Село Южаково (Свердловская обл.)

http://census1710.narod.ru/admin.htm
1710 ГОД: ПЕРЕПИСНАЯ КНИГА ВЕРХОТУРСКОГО УЕЗДА
(РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1539)
(л.II)
Книги переписные 710-го году Верхотурские, Нарымские, Кецкие.
(л.1) Книги переписные Сибирской губернии о ведении города Верхотурья сколько на Верхотурье и Верхотурского уезду в слободах и в монастырех и на заводах и в селех и в деревнях дворов и в них всякого чина людей мужеска и женска полу от мала и до велика что переписываны по указу Великого Государя и по грамоте в нынешнем 1710-м году.

(л.304) Книги великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя, и Белыя Росии самодержца Верхотурского уезду Муръзинские слободы переписные мурзинским крестьяном и всякому чину людем сколько дворов и что в них мужеска и женска полу от велика до мала людей, и что кому лет нынешнего 1710 году июня с 1-го числа.

(л.306 об.)
Двор. А в нем живет Алексей Алексеев КАЗАНЦОВ пятидесят пяти лет. Дети: Лука сорока лет, Пимин дватцати пяти лет; дочери: Варвара дватцати четырех лет, Варвара ж дватцати лет, Марфа девяти лет, Федосья шти лет, Наталья четырех лет.
(л.310 об.)
Двор. Живет Мартын Вавилов [ШОРОХОВ] восмидесят дву лет. У него жена Парасковья штидесят лет, сын Афонасей тритцати пяти лет. Жена Ирина дватцати пяти лет, сын Андрей шти лет, дочь Мария полугоду.
(л.318)
Двор. Живет Евсей Тихонов ОВЧИННИКОВ 50 лет. У него жена Матрена 52 лет; дети: Григорей 18 лет, Василей 13 лет, Кирило 12 лет, Никита 6 лет, дочь Настасья 17 лет; братья: Григорей 40 лет. У него жена Анна 38 лет; дети: Семен 13 лет, Патракей 8 лет, [Иван] 6 лет, дочерь Агафия 3 лет. Брат же Михайло 22 лет. У него жена Марья 23 лет, сын Петр году да племянник Сергей [Клементьев] 18 лет племянницы: Анна 21 лета, Настасья 12 лет; сестра Овдокия 42 лет. У Григория Евсеева жена Настасья 23 лет. Да у них же живет бабушка Настасия 75 лет.
(л.318 об.)
Двор. Живет Козма Федоров СМОКОЛДИН тритцати лет. У него мать Марья штидесят пяти лет, а жена Аграфена тритцати дву лет.
Двор. Живет Андрей Федоров СМОКОЛДИН семидесят лет. У него жена Ефимья семидесят дву лет.
Двор. Живет Дмитрей [Иванов] СЕЛЯХИН восмидесят лет. У него дети: Иван пятидесят лет, Павел сорок лет. У Ивана жена Мария сорока девяти лет, сын Овдоким дватцати лет, дочь Ульяна двенатцати лет. Зять Максим тритцати лет. У него жена Овдотья дватцати пяти лет, сын Семен полугоду. У Павла жена Матрена тритцати пяти лет, сын Федор шти лет; дочери: Анна двенатцати лет, Варвара десяти лет, Овдотья восми лет, Овдотья ж дву лет.
Двор. Живет Сидор Григорьев ЮЖАКОВ восмидесят лет. У него Оксения восмидесят одного лета; дети: (л.319) Григорей сорока трех лет, Алексей сорока лет, Ларион тритцати пяти лет. У Григорья жена Варвара тритцати шти лет; дети: Степан пятнатцати лет, Ксефот(!) десяти лет, Яков трех лет, Ларион дву лет. У Алексея жена Федосья тритцати пяти лет; дети: Василей дву лет, Иван году, дочь Марья пяти лет.
Двор. Живет Иван Павлов ЮЖАКОВ сорока лет. У него жена Варвара тритцати семи лет; дети: Терентей четырнатцати лет, Игнатей двенатцати лет, Меркурей году; дочери: Ирина шти лет, Анна четырех лет, Дарья трех лет.
(л.319 об.)
Двор. Живет Трифан Григорьев ЮЖАКОВ штидесят лет. У него дети: Иван тритцати пяти лет, Григорей семнатцати лет; дочери: Татьяна девятнатцати лет, Василиса тритцати(!) лет. У Ивана жена Ирина тритцати трех лет; дети: Микита пяти лет, Петр трех лет, Андрей полугоду, дочь Степанида дву лет.
(л.321)
Двор. Живет Михайло Иванов СЕЛЯХИН семидесят лет. У него жена Парасковья штидесят пяти лет, сын Артемей тритцати пяти лет. У него жена Парасковья тритцати трех лет; дочери: Опросиния шти лет, Ефимья трех лет, Степанида году.
(л.323 об.)
Двор. Живет Ермола Михайлов ТАТАУРОВ восмидесят лет. У него дети: Сергей пятидесят лет, Максим сорока пяти лет, Егорей тритцати трех лет, Матфей дватцати шти лет. У Сергея жена Федосья сорока семи лет, сын Петр четырех лет; дочери: Матрена восмнатцати лет, Матрена ж шеснатцати лет, Ефимья десяти лет, Федосия семи лет. У Максима жена Овдотья сорока лет; дети: Яков семи лет, Петр дву лет; дочери: Татьяна девяти лет, Овдотья пяти /лет/, Федосия четырех. У Егора жена Настасья дватцати пяти лет; дети: Родион девяти лет, Семен трех лет, дочь Татьяна десяти лет. У Матвея жена Агафья дватцати дву лет.
Двор. Живет Иван Ларионов КАЗАНЦОВ тритцати лет. У него жена /Катерина/ дватцати пяти лет, сын Афонасей полугоду, дочья (л.324) /Парасковья/ трех лет. Братья: Игнатей дватцати восми лет, Федор дватцати трех лет, Овдоким одиннатцати лет. У Игнатья жена Анна дватцати лет, сын Яков четырех лет. У Федора жена Агафья дватцати пяти лет, сын Михайло году. Мать у них /Ирина/ пятидесят пяти лет.

Всего в Мурзинской слободе церковных причетников пять дворов. А в тех дворах два священника, диякон, дьячек, пономарь. У них детей мужеска полу семь человек, жен и детей тринатцать человек. Двор прикащичей. В нем прикащик, у него жена, сын, дядя. Двор пищих дьячков, в нем мужеска полу шесть человек, у них жен и детей три (л.326 об.) человека. Оброчных крестьян сто дватцать семь дворов. В них людей мужеска полу шестьсот шестьдесят один человек. У них жен и детей шестьсот семьдесят пять человек.
И всего в Мурзинской слободе сто тритцать четыре двора. В них всякого чина людей мужеска полу шестьсот восемьдесят два человека. У них жен и детей шестьсот девяносто два человека.
И обоего мужеска и женска полу людей от мала и до велика тысяча триста семьдесят четыре человека.
(л.327) 1710-го июня в 18 день на Верхотурье в приказной полате перед стольником и воеводою Петром Ивановичем Травиным Мурзинской слободы прикащик верхотурской сын боярской Иван ЗАГУРСКОЙ сказал. В нынешнем де 710-м году по указу великого государя, а по верхотурской памяти переписывал он в Мурзинской слободе церковных причетников, беломесных казаков и оброчных крестьян и всяких чинов людей по имяном всех без обходно и без утайки. И переписные книги за своею и старостиною руками привез на Верхотурье и подал в приказной полате стольнику и воеводе Петру Ивановичю Травину. А буде в тех переписных книгах кого он у переписки мужеска и женска полу людей от мала и до велика и детей их и братей и племянников и внучат и работников хотя одного человека утаил и в переписные книги свои кого не написал, и про то впредь сыщетца или кто на него про ту утайку доведет, и за ту ево Иванову лживую перепись и утайку указал бы великий государь ево Ивана казнить смертию.
К сей скаске Мурзинской слободы прикащик Иван ЗАГУРСКОЙ руку приложил.

Возможно, что Сидор и Трифан - сыновья Григория Васильевича Южакова, а Иван Павлович - их племянник. (UPD. По сведениям, представленным пользователем 75fd, это неправильная версия, см. ниже)

Но нам интересны не только Южаковы. В этой переписи мы видим и семьи других первопоселенцев. Эти фамилии так же сохранились в деревне по сей день, а их представители на протяжении столетий неоднократно роднились и вплетались в род Южаковых, вошли в историю села и стали его гордостью.
Поэтому в этой теме мы постараемся рассказать немного и о них.

Год 1710 считается годом основания с. Южаково.

Такой "чудесный огород" был и у моего деда . Сейчас, конечно, это уже редкость - находка аметиста на огороде, но в округе хитники до сих пор копают.

Вот что пишет Ильдар Артемьев в рассказе Привет из прошлого:

"...Удивительные поля около деревень Южаково и Корнилово: там, где колосятся пшеница и овес, растут из пашни и камни самоцветные. С давних времен ходили тут мужики за плугом и выпахивали камни, да не простые, а цитрины и морионы, они их желтяками называли. А иногда и берилл с топазом попадались, а эти уже ценнее желтяков-то. По качеству они были лучше, чем из жил и занорышей, потому как катало кристаллы неисчислимые года и обкатывались места, где трещины были, получалась галька чистой воды, а иногда и грань сохранялась природная. Такие камни больше любили в старину гранить. Вырезать из кристалла или выкалывать чистые места куда как уметь надо, а тут гальку бери и грани...

...одни жилы-то что в Корнилове, что в Мурзинке, что в Южакове. Эти места сейчас “самоцветной полосой Урала” называют, а раньше все “мурзинскими” обзывались, потому как там главное место было. Все и привыкли называть камни мурзинскими самоцветами, а он, может, из Липовки или из Фирсова, Алабашки. В том районе везде самоцвет попасть может, даже в огороде..."

Кто родством с цветком и с камнем связан,
Тот в крови надолго сохранит
Солнца драгоценные топазы,
Трав живых целебный малахит.
Но, трудом родство с землей умножив,
Начинает сердце различать
Песни трав. И манят и тревожат
Недра, переставшие молчать.
Красоту глубинную потрогав,
Не случайно люди нарекли
Край Уральский, сказочный и строгий,
Самоцветной музыкой земли.

Любовь Ладейщикова

Вот вспомнилось: в институте преподаватель кристаллографии и минералогии, рассказывая об экспедициях академика Ферсмана, говорил так - "ЮжАково". Знаю, что существует и такой вариант произнесения фамилии, с ударением на А. Но "наши" - точно ЮжакОвы, а не ЮжАковы, и село - ЮжакОво.

Там же Ферсман А.Е. пишет:

Сергей Хрисантович Южаков

Среди длинного ряда горщиков Урала, любителей и энтузиастов камня, самой крупной и самобытной фигурой был «Хрисантыч» - Сергей Хрисантович Южаков, всю свою душу и жизнь вложивший в самоцветы и их добычу. Вот несколько страниц из моих записей 1910-х годов.
«…На Урале наш путь из города Екатеринбурга всегда лежал сначала на деревню Южакову.
Здесь, на северном конце бесконечно длинной деревни, довольно ветхая, типично уральская изба с полукрытым двором; большие штуфы камней лежали у входа.

Это был дом Сергея Хрисантовича Южакова.

Все заботы мужицкого хозяйства – покосы, выгоны, заготовки дров – все это было здесь как-то между делом. Дом много лет не поправлялся, двор покосился набок, сбруя была разорвана и связана веревочками; для Южакова вся жизнь была в горе – или на аметистовых жидах Ватихи, или на дорогой ему Мокруше.

Много лет подбирал он колье из 37 аметистов – не тех дешевых светлых, которые мы обычно знаем под именем аметистов, а тех темных, фиолетово-черных густых камней, которые вечером, при свете свечи или лампы, загораются красным огнем каких-то страшных пожаров. Камни для этого колье он всегда возил с собой в тряпочке, раскладывал на столе и объяснял, показывая, что ему еще недостает.

Но больше всего любил он Мокрушу – то замечательнейшее для него место на всем свете, где в болотистом лесу, в полузалитых водой ямах добывались нежно-голубые топазы, черные морионы.

Когда мы в красном углу под образами распивали чай, Хрисантович постепенно, не без гордости выкладывал перед ними добытые сокровища. Мой спутник Владимир Ильич (Крыжановский) спокойным движением откладывал одни из образцов налево, другие правее, возле себя; он хотел купить у Хрисантовича, но боялся неосторожным взглядом поднять цену.

После долгих-долгих бесед, многих чашек чаю, после перекладывания справа налево и слева направо, все-таки все интересное оказывалось в правой кучке, Хрисантович соглашался на три «красненьких», а Владимир Ильич аккуратно заворачивал приобретенные образцы в привезенную из города бумагу и укладывал в прочный кожаный саквояж.

Но были камни, которым цены не было. Это те, что лежали в сундучке среди холста, - они не продавались ни за какие «катеньки», их любил особою любовью Хрисантович, долго вертел в своих руках, но неизменно клал обратно к себе в сундук, а я… много лет смотрел на некоторые из этих штуфов, вздыхал, умоляюще смотрел на Владимира Ильича, заискивающе – на Хрисантовича. Но ничего не помогало… Камни возвращались в сундук.

Среди этих излюбленных камней Хрисантовича был замечательный письменный гранит с густыми морионами в розоватом полевом шпате; в этих письменах, незаконченных буквах, почти не знакомых Хрисантовичу, он видел какой-то талисман.

Но продажа камней мало давала Хрисантовичу – ни партии темных аметистов Каменного Рва, ни штуфной материал, вывезенный в город для продажи, ни перекупленные краденные алмазы. Все это были отдельные рубли да «красненькие», а на копи уходили сотни целковых, никто даром не помогал горщику и мало кто верил в его «фарт». А он был фанатиком камня, сумевшим перевести весь фанатизм своих предков – кержаков-староверов – на камень, борьбу за него в мокрых ямах Мокруши».

Пришла революция, прошли через Мурзинки отряды белых, оставив разрушение и ненависть к себе, потом начались первые годы трудного подъема из разорения войны. Медленно стали оживать Мурзинка, Южаково, Липовка. Зашевелились горщики, завертелись гранильные станки, снова камень стал привлекать к себе.

…Но Южаков не смог войти в новую жизнь. Он хотел свою свободу горщика сохранить в лесах и горах Мурзинки, но не мог понять всю глубину и сложность нового Уралаи новых путей страны. Он сопротивлялся, восставал, и на несколько тяжелых месяцев оказался без своего Урала и своих камней в районе Тобольска.

Снова он вернулся на свою Южаковку старым дряхлым стариком, тогда как его сыновья уже шли новой жизнью, оставили добычу камней, занялись хлебопашеством. Хрисантович тогда бросил семью и свой домишко. В лесу на Крутой, далеко от дорог, он сначала нашел старую избушку старателей, а потом на склоне горы выкопал скит и превратился в «пустынника».

Я его навестил в лесу на Крутой в 1927 году. Хрисантович не узнал меня. Жизнь его была в прошлом, а в тихом рассказе он все говорил мне о своих замечательных самоцветах, о еще не забытых днях любви к камню. Здесь он и окончил свою жизнь, его похоронили на Крутой, около старой копи пегматитов.

А вот еще о С.Х. Южакове, о том, как приходилось работать горщикам - в книге А.Е.Ферсмана "Путешествия за камнем":

В сыром, болотистом и ровном месте среди густого леса разбросан ряд шахт на пространстве всего лишь одного гектара. Одни из шахт совершенно завалились, другие работались еще зимой и кое-как накрыты досками. Вокруг раскинулись беспорядочные кучи отвалов. Среди всего этого хаоса беспорядочной зимней работы в промерзлой земле только одна выработка производила толковое впечатление. Это открытая разработка С. X. Южакова, глубиной до 12 метров. Маленькая и низенькая избушка, где ютятся копачи в непогоду, примитивно устроенный ручной насос для откачки воды — вот и вся незатейливая обстановка этой выработки. Здесь только раскрывается перед нами картина месторождения. В сильно разрушенную, смятую в складки гнейсовидную породу ворвались жилы пегматитового гранита, то сплетаясь между собой, то ответвляя тонкие белые прожилочки, то образуя большие скопления твердой, но красивой пегматитовой породы. В середине более мощных жил порода при своем застывании оставила пустые промежутки, и в них выкристаллизовались драгоценные минералы редкой красоты. Опытный горщик знает «проводники» к таким богатым пустотам, или «занорышам», как их называют в Мурзинке. По тоненькой жилке гранита, идущей в глубь, направляет он свою работу до более мощной жилы «пласта», где по целому ряду мельчайших признаков, или «припасов», он предугадывает существование пустоты с самоцветными камнями.

С особым чувством любопытства подошли мы к только что обнаруженному занорышу. Буровато-красная мокрая глина заполняла его, и С. X. Южаков осторожно и медленно вынимал эту глину кайлой и деревянными палочками, перебирая ее в пальцах. Скоро в его руках оказались превосходные кристаллики почти черного дымчатого кварца и двойнички полевого шпата.

Рабочих и всех нас охватило какое-то особенное чувство волнения: глаза всех были устремлены на умелые руки Южакова, и каждый ждал с нетерпением, принес ли этот занорыш какой-нибудь самоцвет.
Скоро Южаков сообщает нам, что он рукой на стенках полости нащупывает большие кристаллы дымчатого кварца[22] и какой-то минерал, возможно тяжеловес. Пустота тщательно отмывается, два взрыва динамитных патронов в соседних местах ее совершенно очищают — и в наших руках оказывается ряд штуфов дымчатого кварца с зеленой слюдой и кристаллами полевого шпата и топазов.

Кристаллы топазов Мурзинских копей поражают своей чистотой и тоном. Цвет их обычно голубоватый, изредка с зеленоватым или желтоватым оттенком. Нередко камни совершенно бесцветны или окрашены в слабый розовато-желтый цвет. Обычно они совершенно прозрачны. Красота, чистота и нежность тонов мурзинских топазов не поддается описанию; надо посетить богатейшее собрание Горного института в Ленинграде или Минералогический музей Академии наук в Москве, чтобы оценить эти дары природы, с которыми не могут сравниться ни одна камни в мире.

Копь С. X. Южакова. Фото А.Е.Ферсмана, 1912 г.

Из сказа П.Бажова Далевое глядельце:
"...Знаменитых горщиков по нашим местам немало бывало. Случались и такие, что по-настоящему ученые люди, академики их профессорами величали и не в шутку дивились, как они тонко горы узнали, даром что неграмотные..." - это о Троше Легоньком, а для него прототипом опять же Зверев Д.К. послужил.

"...с Мурзинки у нас и началась охота за веселыми галечками, - каменное горе али каменная радость. Это уж кому как любо называй.
Ремесло-то это поисковое совсем особое. Конечно, каждый норовит на камешках кусок хлеба заработать...
...Ну, а корысти тут и вовсе без числа. Потому около камешков в одночасье человек разбогатеть может. Таких скоробогатиков и набралось порядком в самой Мурзинке и по деревням, близ коих добыча велась. На перекупке больше наживались. Главное тут было угадать в сыром камне его настоящую цену...
...Камешки тогда по многим деревням добывали. В Южаковой там, в Сизиковой, по всей речке Амбарке, а все-таки Мурзинка заглавное место была. Тут и самые большие каменные богатеи жили и старателей много считалось..."

В Южаково такой семьей, поднявшейся на знании самоцветов, на их перекупке, была семья Самойлы Прокопьевича Овчинникова.