Пржецлавские

На сайте ВГД собираются люди, увлеченные генеалогией, историей, геральдикой и т.д. Здесь вы найдете собеседников, экспертов, умелых помощников в поисках предков и родственников. Вам подскажут где искать документы о павших в боях и пропавших без вести, в какой архив обратиться при исследовании родословной своей семьи, помогут определить по старой фотографии принадлежность к воинским частям, ведомствам и чину. ВГД - поиск людей в прошлом, настоящем и будущем!

3-й Донской стрелковый полк
Командир:
Моллер Александр Николаевич, полковник (бывший командир лейб-гвардии – Финдяндского полка), врид (№ 469 от 12.07.1918) до 22.08.1918 (№ 845 от 26.08.1918).
Есимантовский Андрей Васильевич, полковник, в должности – с 22.08.1918 до 28.03.1919 (№ 845 от 26.08.1918); генерал-майор (№ 1854 от 17.12.1918).
Цветков (Цветов) Федор Павлович, полковник, в должности – в начале 1919 г.
Станкевич, полковник, в должности – в ноябре 1919 г.
Помощник:
Цветков (Цветов) Федор Павлович, полковник (№ 278 от 31.01.1919).
Зориак Карл Петрович, полковник, в резерве с 29.03.1919 (№ 644 от 04.04.1919).
...

Прикомандированные "русские" офицеры:
1. Александров Михаил Порфирьевич, подпоручик, поручик и штабс-капитан (№ 773
от 30.04.1919); штабс-капитан, командир 13-й роты (№ 1505 от 21.09.1919).
...
123. Пржецлавский Юрий Николаевич, полковник, бывшего лейб-гвардии Финляндского полка, прикомандирован (№ 469 от 12.07.1918); в лейб-гвардии Финляндском полку с 12.07.1918 (№ 962 от 15.09.1918).
...
172. Ющин Николай Матвеевич, подпоручик, в полку с 18.07.1918 (№ 962 от 15.09.1918); подпоручик (в августе 1918 г. направлен в Офицерскую школу).
...

Источник:
Донская армия. Организационная структура и командный состав 1917 – 1920 гг. Приложение-справочник к монографии "Г.Г. Матишов. Донские казаки: от опоры самодержавия до жертв большевизма (ХVIII–ХХ вв.). Заметки на полях истории". Вып. 1. Донские партизанские отряды. Командование Донской армии. Молодая армия. Военно-учебные заведения / А.В. Венков; [отв. ред. акад. Г.Г. Матишов]. – Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2014. С. 315.

Наполеоновские войны принесли в семью Пржецлавских некоторое смятение: часть из них служили во французской армии, а часть - в противостоящей ей русской. Как при этом они умудрялись сохранять мир в большой семье - для меня огромная загадка (в голову приходит сравнение с гражданской войной в России, и почему-то с "Тихим Доном"...) А тут получается, что ценности семьи как отдельной замкнутой группы (возможно, именно поэтому такой устойчивой) оказываются выше противоречий отношений членов этой семьи с внешними факторами.

Из тех же Мемуаров Ципринуса:
Я, конечно, не имею претензии писать новую историю или подробную критику кампании 1812 года; но, как современник, не могу не заметить в нескольких словах того, что бросалось в глаза всякому профану. <…> Наполеон, смешивая понятие о Русском Сенате с понятием о древнем Римском институте того ж названия, <…> вообразил себе, что, взяв Москву и пленив Сенат, заставит последний составить акт, низлагающий Императора с трона и провозглашающий его, Наполеона, властелином России. Для привлечения же к себе народа он полагал, по взятии Москвы, оповестить уничтожение крепостного состояния. Вот главные пружины его стратегических действий в 1812 году. Но и к осуществлению такого фантастического плана он приступал непоследовательно и даже сам себе противодействовал. Он хотел расположить в свою пользу народ, а в тоже время войска его повсеместно грабили и оскорбляли так глубоко в Русском народе поселенное религиозное чувство. Ограбив встречавшиеся по пути церкви, французские солдаты сами в них располагались и ставили своих лошадей. Вместо того чтобы снискать себе любовь, Наполеон у Русского народа прослыл Антихристом и, поведением своей армии, обыкновенную войну превратил в самую ожесточенную — в войну религиозную.

Равно, крайне неполитично было поведение императора Французов относительно Поляков и Литвинов, то есть населения западных губерний. Известно, каким пламенным Польским патриотизмом пылала Литва в то время; она, быть может, превосходила в этом коренных Поляков. Для Литвинов Наполеон был полубогом, идеалом земного величия и могущества, ниспосланным свыше для восстановления исторической Польши в единстве с Литвою, а предпринятую кампанию считали они средством к осуществлению этой задушевной мечты. Поэтому они готовы были на всевозможные жертвы. Женщины были буквально влюблены в Наполеона до того, что, не видавши его никогда, на веру изображений на портретах и деньгах, рожали детей удивительно похожих на императора Французов. Это замечательный физиологический факт: в поколении того времени считалось много лиц обоего пола с физиономиями, живо всепроизводившими известный Наполеоновский тип. И чтò же, этот общий восторг вдруг охладел. Вступив в Варшаву, Наполеон созвал Сейм, но на адрес его о восстановлении Польши отвечал уклончиво, не обещая даже ничего положительно, и наконец создал маленькое Варшавское Герцогство, да и то вместо того, чтобы назначить герцога из Поляков, присоединил к Саксонскому королевству. Это крайне разочаровало и оскорбило Поляков, а еще более Литвинов, последних особенно потому, что коалиционная армия вела себя на их земле, как в крае неприятельском: войска и их начальники грабили и налагали контрибуцию. Вот что я видел своими глазами.

<…> Французские войска нередко также пускались в грабительство. Вот замечательный пример их дисциплины. По объявлении войны тётка моя, сестра матушки, г-жа X. приехала к нам в деревню на все время продолжения войны. Пламенная почитательница Наполеона и Французов, она управляющему своим имением, расположенным близ Прусской границы, приказала сторожить Французов и первый эскадрон или первую роту, которая переступит чрез границу, пригласить к ней в деревню и угостить на славу. Первый на Литовскую землю вступил драгунский эскадрон, который, с дозволения полкового командира, управляющий и повел в деревню. Там в саду был уже приготовлен пир. Драгуны, угостившись как следует, вместо того, чтобы поехать на свои квартиры, вздумали пойти в господский дом, и там, не смотря на увещания амфитриона, забрали все, что могли увезти с собою, а все прочее разорили; переломали мебель, изрубили палашами рояль и картины, перебили зеркала и стекла в окнах. Тетушка, однако ж, этим не разочаровалась и сказала, что это исключение, что управляющий имел несчастие попасть на такой эскадрон, и т. п.
В один из летних месяцев 1812 года прибыл в Слоним Французский генерал Конопка. Он был уроженец тамошнего уезда. <…> Генерал прибыл в Слоним с поручением набрать и сформировать уланский полк для гвардии Наполеона. <…> и главное условие к составлению его было то, что он должен был весь состоять из дворян. Несмотря на все, что Наполеоном и его союзниками сделано было в тамошнем крае, как бы нарочно для того, чтобы охладить порывы наполеонизма, на первый призыв явилось множество молодых людей лучших фамилий, добиваясь чести быть рядовыми 3-го легкоконного полка. Из моих родных, два двоюродные братья Алоизий и Карл П. . и дядя Фердинанд Б. были приняты в числе первых. Мне тогда был 12-й год, и я помню, как горько плакал я, что не мог быть товарищем брата Карла, который у нас воспитывался. И ему было не более 17 лет. Вскоре мой дядя и оба брата были произведены в вахмистры <…> В скором времени набралось более 800 человек высшего и титулованного дворянства <…> преусердно, посреди улиц Слонима, чистили скребницами лошадей, учились фехтовать пиками, маршировать повзводно и поэскадронно. Слонимское общество, да и сам генерал Конопка, по происхождению мелкий шляхтич, за честь себе считали принимать в доме таких рядовых. Грустно подумать, какая судьба ожидала эту фалангу, составлявшую самый цвет молодежи тамошнего края. Судьба эта совершилась еще до окончательного разгрома большой армии. Да и не могло быть иначе с таким сумасбродом, каков был генерал. Глухие слухи о неудачах Наполеона расходились уже в крае. Полковник Биспинк с своим пехотным полком вышел из уезда и успел соединиться с отрядом Саксонского войска, а Конопка все оставался на месте. Стало даже известно, что Русский генерал Чаплиц, с целою дивизиею, кавалериею, пехотою и артиллериею, идет к Слониму, а Конопка, который мог свободно ретироваться к Вильне, не трогался с места. Когда ему говорили, что он рискует потерять весь свой полк, то он отделывался шутками и говорил, что хочет, чтобы молодцы-уланы познакомились с запахом пороха. Охотники-лазутчики каждый день приходили к нему с донесениями о наступательном движении Чаплица, но ничто не могло вывести его из непонятной апатии. Наконец, в один день, когда мой брат Карл П. был у генерала на ординарцах, прибежал еврей с донесением, что неприятель уже только за несколько верст и по трем дорогам идет на город. Брат поспешил доложить генералу и просил его приказаний, но Конопка не отвечал ничего. <…> Но уже было поздно: едва полк успел собраться, как войска Чаплица по трем направлениям вошли в город и окружили полк со всех сторон. Завязалось жаркое дело; оно продолжалось очень недолго. Молодые гвардейцы дрались отчаянно, но не могли устоять против превозмогающих сверх всякой соразмерности сил. Добрый генерал Чаплиц отдал приказ, чтобы сколько можно щадить жизнь этих недорослей и забирать их в плен. Ему было их жаль тем более, что они были едва на половину вооружены одними саблями и пиками. У немногих только были пистолеты. Наполеоновские уланы, потеряв много людей, большею частью пленными, разбежались в разные стороны. Тем, которые побежали по Виленскому тракту, удалось уйти и в самой уже Вильне присоединиться к Французским войскам. Но те, которые спасались по другим дорогам, все были настигнуты и взяты в плен. Генерал Конопка с несколькими уланами бежал по черному Новогрудскому тракту. В трех или четырех верстах от Слонима, лошадь под ним пала, и он, со всеми спутниками (в том числе был и брат мой Алоизий П.) был взят в плен. Жена его по Виленскому тракту, доехала благополучно до Вильны. Пленного генерала отправили в главную квартиру, а уланы, взятые вместе с ним, отосланы были на Кавказ, где пробыли в плену более года. <…>

Алоизий и Карл - дети Игнатия Гедеоновича.
При этом их родной брат - Ксаверий - офицер русской армии.
И это только дети одних родителей. В соседних ветках рода наблюдается примерно то же самое!

4-й Донской стрелковый полк, лейб-гвардии Финляндский полк
Командир:
– Моллер Александр Николаевич, полковник, в должности – с 22.08.1918 (№ 845 от 26.08.1918); генерал-майор (№ 840 от 26.08.1918); командир 2-й стрелковой бригады (№ 912 от 26.08.1918).
– Енько 1-й Дмитрий Петрович, полковник, бывший помощник, в должности – с 26.08.1918 (№ 1133 от 04.10.1918); генерал-майор (№ 1854 от 17.12.1918); командовал до 20.03.1920; Вл-3 (30.04.1920).
...

Личный состав:
1. Алебеков Константин Владимирович, хорунжий, в полку с 24.08.1918 (№ 962 от 15.09.1918).
...
34. Пржецлавский Юрий Николаевич, полковник бывшего лейб-гвардии Финляндского полка, в полку с 12.07.1918 (№ 962 от 15.09.1918); убит 25.10.1919.
...
55. Яренко Яков (Ян), хорунжий дополнительного выпуска Новочеркасского училища (№ 114 от 21.10.1918, балл 8.00); хорунжий, направлен в полк из дополнительного курса Новочеркасского училища (№ 1223 от 21.10.1918 и № 1228 от 02.10.1918).
...

Источник:
Донская армия. Организационная структура и командный состав 1917 – 1920 гг. Приложение-справочник к монографии "Г.Г. Матишов. Донские казаки: от опоры самодержавия до жертв большевизма (ХVIII–ХХ вв.). Заметки на полях истории". Вып. 1. Донские партизанские отряды. Командование Донской армии. Молодая армия. Военно-учебные заведения / А.В. Венков; [отв. ред. акад. Г.Г. Матишов]. – Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2014. С. 328 – 329.

О Ксаверии Игнатьевиче:
В 1805 году он окончил Гродненский кадетский корпус в звании подпоручика, служил в конной артиллерии, "находился в разных походах и делах против неприятельских войск, за отличия награжден "орденом Св. Анны 3 степени , в 1816 году (в другом источнике приводится 1821 год) "уволен от службы за болезнею капитаном и с мундиром". В 1817 году вместе с другими родственниками утвержден в дворянском достоинстве и внесен в родословную книгу Литовско-Гродненской губернии, в 6 часть.

А вот интересные факты о нем из Мемуаров Ципринуса:
У нас в деревне, с самого объявления войны, приняты были меры к охранению имущества от расхищения. Я уже сказал, что наша усадьба находилась посреди больших лесов.
По совету лесничего Антония Гедеоновича выбрали в лесу самое недоступное место: на небольшую поляну, окруженную со всех сторон непроходимою пущею, чрез которую не было никакой дороги, ни даже тропинки, доверенные люди из прислуги перенесли ночами все, что было более ценного в доме, серебро, бронзы, картины, зеркала и т. д. Построен был наскоро шалаш, в котором все было сложено, и ночевал лесничий с двумя стражниками. Все они имели по два заряженных ружья. Мои родители сказали об этом трем ближайшим соседям и пригласили их спрятать их пожитки вместе с нашими. Соседи так и сделали, и каждый дал от себя по одному доверенному человеку с ружьем. Провизии приносили им по ночам. Таким образом наша и наших соседей движимость была застрахована от военных случайностей.
Но кроме того в нашем доме для нас и для всего околотка явилась еще более надежная охрана. Служивший в Русском войске, артиллерии штабс-капитан Ксаверий П., племянник моего отца, старший брат Наполеоновских гвардейцев Алоизия и Карла П., - на самом деле, Ксаверий - не старший, а средний брат - не помню уже по какому случаю имел бессрочный отпуск и, по уходе союзных войск, все остальное время кампании оставался у нас в доме, в приятной для молодого человека обстановке. Мы, братья и сестры, были еще дети; но у нас гостили две красавицы, племянницы моей матушки, и к нам часто съезжались соседи с хорошенькими соседками. Молодой офицер не скучал. А между тем он служил громоотводом от всяких казацких покушений, и район противу-электрического его действия простирался довольно далеко на околоток. Казаки, зная о пребывании у нас Русского офицера, ни разу не заглядывали к нам, позволяя себе разные шалости лишь в окрестных дворах и деревнях. Наш артиллерист вскоре отучил их от этого. Для Ксаверия и его подручного, всегда на конюшне стояли оседланные лошади. В подручные он выбрал себе молодого приказчика Корзуна, отличавшегося необыкновенною силою. Как только где-нибудь, в двух, трех, пяти верстах, появлялись казаки с намерением грабить, их угощали покуда водкой и отправляли нарочного к нам. Тогда Ксаверий надевал мундир с орденом Св. Анны 4 степени и, в сопровождении Корзуна, снабженного порядочною плетью, мчался к месту происшествия. Когда казаки еще ничего не сделали, то он только спрашивал, за чем заехали, требовал письменного приказа и неимевших его прогонял к команде. Но если они уличались уже в каком-нибудь насилии, то офицер, смотря по важности вины, приговаривал их тут же к известному числу ударов плетью, <…> а Корзун, отчетливо и очень внушительно исполнял приговор. После трех-четырех таких экзекуций, слух об этом разнесся далеко, и наш околоток, в районе каких-нибудь 15 верст, становился совершенно безопасен. Виновные покорялись беспрекословно, жаловались только на тяжелую руку исполнителя и обыкновенно пешком уже, ведя за собою лошадей, возвращались к команде.
В одном случае, однако ж, Ксаверий П. сам был в опасности. Дали ему знать, что у крестьян нашей деревни два солдата угнали двух волов. Ксаверий, догнав их на дороге, остановил и спросил: по чьему приказанию забирают крестьянский скот, а если не имеют на это письменного приказа, то потребовал, чтобы погнали волов обратно. Но один из них, драгун, отвечал ругательствами и бросился на офицера с дубиною. П., шибко своротив коня, ускользнул от удара и в ту же секунду, вынув саблю, отрубил драгуну левое ухо. Другой между тем убежал в лес. П. с Корзуном связали солдата и привели его в усадьбу, где раненному домашним фельдшером оказана была помощь. В тот же день драгун под стражею был отправлен в город при рапорте к полковому командиру, для отдачи под военный суд."

Еще о Ксаверии Игнатьевиче, уже из разных источников:

В 1815 году Ксаверий женился в Туле, на дочери умершего тульского первостатейного купца Белобородова, Марии Кондратьевне, с хорошим приданым (на 19 100 р), хотя для его получения пришлось даже затеять тяжбу. Примерно в это же время купил он в Крапивенском уезде имение Пирогово. Вероятно, большую часть времени семья жила в Туле, потому что именно там крестили почти всех детей, даже летом, хотя в некоторых документах местом жительства упоминается Пирогово. В 1828 году семья была внесена в родословную книгу Тульской губернии, после чего Ксаверий Игнатьевич 5 лет служил заседателем уголовного суда Тульской губернской палаты, причем даже там проявлял свою импульсивность: то вступил в конфликт со священниками, то выдал себя за доверенное лицо генерал-адьютанта Беккендорфа. В период эпидемии холеры, будучи командирован на обсервационную линию в уезды, граничащие с Тамбовской губернией, где появилось много заболевших, проверять, как работают заставы, послал ввереных ему жандармов "для секретного разведывания дел о лицах, с кем имел личные неудовольствия", а потом добытые ими сведения представил начальству.
По прочтении нескольких дел о нем из тульского архива, он представляется мне человеком импульсивным и эмоциональным, в чем-то отчаянным даже, притом достаточно хитрым.
Мог себе позволить прямолинейно заявить председателю палаты, что дела рассматриваются неправильно по форме и прямо по ходу заседания требовать устранения нарушений. Произошла ссора, в пылу которой председатель сказал, что Пржецлавский "известен уже Сенату как беспокойный и хитрый доноситель, т.е. ябедник". Оскорбленный Ксаверий потребовал записать это в журнал заседаний, и выяснилось, что коварный председатель с секретарем на предыдущем заседании, пропущенном Пржецлавским по болезни, внесли в журнал эти слова из записки шефа жандармов Беккендорфа. Оставив Ксаверия в ярости, они закрыли заседание и, прихватив купеческого заседателя, двинулись прямиком к военному губернатору, которому сообщили, что Пржецлавский при всем присутствии несколько раз в исступлении назвал председателя "мерзавцем, делающим стыд всей губернии", тем самым нарушив "святость судебного места и самый закон, изображенный на зерцале, поправ". Сгоряча Пржецлавского чуть было не удалили от должности, однако при разбирательстве он все отрицал и объяснял, что председатель строит козни за то, что он борется с нарушениями, а купец – давний его недоброжелатель еще со времен тяжб о наследстве жены. От суда его освободили за отсутствием доказательств, а "попрание закона своим дерзновением" он категорически отрицал.

Умер Ксаверий Игнатьевич в 1861 году, перед смертью приняв православие с наречением имени Савва, причем в роли крестной выступала его невестка, жена сына Владимира. Его детей и до этого часто записывали с отчеством Савельевичи или Саввовичи, вероятно, так было проще и привычнее.

Свое имение Ксаверий оставил во владение жены, причем положенной ей по закону 1/7 частью она могла распорядиться по ее усмотрению, а остальное должно было впоследствии перейти их внукам, детям Владимира. Своим же детям в равных частях он оставлял свой капитал, который должен был быть взыскан по решению суда с имения Бибиковой, и из которого предварительно должны были быть выделены 1000 рублей на покупку колокола в церковь Пирогова-Зыкова и 1000 рублей на замену крыши там же, а "если кто из детей затеет спор или противоречие в нарушение сей моей воли, то таковой как непокорный лишится права на получение того, что мной назначено". Наследники особого хозяйственного рвения не проявляли, и в 1864 году имение в Пирогове было описано за долги , а в 1866 году, как и во многих других местах, крестьяне выкупали свою землю - уже у новых владельцев.

ГАТО:
90-1 т.1 - 12512 - "О превышении полномочий Прзецлавским"
3-19-315 "О присоединении к православной вере помещика Ксаверия Прзецлавского"

Отмеченная выше импульсивность и эмоциональность представителей этого семейства красной нитью просматривается в делах разных архивов

Вот, например, из ГАРФ (109-170-78) "Об умершем от раны отставном коллежском асессоре Волке, получившем оную в ссоре с заседателем Пржецлавским"
Речь здесь о Ромуальде Пржецлавском (это родной брат Осипа Антоновича, двоюродный брат Алоизия, Ксаверия и Карла).
1830 год.
Званый обед(!) у Слонимского поветового маршала.
Что не поделили заседатель Слонимского нижнего земского суда Ромуальд с одним из гостей, служителем Слонимской почтовой экспедиции - из дела непонятно. Но ссора тут же переросла почти в драку, оппонент, уже не очень трезвый, бросился на Ромуальда, который выхватил нож, обороняясь от удара. Стычка закончилась трагически: противник "упал на нож левым глазом", а впоследствии от полученной раны умер.
Не спрашивайте меня, как можно упасть глазом на нож. - Не знаю. - Так в документе написано.

У Ксаверия Игнатьевича было 8 детей: 4 сына и 4 дочери, но в его духовном завещании упоминаются жена, дочери и только один сын, Владимир.

В алгебре есть понятие экстремума функции.
Мне кажется, что судьба Владимира Ксаверьевича (а более того его сына, Владимира) - это экстремумы в этой ветви рода. Не совершая осознанно никаких преступлений, они регулярно - и как-то нелепо - попадали в ситуации, не вписывающиеся в образ "законопослушного гражданина"...
Мне не хочется предварять своими комментариями истории, почерпнутые из дел, поэтому сначала я буду просто приводить фрагменты и выдержки, а потом уже попытаюсь что-то обобщить. И, конечно, буду рада услышать комментарии форумчан - что вы думаете об этом семействе?

Мне неизвестно, почему именно в Туле обосновался в свое время Ксаверий Игнатьевич, чем был вызван такой выбор места жительства.

Точно так же не знаю, почему своего сына он отправил учиться в гимназию в Москву, ведь в Туле тоже были гимназии.
Однако, учился Владимир в Москве во 2-й гимназии и жил в пансионе. На выходных, с ведома и разрешения отца, бывал в гостях у живущего в Москве верхотурского 1 гильдии купца Бронникова, у которого в услужении был поваром крепостной из Пирогово (тульское имение его отца). Купец и особенно его дочь очень хотели оставить этого повара у себя и не раз безуспешно просили Ксаверия Игнатьевича продать им его или отпустить. Тогда они придумали план…
На святках , когда ничего не подозревающий гимназист очередной раз был у них в доме, ему принесли написанную отпускную и записку, как на ней расписаться. Мальчик, не вникая особо, подписал, что просили, полагая, что делает доброе дело, как ему и твердили купец с дочерью. На вопрос, что будет дальше, ему сказали не беспокоиться, все будет сделано, как надо, а спустя время, сообщили, что все в порядке, отпускная подписана и утверждена, а бывший крепостной уже записался в мещанство и уехал в Петербург, служить в доме дочери Бронникова. Когда Ксаверий Игнатьевич заинтересовался отсутствием сведений о своем крепостном (он же должен был платить оброк), Бронников ответил письмом, что его сын, подстрекаемый или введенный в заблуждение тем крепостным, написал ему подложную отпускную… Это было в апреле, а в начале июня отец приехал в Москву разбираться, предложил купцу купить этого крепостного, раз уж он у них служит, а получив отказ, подал прошение о проведении следствия… И тут обнаружилось, что в отпускной крепостной записан принадлежащим сыну по наследству от отца, а засвидетельствована она тремя известными людьми, с которыми, кстати, сын никогда и не был знаком, хотя понаслышке знал. Кстати, и имение в это время было под залогом, но проверяли-то по имени написавшего отпускную Владимира, а не его отца. На разбирательстве Владимир сказал, что из трех утвердивших отпускную он только одного лично видел неоднократно в доме купца, но никогда ни о чем не просил его, а остальных не видел никогда, хотя имена ему известны. Один из засвидетельствовавших подтвердил, что "у купца бывал, Пржецлавского там видел, по большому росту его был уверен, что тот совершеннолетний". Когда его попросили засвидетельствовать бумагу - "не видел причин отказывать". Вторым подписавшим был брат первого, ему отпускную принесли домой с запиской от брата. Узнав почерк своего брата, будучи твердо уверенным, что раз брат подписал и просит запиской подписать и его - так и сделал. Третий же свидетель к моменту разбирательства уже умер, поэтому полиции не удалось выяснить обстоятельства его подписи. А купец и его дочь оба утверждали, что ничего не знают, ни о чем никого не уговаривали и не просили, просто взяли снова на службу этого дворового поваром в Петербурге, где живет дочь, раз уж он свободен и уже прибыл с обозом (кстати, с их же обозом!). Забрав сына, отец уехал в Пирогово, гимназию Владимир не закончил, выбыв в 15 лет из 5 класса. Разбирательство продолжалось еще целый год, но Ксаверий Игнатьевич отказывался ехать в суд давать показания, будучи болен… или сказываясь больным…

ЦИАМ 16-11-2045 Об отпускной, выписанной малолетним Пржецлавским дворовому человеку его отца

Возможно, произошедшее в 15 лет, заставило Владимира Ксаверьевича остепениться и начать вести более законопослушную жизнь.

В 18 лет он поступил на службу в Канцелярию Начальника Тульской губернии, потом - попечителем запасных сельских магазинов по Крапивенскому уезду. Женился на дочери штабс-капитана Александра Корженевского, эконома Тульского кадетского корпуса, Ларисе, братья ее тоже служили в артиллерии, в низших офицерских чинах.
Жизнь вроде шла спокойно Рождались дети, первенцев назвали как родителей, Владимиром и Ларисой; потом появились названные в честь бабушек Мария и Евдокия, в честь деда Савелий и Ксаверий, которых впоследствии путали в документах... (меня терзают смутные сомнения, что это может быть один ребенок). Был ли Александр, в честь другого деда, неизвестно…
Потом родились Серафим и Лев, Варвара и Аглаида, Сергей…
Карьера мужа продолжалась в должности Веневского окружного начальника, Одоевского окружного начальника; в 1856 году он переехал по службе в Воронежскую губернию - исправляющим должность Богучарского окружного начальника, через 3 года вышел в отставку, семья вернулась в Тулу.
В марте 1870 г. был куплен деревянный одноэтажный дом в Москве на Петровском бульваре, в приходе Знаменской церкви за Петровскими воротами, куда вся семья перебралась на жительство.
Их старший сын - традиционно Владимир - женился на дочери генерал-майора Носовича, Прасковье Львовне.

Наверное, можно жить спокойной жизнью... Но - не получается...
Скарлатина уносит жизнь двух младших детей с интервалом в сутки...
А у старшего сына - Владимира Владимировича, похоже, какие-то проблемы в семье...
В мае 1871 году он обзавелся собственным, хоть и ветхим, двухэтажным деревянным домом с садом и хозяйственными строениями, в Мещанской части. У них родились дети, традиционно Лариса и Владимир. В июле 1873 по купчей дом перешел жене - и это очень интересный факт, явно свидетельствующий, что семью ждали какие-то перемены, и как показывают дальнейшие события, вполне возможно, что супруги решили разводиться. Продажа дома жене обеспечивала будущее детей и ограничивала круг возможных наследников в дальнейшем. Спустя какое-то время Владимир, видимо, уверенный, что их развод - дело решенное, уехал по службе в Саратовскую губернию.
Там он женился на дочери статского советника Ольге Николаевне Óгонь-Догоновской, поручителем по жениху был его брат Серафим. Зная, что двоеженство - уголовно наказуемое деяние, осознанно лжесвидетельствовать в таком вопросе - сумасшествие, поэтому можно предположить, что они действительно думали, что с разводом Владимира все оформлено правильно. А может все и было оформлено правильно, но не было утверждено высшей инстанцией или что-то подобное… Хотя кто знает, может, они понадеялись на то, что за удаленностью от Москвы никто не будет проверять …Так или иначе, новый брак был венчан.
(не все нужные документы я нашла, поэтому в этом деле есть еще для меня неясности, в частности, как был записан этот брак)

Тем временем сестра Владимира Владимировича - Евдокия - тоже оказывается в почти аналогичной ситуации. Она уезжает со своим избранником в Петербург и там венчается с ним. Проблема только в том, что её избранник Виктор Лопухин месяцем ранее разведен с первой женой, причем с запретом ему второго брака. Мало того, первая его жена - двоюродная сестра Евдокии по матери, Марья Корженевская.
Венчаются они в церкви 1-го Лейб-Гренадерского Екатеринославского полка, жениха объявляют холостым - и, вероятно, живут в свое удовольствие то в Петербурге, то в Костроме, где у Лопухина есть дом и имения.

Еще одна напасть - дети Владимира Ксаверьевича, как минимум Владимир, Евдокия и Савелий - как продвинутая молодежь того времени, где-то знакомятся с морфием. Неудивительно вообще-то, учитывая, что тогда он считался медицинским препаратом и продавался в аптеках, а о зависимости еще не подозревали. Поэтому все они вполне легально пользуются морфием - в то время доступным и модным стимулирующим и успокаивающим средством.

В апреле 1878 года Владимир вместе с братом Серафимом, неслужащим дворянином, возвратился в Москву из Камышина Саратовской губернии, где служил по акцизному управлению. В начале лета он затеял ссору с сыном купца Арбатского, причина неизвестна, возможно это были сословные противоречия и, говоря современным языком, выяснение, "кто круче" - ничем иным нельзя объяснить, что Владимир решил вызвать оппонента на дуэль. Можно себе представить реакцию купеческого (!) сына, когда к нему на квартиру в роли секунданта прибыл Серафим с вызовом на поединок на пистолетах. Возможно, дворянин бы принял вызов или принес извинения, а ошарашенный купеческий сын просто не знал, как поступать, он подавал жалобы обер-полицмейстеру, прокурору московского окружного суда, потом генерал-губернатору, писал, что не хочет быть жертвой сплетен и газетных статей (видимо, такие были?), а братья Пржецлавские преследуют его на улице, говорят такие слова, что собирается толпа, говорят, что все равно доведут до дуэли или до того, что ему некуда будет показаться, а им все равно терять нечего… Разбирательство ничего не прояснило, т.к. Владимир обвинения отрицал, а его оппонент подтверждал…

ЦИАМ: 16-68-182 "О жалобе на Пржецлавского"

Все вышеназванные инстанции ведут переписку, собирая информацию по свидетелям и немного путаются "во Владимирах Пржецлавских", потому что их уже трое: Владимир Ксаверьевич, его сын и его внук. Разобраться в этой путанице можно только зная, кто из них кем кому приходится.

ветка от Ксаверия Игнатьевича