихожу опять к архиерею.
— Уж очень плохо, – говорю, – у кучеров жить: накурено
табаком, а я к этому не привык.
— Ну, живи, – говорит, – с моими иеромонахами, ходи
к службам и учись, что нужно знать священнику.
И стал я жить чуть не в архиерейских покоях. Сначала братия архиерейского дома меня дичилась: рассматривали меня, расспрашивали. Уж очень, должно быть, я им чудным казался как ставленник, но чем больше жил я с ними,
тем больше даже уважали. Не знаю, чем приобрел их расположение.
И я стал держать себя посмелее. Стал даже указывать на некоторые непорядки, касающиеся церковных предметов.
Так: ставили новый крест на колокольню. Поставили, убрали леса, а я и говорю крестовому иеромонаху: неладно крест поставили.
— Как неладно?
— А посмотри как на старинных крестах восьмиконечных нижняя поперечина, куда наклонена. Крест поставили наперед задней стороной.
Верно, мое замечание смутило многих тогда. Не знаю, потом переставили крест или нет.
Незадолго до приезда архиерея встретил меня эконом и говорит: я от владыки получил письмо, велит он сходить с тобой к портному и сшить тебе подрясник и рясу. Ну, думаю, слава Богу. А то у меня ни рясы, ни подрясника не было; дома-то я об этом и не подумал. Не знал даже, что ряса
необходима священнику. Думал: и кафтанчик сойдет.
Приехал епископ Антоний из поездки и велел готовиться к посвящению. Здесь уже были у меня знакомые люди и много помогали советами своими, а то бы без них не знаю, что и делать?
И вот 25 сентября 1892 года епископ Антоний посвятил меня во священника Георгиевской единоверческой церкви в деревне Крутце Череповецкого уезда. Таинство священства я принимал с великим благоговением и страхом.
На другой день нужно было служить первую Святую Литургию. Начинаю служить, гляжу: сам архиерей пришел за обедню! А учителя моего иеромонаха нет. После уж я узнал, что нужно было дать ему рублишко, тогда вовремя пришел бы.
Служу не спеша, все молитвы читаю истово, а на клиросе поют скоро и получались за обедней большие промежутки между возгласами и пением, но меня это тогда нисколько не смущало. Архиерей как будто доволен остался моей службой.
Вообще, следует сказать про владыку Антония – хороший человек, понимал меня.
После обедни певчая братия сделали мне замечание, что я тихо молитвы читал, то есть медленно. А я им ответил. что вы народ городской, образованный, молитву Богу посылаете депешей-телеграммой, а я по-деревенски, потихоньку. Рассмеялись моей шутке.
Итак, я священник. Нужно и домой ехать. Благословил меня архиерей Евангелием, иконой Спасителя; напутственным добрым словом, а друзья мои – крестовая братия, тайно от архиерея велели заложить карету и отправили на вокзал.
Но поехал я из Новгорода не домой, а в Питер к В. К. Саблеру [16] и К. П. Победоносцеву [17], просить денег на устройство церкви. И выпросил 3500 рублей из капитала Медынцевой [18].
Саблера я нашел в Ораниенбауме. Принял ласково, дал денег лично и советовал купить мне часы и калоши. Смешон мне показался его совет: столько у меня дома нужды, а он – часы да калоши, которых я сроду не нашивал, да и надеть стыдился...
Уехал отец мой в Новгород посвящаться в Успенский пост, а приехал из Новгорода в октябре, в первых числах. За все время пребывания в Новгороде отец послал одно письмо, да и то пришло уже при нем домой.
Мать моя очень беспокоилась, что отец долго не ехал домой, не зная ничего об его судьбе. При том она была не очень довольна тем, что отец пошел в «попы» – хозяйство наше должно нарушиться, от работы должен отец отстать: поп уже плохой работник. На жалованье и доходы как мать,
так и отец не рассчитывали, а что расходы прибавятся, это они чувствовали. И действительно: появились у отца долги, которых ранее не бывало. Но это было дело второстепенное.
Итак, отец приехал священником домой. (Отцу в это время лет было около 45). Службу он совершал (часы, утреню, вечерню) в моленной. Церковь еще была недостроена.
Опять было из-за моленной возник спор: кому она должна принадлежать – части ли старообрядцев, которые не пошли в единоверие, или отцу?
Отец со своими единомышленниками решили, что в моленной будет церковная школа. В этом здании, перевезенном из Селеванихи на Крутец. и теперь существует церковная школа.
Долгонько отец мой не мог привыкнуть к роли священника и односельчане не могли привыкнуть к нему как к священнику. Образа жизни отец нисколько не переменил. Также работал всякую крестьянскую работу наравне с мужичками, как и ранее.
Потом уже, когда выстроили и освятили церковь, отец стал больше находиться на Крутце, потому что от Селеванихи до Крутца было 3 версты и ездить к каждой службе было неудобно.
Первым псаломщиком при церкви был мой дядя, брат отца – Пармен Иванович (в настоящее время иеромонах Павел в Москве). Построили там небольшой домик, и главным хозяином в нем был дядя, а отец только там останавливался ночевать, а семейство наше: мать, я, братья и сестры жили на Селсванихе.
Потом уже, когда я уехал на должность псаломщика, семейство наше переехало жить на Крутец, и там отец построил большой дом. Он променял свой дом и надел земли в Селсванихе крутецкому мужику Фавсту, а сам взял его надел и дом на Крутце.
Когда отцу моему нужно было при поступлении во священники выписаться из крестьянского сословия, то он себя и мать мою выписал, а нас, детей своих, оставил в крестьянском сословии, чтобы не лишать нас крестьянского
надела земли. Он боялся, что мы останемся между небом и землей, потому и не отрывал нас от земли. Осторожность его была с этой стороны не лишняя: мне было в то время 17 лет, а брату Павлу – 14 лет, и мы кроме крестьянства
ничего не знали, а учить нас было уже поздно. Так мы и остались с домашним образованием, а остальные мои братья и сестры уже учились как дети священника.
Брат Михаил кончил Московскую академию (сейчас – преподаватель в Олонецкой семинарии), сестры: Анна – учительскую семинарию в Леушине (учительница, замужем за канцелярским чиновником Синода М. Виноградовым), Алексий – три класса духовного училища (скончался 13 августа 1915 года от ран на войне). Александра – епархиальное училище (учительница). Наталья – учительские курсы (учительница), а Сергей еще учится в духовной семинарии (сейчас взят по мобилизации). Брат
Павел выдержал экзамен на учителя и учительствует, состоя псаломщиком на Крутце с 1895 года.
Но вот отец мой переехал жить к церкви. Со своим положением освоился. Положили ему жалованье 400 рублей в год. А дядя мой, псаломщик, уехал опять в Москву в монастырь.
После устройства прихода на Крутце движение в пользу Единоверия захватило не только наши соседние два прихода Чуровский и Чаромский и часть Запогостского, но и перекинулось за Шексну-реку в Едому. Там в деревне Антипине отец мой присоединил богатого человека к церкви Иоанна Евфимова Хамова.
Главной причиной, побудившей Хамова оставить раскол, было то, что хотя он имел жену и детей, но как венчан был божатком (так называли там наставника в моленной)
Никитой и брак их нигде не был записан, то по официальным актам их дети числились не его Евфимия Хамова, а жены его и писаны незаконорожденными. Потом же Иван Евфимович оказался преданным сыном церкви и при содействии отца моего выхлопотал разрешение на постройку единоверческой церкви в деревне Антипине, и сам почти на свои средства построил деревянную церковь.
Сначала новым приходом заведывал отец мой, а потом первым священником был там
Александр Савельевич Цветков (в настоящее время отец Александр служит во Владимирской епархии), тоже присоединившийся из раскола и бывший несколько времени помощником
Вологодского епархиального миссионера священника Иоанна Полянского.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1]
Семья протоиерея Стефана Павловича Смирнова:
Протоиерей Стефан Павлович Смирнов – 24 декабря 1875 / 6 января 1876 года – 22 декабря 1933 / 4 января 1934 года. Похоронен за алтарем единоверческого храма Архангела Михаила.
Супруга – Августа Павловна Смирнова – 21 июля / 3 августа 1875 года – 3 марта 1934 года. (В записках иногда упоминается как Густя). Похоронена рядом с отцом Стефаном.
Родители:
Священник Павел Иоаннович Смирнов – умер 6 августа 1932
года.
Марфа Арсеньевна Смирнова – умерла 14 июля 1919 года.
Дети:
Николай Стефанович Смирнов – 1897 года рождения. Родился в Домшине.
Скончался в 1902-1903 (?) году.
Сергей Стефанович Смирнов – 1898 года рождения. Родился в Домшине.
(В записках иногда упоминается как Сережа).
Михаил Стефанович Смирнов – 1901 года рождения. Родился в Топорихе.
(В записках иногда упоминается как Миша).
Александра Стефановна Смирнова – 1902 года рождения. Родилась в Топорихе. (В записках иногда упоминается как Шура).
Николай Стефанович Смирнов – 1904 года рождения. Родился в Михайловской Слободе. (В записках иногда упоминается как Коля).
Серафима Стефановна Смирнова – 1907 года рождения. Родилась в Михайловской Слободе. (В записках иногда упоминается как Сима).
Иван Стефанович Смирнов – 1908 года рождения. Родился в Мячковской
больнице.
Алексей Стефанович Смирнов – 1913 года рождения. Родился в Мячковской больнице.
Павел Стефанович Смирнов – 30 января 1922 года рождения. Родился
в Мячковской больнице. Скончался 15 июля 1922 года. (В записках иногда упоминается как Паша).
[2]
Даты в записках отца Стефана приведены в соответствии с оригиналом. До февраля 1917 года – старый стиль. После 1917 года и до конца дневника все записи также датируются старым стилем, но в тексте записок батюшка
иногда употребляет новый стиль.
[3]
Никольский ЕДИНОВЕРЧЕСКИЙ монастырь был открыт по инициативе митрополита Московского Филарета (Дроздова) 16 мая 1866 года на месте мужского отделения федосеевского беспоповщинского Преображенского богаделенного дома, находившегося в Лефортовской части за Камер-Коллежским валом близ Преображенской заставы. Главным поводом для основания монастыря стало присоединение к Единоверию нескольких иноков, бывших старообрядцев Белокриницкой иерархии.
Монастырские храмы были украшены замечательными иконами древнего письма. Купец А. И. Хлудов пожертвовал монастырю свою богатую библиотеку, состоящую из древлеписанных и старопечатных книг. Монастырь служил центром миссионерской деятельности, в нем проводились I (1885 год) и II (1891 год) Всероссийские миссионерские съезды. Монастырь прекратил свое существование
в начале 1920-х годов.
Замечательная Хлудовская библиотека попала в Государственный исторический музей. Иконы монастыря находятся в Третьяковской галерее и Историческом музее, часть сохранилась в Никольском храме, разделенном ныне на две части: главный храм принадлежит московской поморской общине беспоповцев, а трапезная с двумя приделами – православной общине РПЦ МП.
[4]
Беспоповцы-нетовцы Спасова согласия – старообрядческое согласие, не приемлющее священство. Название согласия происходит от слова «нет» – так как у них нет ни одного совершаемого ими самими таинства, нет священников, монашества, храмов. Спасовым согласием нетовцы
называются потому, что «надеются на одного Спаса», согласие свое они называют «по Спасовой милости».
Во второй половине XIX века П. И. Мельников определял численность нетовцев в 700 тысяч человек. Согласие было распространено в основном среди крестьян и отчасти мещан среднего Поволжья, откуда получило распространение на Урал. Юг и Сибирь. Отсутствие объединяющей
нетовцев церковной иерархии вызвало разделение их на многочисленные толки с причудливыми представлениями о Церкви, таинствах и обрядах.
Семья Смирновых, вероятно, принадлежала к одному из наиболее распространенных толков, так называемой нетовщине поющей (новоспасовцы). Последователи этого течения дозволяют совершать крещение и брак мирянам. Исповедуются перед стариками, службу совершают по уставу с пением, за что и названы «поющими» в отличие от «глухих нетовцев». на службах которых все последования только читаются. Новоспасовцы были распространены в Нижегородской, Костромской и Владимирской губерниях.
[5]
Наставник – духовный руководитель общины у беспоповцев, настоятель церкви или моленной, возглавляющий богослужение, исполняющий требы. Наставники являются мирянами, избранными из данной общины и благословленными на служение в каком-либо приходе главным наставником той местности при согласии еще двух наставников.
Права и обязанности наставников беспоповских согласий состоят:
1) в исполнении церковных таинств – крещения и покаяния (а для брачных беспоповцев и брака);
2) в предстоянии при Богослужении и в управлении клиросом и приходом:
3) в церковном учительстве;
4) в наблюдении за религиозным и нравственным порядком в общине и приходе.
[6]
Мельников Павел Иванович (псевдоним Андрей Печерский) (1818-1883), русский писатель и чиновник министерства внутренних дел. Родился в Нижнем Новгороде в небогатой дворянской семье.
После окончания словесного факультета Казанского университета работал учителем в городе Шадринске Пермской губернии.
В 1839 году состоялся его литературный дебют в журнале «Отечественные записки». Тогда же, вернувшись в Нижний Новгород, он начинает изучать историю церковного раскола, знакомится с бытом старообрядцев. С 1847 года Мельников назначен старшим чиновником особых поручений при нижегородском губернаторе по вопросам раскола, с 1850 года его переводят в Петербург на должность чиновника особых поручений при министре внутренних дел, в 1866 году – в Москву в распоряжение московского
генерал-губернатора.
Несмотря на многолетнюю борьбу с расколом. Мельников изменил свои взгляды на старообрядцев и в 1866 году писал министру внутренних дел: «Главный оплот будущего России все-таки вижу в старообрядцах... А восстановление русского духа, старобытной нашей жизни все-таки произойдет от образованных старообрядцев, которые тогда не раскольники будут».
Сочинения Мельникова содержат много важных исторических свидетельств о старообрядчестве, в особенности его «Очерки поповщины». Ему принадлежит художественная эпопея из жизни заволжского старообрядческого купечества. Упоминаемые отцом Стефаном романы «В лесах» (1871-1874) и «На горах» (1875-1881), насыщены богатым историческим. этнографическим, фольклорным материалом.
[7]
Рогожские храмы расположены вблизи Рогожского кладбища города Москвы и принадлежат старообрядцам Белокриницкой иерархии.
[8]
Секта поповцев-австрийцев. Речь идет о старообрядческой Белокриницкой иерархии, получившей свое наименование от села Белая Криница, расположенного ныне в Черновицкой области Украины. В 1846 году в этом месте, бывшем тогда территорией Австрийской империи (отсюда – австрийцы), произошло присоединение к старообрядчеству митрополита Босно-Сараевского Амвросия. Белокриницкая иерархия, ныне именуемая РПСЦ (Русская Православная Старообрядческая Церковь), является
крупнейшим на сегодняшний день старообрядческим согласием.
[9]
Савватий, архиепископ староверский. Савватий (Степан Васильевич Левшин): (ок. 1825-1898) – архиепископ Московский старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию.
Родился в Пермской губернии, в Черноисточенском заводе. С молодых лет проживал в различных старообрядческих скитах Северного Урала и Сибири. В 1856 году был пострижен в иночество. Рукоположен в священноиноки
епископом саратовским Афанасием. В 1862 году рукоположен во епископы на Тобольскую и всея Сибири епархию.
10 октября 1882 году избран архиепископом Московским.
В 1898 году дал подписку правительству в том. что не будет более называться архиепископом и священнодействовать. После этого он, как сложивший с себя священный сан, решением Собора Белокриницкой иерархии в том же году был удален на покой. Ему было позволено избрать себе место жительства по своему усмотрению, а также келейно служить литургию. Скончался в Москве, погребен на Рогожском кладбище.
[10]
Старые обряды, дозволенные единоверцам, проклинались ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВЬЮ И ЕЕ ПАСТЫРЯМИ (Собор 1667 года. Димитрий Ростовский.
Никифор Астраханский. Питирим Нижегородский. «Пращица». «Жезл правления» и прочее).
Речь идет о клятвах Большого Московского Собора 1667 года, наложенных сторонниками богослужебных реформ в Русской Церкви на верующих, придерживающихся старых. неисправленных чинов, обрядов, обычаев и преданий, а также о полемических сочинениях вышеуказанных церковных авторов, в которых содержались жесткие порицания старых обрядов. Клятвы Собора 1667 года и последовавшие порицания на старые обряды были отменены и вменены «яко не бывшие» Поместным Собором Русской
Православной Церкви 1971 года.
[11]
Отцу архимандриту Павлу Прусскому. Архимандрит Павел Прусский (Петр Иванович Леднев; 1821-1895) – один из виднейших деятелей Единоверия, религиозный публицист, миссионер.
Родился в Сызрани в семье старообрядцев федосеевского согласия. С раннего возраста обнаружил стремление к уединенной и созерцательной жизни. С 18 до 25 лет подвизался в посте, молитве и чтении книг религиозно-нравственного содержания в ю-ти верстах от отцовского дома. Слава о молодом отшельнике быстро распространилась среди федосеевцев, и он был избран наставником их общины в Сызрани.
В 1846 году тайно от отца бежал в Москву, где был охотно принят наслышанными о его выдающихся способностях наставниками федосеевской общины Преображенского кладбища. В 1847 году уезжает в Пруссию, где в 1950 году принимает иночество с именем Павел и основывает Войновский беспоповский монастырь в Экертсдорфе (Восточная Пруссия, ныне Польша – отсюда наименование – Прусский). Кроме того, основал монастырь в селе Климоуцы (Австрия). В 1868 году был присоединен к Единоверию московским викарием Леонидом, епископом Дмитровским, после чего поселился в Московском Никольском единоверческом монастыре и вскоре стал его настоятелем. Даровитый самоучка и знаток древнерусской и святоотеческой литературы стал известнейшим миссионером.
Умер и похоронен в Никольском единоверческом монастыре. Оставил обширное публицистическое и историческое наследие. Многие труды архимандрита Павла неоднократно переиздавались в конце XIX – начале XX века.
[12]
Исидору митрополиту. Исидор (Иаков Сергеевич Никольский) (1799-1892). митрополит Новгородский и Петербургский. Сын диакона Тульской епархии. Окончил Тульскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию. Оставлен в Академии бакалавром по предмету Священного Писания и герменевтики, а также назначен библиотекарем.
В 1825 году принял постриг. В 1829 году назначен ректором и профессором в Орловскую духовную семинарию и произведен в архимандрита Мценского Петропавловского монастыря. В 1833 году перемещен на должность ректора Московской духовной семинарии и поставлен настоятелем Заиконоспасского монастыря.
В 1834 году хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии. В течение трех лет викарий митрополита Филарета (Дроздова), который обратил внимание на его выдающиеся дарования.
С 1837 года – епископ Полоцкий и Виленский. В 1840 году перемещен в Могилев. В 1844 году назначен экзархом Грузии. В марте 1858 года становится митрополитом Киевским и Галицким. В i860 году переведен в Санкт-Петербург в качестве митрополита Новгородского и Петербургского.
Митрополит Исидор 32 года прослужил на Петербургской кафедре в сложные для церкви годы почти непрерывных реформ. Всегда отличался благородной терпимостью к окружающим. Памятниками его имени остались в Санкт-Петербурге Исидоровское женское епархиальное училище и Александро-Невский дом призрения для бедных лиц духовного звания.
Скончался 7 сентября 1892 года. Погребен в Александро-Невской Лавре.
[13]
Синодальный миссионер отец Ксенофонт Крючков. Протоиерей Ксенофонт Никифорович Крючков (1842-1909), синодальный миссионер.
Родился в семье старообрядцев-беспоповцев поморского согласия в селе Поим Пензенской губернии. Получив домашнее образование и имея выдающиеся способности, он сразу занял первенствующее положение среди своих единомышленников.
Со временем сблизился с архимандритом Павлом Прусским, под руководством которого начал изучать богословские предметы. Вскоре Ксенофонт Крючков решил присоединиться к Русской Православной Церкви на правах Единоверия.
На родине в селе Поим им был построен храм и школа. В 1880 году был рукоположен во священника. Несколько лет спустя назначен епархиальным, а затем синодальным миссионером.
Талантливый полемист и проповедник, он участвовал в многочисленных диспутах с представителями старообрядческих согласий.
Умер на родине, в селе Поим 8 мая 1909, где и погребен.
[14]
Епископу Антонию, викарию Новгородскому. Епископ Антоний (Соколов Иаков Григорьевич). Родился 9 октября 1850 года в Рязанской области в семье сельского священника. Восьми лет он был отдан в духовное училище, в 1864 году поступил в Рязанскую духовную семинарию и обучался в ней до 1870 года.
В 1875 году поступил в Московскую духовную академию. которую окончил в 1879 году со степенью кандидата богословия. 28 сентября этого же года он был назначен преподавателем Киевской духовной семинарии.
1 сентября 1883 года принял иноческий постриг и был определен инспектором Вифанской духовной семинарии, а 11 октября – рукоположен во иеромонаха.
4 января 1885 года переведен ректором в Подольскую духовную семинарию, и 7 января возведен в сан архимандрита.
24 сентября 1889 года хиротонисан во епископа Новгород-Северского, викария Черниговской епархии. С 19 января 1891 года – епископ Старорусский, викарий Новгородской епархии. 21 ноября 1892 года – епископ Кирилловский, викарий Новгородской епархии.
С 3 сентября 1893 года – епископ Черниговский и Нежинский.
Скончался 20 апреля 1911 года. Похоронен под спудом Черниговского Троицкого монастыря в архиерейской усыпальнице.
[15]
«Церковные ведомости» - еженедельное издание. Официальный печатный орган Святейшего Синода. Годы издания: 1888 – 1918.
[16]
Саблер (Десятовский) Владимир Карлович (1847-1929). Окончил юридический факультет Московского университета (1868) со степенью магистра, некоторое время преподавал там в качестве доцента.
В 1873-1883 годах числился при и отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
В 1883-1892 годах – управляющий канцелярией Святейшего Синода. Сенатор (1895).
В мае 1905 года назначен членом Государственного Совета и произведен в действительные тайные советники.
Со 2 мая 1911 по 5 июля 1913 года – Обер-Прокурор Святейшего Синода. Статс-секретарь Его Императорского Величества (1913) -
В ноябре 1915 года с соизволения императора сменил фамилию на Десятовский (часть девичьей фамилии жены). После революции был репрессирован в апреле 1918 года. Выпущен из ЧК за отсутствием состава преступления.
В ноябре 1925 года вновь арестован, в 1926 году выслан в Тверь, где и скончался.
[17]
К. П. Победоносцеву. Победоносцев Константин Петрович (1827-1907), крупный российский государственный деятель, ученый-правовед. Преподавал законоведение и право наследникам престола будущим императорам Александру III и Николаю II В 1880-1905 годах Обер-Прокурор Святейшего Синода.
Играл значительную роль в определении правительственной политики в области просвещения, национальном вопросе и др. Один из инициаторов политики контрреформ, предпринятых правительством Александра III
в плане пересмотра реформ 1860-х годов (восстановление предварительной цензуры, введение сословных принципов в начальной и средней школе, введение института земских начальников и др.).
[18]
Капитала Медынцевой. Почетная гражданка Прасковья Ивановна Медынцева по настоянию мужа находилась под опекой. Игумения Серпуховского Владычного монастыря Митрофания злоупотребила ее доверием и выманила векселя на огромную сумму. В результате длительного судебного процесса эти деньги были возвращены и пожертвованы в пользу Церкви. Распорядителями их был Святейший Синод.
Библиография:
Записки сельского священника: Дневниковые записи настоятеля единоверческого храма Архангела Михаила села Михайловская Слобода протоиерея Стефана Смирнова / Выпускающий редактор священник Е. Саранча. Литературный редактор Е. Суворова. – М.: Типография «Линия графики», 2008. – С. 3, 19 – 40, 209, 215, 221, 222, 223, 225, 227, 229, 231, 232, 235, 236, 237, 240, 348. – (с. 348).
Источник:
http://www.edinoverie.com/liter/zapiski/МОЁ ПРИМЕЧАНИЕ:
Видимо, упомянутый в книге С. П. Смирнова - Александр Цветков и есть муж Юлии Аркадьевны - дочери Аркадия Дьякова и его супруги Марии Стефановны.
Вот только отчество Александра Цветкова в книге указано по-разному - Саввин и Савельевич. При этом из книги следует, что Александр Цветков был какое-то время помощником православного миссионера Вологодской епархии священника Иоанна Полянского.
