Липовка и окрестности

Сегодня случайно наткнулся на выпуск газеты "Русский Стяг" издаваемой в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев братьями Бехтеевыми. Пронизанная болью редакторская статья от Сергея Сергеевича и Алексея Сергеевича
https://disk.yandex.ru/i/1dMgQZBGQe3qJg

bios написал:

[q]

Уважаемый sevdalink,

во время Ваших исследований, Вам не попадалась случайно информация о священнике села Липовка Елецкого уезда Архангельский Александр Георгиевич 1867 - 1913 гг.? Годы службы в Липовке: 1896 - 1913 гг.
Или может быть о его жене: Капитолина Архангельская и детях: Архангельский Сергей Александрович (рядовой 12-го Великолуцкого пехотного полка), Архангельский Илья Александрович (скорее всего с 1918 г. псаломщик села Липовки) ...

Буду признателен за любую информацию.

[/q]

О священнике отце Александре Архангельском есть воспоминание сестры поэта Екатерины Бехтеевой "Сельский священник", опубликованное в журнале " Православная Русь", №2, 1957г.

Верноподданный написал:

[q]

Очень много неточностей. Сестра поэта Мария умерла 24.11. 1903 г в Петербурге. Диакон Иван Соколов(дальний родственник свт. Тихона Задонского) в 1912 году еще был жив, о нем упоминает в своих мемуарах Сергей Петрович Толстой(внук С.С.Бехтеева-старшего) и т.д. и т.п. Нельзя же так фантазировать в серьезных вещах!

[/q]

Да, безусловно вы правы, в 1912 году, в ноябре. Покощунствовал в статье на славу(((( И главное сколько лет продержалось, не заметил даже при вычитке.
Что касается Марии Сергеевны Бехтеевой, то странно. А у Марии умершей 24.11.1903 года в Петербурге в записи стоит возраст? Просто в той статье из 2016 года (немного сумбурной, согласен и эмоциональной) я пишу о Марии Сергеевне, умершей в декабре 1892 года в Ельце. Но что самое интересное, МК села Липовка рассказывает об еще одной Марии Сергеевне, запись о смерти которой находили коллеги от 1883 года с припиской "в возрасте 7 лет", путем нехитрых исчислений мы вычислили дату рождения 1875 года (между Екатериной Сергеевной - 25.12.1874 и Натальей Сергеевной - 14.07.1876). К сожалению нигде больше информации о той сестре мне не удалось найти..

На самом деле сейчас понимаю, что для аллегории темы жизни и смерти в творчестве поэта Сергея Сергеевича мл., выбрал очень неудачный пример, но тогда в 2016 было немного другое восприятие.

Что касается фантазирований... То просто попытался передать на бумаге то, как семью воспринимали в крестьянских семьях. Например, мой прадед, родившийся в 1917 году и не видевший ни одного Бехтеева в глаза, уже в 50-е года 20 века говорил в семье, что вся "барская семья" были порядочными.
История про милиционера Базыкина с одной стороны - сельский фольклор, передававшийся устно через поколение и все очень размыто, пока в метрической книге не увидел как много детей крестили дети Бехтеевых и этого Базыкина в частности.

Вывод: нужно серьезнее отнестись к теме, сильно переработать и написать новую статью, с более фактическим материалом (по сравнению с тем временем его накопилось больше) и меньшим фольклором

Спасибо за критику. Это очень полезно для меня, особенно в контексте той статьи!

В первом томе воспоминаний Андрея Ивановича Дельвига попалась интересная информация о Викулиных (которые владели частью Липовки - в нач. 20 века называвшейся Липовка-Засецкая, а также Невежеколодезским и имением в Хмелинце), которые приходились ему родственниками через сестру.

В деревне мы вели жизнь очень тихую. Помню, что часто гостили в с. Борках, Задонского же уезда, у откупщика Алексея Федоровича Викулина{51}, бывшего в молодости простым целовальником и нажившего очень большое состояние. Он постоянно считал себя обязанным нашему семейству. В люди он вышел с помощью родного деда моей матери Филиппа Ивановича Ярцова{52}, бывшего долго воронежским вицегубернатором в чине генерал-майора. От первого брака Викулин имел двух сыновей, Семена{53} и Андрея{54}, и нескольких дочерей. Он вступил во второй брак с внучатной сестрой моего деда княжной Кугушевой{55}, от которой имел трех сыновей: Владимира{56}, Сергея{57} и Ивана{58} и нескольких дочерейн. При вступлении во второй брак А. Ф. Викулин не был еще дворянином. Подобная женитьба показалась бы необыкновенной и в наше время, а тем более считалась такою в прошедшем столетии. Старший сын его Семен, также пользуясь покровительством моих родных, рано был зачислен в службу и в 20 лет состоял обер-интендантом в подполковничьем чине, что и дало возможность его отцу купить на имя С. А. Викулина село Хмелинец{59}, ныне принадлежащее сыну последнего Семену Семеновичу{60}. В начале текущего столетия А. Ф. Викулин, получив Владимирский крест, сделался, по тогдашним узаконениям, дворянином и купил с. Борки с другими деревнями. Крестьяне в этих имениях не хотели повиноваться своему новому владельцу по причине его низкого происхождения. Дошло до бунта, как тогда принято было называть всякое ничтожное непослушание со стороны крепостных людей, и усмирения его войсками. Чтобы избегнуть подобной беды на будущее время, все значительное населенное имение А. Ф. Викулина было им переписано на имя моего деда князя А. А. Волконского, без всякой гарантии со стороны последнего в том, что имение это принадлежит Викулину, с представлением, конечно, самому Викулину всех доходов с имения. По прошествии нескольких лет, когда можно было надеяться, что крестьяне покорятся их действительному владельцу, имение снова было передано А. Ф. Викулину, и это незадолго до смерти моего деда.

Из деревенской моей жизни мне очень памятны только: свадьба моей родной тетки княжны Прасковьи, вышедшей замуж за Александра Гаврииловича Замятнина{61}, сына Гаврилы Александровича{62} и жены его Марии Григорьевны, урожденной княжны Кугушевой, родной сестры жены А. Ф. Викулина, и частые посещения Задонского монастыря, куда для богомолья неоднократно ходили мы с матерью пешком. А. Г. Замятнин служил в Переяславском конноегерском полку, стоявшем в Ельце. Мать моя всегда говела в Задонском монастыре, во время говенья мы останавливались в монастырской гостинице; в другое же время останавливались в Задонске в доме Викулина или в небольшом домике Авдотьи Федоровны Румянцевойн, дочери провинциального секретаря, прибывшего на службу в Задонск при самом открытии Воронежской губернии и Задонского уезда. В монастыре особенно уважаемы были чудотворная икона Божией Матери и могила святителя Тихона{63}. Перед первой моя мать служила часто молебны, а на могиле Тихона – панихиды. Тело его лежало в особенной пристройке к храму, куда оно перенесено в 1810 г. из могилы, в которой было погребено по кончине святителя. Мать моя была свидетельницей этого перенесения и неоднократно говорила, что сама удостоверилась, что тело не подверглось тлению. Это было в то время, когда еще никто не мог предвидеть, что оно, по официальном осмотре, будет найдено нетленным. Мать моя была также свидетельницей перенесения мощей Тихона из упомянутой пристройки к храму в соборный храм на то место, где, по причислению нашею церковью святителя Тихона к лику святых, они положены в богатую раку под изящным серебряным балдахином.

В 20-х годах текущего столетия многие еще помнили святителя, которого очень уважали, в том числе был Семен Алексеевич Викулин, муж моей родной сестры, у которого сохранился портрет святителя, рисованный с натуры. Он вовсе не похож на изображение святителя, висевшее над его мощами и поступившее в продажу в нескольких десятках и даже сотнях тысяч экземпляров. Впрочем, теперешний архимандрит Задонского монастыря Дмитрий{64} брал упомянутый портрет святителя у сестры моей, у которой он находился после ее мужа, и снял с него копию для гравирования. Стечение богомольцев в Задонске в 20-х годах было постоянно значительное. Много говорили тогда о разных чудесах и в особенности о чудесных исцелениях больных, притекавших с верою ко гробу святителя. Из лиц, бывших тогда в монастыре, памятны мне: Григорий затворник{65}, которого жизнь описана в напечатанной брошюре, – он очень любил мать мою, меня, моих[5] братьев и сестру; архимандрит Самуил{66} и иеродиакон Филаретн. Торжественные обряды православной церкви, конечно, производили сильное впечатление на детские натуры, и мне очень нравилось служение последнего, тогда молодого и красивого мужчины, которого впоследствии я видел уже старым иеромонахом. Еще замечателен был в монастыре иеромонах Ириней, который служил панихиды при гробе святителя каким-то свойственным ему одному напевом, поминая имя Тихона и другие имена, о которых ему пред началом панихиды подавались записки молящимися. Впоследствии брат мой Николай, служа в конноартиллерийской батарее, стоявшей в Задонске, очень верно передавал этот напев и много этим смешил нас.

В одно из наших хождений из Студенца в Задонск (расстояние 25 верст) с нами произошло следующее: в то время еще было много леса на этом протяжении. Мать моя очень рано начала терять зрение и шла с повязанными платком глазами. Старший брат мой и я бежали впереди, и, когда мы потеряли из виду мать с сестрой и младшим братом и других лиц, шедших с нею, брат Александр предложил мне взойти в лесок, из которого ко времени прихода матери, как он мне говорил, мы успеем вернуться. В лесу была поляна, на которой паслось стадо; быки, коровы и собаки не должны были бы нам, живущим летом в деревне, показаться чем-либо новым или страшным, но, не знаю почему, испуганное наше воображение приняло быков и коров за диких свирепых животных, виденных нами на картинках, а собак за волков. Когда собаки нас увидали и побежали к нам, брат Александр сказал мне, что волки едят людей только когда голодны, и потому чтобы я ложился на землю, а что он ляжет на меня, они его съедят и будут сыты, а я буду спасен. Так мы и сделали; собаки, подбежав к нам, обнюхали нас и ушли, из чего брат заключил, что они не были голодны. Я рассказываю это происшествие для того, чтобы обратить внимание на благородные чувства моего брата, которые нисколько не изменились в продолжение всей его кратковременной жизни, о чем будет неоднократно упомянуто далее в моих воспоминаниях. Отойдя несколько шагов от того места, где обнюхивали нас собаки, мы встретили цыганку, которая расспрашивала нас, чьи мы дети и куда идем. Брат отвечал, что мы такие-то, потеряли мать и идем в Задонск к Викулиным. Цыганка взялась нас проводить. Вскоре встретилась нам какая-то крестьянка и, удивясь, что два хорошо одетых барчонка идут с цыганкой, подошла к нам с теми же вопросами и, вследствие ответа брата, сказала нам, что цыганка ведет нас вовсе не в Задонск, а в цыганский табор, и советовала идти с нею. Завязался сильный спор между крестьянкою и цыганкою. Брат рассудил, что лучше верить русской бабе, чем цыганке, и мы пошли за первой. В это время цыгане крали маленьких детей, ломали им руки и ноги и вообще уродовали, чтобы, нося их на своих руках, вызывать сострадание и получать более обильную милостыню. Вот какая участь могла бы ожидать меня, если бы брат не предпочел послушаться крестьянку. По его возрасту, они его верно где-нибудь бы бросили, а я мог бы им очень пригодиться для вышеупомянутой цели. Мы пришли с крестьянкою в Задонск, в котором Викулиных в это время не было, и нас отвели в дом А. Ф. Румянцевой. Там уже знали о нашей пропаже; мать хватилась нас вскоре после того, как мы своротили с дороги в лесок, и, когда сопровождавшие ее не нашли нас, она послала в город и в ближайшие деревни нанять подводы и людей для отыскания нас, объявив, что не выйдет из леса, пока нас не найдут. Немедля по приходе нашем в дом Румянцевой послали об этом объявить матери, и она, расплаканная и встревоженная, вскоре приехала. Конечно, нас побранили, и мы ожидали, привыкнув к строгости матери, сильного наказания, но оно ограничилось обещанием, что для пристыжения нас о нашем поступке напечатают в «Московских ведомостях»{67}, выходивших тогда два раза в неделю, и мы с братом каждую почту ждали того номера, в котором будет о нас напечатано, пересматривали каждый номер и только по прошествии долгого времени решили, что верно нас совсем простили и потому ничего не печатали.

После долгих мытарств с попыткой обойти запрет Антония на брак, "молодожены" решают сделать "ход конем" и обвенчаться в Елецком уезде, который не относился к Воронежской епархии:

По приезде в Задонск духовенство этого города, в виду запрещения своего епископа, отказалось от венчания. Был послан нарочный с письмом к Антонию от моей матери и от С. А. Викулина. Ответ был не только неблагоприятный, но Антоний, в грубых выражениях, запрещал венчание. Тогда решились обвенчаться в принадлежащем С. А. Викулину с. Хмелинце, в 4 верстах от Колодезского, Елецкого уезда, и, следовательно, в Орловской губернии. Позван был священник этого села о. Василийн, и Викулин, в моем присутствии, объявил ему, что полагает венчаться в его церкви. Но Василий решительно отказал и, несмотря на весьма долгие увещания Викулина, настоял на своем отказе. Он был благочинным окрестных церквей, а потому нельзя было надеяться, чтобы кто-либо из священников ближайших церквей решился на венчание. Между тем приближался Рождественский пост, и венчание прекращалось на целых два месяца. Мать моя уже начала думать о возвращении в Москву. Но зятья Викулина, отставной полковник Александр Сергеевич Львовн, вдовец, бывший женатым на его сестре Софье, и Дмитрий Иванович Лаухинн, женатый на другой сестре, Елизавете, по первому мужу Танеевой, утверждали, что священники в их имениях не посмеют отказать в венчании. Следовало бы С. А. Викулину для венчания приехать в Москву, а не невесте с матерью приезжать, согласно его желанию, в Задонск, но ошибка была уже неисправима; возвращаться в Москву было во многих отношениях неудобно, а потому приехавший на свадьбу сестры дядя мой князь Александр Волконский, которого мать моя очень уважала, находил нужным испробовать предложения Львова и Лаухина. Имение Львова было в Задонском уезде и, след[овательно], в Воронежской епархии, где трудно было надеяться, чтобы священник, после запрещения епископа, решился на венчание. Имение же Лаухиной было в Елецком уезде, Орловской епархии, и потому все поехали в это имение. По приезде нашем Лаухин объявил, что священник соглашается обвенчать на другой же день 10 ноября с тем, чтобы ему было дано 1000 руб. асс. (285 руб. 71 коп. сер.), в виду того, что он может подлежать наказанию за венчание лиц не своего прихода и не сделав установленных церковными правилами оглашений в церкви о предстоящем венчании. При этом он просил о выдаче ему 500 руб. вперед, которые немедля были ему отнесены дядей моим А. Г. Замятниным, также приехавшим на свадьбу сестры.

Вечером в этот же день {мы узнали, что} и этот священник отказывается от венчания; Лаухин пошел вместе со мной к священнику, чтобы убедиться в слышанном. Мы застали его лежащим на печи. Сначала он не хотел ничего отвечать, а впоследствии сказал, что венчать не будет, и после неоднократных требований Лаухина возвратить полученные священником 500 руб. сказал, что возвратит их только Замятнину, от которого он их получил. Мы не решились пустить Замятнина одного за деньгами, а пошли с ним: я, Лаухин и Н. Д. Тейлс, также приехавший на свадьбу сестры. Это было ночью. Мы не нашли священника в его доме и с трудом узнали, что он, после ухода моего с Лаухиным, пошел в подвал, устроенный в доме. Когда мы его стали вызывать из подвала, он сказал, что деньги в подвале и что он их отдаст Замятнину, но с тем, чтобы последний один сошел к нему. Мы не пустили Замятнина, а требовали, чтобы священник вышел из подвала, что он наконец исполнил и повторил требование, чтобы Замятнин спустился с ним в подвал, где он ему отдаст оставленные там деньги. Мы на это не согласились и, сказав, что в подвал пойдем все вместе, требовали немедленного возвращения 500 руб. После долгих отговорок священник вынул деньги из кармана <и хотел отдать Замятнину, но> его заставили пересчитать эту сумму, состоявшую из 25-рублевых ассигнаций. Это было страшное наказание священнику, который видимо изменялся при счете каждой бумажки и, отсчитав 400 руб., обратился к Лаухину с следующими словами: «Дмит рий Иванович, пощадите; ведь Вам известна бедность моей семьи, оставьте мне остальные». Но ему приказано было считать до конца. При последней бумажке он повторил те же слова, но и ее ему не оставили. По окончании счета бумажек, которые взял Замятнин, лицо священника совсем исказилось: так трудно было ему лишиться такой для него значительной суммы, бывшей у него уже в кармане.

12 ноября был последний день, в который церковь допускает венчание, и то только в утреннее время, а потому немедля, по отказе священника в имении Лаухиной, было послано в разные места убеждать священников обвенчать Викулина с сестрой в означенный день, а мы все оставались у Лаухина. Вечером 11 ноября мы получили извещение от Ивана Ермолаева Музалькован, управляющего имением С. А. Викулина, что священник церкви в предместье г. Ельца соглашается на венчание, но что нам надо приехать как можно ранее. Мы в ночь, по ужасной дороге, отправились в большом обществе в Елец, где наконец обвенчали Викулина с сестрой, у которой посаженым отцом был дядя князь Александр, а я шафером.

Эти беспрестанные странствования по почти непроезженным дорогам и в особенности нравственные потрясения сильно подействовали не только на мать мою и на С. А. Викулина, но и на многих из нас.

Из Ельца мы поехали к С. А. Викулину, где во время обеда играл довольно хороший оркестр из 40 крепостных музыкантов. Шафера и в числе их я, по старинному обычаю, провозглашали за обедом тосты. Родство Викулина было многочисленно; знакомых за обедом было тоже много. Список тостов был обдуман заранее, но это не помогло: несколько лиц заявили неудовольствие в том, что за их здоровье пили после других. Так, А. С. Львов, всегда очень добродушный, сильно претендовал, что за здоровье его пили после здоровья Д. И. Лаухина, и когда ему объясняли, что жена Лаухина старшая сестра его покойной жене, то он еще более сердился, говоря, что уважение к нему не должно вовсе зависеть от того, кто была его жена. После обеда продолжали пить много шампанского. Дядя мой А. Г. Замятнин, который никогда не пил вина, в этот день много выпил и сильно бушевал. Когда ему перестали подносить шампанское, то он громко на это жаловался, говоря, что он выпил только 11 бокалов. Оказалось, что Замятнин и некоторые другие лица, обыкновенно чрезвычайно тихие, выпив вина, сделались очень сварливы, и потому многие между собою перессорились в этот день. Дядя мой князь Александр Волконский по обыкновению много пил и, как старый гусар, не только разбивал бокалы, из которых пил шампанское, но иногда подталкивал целые подносы, уставленные бокалами с шампанским и все их разбивал. Само собой разумеется, что в этом нашлись ему подражатели. Впрочем, дядя Александр, имевший обыкновенно довольно суровый вид, выпив вина, был чрезвычайно снисходительным. Он сумел помирить всех ссорившихся и утишить все столкновения и претензии.

Поздно ночью мать моя уехала из Колодезского в Задонск и увезла с собою сестру; они воротились в Колодезское только на другой день к обеду. Я никогда не мог понять причины разлучения сестры с ее мужем в день их свадьбы.