Библиотеки

Нынешнему поколению библиотекарей трудно представить, какими были библиотеки после изгнания фашистов с нашей земли. Тысячи разрушенных музеев, библиотек, миллионы разграбленных и сожженных книг. Только после окончания войны подсчитают, что только в массовых библиотеках погибло более 100 млн. томов. Колоссальный урон был нанесен Орловской, Курской, Сталинградской областным библиотекам, в которых хранились уникальные книги, собранные не одним поколением библиотекарей. Из библиотек Смоленска исчезла редкая коллекция рукописей, псалтырь Онежского монастыря, Евангелия 1496,1566 и других годов. Прямой наводкой было расстреляно здание областной библиотеки г. Калинина (Твери). Практически полностью был уничтожен библиотечный фонд Ставропольского края. Этот список можно продолжить еще.
Более 90% помещений библиотек и книжных фондов потеряла Белоруссия. Из республики вывезли редчайшие издания Франциска Скорины, первое издание литовского Статуса. Из Несвижа вывезли ценнейшую библиотеку Радзивилов, насчитывающую 20 тыс. томов. Практически полностью была разграблена библиотека Академии Наук Белоруссии.
Жестокий урон был нанесен библиотечной системе Украины. Погибла университетская библиотека в Киеве с фондом 1300000 экземпляров. Четыре миллиона книг погибло только в столице Украины. Разграблению подверглись практически все крупнейшие книгохранилища. Надо сказать о том, что гибель этих книжных собраний не имела отношение к «издержкам обычной войны», а явилась результатом целенаправленного уничтожения книжной культуры народов нашей страны.
Еще в мае 1940 года, когда только еще задумывался блицкриг на Восток, рейсфюрером СС Гиммлером было составлено письмо о том, как обращаться с населением на оккупированной территории: « Достаточным знанием для коренного славянского населения является простой счет,самое большое до 500,умение расписываться». Здесь ничего не говорится об умении читать. Совершенно ясно, что народам, которым отказывалось в праве на чтение, не нужны были книги. Всегда удивляли попытки некоторых западных историков представить эту войну как «столкновение двух тоталитарных систем», в которой одной из них просто больше повезло. Уничтоженный музей П.И.Чайковского в Клину, разграбленная Ясная Поляна, уничтоженные музеи, усадьбы связанные с именами И.Е.Репина, А.С.Пушкина не имели никакого отношения к большевистской идеологии. Вся их вина перед нацистами была в том, что это были памятники национальной культуры. Один из идеологов нацизма Альфред Розенберг писал: « Достаточно уничтожить памятники народа, чтобы он уже во втором поколении перестал существовать как нация». Эти цитаты приведены вовсе не случайно, они просто дают объяснение одной из причин колоссальных потерь наших библиотек. Но была и другая причина. Еще до нападения на СССР в нацистской Германии была создана целая система специальных организаций и подразделений, подготовленная к уничтожению и разграблению культурных ценностей. В январе 1940 Гитлер подписал приказ о создании культурно-политической организации «Высшая школа» во главе с бывшим поданным российской империи Альфредом Розенбергом. После оккупации Франции, Голландии и Бельгии она трансформировалась в эйзанцштаб рейхсляйтера Розенберга. А вот выдержка из приказа о полномочиях штаба, подписанный Гитлером: « Его эйзанцштаб по оккупированным областям имеет право проверять библиотеки и архивы, и иные культурные организации всех видов и конфисковывать их для выполнения заданий национал-социалистической партии». В этот штаб была мобилизована интеллектуальная элита рейха, специалисты музейного дела, архивисты, искусствоведы, библиотековеды. Все они приобрели колоссальный опыт по уничтожению и разграблению культурных ценностей еще до нападения на СССР. Особую «ценность» представлял опыт, приобретенный при тотальном уничтожении и грабежах польских библиотек. К моменту нападению на нашу страну штаб Розенберга представлял хорошо отлаженную машину, созданную для истребления всего того, чем могла гордиться наша культура. Большую конкуренцию штабу Розенберга составляли искусствоведы в эсэсовской форме. Это были военнослужащие из батальона особого назначения войск СС под руководством штурмбанфюрера барона фон Кюнсберга. Это была боевая часть войск СС, действующая в полосе наступления немецкой армии. Именно они имели право «первой ночи» вступая в наши города. Это потом на их картах найдут помеченные особыми знаками Государственная публичная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, Эрмитаж, Русский музей.
И можно только представить, что ждало эти коллекции в случае захвата Ленинграда. В ноябре 1942 года в плен под Моздоком попал оберштурмфюрер 4-й роты особого батальона СС Норман Ферстер. Вот некоторые выдержки из его показаний «…из дворца императора Александра вывезена старинная мебель и богатая библиотека в шесть-семь тысяч книг и рукописей» и далее « Богатейшие трофеи достались нам в Украинской Академии Наук, редчайшие рукописи абиссинской, персидской, китайской письменности, украинские летописи, первые экземпляры книг русского первопечатника Ивана Федорова. Из Харькова отправили в Берлин несколько тысяч книг в роскошных переплетах, остальные книги нами уничтожены». Обе структуры страшно враждовали друг с другом в праве ухватить «наиболее лакомый кусок». В архивах сохранились десятки писем, в которых отражена борьба « бравых ребят» Кюнсберга» и «тыловых крыс» из штаба Розенберга за обладание самым ценным.
В отличии от своих коллег в эсэсовской форме, специалисты штаба более тщательно отбирали представляющие интерес книги. В Киеве и Риге были организованы специальные сборные пункты по отбору и сортировке изымаемой литературы. Именно сюда доставляли эшелоны с книгами со всей оккупированной территории СССР. Там же решался вопрос о целесообразности их дальнейшего использования. До сих пор мы так и не имеем полного представления о книжных утратах Российской Федерации, Республики Беларусь, Украины. Одна из причин этого заключалась в том, что вместе с книгами немецкие специалисты вывозили и уничтожали инвентарные книги и каталоги библиотек. В начале двухтысячных Департаментом по сохранению культурных ценностей Министерства культуры Российской Федерации стал выпускаться «Сводный каталог культурных ценностей похищенных и утраченных в период Второй мировой войны». Особую ценность этого издания составляло то, что во многом он был основан на документах немецких подразделений, имеющих непосредственное отношение к вывозу и уничтожению наших культурных ценностей. Благодаря специалистам Российской национальной библиотеки была выпущена целая серия томов, посвященная книжным утратам России. Они провели сложнейшую работу по библиографической идентификации и уточнению сведений об утраченных книгах. По неизвестной мне причине эта работа была свернута. В РНБ уже несколько лет лежат подготовленные к изданию и так не увидевшие свет документы по книжным потерям Гатчины. Можно только сожалеть, что в год юбилея Победы работа по изданию каталогов не была возобновлена. Весьма проблематично надеяться на то, что к этому вопросу вернутся после того, когда отгремят залпы праздничного салюта.

15 вопросов библиотекарю.
Александр Мазурицкий: «За державу обидно…»

Сегодня гостем нашего проекта впервые выступает не библиотекарь. Точнее — не действующий библиотекарь. Но мы думаем, ни у кого не повернётся язык сказать, что этот человек — посторонний в библиотечной среде. На наши вопросы любезно согласился ответить доктор педагогических наук, профессор, подготовивший не одно поколение профессионалов, библиотековед Александр Михайлович Мазурицкий.

— Александр Михайлович, у Владимира Высоцкого есть замечательная песня «Баллада о борьбе». У него есть несколько песен о детстве, но эта, наверное, самая главная. А каким Вы запомнили своё детство? И какие книги читал школьник Саша Мазурицкий?

— Детство у меня было замечательное, родители мои были педагогами, и много времени у них занимало воспитание студентов и школьников. Папа работал в вузе, а мама в техникуме и школе. Таким образом, в детстве у меня было много свободы. Когда я рассказывал о своём детстве дочке, она всегда говорила: «Папа, как я тебе завидую!» Помню свою первую книжку, которую взял в школьной библиотеке. Это был «Айболит». А потом появились другие книги — приключения, фантастика, повести и романы на исторические темы. Привлекали произведения, в которых были характерные герои, умевшие преодолевать трудности. Позже я нашёл ту нужную книжку, о которой пел Высоцкий. Это оказалась книга Вениамина Каверина «Два капитана».

— По данным различных опросов в 60-е – 70-е годы большинство юношей мечтали о выборе «героических» профессий: космонавт, лётчик, пожарный, милиционер и т.д. А что повлияло на Ваш выбор в качестве альма-матер Института культуры?

— Есть такие воспоминания детства, которые запоминаются на всю жизнь. Помню, как полетел Юрий Алексеевич Гагарин, а мне тогда было 8 лет. Еду я с родителями в автобусе, а в нём мужчина-кондуктор. И я смотрел на него сочувственным взглядом. Как же неудачно сложилась жизнь у этого дяди, а ведь мог бы быть космонавтом… Вопрос выбора профессии для меня не стоял — я собирался поступать в военное училище. Но меня забраковали по зрению ещё в военкомате, и направление для поступления в училище я не получил. Так и оказался на библиотечном факультете. У нас был большой объём учебных часов по литературе и истории. Эти дисциплины привлекали меня больше всего. Специальные дисциплины меня не вдохновляли. Думал, поучусь год-другой и куда-нибудь переберусь, если не получилось выбиться в генералы. На четвёртом курсе попал на практику в ГРЮБ, и только там я понял, что это моя профессия.

— После окончания МГИК и службы в армии Вы вернулись в институт уже в качестве преподавателя и отдали этой деятельности без малого 40 лет. Повидали многое. Но после известных событий новейшего времени, связанных со сменой руководства и последовавшими за этим переменами, Вы покинули институт. Насколько болезненно дался Вам этот шаг? Вы продолжаете следить за развитием событий в вузе?

— После окончания МГИК я был по распределению направлен в библиотеку им. В.И. Ленина, а так как я был призывником, ни один из отделов, в который направляли кадровики, меня на работу не брал. Мне нашлось место в книгообменном фонде. Армия освободила меня от распределения, и после окончания службы я пришёл на работу в ГРЮБ. Попал я в методический отдел, это была замечательная школа на всю жизнь. Там работали уникальные специалисты. Но так получилось, что в тот период я прикрепился соискателем в аспирантуру МГИК. Заниматься времени не оставалось, т.к. были частые командировки — БАМ, Коми АССР, Тамбовская область, Ставропольский край и т.д. И я ушел работать в библиотеку МГИК. Там я занимался массовой работой и оттуда уже пришёл в аспирантуру. Проработал я в вузе без малого 38 лет. Уход из института был для меня очень болезненным. Началась «ректорская чехарда», и я видел, как на глазах разрушается то, что создавалось не одним поколением преподавателей и сотрудников вуза. Вуз стали покидать люди, для которых он был частью жизни, и всё больше стало приходить тех, для кого это было просто очередным местом работы. Приспосабливаться ко всему этому надоело, и тогда я ушёл. Продолжаю следить за развитием событий в вузе, но скажу честно, я это отпустил. Возможно, просто берегу нервную систему.

— В 70-е, наверное, невозможно было представить, что наступит время, когда в стране с великими культурными традициями «в целях оптимизации» будут массово закрываться институты культуры, библиотеки, а в некоторых из функционирующих у руля окажутся проходимцы, деятельность которых по неумению и незнанию, а может быть и сознательно будет направлена на разрушение этих организаций изнутри. Александр Михайлович, на Ваш взгляд, почему это происходит и кому это выгодно?

— Это сложный вопрос. Дело в том, что большая часть библиотечных проблем является отражением всего того, что происходит в нашей стране. На этапе смены общественно-государственного строя произошла девальвация науки, образования, культуры. Когда я слышу жалобы некоторых наших коллег, то понимаю, что большинство из них подходит к оценке происходящего с мерками своего недавнего прошлого, не понимая до конца, что мы живём в другой стране, в которой образование и культура стали сферой обслуживания. В стране, где решение многих проблем определяется не высокими идеалами, а ценой вопроса. Убивает непрофессионализм руководителей от культуры, как на федеральном, так и на региональном уровне. Я знаю замечательных руководителей сферы культуры в регионах. Для меня такими эталонными руководителями являются Алиса Михайловна Бирюкова, директор департамента культуры администрации Владимирской области, и Виктория Андреевна Хопатько, руководитель Управления культуры Администрации г. Благовещенска. К сожалению, судя по тому, какая информация поступает из различных регионов, такие руководители скорее исключение из правил, чем правило. А происходит это потому, что в стране нет государственной политики в области библиотечного дела. Когда мне начинают доказывать обратное и говорить о том, что делает Минкультуры для библиотек, я всегда возражаю. Это лишь политика отдельного ведомства, имеющая в своей структуре библиотеки, не более того. Ещё раз повторяю — общегосударственной библиотечной политики в стране нет. Как и нет того органа, который координировал бы руководство библиотечной отраслью, невзирая на ведомственную принадлежность библиотек. По сути, Ленинский декрет «О централизации библиотечного дела» 1920 г. оказался не выполненным за почти сто лет после его появления.

— Вместе с тем происходят и безусловно положительные процессы, которых в нашей стране, во всяком случае в её новейшей истории ещё не было. Я говорю о национальном проекте «Культура», в рамках которого в течение шести лет должны быть обновлены 660 библиотек страны. А учитывая тенденцию, которую показали некоторые руководители на местах, таких библиотек будет даже больше. Какие надежды лично Вы связываете с нацпроектом? И как Вы оцениваете подошедший к концу первый год, который во времена пятилеток было принято называть «начинающим»?

— Конечно создание модельных библиотек — это колоссальное событие. С радостью смотрю, как освещается открытие модельных библиотек в регионах. Сам факт участия в этом федеральных органов власти волей-неволей заставляет руководителей в регионах обратить внимание на библиотечную сферу. Не хочу запускать в бочку с мёдом ложку дёгтя, но я считаю, что на уровне федеральных органов это, в определённой степени, возвращение долгов. Долгов за то, что федералы бросили библиотеки регионов и отдали их на откуп местным чиновникам. Результаты этого мы видим по ежегодному сокращению сети библиотек, о чём свидетельствует мониторинг, который проводят замечательные методисты Российской национальной библиотеки. Относительно надежд пока ничего сказать не могу. Зная «лозунговое сознание» наших руководителей, которое, не смотря на смену общественно-политического строя, нисколько не изменилось, я опасаюсь, что всё это может вылиться в привычную кампанейщину, чего очень не хотелось бы. Для меня очень важно, что именно будет закладываться в саму сущность работы модернизированных библиотек, и здесь пока не всё однозначно.

— Вы неоднократно говорили, что необходимость реформ в библиотечном деле очевидна — новое время, новые технологии, новые компетенции и т.д. Но зачастую т.н. «модернизация» библиотеки заключается в замене старой мебели на новую и в установке цифрового оборудования, иногда этим модернизация и ограничивается. А на что лично Вы обратили бы особое внимание, если говорить о реформах? Чего не хватает современной библиотеке?

— Меня не устраивает то, что власть, как на федеральном, так и региональном уровне никак не определится с тем, зачем нужны библиотеки. Как сказал один из высокопоставленных региональных чиновников: «В интернете всё есть». Как-то теперь уже в далёком 2012 г., на конференции в Судаке я услышал от Аркадия Васильевича Соколова следующие слова: «Россия тяжело больна. Она вошла в третье тысячелетие нашей эры не как мощная материально и здоровая психологически сверхдержава, а как духовно истощённое, нравственно дезорганизованное, разочарованное и озлобленное общество. Диагноз российского недуга — социальная дегуманизация». А кто будет противостоять этой дегуманизации? Ни в одном модельном стандарте, дорожной карте, программе «Перезагрузки» об этом ничего не говорится. В период деидеологизации из сферы образования и культуры исчезло всё то, что связано с вопросами воспитания, нравственности, мировоззрения и т.д. Проводя трансформацию библиотек, на том этапе, мы вместе с водой из «идеологической купели», в которой долгие годы существовали наши библиотеки, выплеснули и «ребёнка», то есть всё то, что было связано с участием библиотек в формировании гражданина страны. Складывается впечатление, что наше советское прошлое напугало нас на всю оставшуюся жизнь, и мы безропотно отказались от всего того, что было накоплено в просветительной и воспитательной деятельности библиотек. Сейчас всё реализуется по одной схеме. Что бы ни происходило в стенах библиотеки — относится к удовлетворению потребностей пользователя. Это обозначено как во всех руководящих документах, так и в реальной библиотечной практике. Но ведь библиотеки имели и другой опыт, когда они формировали эту самую «пользовательскую востребованность». Не это ли является одной из важнейших библиотечных сущностей? Академик Сергей Петрович Капица как-то сказал: «…ничего лучше правильного воспитания не придумаешь! Это требует большой работы, проделывать которую пока никто не рвётся (выделено А.М.). Но если мы не будем задумываться над этой проблемой серьёзно, человечество придёт к краху, первые симптомы которого уже наблюдаются в общественном сознании. Считать, что общество может дрейфовать куда угодно — путь к самоубийству». К сожалению, всё то, о чём я здесь говорил, находится не в поле зрения тех, кто пытается ныне сформировать библиотечную политику.

— Мы к этой проблеме ещё вернёмся. Александр Михайлович, Вы как историк библиотечного дела читаете целый цикл лекций о разных аспектах Великой Отечественной Войны. Среди них есть и лекция «Дети и война», которая предназначена именно детям. Вы даже называете её не лекцией, не уроком, а беседой. Скажите, как дети реагируют на то, о чём Вы рассказываете? И вообще, много ли сегодняшние дети знают о войне? Участвуют ли они в предлагаемой Вами беседе?

— На сегодняшний момент я уже провёл десять таких бесед в школах и библиотеках. У нас замечательные дети, они очень внимательно слушают. Я завершаю эти беседы одним и тем же. Объясняю детям, что настанет время, когда их поколение будет транслировать память о войне, и от того, как они будут это делать, зависит, чтобы то, о чём они услышали, не повторилось. В этот момент на меня смотрят дети с взрослыми глазами. После своей лекции-беседы я спрашиваю у ребят о том, что когда-то знал каждый, даже самый отстающий школьник советской эпохи. К сожалению, обычно почти никто не может ответить, и у меня больше нет вопросов к детям. Они не могут знать того, что им не рассказывали. У меня только вопрос к дядям и тётям, которые сидят в больших кабинетах. Этот вопрос один, адресован он к тем, кто начинал образовательные реформы и к тем, кто их продолжает: господа-товарищи, вы что с образованием сделали?

— Довольно большая часть нынешних подростков выбирает компьютерные игры, видеоблоги и комиксы, а отнюдь не книгу. А когда Вы, Александр Михайлович, рассказываете о роли библиотек в суровые годы войны, Вы применяете термин «библиотерапия». В чём, по-Вашему, могла бы заключаться терапия сегодня, когда на русскую культуру (да и не только русскую) по всем фронтам наступает бессмысленная и беспощадная попса во всех её проявлениях — от театра и литературы до музыки и кинематографа? Или терапевт здесь уже не справится?

— Я уже приводил высказывание Сергея Петровича Капицы, а здесь уместно вспомнить другие его слова: «Культуру надо насаждать… Даже силой… Иначе нас всех ждёт крах». Обозначу щекотливую тему — молодежь стала выходить на несанкционированные митинги. И со всех сторон звучит — как можно, что они себе позволяют? А для меня это показатель того, что молодежь давно брошена на произвол судьбы. С нею никто не работает. То, что представляется ныне так называемая работа с молодёжью, вызывает у меня много вопросов. Сейчас нет в школах октябрят, пионеров, комсомольцев. Казалось бы — убрали, и Бог с этим. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Что молодёжь получила взамен? Тяга молодых людей к поискам справедливости и жизненных смыслов стала использоваться обычными политическими провокаторами, не более того. Мы разучились говорить с молодёжью, и пусть коллеги не обижаются, но это относится как к сфере образования, так и к нашей библиотечной повседневности. Для каждого времени было важно наличие символов, примеров, на которых воспитывались поколение за поколением. Да, никто не отрицает, были времена и с ложными символами, но они в любом случае были. Может ли кто-нибудь в державе сказать, а кто или что символы и примеры для нынешних детей и молодёжи сейчас? Есть ли они? И здесь опять же у меня вопросы уже к другим дядям и тётям из других кабинетов. А чем всё это может закончиться, я уже сказал, приведя высказывание Капицы.

— Вернёмся к библиотекам. Как Вы считаете, почему, когда речь заходит о сферах деятельности современных библиотек, о модернизации, вслед за министром культуры многие представители уже непосредственно библиотечного сообщества культурную и просветительную деятельность ставят через запятую с досуговой? Это борьба за количественный норматив посещений библиотеки или в сознании многих представителей профессии граница между творчеством, познанием и потреблением основательно стёрта?

— Обратимся к документу. Правительство Российской Федерации, постановление от 15 апреля 2014 г. № 317, Москва — «Об утверждении государственной программы Российской Федерации "Развитие культуры и туризма" на 2013 — 2020 годы». Что у нас обозначено за номером один среди индикаторов реализации программы? А обозначено следующее: «Показатель 1 — "Количество посещений организаций культуры по отношению к уровню 2010 г». Заглянем на сайт уважаемой мною Московской областной библиотеки. На нём опубликован Проект модернизации библиотечной системы Московской области "Перезагрузка библиотек Подмосковья". Министерство культуры Московской области разработало в 2016 году. Целью "Перезагрузки" стало увеличение посещаемости библиотек региона. Я вовсе не собираюсь спорить по поводу того, что увеличение посещаемости не имеет никакого значения. Имеет. Но мы как-то забываем, что сам закон и его реализация, как принято говорить в Одессе, — это две большие разницы. Простите, но давайте заглянем правде в глаза. Всё это привело к борьбе за выполнение плана по валу. Не важно, зачем люди приходят в библиотеки, главное, чтобы просто приходили. И грех упрекнуть в этом наших коллег, они лишь соответствуют правилам игры не ими установленным. Мне кажется, что сосредоточившись только на этом, мы упускаем нечто большее? Что мы хотим получить в результате? Доказать свою состоятельность налогоплательщикам? Доказать органам власти, что пройдя через горнила различных оптимизаций и перезагрузок, мы оправдываем финансовые затраты, обеспечивающие благосостояние библиотеки? Моя позиция состоит в том, что библиотека относится к культурообразующим институтам общества, от которых зависит судьба нации и общества в целом. И в этом отношении накопилось множество вопросов к руководящим структурам, генерирующим библиотечную политику и определяющим векторы библиотечного развития. Любые непродуманные эксперименты над образованием, наукой, культурой таят в себе тяжёлые последствия, ведущие к духовному перерождению и нравственному оскудению общества. Эти последствия приходится расхлёбывать годами. Когда-то я прочитал в статье Зои Васильевны Чаловой о том, что превращать библиотеки в культурно-досуговые центры — путь в никуда. Эти слова я использовал в качестве заголовка для одной из своих статей. Культурно-досуговая деятельность — лишь одна из составляющих того многообразия, которое могут предоставить библиотеки для тех, кого сейчас принято называть пользователями, не более того.

— В ноябре на Всероссийском форуме публичных библиотек, который проходил в Санкт-Петербурге, выступили представители недавно открывшейся в Хельсинки библиотеки «Oodi». Все об этой библиотеке слышали, многие наши соотечественники уже там побывали, о чём существует масса свидетельств в сети Интернет. В «Oodi» есть кафе и рестораны, комнаты для компьютерных игр и кинотеатр, 3D-фрезер, лазерный гравёр, бесплатная швейная мастерская и кухня — по 20 евро за час использования, доступ почти к 3,5 млн электронных изданий и около ста тысяч «аналоговых» экземпляров на третьем этаже «Oodi». Как Вы считаете, применима ли финская модель библиотеки у нас?

— А почему нет? Одна из моих любимых библиотек, библиотека им. В. В. Маяковского в Санкт-Петербурге, весьма успешно реализует свой проект «Библиотека Охта LАВ» в торговом центре. Вопрос в другом. Я за библиотечное разнообразие. Несмотря на все перемены, которые произошли в нашей стране, есть вещи, которые неизменны. Если сверху даётся команда сажать кукурузу, её будут сажать все и везде, даже там, где она не растёт. У библиотек должна быть возможность выбора тех или иных моделей развития. Исходя их своих ресурсных возможностей, кадрового обеспечения, потребностей региона и т.д. Опыт финских коллег интересен, но у нас есть и свой интересный опыт, особенно в российской глубинке, где библиотеки сохраняют то, что мы называем «Малая Родина». Возвращаясь к финским коллегам, хотелось бы порадоваться за них и пожелать им всяческих успехов. Но очень хочется, чтобы те, от кого зависят библиотечные судьбы, не начали бы корёжить всю библиотечную систему под этот стандарт. Особенно это тревожит в связи с навязанным библиотекам дрейфом в сторону превращения библиотек в культурно-досуговые центры.

— Мы уже отчасти поговорили об этом, но всё же — в советское время библиотека в рамках исполнения госзаказа была не только информационным и просветительным, но и ярко выраженным идеологическим центром. Та же «Oodi» позиционируется финскими властями, как «очень политический проект», ну, конечно, с сильным креном в сторону ценностей демократии и толерантности в понимании наших западных партнёров, о чём красноречиво говорят даже некоторые элементы декора этого учреждения. И всё же, как Вы считаете, должна ли деятельность современной российской библиотеки относиться к сфере услуг, удовлетворяющих различные интересы всех слоёв населения или же библиотека должна быть институтом, строящим свою деятельность с учётом интересов безопасности государства, о чём говорит наш президент? Вообще, в чём заключается концепция современной библиотеки в понимании Александра Михайловича Мазурицкого?

— Да, я уже действительно, практически, ответил на этот вопрос, говоря об отсутствии целевых установок, которые бы предусматривали участие библиотек в формировании нравственности, мировоззрения, гражданской позиции и т.д. Но вот в чём штука — да, в советское время библиотеки были идеологическим центром. И эта «идеологическая крыша» служила им своеобразным оберегом от всех возможных потрясений. Я помню, как мы все выдохнули, когда эта «крыша» рухнула, и мы стали наслаждаться духом свободы. В этот период организуется РБА, региональные библиотечные ассоциации. Честь и хвала тем немногочисленным регионам, в которых они сохранились. Но проведя деидеологизацию библиотечной сферы, мы упустили из виду, что так называемая деидеологизация — это тоже в определённой степени идеология. Библиотеки оказались предоставленными сами себе. В этот период они стали утрачивать свою былую роль в жизни общества. И не надо связывать это только с экономическими проблемами и появлением новых информационных технологий. Альтруизм российских библиотекарей и их ценностные ориентации не очень-то вписывались в систему ценностей создаваемого общества потребления. А власть в те времена, да, пожалуй, и до сих пор, так и не понимает, что библиотеки — стратегический ресурс государства, а не обуза для федерального и региональных бюджетов. Не хотелось бы вдаваться в дискуссии по поводу толерантности. И здесь всё далеко не однозначно. Всё дело в разном понимании этого слова. Терпимость к другому мнению, вере, другому образу мыслей, иному образу жизни — это одно. А вседозволенность и размывание традиционных для тех или иных народов моральных и нравственных ориентиров — это совершенно другое. На просторах интернета мне доводилось встречать фрагменты спектаклей, цирковых представлений, шоу-программ, которые идут на западных сценах. Не буду комментировать, но мне очень не хотелось бы, чтобы то, что я увидел, транслировалось в стране, в которой я живу. Упаси меня Бог усомниться в том, что там не существует большое искусство. Есть, да ещё какое. Однако осматривая зрительный зал, я, уж простите, увидел различие публики. В первом случае это обычная публика, те, кого обычно принято называть средним классом. Во втором — элита общества. Это наводит на определённые мысли. Как тут не вспомнить В.И. Ленина, работы которого изучали все студенты в советское время. До сих пор его тезис о том, что в буржуазном обществе существуют две культуры — культура господствующего класса и культура трудящихся масс, не утратил своей актуальности. И простите, разговор о толерантности заставил задуматься на больную для меня тему. Нынешняя Европа постоянно осуждает нас за не толерантность. Это стало своеобразным фетишем в устах многих западных политиков. У меня возникает один вопрос, а почему она в Европе такая избирательная. Как согласуется с европейской толерантностью тотальное разрушение памятников советским воинам, которые освобождали Европу от коричневой чумы? Всё это происходит под маркой так называемой десоветизации. И теперь другая часть вашего вопроса относительно культуры как сферы услуг. В сентябре 2017 г. вице-спикер Государственной Думы Пётр Толстой на парламентских слушаниях, посвященных законодательным инициативам "По введению государственного (муниципального) социального заказа на оказание услуг в сфере культуры", заявил о необходимости вывести культуру, образование и науку из сферы услуг. "Культура не является сферой услуг. Это базовое положение, из которого исходят все депутаты и представители профессионального сообщества. Невозможно регулировать и оценивать культуру по рыночным принципам". Прошло два года, и судя по тому, что ничего не изменилось, можно предположить, что эта идея так и осталась нереализованной.

— Вы многие годы обучали студентов библиотечных специальностей премудростям будущей профессии. Хотим мы того или нет, но the times they are a-changin' — времена, они меняются, как пел Боб Дилан. Библиотека утратила монополию на доступ к информации, и библиотекарям, помимо современной техники и фундаментальных специальностей, жизненно необходимо осваивать новые формы работы с людьми, так, чтобы люди возвращались в библиотеку, и ни у кого больше не возникал вопрос, нужна ли библиотека вообще, с одной стороны, и чтобы деятельность библиотеки не свалилась в опасное пространство досуга и развлечений — с другой. Какими навыками должен обладать современный библиотекарь? Какие предметы лично Вы ввели бы в обязательный курс образования?

— Это одна из проблем, которую, к сожалению, часто упускают, строя грандиозные планы модернизации наших библиотек. А кто будет реализовывать все эти инновации, трансформации, пертурбации и прочая прочая прочая? Я уже ранее говорил об отсутствии государственной библиотечной политики. И если в попытках формирования её хоть что-то происходит, то относительно государственной политики в области подготовки библиотечных кадров «полный швах». За последние годы в вузах культуры один за другим стали исчезать библиотечные факультеты, сократился штат квалифицированных преподавателей, исчезли дневные библиотечные отделения в большинстве колледжей культуры и т.д. Все они стали жертвой третьей беды России, так называемой оптимизации. К слову скажу, оптимизация — вещь нужная и полезная, но не перестаю удивляться отечественным трактовкам этого понятия. В экономическом словаре оптимизация обозначена как «выбор из всех возможных вариантов использования ресурсов тех, которые дают наилучшие результаты». Эти «наилучшие результаты» видны невооружённым глазом. Возвращаясь к вашему вопросу, соглашусь, что библиотеки утратили монополию на доступ к информации. Но в силах тех, кто работает сейчас в библиотеках, сделать так, чтобы библиотеки не утратили свою монополию в другом. Новые информационные технологии лишь расширили возможность библиотек. Библиотеки всегда отличались тем, что умели трансформировать информацию в знание. Не просто трансформировать, а ещё выстраивать для каждого читателя (пользователя) индивидуальную траекторию овладения этим знанием. Кого не заботит судьба детского и юношеского чтения? С самых высоких трибун не один раз звучало то, как это важно. Господа, а может лучше вспомнить о том, что когда-то в вузах культуры велась специализированная подготовка для работы с этой категории читателей? Были кафедры детской литературы и библиотечной работы с детьми. Сейчас этих кафедр нет, как нет и специализированной подготовки. Может пора тем, в чьей компетенции находятся эти вопросы, перейти, простите за резкость, от всхлипываний на высоких трибунах к реальным делам и начать с кадрового обеспечения библиотечной отрасли? Что же касается компетенций, то считаю необходимым возвращение того объема академических часов, который выделялся на изучение истории и литературы. Пора обратить внимание на дисциплины, которые связаны с педагогическими и психологическими аспектами библиотечной деятельности.

— Сейчас продолжает обсуждаться проект Концепции развития библиотечного дела в России, хотя, судя по оценке многих представителей библиотечного сообщества, опубликованный проект документа пока оставляет больше вопросов, чем даёт ответы. Если отойти от концепции и посмотреть глобально — есть ли будущее у российских библиотек? Какое оно? Что и кому нужно предпринять, чтобы библиотека не превратилась в пережиток старины?

— Я весьма настороженно отношусь к различного рода концепциям, дорожным картам и так далее. Я уже говорил об этом, даже самые благие намерения и их реализация на практике — это не одно и то же. Мне до сих пор непонятно, какие же целевые установки будут заложены в этот документ. Но хотелось бы видеть, чтобы на законодательном уровне решения относительно статуса библиотек принимались только после согласования с РБА как на федеральном, так и на региональном уровне.

— Вы много выступаете в печати, и темы Ваших публикаций весьма остры — слияние РГБ и РНБ, разрушение Института культуры, кадровая политика в сфере культуры, компенсаторная реституция культурных ценностей, уничтожение библиотек… Что Вами движет? Чувство долга? Жажда справедливости? И что сегодня питает сердце русского интеллигента Александра Мазурицкого?

— В этой серии вопросов, мой ответ будет самым коротким: «За державу обидно».

— Что бы Вы пожелали молодым людям, которые только собираются выбрать профессию библиотекаря?

— А можно я перефразирую классика: «Библиотека! Любите ли вы библиотеку так, как я люблю её, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость». Эта уникальная сфера деятельности, в которой можно воплотить, практически, все нереализованные мечты относительно той или иной профессии: педагогики, психологии, медицины, театра, кино, социологии, спорта, истории, литературного творчества и т.д. Кто не верит? Приходите учиться, и я расскажу подробнее.
Беседовал Сергей Филатов, декабрь 2019

Недавно, роясь в дедушкиной библиотеке, я обнаружила две книги, которые неделю спустя породили множество вопросов.
Недавно, роясь в дедушкиной библиотеке, я обнаружила две книги, которые неделю спустя породили множество вопросов. Это ленинградский журнал "Литературный современник" - первый и шестой номера за 1937 год. Такие "древности" мне прежде не часто доводилось читать, поэтому с превеликим интересом неделю штудировала их. В первом номере - главы "Клима Самгина" Максима Горького, рассказы Александра Грина, большая подборка очерков - советские писатели об А.С.Пушкине; в шестом - встречи и переписка Горького с живописцем Исааком Бродским, его письма Корнею Чуковскому.

И вот, когда я уже собралась водрузить журналы на прежнее место на книжном стеллаже, появились вопросы... Мне бросились в глаза штампы и печати - и не только на титульных листах - непонятного мне происхождения. Штампы - в одну строчку - на немецком языке. Это я сразу перевела: "Конфисковано военным штабом". Под строчкой вроде как адрес - "Ревель". А круглая печать - тоже "латинка", но немецкий ли это? Позвонила знакомым в Германию. Они подтвердили: нет, это не немецкий язык. Предположили - эстонский. Пришлось в Минске искать переводчика с эстонского. И вот перевод - по кругу печати: "Еврейское литературно-драматическое общество". В центре - инициалы и фамилия H.N.BIALIK.

Переводы на русский породили еще вопросы. Что это за воинский штаб, который конфисковал книги? Где конфисковал? У кого? И при чем здесь литературно-драматическое общество? Почему Ревель? Так город Таллин назывался до 1917 года. А журналы-то за 1937 год...
Естественно, с вопросами я обратилась к хозяину библиотеки, к дедушке - журналисту, ветерану газеты "Советская Белоруссия" Роману Ерохину: откуда книжечки? Откуда на них штампы-чужестранцы?

И вот что он рассказал

: - Откуда эти штампы - могу только догадываться. А вот книжечки... В сорок седьмом году это было. Я учился на первом курсе Белгосуниверситета, жил в общежитии на улице Московской в доме номер пять... Он, четырехэтажный, и сейчас стоит там. Однажды поутру отправился я на лекции, и на лестничной площадке своего второго этажа увидел нагроможденные друг на друга ящики с книгами. Вчера их здесь не было. Две книжечки я взял, посмотрел, пробежал глазами оглавления и решил: возьму их с собой, на лекциях почитаю, а к вечеру верну на место. Вернуть не смог: к вечеру ящики исчезли. Несколько дней пытался разузнать, куда исчезли, чьи это книги, - без успеха. По штампам не понять... Так и получилось, что вроде я умыкнул книги эти... Более чем на полста лет и прописались они в моей домашней библиотеке.

Когда он сказал "По штампам не понять", я снова - механически - открыла титульный лист "Литературного современника". И вдруг... еще один круглый штамп увидела. Совсем бледненький... Слился с пожелтевшей за шестьдесят пять лет бумагой. С помощью лупы прочитала и ахнула: "Библиотека Академии наук Белорусской ССР"!..

Ахнул и дедушка

: - Кажется, я начинаю догадываться... Книги из тех, что в сорок пятом вернулись из плена. Из Германии. И я знаю, кто их вернул. Мария Михайловна Ваганова. Ветеран "Советской Белоруссии"... Но сначала давай-ка сходим в академическую библиотеку, вернем эти две книжицы их истинным хозяевам. Покаюсь... А потом уж напросимся на чашку чая к Марии Михайловне. Познакомлю тебя с ней. Удивительный человек, большого обаяния. Первого апреля будем поздравлять с юбилеем - 95-летием со дня рождения...

Заведующая академической библиотекой Наталья Юрьевна Березкина и заведующий отделом Александр Викторович Стефанович встретили нас более чем благожелательно. Возвращенные журналы восприняли, мне показалось, как подарок судьбы. Появление штампов на немецком языке объяснили со знанием дела: гитлеровцы создали мощную организацию по сбору и конфискации на оккупированных ими территориях художественных ценностей. Ее штаб находился в Таллине, который они снова нарекли Ревелем. Что же касается круглой печати на эстонском языке... Сейчас разгадать эту загадку трудно.

- У книги, как и у человека, - сказал Александр Викторович, - есть своя судьба. Может, когда-нибудь тайна этого Биалика и будет разгадана. Проследим, к примеру, судьбу библиотеки Радзивиллов из Несвижа. В Первую мировую войну ее изрядно распотрошили. В сороковом году библиотеку передали нам, в Академию наук. В годы Великой Отечественной войны немцы вместе с нашими книжными фондами вывезли ее в Германию. В сорок пятом она вернулась в Минск и разбилась на три части. Нынче ее книги у нас и в Национальной, Президентской библиотеках. И кто сегодня знает, все ли они вернулись в Беларусь? Может, что-то попало в частные библиотеки. Как вот эти журналы "Литературный современник", возвращенные вами. За что мы вам очень благодарны...

...А сейчас я иду знакомиться с Марией Михайловной Вагановой, которая в сорок пятом году вернула из плена, из Германии, книжные фонды белорусских библиотек.

Она обрадовалась нашему приходу, засуетилась с чаепитием. Если бы я не знала, что ей нынче уже девяносто пять, не поверила бы. По-молодому живые глаза, по комнатам чуть ли не порхает... На круглом столе, за который она нас усадила, лежит раскрытая книга. Из любопытства взяла ее в руки. Ал. Писемский...

- Одолела Александра Куприна, теперь вот за Писемского взялась, - заметив мое любопытство, говорит Мария Михайловна.

И это в девяносто пять лет!

- Только глаза вот уж не так, как в молодости, видят, - будто подслушала она мое удивление, улыбается. - Хорошо, если крупный шрифт...

Я, не скрывая, вынимаю из сумки диктофон и, как заправский журналист, кладу его на стол с вопросом

: - Мария Михайловна, не откажете, если я попрошу вас дать мне интервью?

- О чем же ты будешь меня расспрашивать? - смеется она.

- Ну, наверное, мой первый вопрос издалека: когда и как вы пришли работать в "Советскую Белоруссию"? Недавно газета отметила свое семидесятипятилетие...

- А пришла я в газету, когда ей от роду было всего одиннадцать. В тридцать седьмом году. Окончила КИЖ - Коммунистический институт журналистики и пришла. Тогда газета носила другое имя - "Рабочий". Аккурат в тридцать седьмом решили имя поменять на "Советскую Белоруссию": в ту пору стали больше внимания уделять и крестьянству.

- И работали до...

- До первого дня войны. В первом часу ночи подписали в печать свежий номер за 22 июня, а спустя три часа Минск уже бомбили фашисты. Муж - корреспондент "Советской Белоруссии" Давид Пинхасик - ушел на Великую Отечественную, а я с детьми - в эвакуацию на восток, в Казань. Там работала в горкоме партии.

- И в газету уже не вернулись?

- А это как посмотреть! - смеется по-девчоночьи весело Мария Михайловна. - Мой муж за нас двоих отработал: более полувека, не считая перерыва на войну, трудился в "Советской Белоруссии". В большой дружбе жил и работал с твоим дедушкой.

- Ваш супруг не хотел семейственности в отдельно взятой газете? - шучу я.

Шутку мою Мария Михайловна не приняла

: - Почему я не вернулась в свою газету?

Поставила вопрос и замолчала, вроде бы обдумывая, как самой на него ответить.

- Так сложились обстоятельства, что вернулась я в Белоруссию... раньше "Советской Белоруссии". В ноябре сорок третьего, за полгода до освобождения Минска. Красная Армия по весне освободила от фашистской нечисти Гомель и некоторые районы области. Совнарком республики тотчас перебрался в пригород Гомеля - в Новобелицу, в тридцати верстах от передовой линии фронта. Заместитель председателя Совнаркома Надежда Григорьевна Грекова, под началом которой работала в эвакуации в горкоме партии Казани, отозвала меня в Новобелицу, назначив начальником группы культуры. Да, правительство республики думало тогда не только о том, как накормить, вывести из землянок людей, только что освобожденных из фашистской неволи, но и о том, как посадить ребятишек за школьные парты, обеспечить их учебниками, книгами. А библиотеки-то все были разграблены, сожжены. Всеми правдами и неправдами разживались учебниками из союзных республик, не подвергшихся немецкой оккупации. А ведь места, куда складывать книги, не было. Было здание барачного типа, был огромный стол, и каждый сотрудник Совнаркома имел свой кусочек этого стола. Чернильницы - из чашечек поверженных телеграфных столбов... Вот так сформировались мои новые заботы, уже не газетчика, а правительственного чиновника.

- И как долго вы жили этими заботами?

- Спустя год или два после возвращения в Минск меня повысили в должности, я стала заместителем начальника управления по делам искусств при Совете Министров республики, еще спустя шесть лет - заместителем председателя правления Белорусского общества культурной связи с заграницей.

- Мария Михайловна, простите меня за настырность: неужто ни разу не потянуло вас снова в журналистику?

- Считай, что я и не уходила из нее. С первых же дней, как догнала меня в освобожденном Минске "Советская Белоруссия", я постоянно писала в нее... Могу даже вспомнить для тебя свои первые заметки - "Об увековечивании знаменательных мест и событий, связанных с Великой Отечественной войной". Статью обсуждал Совет Министров, принял специальное постановление. Приводили в порядок места захоронений наших воинов. Открыли Музей истории Великой Отечественной войны... Так что нет, не уходила я из журналистики. И сегодня я, наверное, самая старейшая, преданная читательница "Советской Белоруссии".

- Не забывает вас "Советская Белоруссия"?

- Наша газета своих ветеранов не забывает ни летом, ни зимой, ни в будни, ни тем более в праздники. Спасибо главному редактору Павлу Якубовичу - постоянно выписывает нам родную газету, и я каждодневно живу ее хлопотами, взлетами и просчетами, если они, конечно, случаются, - и опять смеется. - Как будто работаю с ее молодыми журналистами...

Смеется и спрашивает

: - Ну, какие еще у начинающей журналистки вопросы ко мне?

Я рассказала Марии Михайловне про злоключения двух номеров журнала "Литературный современник", что вот сегодня они вернулись в библиотеку Академии наук... И попросила

: - Я узнала, что вы в сорок пятом году вернули из плена, из Германии, книги наших главных библиотек. Расскажите, как это было.

- Ну почему я? Не одна я возвращала, - как-то вдруг раздумчиво отвечает Мария Михайловна. - А почему именно мне довелось заняться этим? В какой-то степени дело случая...

- Так расскажите об этом случае.

- В Минск я вернулась сразу после его освобождения. Город был разрушен. Дали мне крышу - квартиру без окон, отопления, без элементарных удобств. Это на улице Московской, против того дома под номером пять, где жили работники Академии наук, а потом и студенты университета. Дом этот немцы не успели взорвать: госпиталь там у них был. В Минск приехали из Новобелицы директора двух крупнейших библиотек - республиканской имени Ленина, правительственной имени Горького. Это Симановский Иосиф Бенцианович и Ошерович Семен Осипович.

- Симановский по совместительству был и директором академической библиотеки.

- Откуда у тебя такие вести? - с удивлением смотрит на меня Мария Михайловна.

- Сегодня нам нынешний директор Наталья Юрьевна Березкина сказала.

- Этого я не помню. Может, и забыла... Вот они-то, эти двое, и стали моими главными помощниками в возрождении библиотек. Связывались с библиотеками всех республик Советского Союза, просили о помощи. А отгремела Победа - по разным каналам пошли поиски наших книг в Германии. И нашли! Только вот вернуть их домой, в Минск, не удавалось месяц за месяцем: эшелоны шли с войсками на восток, в Манчжурию. Но помог тот самый случай, о котором я тебе говорила. Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко - председатель Совнаркома БССР и первый секретарь ЦК КП(б)Б в одном лице - предложил благое дело: как-то отблагодарить маршалов Советского Союза, которые командовали фронтами при освобождении Белоруссии...

- В операции "Багратион", - подсказываю я.

- Молодчина, знаешь нашу историю, - хвалит Мария Михайловна. - Так вот готовить подарки маршалам поручили мне.

- Вы помните эти подарки?

- А как же! Подарки небогатые, не золото с бриллиантами. Республика была разграблена, разорена. Но, может, не надо так уж подробно о них?

- Ну почему? Ведь тоже история...

- Ладно, назову, что помню... Купоны, вышитые на шелке с белорусским орнаментом. Каравай из белорусского шоколада весом под пять килограммов, а на нем виньетка из белого сахара, на которой - имя маршала. Из различного цвета карамели - салют Победы. Четырехкилограммовый дубовый бочонок с маринованными боровиками из белорусских пущ. Антоновка... Я специально летала в Гродно в литографию за салфеточками с орнаментом, чтобы каждое яблочко завернуть... Двенадцать бутылок белорусского вина. Ну вот... Первую поездку с этими подарками я совершила в Москву в самый канун праздника Октябрьской революции. Встречалась с маршалами Жуковым, Василевским, генералом армии Малининым, начальником Генерального штаба Вооруженных Сил Антоновым...

- Ой, как завидно! - не сдержалась я.

А Мария Михайловна смеется

: - Я тогда сама себе завидовала...

- А Рокоссовский, Мария Михайловна? Его же фронт тоже освобождал Белоруссию?

- Вот с Рокоссовского-то и начался тот случай. В те дни в Москве его не было. В сорок пятом, сразу после Победы, Константин Константинович стал главнокомандующим Северной группой войск. Штаб его располагался в Лейбнице. Это бывшая западная область Германии, а теперь восточная область Польши. В той самой Лейбнице, в которой отыскались украденные книги белорусских библиотек. До октябрьских праздников мы не успели поздравить Рокоссовского, решили это сделать после. Пономаренко пригласил к себе Грекову - свою заместительницу в правительстве, и меня, ее подначаленную, сказал: поздравьте маршала. "Но главная задача вашей, Мария Михайловна, командировки - упросить его своими женскими чарами выделить эшелон железнодорожных вагонов для перевозки книг наших библиотек в Минск. Нам помогли немецкая неспешность, пунктуальность: книги не разбежались по разным городам и весям, они в Лейбнице. Надо торопиться".

Мария Михайловна замолчала. То ли устала от рассказа, то ли обдумывала, вспоминая, что же было дальше.

- В эту волнительную командировку я летела с работником промышленного отдела ЦК КП(б)Б Гореликом. Имени-отчества уже не помню. Да и то - под шестьдесят годков уже минуло. Летели на персональном самолете Пономаренко. Подарки с нами... В тот день очень непогодилось, и в Лейбнице мы были поздно вечером, Рокоссовского в штабе уже не застали. Так что лично вручить подарки не смогли, передали кому-то из хозяйственников. Где мы ночевали - уже не вспомнить. А поутру я заявилась в штаб, говорю: мне нужно к товарищу маршалу. Меня спрашивают: кто я, откуда и по какому вопросу хочу видеть Рокоссовского. Доложила, предъявила документы. Мне говорят, у него сейчас совещание, придется подождать. Сижу, жду. Через полчаса выходят из кабинета генералы, а за ними и сам Константин Константинович.

- Мария Михайловна, нарисуйте портретик - каким он был?

- Ну, портретик будет невелик, столько лет минуло с того времени... Высокий, крепко сложенный, красавец. И глаза... очень умные, теплые - не по-маршальски. Подходит ко мне, жмет руку, приглашает в кабинет. Я скоренько протараторила, зачем я сюда пожаловала. И стала сразу чуть ли не со слезами просить выделить вагоны для книг. "Книги в немецких вагонах, в пакгаузах, без охраны, ваши солдаты раскуривают их..." Он почему-то сразу сказал: "Будут у вас вагоны. Охрану мы сегодня выставим". Я даже растерялась: "Я могу идти?.." Он поблагодарил за подарки, подошел, обнял меня. И тогда я поверила ему. Почему-то не могла не поверить. Хотя, конечно же, догадывалась, что вагоны сейчас - на вес золота.

- И когда вы в Минске встречали эшелон с вернувшимися из плена книгами? По каким "квартирам" расселяли их? Ведь город-то, дедушка рассказывал мне, лежал в руинах.

- Буквально неделю спустя встречала. Спасибо маршалу - он даже в дорогу солдат для охраны снарядил. Закатили товарняк прямо во двор Дома правительства. Еще немцы проложили туда рельсы от станции Минск-Товарная. А вот по каким, как ты говоришь, "квартирам" их расселять... Выгрузили ящики прямо на землю, накрыли чем могли. Был ноябрь, снега еще не было, но ведь и дождь, понятно, не союзник. Все работы курировать довелось мне. И главными исполнителями были директора библиотек Симановский и Ошерович. Какие это были люди! Энтузиасты. Просветители века! Одержимые люди... А еще некая баталия разгорелась между ними: как бы побольше ухватить. Чуть ли не до драки при распределении книг доходило - какая книга в какую библиотеку? И еще - ведь это же не просто взял из ящика книгу и переложил ее на библиотечную полку. Руками, глазами прощупать, чтоб определить ее место на полке... В дождь, в стужу...

Мария Михайловна передернула плечами, будто стужа та ворвалась в комнату.

- Ошеровичу больше повезло. У библиотеки Горького сохранилась "квартира". Немцы заминировали Дом правительства, но взорвать не успели. Наши саперы разминировали его еще в сорок четвертом. И Ошерович прихватил шестой этаж в левом крыле, книги переезжали на свое светлое и постоянное место жительства. А вот "Ленинка" и академическая еще годы искали себе пристанища. Книги прятали в уцелевших домах, подвалах, в давно пустовавших храмах...

- Мария Михайловна, а какая награда была вам за ваше благородное дело -спасение сотен тысяч книг?

- Награда? Какая награда? - не сразу поняла она мой вопрос. А потом говорит: - Вот когда мой сын подвозит меня в очередной раз "подремонтироваться" в больницу, что на Красноармейской улице, я с волнением гляжу на нашу "Ленинку", на бесконечную череду людей, идущих в библиотеку за знаниями. Это и есть награда моя... Только уже тесновато стало и здесь книгам. Хорошо, что новое и светлое жилище строят для них люди...

1 апреля я поздравлю Марию Михайловну Ваганову с 95-летием, пожелаю ей здоровья и еще многих лет жизни...
ЕРОХИНА Ольга.

Справка
Ошерович, Семен Осипович (библиотечное дело)

Библиотекарь-библиограф, организатор библиотечного дела. Работал заместителем директора Государственной библиотеки Белорусской ССР им. В. И. Ленина. В 1935–1965 – директор Правительственной библиотеки им. А. М. Горького, г. Минск.
Вариантная форма имени
Ашаровіч, Сямён Восіпавіч (бібліятэчная справа) (белорусский язык)

Источник информации
Материалы по обмену опытом работы технических библиотек / Зональный методический совет технических библиотек Литовской, Латвийской, Эстонской и Белорусской советских социалистических республик ; [редколлегия: С. Ошерович, Г. Семина, И. Пиковская]. — Вильнюс, 1964.
Карысны пачатак / В. Лявончыкаў, С. Ашаровіч // Літаратура і мастацтва. — 1971. — 5 сакавіка (№ 10). — С. 8. — Рэцэнзія на кнігу: Из истории книги, библиотечного дела и библиографии в Белоруссии. Минск, 1970.
Да гісторыі стварэння Прэзідэнцкай бібліятэкі Рэспублікі Беларусь і фарміравання яе кнігазбораў (1933—1945 гг.) / Герасімаў В. М. // Матэрыялы Трэціх Міжнародных кнігазнаўчых чытанняў "Кніга Беларусі: повязь часоў" (Мінск, 16―17 верасня 2003 г.). — Мінск, 2006. — С. 305―316.

https://ru.wikipedia.org/wiki/...и_Беларусь Сайт "Википедия". Информация в статье "Президентская библиотека Республики Беларусь". Дата обращения: 20.02.2019.

Котович, Н.И. (г. Горловка, ДНР)
ГЕРОИЗМ БИБЛИОТЕКАРЕЙ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Книжные потери России в годы Великой Отечественной войны стали невосполнимой утратой для российской культуры. Эти потери были бы ещё более значительными, если бы не героизм и мужество библиотекарей, сумевших сделать всё возможное для сохранения и спасения книжных фондов. Военная обстановка со всей неизбежностью породила невероятно сложные проблемы по сохранению библиотечных фондов страны. Необходимо было срочно принять энергичные меры, обеспечивающие сохранность библиотечных зданий, организовать перемещение книжных фондов в безопасные помещения. Одной из наиболее тяжело решаемых проблем было проведение эвакуации книжных фондов в восточные районы страны. [2, с. 111] Составной частью этой проблемы стало спасение библиотечных книг на территориях, временно оккупированных фашистскими войсками.

В октябре 1941 года вышел приказ Наркомпроса РСФСР «О работе массовых библиотек в военное время», согласно которому библиотекари должны были «активно использовать книжные фонды для пропаганды знаний, необходимых населению для защиты социалистического Отечества». Им вменялось в обязанность систематически проводить политические информации о боевых подвигах воинов Красной Армии, о трудовом героизме народа, помогать трудящимся овладевать новыми производственными профессиями. [3, с. 5]

Одна из самых героических страниц в работе библиотек в годы Великой Отечественной войны – это борьба за спасение библиотечных фондов на оккупированной врагом территории. В самом начале войны в директиве СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г., адресованной партийным и советским организациям прифронтовых областей, предписывалось: «Не оставлять противнику ни одного паровоза, ни одного вагона, ни килограмма хлеба, ни литра горючего». Указание нашло свой отклик. При приближении захватчиков люди вывозили оборудование заводов, угоняли железнодорожные вагоны, зарывали в землю детали станков, угоняли скот в леса. Точно так же старались спасти самое ценное и наши библиотекари. [2, с. 111]

Российская Федерация. Щигры (Курская обл.). Город Щигры был захвачен 21 ноября 1941 г. и 14 месяцев находился под властью оккупантов. За это время были разрушены практически все предприятия и учреждения города. Его удалось освободить только 4 февр. 1943 г. До прихода оккупантов заведующая районной библиотекой Клавдия Георгиевна Иевлева и библиотекарь Анна Михайловна Филатова спрятали в подвале здания 10 тыс. книг, остальные были перевезены в село Вязовское и там закопаны в землю на участке родственников. Во время оккупации в здании библиотеки располагалась комендатура. Перед уходом из города фашисты подожгли здание, но полностью оно не сгорело – подростки сумели его потушить. От высокой температуры книги, находящиеся в подвале, истлели. Однако благодаря тому, что часть книг была укрыта в других тайниках, удалось спасти около 7 тыс. томов и 2 тыс. экз. дореволюционных изданий. Это позволило библиотеке через две недели после освобождения города начать работу. [2, с. 112]

Украина. В крайне тяжелых условиях оказались библиотеки Украины. Стремительный захват территории республики практически не позволил вывезти книжные фонды большинства библиотек. В таких обстоятельствах большую личную инициативу, мужество и самообладание проявили библиотечные работники, спасая фонды. Заведующая Краматорской городской библиотекой Мария Фёдоровна Фесенко, прежде чем эвакуироваться из города, сумела спрятать 147 самых ценных книг. Харьковский библиотекарь А. Борщ закопала в железном ящике старинные альбомы итальянских архитекторов, образцы которых имелись только в Лувре, первые издания Коперника и Ломоносова. Два года всё это пролежало в земле, но было сохранено. [2, с. 114]

Белоруссия. Красный Берег, Гомельская обл. 5 июля 1941 г. немцы вошли в белорусское село Красный Берег. В районе села они устроили крупнейший пересылочный центр Гомельской области и огромный госпиталь для солдат и офицеров. Это место снискало печальную славу, так как по приказу Гитлера там был создан детский донорский концлагерь. Через пересыльный пункт прошло более 15 тыс. человек, из них 12 тыс. – дети в возрасте до 15 лет. Библиотекари делали всё возможное, чтобы спасти книги. Героически спасала библиотеку Краснобережского сельскохозяйственного техникума Гомельской области Мария Яковлевна Бабарыкина. Немцы появились в техникуме 5 июля 1941 г. Ещё до их прихода Мария Яковлевна организовала студентов, и они перенесли книги из библиотеки в одно из помещений на чердаке здания; дверь в помещение замазали глиной и побелили. Все работы были закончены, когда немцы уже входили в Красный Берег. Библиотеку удалось сохранить. [2, с. 119]

Таким образом, можно сделать вывод о том, что процесс восстановления советских библиотек, начавшийся еще в ходе самой войны, позволил в определенной степени восстановить библиотечную жизнь в освобожденных районах. Большую роль в этом процессе сыграла инициатива самих библиотекарей, сумевших организовать сбор книг среди населения. Благодаря широкомасштабной деятельности Госфонда был организован сбор книг для пострадавших библиотек по всей стране. Специалисты Госфонда проводили большую и кропотливую работу по анализу состояния библиотечного дела в регионах. На основе собранных книг происходил процесс возрождения библиотечной жизни в областях, пострадавших от немецкой оккупации. Несмотря на то что библиотеки были восстановлены, это были уже другие библиотеки, с другими фондами, с другими историческими традициями. Последствия страшного опустошения до сих пор сказываются на развитии культуры, науки и образования в нашей стране. [1, с. 113]

ЛИТЕРАТУРА:
1. Мазурицкий, А. М. Библиотеки в годы Великой Отечественной Войны: учебное пособие / А. М. Мазурицкий. – Орёл: Орловский гос. ин-т культуры, 2020. – 139 с.
2. Мазурицкий, А. М. Как спасали книги в годы Великой Отечественной Войны: рассказы о забытых героях / Научные и технические библиотеки. – 2017. - № 12 – с. 109 – 122
3. Фронтовые будни библиотек. 70-летию Великой Победы посвящается / Редактор-составитель Л.М. Коваль. – М.: Издательство «Журнал «Библиотека», 2013. – 480 с.